Советизм со знаком минус

 Невыразимая огромность тех потерь населения бывшего СССР и стран бывшего соцлагеря, возникающий на этой почве объективный протест против существующего, привлекательность для значительных масс социалистического образа жизни, напуганность широких, в том числе и мелкобуржуазных, масс крайними проявлениями капитализма, входящими в повседневность,  -  все это есть основа для существования советизма как такового.

В эпоху, когда коммунистическая партия была правящей, коммунистическая идеология была государственной, а Советская власть настолько четко осуществляла коммунистическую программу, что понятие «антисоветизм» было синонимом «антикоммунизма». Но в ситуации, когда социалистический строй был уничтожен, оказалось, что далеко не всегда отсутствие идеосинкразии на слово «Советская власть» есть признак коммунизма. Беглый экскурс в историю показывает, что и ранее существовали группы и течения мысли, которые, поддерживая Советскую власть, в то же время придерживались антикоммунистических или же просто некоммунистических воззрений.

Например, таким течением мысли было т.н. «сменовеховство». В 1921 году в Праге группа буржуазной интеллигенции из белого лагеря, продолжая еще довоенную (для буржуазных интеллигентов - вечную) дискуссию «о судьбах России»,  выпустила сборник «Смена вех», в котором призывала буржуазию и интеллигенцию сотрудничать с Советской властью. Мотивация людей, которые еще недавно принадлежали к активным антисоветчикам (большей частью это были кадеты),  была проста: они во-первых, усмотрели в НЭПе не временное отступление, а полную сдачу позиций большевиков в экономике, а во-вторых, они полагали, что ВКП(б) во внешней и административной политике придерживается империалистических позиций - т.е. отказалась от интернационализма, права наций на самоопределения, восстановила Российскую империю фактически в прежних границах. Иными словами, они по недомыслию приписывали свою программу большевикам, а раз программы их схожи, то большевиков надо поддержать.

В ситуации изоляции молодой Советской республики от внешнего мира, острой нехватки специалистов, подавляющее большинство которых придерживалось буржуазных взглядов и частенько саботировала меры Советской власти,  безусловно, появление и распространение подобных идей во ВРАЖЕСКОМ лагере было полезно, так как привлекало к сотрудничеству значительное количество необходимых хозяйству специалистов, разлагало идеологически кажущуюся «антибольшевистскую» однородность эмиграции. Но реакция ВКП(б) на это явление была не просто не восторженной, но прямо противоположной - ВКП(б), не отказывая в полезности разложения антисоветского лагеря, повела решительную борьбу с этими идеями, стремясь переломить настроение хотя бы части из КОЛЕБЛЮЩИХСЯ подобным образом интеллигентов в пользу собственно социализма, а с другой - не допустить распространения идей сменовеховства в советской среде (среди мелких буржуа-нэпманов и советских служащих). Со свертыванием НЭПа эти настроения почти сошли на нет, но курилка не умер совсем.

Значительная часть интеллигенции была просоветски настроена отнюдь не благодаря коммунистическим убеждениям, а благодаря самым различным мотивам, не имеющим никакого отношения к коммунизму: одни гордились тем, что живут в «великом государстве», другие не хотели «как при царе иностранцам прислуживать», третьи из-за профессиональных мотивов (например, буржуазная еще в 20-е годы прослойка дореволюционных ученых уже в середине 30-х пела дифирамбы Советской власти за выдающиеся успехи в области науки. Они понимали, что ни в какой иной стране они и их научные идеи не будут окружены таким вниманием, но коммунистических воззрений не имели). Для многих инженерно-технических работников вопрос о том, почему они не эмигрировали, упирался только в одно: лишь в СССР были такие крупные масштабы работ. Предложи им США, например, работу масштабнее - большинство из них, не задумываясь, уехали б. Менталитет царской инженерной прослойки, толкнувший талантливого авиаконструктора Сикорского уехать в Америку за большим долларом, никуда не делся и после революции. Другое дело, что в то время масштабнее строительства не было во всем мире, а если и было, то зарубежные фирмы далеко не каждому предлагали в нем участвовать на первых ролях. Часть интеллигенции по старой народнической привычке шла туда же, куда и излюбленный ей «простой народ».

Если народ вполне сознательно строил социализм, то многие интеллигенты считали своим долгом ему помочь, не особо вдаваясь в суть, что же именно они строят. Явление сменовеховства имело множество самых разных оттенков - например, лояльность некоторых советских историков, занимавшихся проблемами истории Киевской Руси, обеспечивалась логикой борьбы с «норманнской теорией», которую часто защищала царская академическая наука и ее белогвардейские наследники. Если бы, наоборот, приближенные к царизму профессора не пытались доказать государствообразующую роль немцев в становлении Киевской Руси, то еще не ясно, где были бы те или иные советские ученые. Широко известна история с академиком Павловым, который не уехал только потому, что Советское государство его просто КУПИЛО небывалыми льготами, что и послужило к высказыванию хвалебных од Советской власти, несмотря на откровенно антисоветские убеждения.

Эта идеология ВРЕМЕННЫХ ПОПУТЧИКОВ КОММУНИЗМА временно возродилась и в массовом патриотическом подъеме во время ВОВ.

Во время войны ради сохранения идейно-политического единства страны, да и по физической невозможности остановить вал национализма, вызванного нападением фашистов, партия несколько ослабила контроль над прессой и культурой, что дало карт-бланш для тех советских интеллигентов, кто не понимал сущности советской политики и фактически придерживался тех же сменовеховских идей в несколько «советизированном» виде, то есть дошедших до признания социалистического строя ради национально-государственного величия. Такими интеллигентами были, например, И.Эренбург и В.Леонов, пропаганда национального превосходства русских встречается даже в хрестоматийном рассказе «Мы-люди русские!» очень лояльного к ВКП(б) и безупречного в остальном писателя А.Толстого. Конечно, в чем-то сказалось и разочарование в том лубочном интернационализме, который, к сожалению, часто находил прибежище в советском агитпропе, рассказывая советским людям сказки о том, как немецкие рабочие поют Интернационал под советскими бомбами, культивируя миф о том, что «немецкие рабочие не будут воевать против своих братьев», но в целом можно и в довоенных произведениях найти элементы признания не столько социалистического строя, сколько этакого «большевистского государственничества» или «большевистского славянофильства». В критической ситуации войны оказалось, что среди советской интеллигенции полно тех, которые оценили ситуацию однобоко-примитивно, возвопив истошное «Русских бьют!». Эренбурга в выпячивании русского национализма приходилось даже осаживать с публичным разбором. За время войны эта своеобразная стихийная «смена вех» проросла практически во всех частях общества - начиная от бытового восприятия и заканчивая газетой «Известия» и ГлавПУРом.

Эта идеология, хотя и целиком просоветская по форме (но все же примерно настолько же некоммунистическая, как и сменовеховство), подобно любой более примитивной идее, гораздо лучше воспринималась массами, чем собственно коммунистическая идеология, поэтому невысокий уровень теоретической подготовки, на который И.В.Сталин указывал в речи на 19 съезде,  практически предопределил дальнейшее укоренение и развитие этих идей, которые перетекли в Программу КПСС вместе с остальными ревизионистскими идеями.

К перестройке СССР подошел с уже готовой концепцией патриотизма как наивысшей добродетели, идеализацией государства как такового, идеей такой же гегемонии СССР в мире, какой является гегемония обычного империалистического государства. Идеализация государства имела прочную основу в экономической системе распределения благ, которая в условиях отрыва масс от управления государством и медленным разложением планового хозяйства стала тем, что сейчас называют государственном патернализмом.

Развитие рыночных отношений в СССР, с одной стороны, затушевывало в сознании советских людей факты действительной экономической помощи странам с ориентацией на построение социализма, представляя их как обыкновенные капиталистические сделки купли-продажи, а с другой - отступление от оперирования натуральными показателями в экономике СССР, распространившееся и на внешнюю торговлю,  делало возможным международную эксплуатацию отстающих по экономическому развитию стран Советским Союзом. А беспринципная внешняя политика руководства позднего СССР, когда одной рукой оказывалась интернациональная помощь социалистически-ориентированным странам, а другой оказывалась помощь откровенным антикоммунистическим диктатурам, чтобы просто «сохранить советское присутствие в регионе» вводила в массовое сознание стереотип о практической невозможности другой внешней политики, оправдывало империализм. Результатом этих обстоятельств в качестве официальной идеологии, растиражированной в массы, стал «советский империализм», за долгие годы «застоя» закрепившийся в сознании большинства лояльных Советской власти и просоциалистически настроенных советских людей. Надо отдать этим людям должное - они честно и искренне остались верны этой идее, когда все, так или иначе связанное с Советским Союзом, стало подвергаться шельмованию, а сам СССР развалился под ударами рыночной экономики.

«Советский империализм» как идейное течение есть прямой наследник сменовеховства 20-х гг. с той только разницей, что если классическое сменовеховство питалось так и не сбывшимися надеждами на капиталистический поворот во внутренней политике и на империалистический поворот во внешней, жило собственными иллюзиями о характере СССР, то «советский империализм» имеет гораздо более прочную базу - он есть отражение реальной политики СССР 60-80 -х гг., абсолютизацией и восхвалением этой политики.

bortnik