 Культурологи выделяют до 150 определений понятия «культуры». Все они о разном, нет ни одного похожего. И в этом нет ничего удивительного, ведь то, что отличает человека, социальную форму материи, от прочего животного мира, биологической формы материи, не может быть описано двумя словами, то, что является качественным прыжком из лона природы в колыбель сознания, не может быть не многообразным, разносторонним, бесконечным, как действительный мир вокруг нас. Для нас же, в первую очередь, культура – это система ценностей, жизненных представлений, образцов поведения, норм, совокупность способов и приемов человеческой деятельности, объективированных в предметных, материальных носителях (средствах труда, знаках) и передаваемых последующим поколениям. А искусство – это уже одна из форм общественного сознания, составная часть культуры человечества. Это мастерство передачи определенной информации зрителю или слушателю. Основными формами, в которые выливается искусство, являются литература, архитектура, живопись, кинематограф и музыка. Все эти пять форм искусства преследуют нас на каждом шаге жизни. Мы читаем по пути на работу, на учебу в душных автобусах, мы читаем в очередях, чтобы хоть как-то отвлечься от времени, ставящего нас лицом к лицу с собственными мыслями, и сидя в уютном домашнем кресле, нередко, в руках оказывается книжонка. Мы видим здания, из стекла и бетона, с колоннами, выросшими из мха городских домишек, видим памятники, все реже советские, чьи названия нами забываются, а имена людей смотрящих на нас с высоты десяти метром вспоминаются с трудом, и все чаще новомодные, Петры I, смотрящие на Москву с высоты птичьего полета, деревянные «П», открывающие обзор города, железнодорожным туристам и прочие произведения архитекторов всего буржуазного мира. Мы посещаем галереи, посещаем выставки художников. Смотрим на картины, одна – способна превратить нас в детей, побудить смотреть заворожено часами и любоваться сказочностью игры красок, заставить погрузиться в атмосферу, которую так продумано создал художник, другие – делать умные собачьи глаза, намекающие, что вы все понимаете, но ничего не можете сказать. Мы ходим в кино, закупившись перед этим мешками попкорна, и жадно его уничтожаем по ходу действия фильма, который забудется через семь минут шуточных комментариев после его окончания. Смотрим киношедевры дома, поглощая макароны с сыром перед телевизором. Вообще, кино вызывает жевательный рефлекс. И лишь иногда мы позволяем себя те фильмы, которые не забываются через пять минут, те фильмы, которые вызывали искренние эмоции у наших родителей, когда они их смотрели молодыми, и которые будут вызывать искренние эмоции у наших детей. И наконец, музыка. Она может одухотворить на подвиги, она может окрылить и заставить взлететь, но почему-то, чаще она долбит даб-степом, беззвучным эхом отдаваясь в вакууме головы.
В последнее время – хотя в последнее ли? – интеллигентствующие слои населения с пеной у рта напропалую кричат об упадке культуры, о деградации искусства. Обычно, как показывает практика, рационального зерна в их связной, но малосемантической речи, днем с огнем не найдешь. Но тут шкура их не подвела, она как лакмус, опущенный в кислую среду, начала краснеть. Эта краснота не результат чувственного единения с пролетарием, которого хотят еще сильнее оболванить, эта краснота результат злобы из-за того, что их могут погнать поганой метлой от денежной кормушки, а на их место придет новая интеллигенция, которая за сахарную косточку вытворит такие акробатические трюки, которые им и в самых рисковых снах не снились.
Посмотрим же, что происходит в искусстве, к чему привела эпоха плюрализма в России и кому выгоден данный расклад карт на арене Эвтерпы, Каллиопы и Полигимнии.
Литература. Рей Брэдбери однажды сказал: «Есть преступления хуже, чем сжигать книги. Одно из них – не читать их». И как же он был прав. В этом страшно лишь одно – выйдя на улицу, вы всюду увидите преступников, ни грабителей, ни убийц – невежд. Страна победившего когда-то Октября, самая читающая страна в мире, превратилась в страну, где читать – не модно, где сидеть с книгой на скамейке в парке – дико, где ходить в библиотеку – странно. Это – первое – социальная составляющая, когда общество давит на человека, представляя его полноценной личностью и без книги в руках. Но не стоит забывать, что мы живем в классовом обществе, обществе, раздираемом классовыми противоречиями, обществе, где буржуазия задает правила игры, а значит и она навязывает социальные роли на игроков, в том числе и на пролетариев. Вторая и, наверное, основная проблема литературы, как искусства, это отдача ее на откуп проходимцам, представленным попсовообразными донцовыми, коэльями и прочими пелевинами, преследующим лишь одну цель, как и все в обществе потребления, продать книжонку, которая скрасит пролетарию, не разучившемуся еще читать, глядя в телевизор, путь от дома до станка и от станка до дома. Заставляет ли задуматься абсолютное большинство современных литературных шедевров над чем-либо? Да нет, они и не несут в себе подобный социальный заказ. Зачем наемному рабу знать Александра Фадеева, Николая Островского, Николая Носова, чьи имена на веке были стерты из школьных программ, когда можно рассуждать о литературном гении Солженицына, Замятина, Платонова, конечно, не столько рассуждать, сколько пытаться притянуть за уши, до уровня маломальских писателей.
Архитектура. Современная архитектура радует нас изящнейшими коробками из стекла и бетона, чудеснейшими деревянными буквами «П». Они, как символы эпохи, заслоняют все ранее построенные, но не интересные сейчас здания, монументы. Идя по улице, знакомой нам с ранних лет, мы не обращаем внимания на чудесную лепнину постреволюционных зданий, где колоннада сочетается с барельефами серпа и молота, где розы окон смотрят на нас из далеких лет. Но как по волшебству глаза устремляются в очередную высотку, где цена за квадратный метр жилья подобно крыше здания подпирает облака. И уныние из-за чувства собственной никчемности, ненужности при дележке прибавочной стоимости, понимание, конечно бессознательное, что заработная плата не есть плата за труд, а есть те средства, «которые требуются для того, чтобы сохранить рабочего как рабочего и подготовить его как рабочего». Но если современное зодчество говорит о том, что улучшение жилищного положения рабочего ждет его только после смерти, когда ему будет представлено два квадратных метра собственной земли, то монументальное искусство предоставляет ему возможность порадоваться еще при жизни и без компании плотоядных червячков. Но и тут не все так гладко. Современные монументы, по большей своей части, отличаются полным отсутствием, как эстетической красоты, так и богатства внутреннего содержания. «Красные человечки» – яркий пример выполнения обоих требований: внутреннее уродство, вызванное отсутствием содержания, отобразившееся как в зеркале на внешнюю форму. Безголовые, они сродни всем эксплуататорам, гонящимся за максимальной прибылью, отвращением и ненавистью разбудят своего классового врага – пролетариев.
Памятник букве "П" в Перми
Живопись. Не так давно картина Поля Сезанна «Игроки в карты» ушла с молотка за 250 миллионов долларов – это сопоставимо с ВВП Бангладеш за 2012 год. В чем же такая ценность куска полотна 97х130см? Тут как ни в каком другом виде искусства проявляется так называемый товарный фетишизм. Это овеществление производственных отношений между людьми в условиях товарного производства, основанном на частной собственности. Сущность товарного фетишизма состоит в том, что стихия общественных отношений, господствующая над людьми, внешне выступает в виде господства над ними определённых вещей. Отсюда — мистическое отношение к товару как к сверхъестественной силе, порождаемое товарной формой, прикрывающей зависимость товаропроизводителей от рынка. Товарный фетишизм — явление историческое и носит объективный характер. Своего высшего развития он достигает при капитализме, где товарно-денежные отношения становятся абсолютной и всеобщей формой хозяйственной деятельности. Овеществление экономических отношений между людьми определяется особенностями организации общественного производства, а не естественными свойствами самих вещей. К. Маркс отмечал, что «этот фетишистский характер товарного мира порождается… своеобразным общественным характером труда, производящего товары». Таким образом, экономические отношения между людьми в условиях товарного производства, основанные на частной собственности, с необходимостью облекаются в форму общественных отношений между вещами. Происходит так называемое овеществление производственных отношений. Товарный фетишизм означает персонификацию вещей, экономических категорий. Капитал как производственное отношение олицетворяется в капиталисте, а наёмный труд — в рабочем. Посредством персонификации экономических отношений законы капиталистического производства проявляются через действия и волю отдельных людей и групп. Фетишизм пронизывает все экономические категории капиталистического общества. Эксплуатация человека человеком маскируется выплатой зарплаты. Силой, принуждающей рабочего к чрезмерному труду, представляются средства производства, то есть вещи, а не класс капиталистов. Для преодоления товарного фетишизма необходимо революционное свержение капиталистического общества, основанного на частной собственности на средства производства. При социализме в условиях господства общественной собственности на средства производства отношения между людьми не вуалируются отношениями между вещами, а носят планомерный характер, поэтому товарный фетишизм исчезает. То есть, первая проблема живописи – это превращение деяний некоторых художников, порой непонятно по какому признаку, в объекты всеобщего вожделения, в предметы массовой истерии. Следующий уровень абстрактизации в живописи, с ее широчайшим разнообразием стилей, направлений, порой настолько велик, что нельзя не только понять, что хотел сказать, выразить художник, но и что изображено на холсте. Такой широкий простор мысли приводит к духовному вакууму, порождаемому картиной. Замысел настолько тонким слоем размазанный по картине делает его не заметным для невооруженного взгляда. Шедевральных деяний обезьян, слонов и прочей живности, которые продаются за неплохие деньги буржуа, мы касаться не будем.
Кинематограф. Мне кажется, что если бы голливудские фильмы разрешали показывать в СССР, то наша страна бы не продержалась и до середины 30х. Все потому что кинематограф, как никакая другая форма культуры действует на массы и подчиняет себя миллионы и, заряжая необходимым настроем, готова бросить их на амбразуру или погрузить в окончательную леность извилины мозга. Кинематограф схож с пулей, которая мгновенно достигает цели, которая бьет наверняка. Но после победы контрреволюции это пуля бьет прямо в лоб всему рабочему классу. Телевидение, радио, газеты и всевозможные медиа – все на службе у буржуазии. Их главная задача – заполнить ту опустошенность, которая вызывается каждодневным обогащением и улучшением чужой жизни. Для этого, вообще говоря, и существует столь широкая сфера развлечений: ночные клубы, кино, телевидение, казино и цирки. Это все попытки отвлечь людей от борьбы. В фильмах, где главные герои, обойдя все невзгоды, целуются, на костях врагов могут призвать к действу? Нет, не могут. 
Все современные фильмы – это фабрики по производству олигофренов. В них просто откровенно переписывает история, она просто коверкается в угоду правящему классу: у них Ленин – немецкий шпион, Колчак – освободитель родины, Сталин – кровожадный диктатор, разве что Гитлер еще не освободитель России от красной чумы, но посмотрим, что будет дальше. В них мракобесие прокладывает себе дорогу семимильными шагами: всюду нас окружают вампиры и вурдалаки, оборотни и ведьмы, они-то, конечно, много страшнее паразитов присосавшихся к телу общества. В современных фильмах эротика уступает место легкому порно, в них мораль – товар вчерашнего дня, ведь секс продается лучше, фильм без постельных сцен все равно, что чиновник без лексуса. А самое интересное это когда буржуазные режиссеры снимают будущее. Они без всего зазрения совести перекладывают кальку наших капиталистических отношений на трехтысячные, четырехтысячные. Для них капитализм – это нечто вечное, незыблемое. Для подобного рода метафизиков в понимании истории и рабы с рабовладельцами, и крестьяне с феодалами – все они элементы вечно существовавшему капитализма. Для них сменяемость социально-экономических формаций – сказки марксистов.
Музыка. Последняя из нами рассмотренных, но не по важности, форма искусства – это музыка. Наши предки уже 40 тысяч лет назад стучали по барабанам, выбивая ритм, и дули в рог, получая переливы звучаний, заставляющие трепетать их полудикие сердца. Но те времена в канули в Лету, и современный музыкальный Олимп все чаще покоряют люди с трудом попадающие в ноты, а если у некоторых и получается не мазать мимо них, то смысл слов заставляет плакать и затыкать себе уши. Посмотрите на них, как полуголые тела, открывая рот под фонограмму, пытаются расшевелить зал – убогое зрелище. Первое родимое пятно современной музыки – исполнители. Нам навязывают их, показывая раз за разом по всем центральным телеканалам. Обновление лиц происходит реже, чем меняются Путин с Медведевым. Да и зачем нужно гаснуть таким «ярким» звездам ведь новых нет, а эти ботоксные своим талантом заманивают до сих пор публику. На большом экране мы никогда не услышим никакой социальной тематики, никогда не будут подняты острые проблемы, назревшие в обществе. И это второе родимое пятно – уход от наболевших, социальных проблем, к темам нейтрально окрашенным: любви, сексу, беззаботной жизни, в общем, хоть к чему, лишь бы не заставлять думать пролетариат. Ленин всегда высоко ценил революционные песни, так как они заряжают боевым духом, подбадривают. И буржуазия, понимая, высокий потенциал, которым может быть в песни, не даст никогда прозвучать во всеуслышание «Интернационалу» или «Маршу пролетариев».
Глядя на все это, волей-неволей задумываешься: «А может, нет талантов больше?» Нет, таланты есть, просто их давят, им не дают развиваться. Когда-то в СССР был пропагандистский плакат: на нем две картинки, на одном показана «дорога таланта» в капиталистических странах, где юнцу со скрипкой нет места, его место – переход в метро, на другой показана «дорога талантам» в социалистических странах, где все пути открыты, где все для развития человека, как личности. Это, безусловно, справедливо и для современной России, где скрипачи подрабатывают на свадьбах, аккомпанируя танцу молодоженов, где по-настоящему талантливые художники продают свои картины в подземных переходах, где музыканты играют за мелочь в трамваях. И только капитализм, как общественно-экономическая формация, загнивающе тормозя развитие каждого индивида в отдельности и все общество в целом, мешает вырваться из кабалы нищенства новым Шостаковичам, Петровым-Водкиным, Орловым .
Современное искусство, в первую очередь живопись, представлено не просто множеством направлений, от импрессионизма до кубизма, а тьмой-тьмущей. Но в абсолютном своем большинстве они никому, кроме самих себя, не нужны. Они остаются непонятыми и зачастую утешаются лишь тем, что после смерти их картины будут стоить миллионы. Они не могут изобразить мир и дать его адекватную интерпретацию, они не способны на это.
Но есть ли какое-нибудь направление в искусстве адекватно способное изобразить мир? Да, есть и это реализм. Реализм – это, пожалуй, единственный вид искусства, который адекватно показывая мир, может быть воспринят массами на первоначальном этапе. Постепенно, с ростом духовного уровня масс, искусство будет становиться понятным в разных формах его выражения. Разумеется, в адекватных. В советское время получила распространение одна из форм реализма – социалистический реализм. Он был представлен во всех направлениях искусства и культуры: от живописи и графики до скульптуры и архитектуры. Для него характерна народность, то есть понятность, интересность для широких масс, а не для кучки интеллигентиков, мнящих себя умом нации, на деле являющихся чем-то другим. Для него также характерна конкретность. То есть, в изображении действительности он показывает процесс исторического развития, который в свою очередь соответствует материалистическому пониманию истории.
Скорик. В.И. Ленин в
Третьяковской галерее. 1957
Искусство должно принадлежать народу. Лишь с уничтожением господства меньшинства возможно в полной мере реализовать этот лозунг-программу. Ведь буржуазии никогда не будет выгодно иметь культурно обогащенных рабов. Она прекрасно понимает, что культурное обогащение пролетариата, весьма часто, ведет его к падению пелены, через которую она показывает ему окружающую действительность.
Как видно, современный декаданс имеет свои корни в классовых противоречиях общества. Эту проблему сложно решить, не изменяя социально-экономического базиса, а, вернее, невозможно. Но вот такой интересный вопрос, на который вряд ли сможет ответить хоть один искусствовед современного искусства и над которым интересно задуматься и нам: «В чем отличие художника, который ставит стул на подставку, и считает это произведением искусства от ведущего экспозицию экскурсовода, который рассказывает посетителям про этот стул и раскрывает смысл, который художник в него заложил?»
Арсений УСЫНИН
Источник
|
