 I
В период горбачевской перестройки перестают работать прежние механизмы по регулированию состава выборных органов власти, составляющие одну из функций правящей партии при социализме. Хотя первоначально под перестройкой работы Советов подразумевалось вовсе не радикальное обновление их составов и выведение из-под партийного руководства. Так, на XXVII съезде КПСС (1986 г.) была обозначена задача обновления состава Советов, внесения корректив в избирательную практику с целью того, чтобы «депутатами избирались наиболее достойные люди, способные на высоком уровне вести государственные дела». На январском (1987 г.) пленуме ЦК КПСС М.С.Горбачев прямо предложил начать избирательную реформу и всенародно ее обсудить. Впервые на государственном уровне прозвучал призыв обсуждать на предвыборных собраниях несколько кандидатур, что должно было «позволить каждому гражданину выразить свое отношение к более широкому кругу избирателей, а партийным и советским органам – лучше знать настроения и волю населения».
Таким образом, начиная с 1987 года, в деятельности Советов начинают происходить важные перемены. Согласно постановлению ЦК КПСС «О проведении выборов в местные Советы народных депутатов, народных судей и народных заседателей районных (городских) народных судов» от 17 февраля 1987 года предполагалось наличие нескольких кандидатов по одному округу. Кроме того, рекомендовалось отказаться от практики избрания депутатами Совета работников исполкома, а также более двух- трех сроков подряд.
Всего при численности депутатских мандатов всех местных Советов СССР в 2 млн 322 тыс., в 1987 г. было выдвинуто около 4 млн.кандидатов.
Расширение демократических механизмов (альтернативности и конкурентности на выборах, ослабление контроля партийных органов за качественными характеристиками, прежде всего, социально-классовыми, кандидатского корпуса) привело к усилению тенденций стихийности и случайности в выборных кампаниях. Расширительное понимание демократии как демократии «вообще», т.е как общедемократического движения не требовало учета влияния социально-классовых различий избираемых, объективную противоречивость их интересов.
А ведь уже первые мероприятия перестройки показывали глубину расхождений между разными социальными интересами, которая со временем только усугублялась. Так, после выборов в местные советы в 1987 г. крайкомы и обкомы сообщали в ЦК КПСС, что выборы прошли «во многом необычно». В частности, кандидатами в депутаты было выдвинуто около ста тысяч человек, из числа тех, кто не предусматривался в предварительном порядке для выдвижения; при выдвижении не были поддержаны более тысячи партийных, советских работников, хозяйственных руководителей. Резко увеличилось число голосовавших против кандидатов, в том числе против кандидатов в депутаты в краевые, областные Советы – в 9 раз, в районные Советы – 6,3 раза, в сельские Советы – в 4,8 раза. Число же избирателей, уклонившихся от участия в выборах, и вовсе увеличилось в 29 раз.
Как сообщала газета «Аргументы и факты», на первых альтернативных выборах по многомандатным округам не получили доверия избирателей и оказались среди резервных депутатов более 200 партийных работников, свыше 2 тыс. хозяйственных руководителей, 691 руководящий советский работник.
Внедрение принципа альтернативности сразу показали сокращение возможности партийных комитетов по регулированию состава советов, растущие настроения избирателей, направленные против управленческого аппарата. Как пишет исследователь Д.Г.Красильников, «новый принцип выборности депутатов, снижение роли партийных органов в формировании депутатского корпуса и антибюрократическая тенденция создавали условия для основательного изменения состава Советов».
Данные социологических опросов населения на тему «Как идет перестройка?», проводившиеся ВЦИОМ, из года в год показывали нарастание внутренних противоречий, причем все больший вес среди них занимали именно социально-классовые. Так, в 1989 г. по сравнению с 1988 г., уменьшилось число респондентов, видевших причину возникающих трудностей в «засилье бюрократов» (с 41,4% до 39,1%), зато увеличилось число тех, кто называл причинами коррупцию, пьянство, спекуляцию, воровство, то есть проявления мелкобуржуазной стихии (с 56,8% до 58,5%). А 35,9% опрошенных отметили впервые появившийся в опросе такой фактор как влияние мафии и организованной преступности. Также уменьшилось число респондентов, полагающих, что от идущих в обществе перемен в первую очередь выигрывают крестьяне (с 6,9% до 4,9%), рабочий класс (с 7,1% до 5,7%) и интеллигенция (с 3,6% до 2,0%). Зато стало больше тех, кто к выигрывающим от перестройки отнес руководящих работников (с 8,3% до 18,3%), кооператоров и вообще частников (с 53,2% до 58,7%), а также махинаторов и жуликов (с 20,7% до 38,7%).
Таким образом, реальная действительность расходилась с утверждениями официальной пропаганды о том, что главным тормозом на пути реформ являлись главным образом консерватизм и корыстные интересы управленческого аппарата. Но партия давно отказалась от классового подхода к анализу развития советского общества. Вместо глубокого анализа социальной неоднородности и противоречивости советского общества, социальной структуры власти, в которой были представлены и противоборствовали противоположные взгляды, идеи и интересы, вплоть до антисоветских, партийное руководство и партийная теоретическая мысль скатились на анархистские позиции, а то и прямые заимствования из буржуазных политических систем.
С точки зрения официальной идеологии в стране строящегося коммунизма не могло быть классовых противоречий. И уж тем более каких-либо «пережитков капитализма» или даже совершенно архаичных, доиндустриальных.
«Мы же сейчас подготовлены политически, опытом жизни в социалистическом обществе, – успокаивал советских людей М.Горбачев в начале перестройки. – Мы же пришли к этому этапу перестройки не откуда-то – разъединенными, придерживающимися различных идеологий, различных ценностей, политических взглядов, мы все – поколения социалистического периода, и наш главный капитал сформировался здесь. И надо этот капитал использовать. Может быть, это самая уникальная возможность. Такой сплоченностью располагает единственное общество в мире, каким является Советский Союз».
Но провозглашение общедемократических принципов на практике приводило сначала к противопоставлению интересов различных групп и институтов советского общества, затем усилению их противоречий и конфликтности, перераставших в открытую непримиримую борьбу. Реформаторское крыло, разрабатывавшее проект политической реформы, недооценило социальные противоречия советского общества. Так, выступая на совещании в ЦК КПСС по вопросам подготовки и проведения выборов народных депутатов СССР 21 декабря 1988 г., член Политбюро и секретарь ЦК КПСС В.А.Медведев призывал партийные организации на местах при проведении идеологической работы «способствовать не усилению разногласий, не выпячиванию противоречий, а консолидации всех сил общества, выступающих за перестройку и обновление».
Ошибка здесь состояла в том, что нельзя было идти на внедрение принципа альтернативности при выдвижении кандидатов, предвыборных программ ожидая, что между ними не может быть серьезных разногласий и противоречий. Как это не парадоксально, горбачевское окружение, поощряя альтернативность, само оставалось в рамках безальтернативного мышления. Вместо того, чтобы четко делать выбор в пользу одной альтернативы и требовать от партии единства действий в отношении этой альтернативы и консолидироваться против других альтернатив, было заявлено о самоценности каждой из них и равнозначности их друг с другом. Поэтому партийным организациям на местах хоть и предлагалось «учесть имеющийся опыт», но при этом предоставлялось «больше свободы в выборе средств и форм идеологической работы в предвыборный период», предлагалось «не навязывать для всех одну и ту же рекомендацию.
На этом же совещании с инструктивным докладом выступил кандидат в члены Политбюро, секретарь ЦК КПСС Г.П.Разумовский. По мнению Г.П.Разумовского, избирательная кампания – это «незаменимый стимулятор демократии»,
«возможность широко вовлечь миллионы людей в активный политический процесс». Таким образом, вновь между социализмом и общедемократическим движением масс ставился знак равенства. Поскольку «каждый демократический шаг поднимет из глубин народа целый поток встречной инициативы», было «важно сразу же поставить дело так, чтобы эта борьба велась в рамках социалистической морали, на принципах уважения чести и достоинства каждого советского человека».
Таким образом, партийное руководство заботило только то, что на выборах те или иные кандидаты могут отступать от норм нравственности. Вот такое представление о политике как борьбе нравственных и безнравственных людей предъявлялось первым секретарям, которым предстояло заниматься выдвижением кандидатов, организационной, идеологической работой на выборах.
Г.П.Разумовский предупреждал секретарей, что «будут ситуации, когда партийным организациям придется, проявляя такт, следить лишь за этической стороной избирательной кампании». Фактически это означало принижение идеологической и политической сторон предстоящей кампании, обезоруживало партийные организации перед возможными столкновениями не только на идейно-политической почве, но и, что более существенно, на социальной. Последнее отметалось сразу. «Неприемлемо противопоставление так называемым «официальным» кандидатам кандидатов якобы от «народа», – инструктировал Г.П.Разумовский. Очевидно, что такого противопоставления не случилось бы, если бы партийные органы целиком взяли на себя взяли функции по выдвижению, ведению кандидатов и организации за них голосования. Но это означало бы взятие на себя аппаратом определенных функций регламентации избирательного процесса. А это значило бы навлечь на себя упреки критиков «командно-административной системы», против которой, как объявлялось, и затевалась политика демократизации.
Все это могло привести вообще к дистанцированию партийных комитетов от всякого «официального» выдвижения, «официальной» поддержки (во всяком случае, открытой) строго определенных кандидатов, подталкивало к работе со всеми кандидатами (включая, с самовыдвиженцами), что еще более размывало идейное ядро партийности, порождало идейную всеядность, неразборчивость, страх навлечь на себя гнев «народа». Партия пасовала перед беспартийностью масс, делая вынужденно ставку не на наиболее идейно выдержанных кандидатов, а на наиболее популярных среди массы избирателей. При этом партийным комитетам просто физически не удалось бы в равной мере уделить внимание всем кандидатам. А поскольку не удалось бы обеспечить равных условий, а, главное, возможностей для всех кандидатов, неизбежно началось бы их противопоставление, чего так хотелось избежать М.С.Горбачеву и его окружению.
«Если раньше партия до мелочей опекала предвыборный процесс, – пишет в своих мемуарах Е.Лигачев, – то теперь, при переходе к альтернативным выборам, она … почти полностью отстранилась от участия в политической борьбе. Это было поразительно! Во всех странах развитой демократии именно в предвыборный период, когда нарастают острота, накал борьбы, происходит активизация партийных структур.
У нас же случилось наоборот!». По воспоминаниям бывшего руководителя московской парторганизации Ю.А.Прокофьева, «когда готовили выборы, орготдел и отдел пропаганды и агитации ЦК запрещали партийным органам вмешиваться в подготовку выборов, мотивируя тем, что «у нас одна партия и наш народ сознательный».
К этому фактически подталкивал партийные комитеты на местах само Политбюро устами Г.П.Разумовского:
«Идти не от цифры, а от живых людей, советоваться с народом, знать настроения коллективов, различных общественных групп – такой путь демократичен, понятен, эффективен».
Отказ от разнарядок, которые почему-то однозначно были отождествлены с формализмом, был понят как отказ от регламентации вообще. Имея в виду последнюю отчетно-выборную кампанию в партии, Г.П.Разумовский заявлял: «Мы убедились, что отсутствие регламентации сделало выборы более естественными, живыми, состязательными». Поскольку без какой-либо регламентации не ведется никакая деятельность, подобные установки подталкивали партийные организации к самодеятельности, стихийности в таком важном политическом мероприятии как выборы народных депутатов. Причем заранее еще не избранные депутаты объявлялись достойными, поскольку якобы «сама жизнь расставит все по своим местам». Г.П.Разумовский выражал уверенность, что в новом депутатском корпусе будут депутаты из рабочих, колхозников, интеллигенции, женщины, молодежь, коммунисты и беспартийные и т.д.
Уже первая выборная компания 1989 г. свидетельствовала об усилении тенденции противопоставления и взаимного отчуждения различных групп общества: рабочие не голосовали за рабочих, а интеллигенция – за интеллигенцию. Одни руководители состязались с другими, одни группы интеллигенции с другими группами интеллигенции, одни кандидаты-рабочие с другими кандидатами – рабочими и т.д. по нарастающей. Вопрос о соответствии депутатского корпуса социальной структуре общества уже не возникал.
В своих воспоминаниях о «рождении советского парламента» А.Собчак так описывает этот момент предвыборной борьбы:
«Балтиец явно наберет куда больше очков. Он говорит неловко, но прямо: я, мол, за рабочих, я буду защищать их интересы, я считаю, что интересы рабочих должны защищать рабочие, а всякие профессора не знают, как рабочие живут».
Выборы со всей ясностью показали мнимость провозглашавшегося «идейно-политического и морального единства советского общества». Конечно, это еще не было четким осознанным проявлением классового сознания, но обозначало тенденцию размежевания уже не только по идейным основаниям, но по социальному признаку: по принадлежности человека, кандидата на высшие выборные должности к определенному социальному слою. Кого поддерживать в этой борьбе: рабочего или профессора, тем более если они оба коммуниста, тем более если провозглашается «общенародный» характер советского государства?
Дезориентировало то, что подавляющее большинство кандидатов были членами партии. После выборов в Политбюро даже возобладала точка зрения, что они стали безусловной победой партии, поскольку более 80% избранных были членами КПСС, что существенно превышало численность коммунистов в прежнем составе Верховного Совета СССР. Однако, как показали последующие события, это была не победа партии, а шаг к ее поражению и отлучению от власти руками… самих коммунистов.
Во-первых, такое представительство членов партии в высшем законодательном органе вело к отчуждению основной массы беспартийных от власти, что противоречило ортодоксальному марксизму-ленинизму, провозглашавшего идеалом участие каждого трудящихся в делах управления социалистической республикой. Во-вторых, партия теперь могла рассматриваться как едва ли не единственный канал политической мобильности, позволяющий общественно-активным гражданам рассчитывать на прохождение в народные депутаты. А ведь одним из преимуществ Советской власти перед буржуазным парламентом была возможность стать депутатом для беспартийного, чего, например, в сегодняшней России просто нет. В этом должен был проявляться больший демократизм Советской власти по сравнению с любой парламентской республикой. В-третьих, депутаты, обязанные своему продвижению партийным комитетам (а выдвинутые от общественных организаций, тем более), оказывались наиболее подверженными колебаниям партийного курса, бездумно «во имя консенсуса» следуя всем новациям горбачевских реформаторов.
Парадокс ситуации состоял в том, что в условиях однопартийной системы КПСС соперничать было не с кем. Поэтому коммунистам приходилось конкурировать друг с другом во имя принципа альтернативности. Многие депутаты-коммунисты, поскольку их не выдвигали, за них не боролись собственные партийные организации, а предвыборная программа была основана на их личных воззрениях, считали, что никакими обязательствами перед партией они не связаны. Многие из них не желали поддерживать (прямо или скрытно) публиковавшиеся предвыборные платформы областных, районных, городских парторганизаций. Понятно, что в достаточно жестких условиях предвыборной конкуренции требования партийной программы и устава уступали интересам иного порядка, что еще более подрывало дисциплину и единство партии.
Обретение нового депутатского статуса многими коммунистами использовалось не только как способ ухода от партийного контроля, но и для полного разрыва с партией, которая уже была не в состоянии выполнять функцию карьерного «лифта». Так, в Пермской области только за 1990 г. вышел из КПСС каждый десятый депутат-коммунист. В ряде советов этот процент был еще выше. В областном совете и Свердловском районном совете Перми за это время покинули ряды партии около 11% депутатов, в Кировском райсовете Перми – 12,8%, в Верещагинском горсовете – 13%, в совете города Александровска – около 20%.
Поскольку партийность с течением времени начинала больше мешать кандидату, чем помогать в предвыборной борьбе, акцент в агитационной работе переносился на достойные личные качества. Народные депутаты – коммунисты все сильнее дистанцировались от своей партии, ссылаясь, как, например, А.Собчак, на «собственную депутатскую свободу», или, как депутат И.Заславский, на «совесть», или как депутат Н.Травкин, сначала на «здравый смысл», а уже потом на «что-то человеческое».
«Важно, чтобы в Советы были избраны люди, пользующиеся авторитетом у населения и способные по-новому повести дело», – говорилось в постановлении Политбюро ЦК КПСС «Об итогах сентябрьского (1989) Пленума ЦК КПСС» от 11 октября 1989 г.
Абстрактность политического анализа, оторванность от реалий с каждым днем обостряющейся политической борьбы – вот что лежало в основе подобных деклараций. «По-новому повести дело» как? В каком направлении? В чьих интересах?
«Пользующиеся авторитетом» у какой части «населения»? Без ответа на эти вопросы никакая политика не делается. Без ответа на эти вопросы даже избранный депутат оказывается, как признавал на своем опыте А.Собчак, «политической единицей», а то и «политической одиночкой».
С одной стороны, при выдвижении кандидатов всячески подчеркивался «критерий компетентности», «способность занимать самостоятельные позиции», а не «критерий анкетный». Но, с другой стороны, только по «критерию компетентности» все труднее становилось объяснять растущие экономические трудности и ширящееся сопротивление политике перестройки разных социальных групп советского общества. С одной стороны, главной задачей объявлялось «адекватное представительство интересов различных групп трудящихся, слоев населения, представительство не только в общественных организациях, но и во внутренних органах управления». Но, с другой стороны, уже выборы народных депутатов СССР в 1989 г. привели к тому, что рабочие, как и крестьяне, оказались «недопредставлены» в высшем органе власти, а доля руководящих работников значительно превысило их долю в составе населения. Партийная наука не могла ни объяснить это несоответствие теории практике, ни дать ответ, «как это дело пойдет дальше».
На выборах все большую роль играли не социальное положение кандидата и его партийная принадлежность. Последний факт мог даже дискредитировать кандидата. Так, по данным Института социологии АН СССР, при выборе избиратели руководствовались: привлекательностью избирательной программы (40 % опрошенных), личными качествами кандидата (36 %). Но вместе с тем немало людей (19 %) выбирали конкретного кандидата, потому, что он не был членом партии.
Многих кандидатов в депутаты вычеркивали из бюллетеней только «за должность». Негативное отношение к партийному аппарату в 1990 г. стало своеобразным стереотипом мышления, так как такое отношение воспринималось априорно, без подтверждения личным опытом общения. По данным социологов АОН только 10-12 % опрошенных избирателей имели личные или деловые контакты с работниками партийных органов, а 9/10 беспартийных трудящихся получали сведения о них только через средства массовой информации, в которых преобладали публикации и передачи критической направленности по отношению к партийным руководителям.
Поэтому подавляющее большинство мандатов, доставшихся коммунистам, не служит показателем победы КПСС на выборах, т.к. избиратели, как показали опросы общественного мнения, голосовали за конкретного кандидата, не придавая особого значения его партийной принадлежности. Немаловажное значение играли тот факт, что депутаты с партийным билетом далеко не были едины в своих взглядах, а чем выше был ранг партийного работника, тем большей становилась вероятность его не избрания.
Тем не менее выиграть в этой борьбе могли кандидаты, наиболее близко стоящие к организационным и материальным ресурсам, к механизмам их перераспределения или заручившиеся поддержкой тех, кто ими обладал и распоряжался. Такую функцию «просеивания» кандидатов в ходе избирательной кампании 1989 г. могли выполнять окружные собрания, а потому дальнейшая борьба во многом зависела от их представительности. Состав участников окружного предвыборного собрания формировался по трем разным квотам: от трудовых коллективов, выдвинувших кандидатов, от трудовых коллективов, не выдвигавших кандидатов и от населения. При этом у трудовых коллективов, выдвинувших кандидатов, квота была наиболее высокой. Большая часть кандидатов была сконцентрирована в округах, где было много предприятий и организаций. Тем самым кандидаты, выдвинутые трудовыми коллективами нескольких предприятий, получали заметное преимущество.
Таким образом, состав окружных собраний зачастую не отражал фактического состава избирателей. Как сообщал, например, в ЦК КПСС секретарь Пермского обкома партии Б.Демин, количество рабочих на окружных собраниях не превышало 20-25%. Бывало и так, что советы трудовых коллективов делегировали своих представителей на окружные собрания по принципу: «кто посвободнее на работе». Поскольку предвыборная агитация происходила без отрыва от основного места работы, трудно было подобрать и организовать работу доверенных лиц кандидатов.
Наиболее сложным было выдвижение собраниями по месту жительства. Для их организации требовалась инициатива либо самой избирательной комиссии, либо органа общественной самодеятельности населения. Например, в Тюменской области не состоялось ни одного собрания по месту жительства для выдвижения кандидатов в народные депутаты СССР. Там, где собрания избирателей по месту жительства все-таки состоялись, большого влияния на ход избирательной кампании они не имели. Самостоятельного выдвижения они не производили, а лишь обсуждали кандидатуры, выдвинутые заранее в трудовых коллективах. В Омске прошло всего два таких собрания, на них обсуждались кандидатуры уже предложенные для избрания народными депутатами различными трудовыми коллективами. Основной причиной непопулярности такой формы выдвижения объяснялась отсутствием организаций общественной самодеятельности по месту жительства.
Выборы делегатов от населения проходили в рабочее время, что затрудняло участие в них работающих жителей, зачастую их проводили их руководители коммунальных служб и ветеранских организаций. Лишь в очень небольшом числе округов предвыборные собрания откликались на призыв демократической общественности — представить к регистрации всех выдвинутых кандидатов, т.е. отказаться от роли фильтра и не лишать граждан возможности самим сделать выбор.
Очевидно, что по мере разгосударствления собственности, коммерциализации деятельности организаций, особенно тех, в чьих помещениях могли бы собираться избиратели, а тем более после приватизации, реализовать свое право на выдвижение, агитацию или отзыв депутата стало бы еще сложнее. Таким образом, даже выборы от трудовых коллективов не давали автоматического роста рабочей прослойки в представительных органах власти.
Надо отметить, что чем более высока была степень конкурентности, тем меньше было шансов на выборах у кандидатов из рабочих и крестьян. Так, на российских выборах 1990 г. степень конкурентности была значительно выше, чем на союзных выборах годом ранее. На этапе выдвижения кандидатов в народные депутаты СССР около 190 избирательных округов оказались безальтернативными, после проведения окружных предвыборных собраний число безальтернативных округов увеличилось до 384. Ко дню голосования это число возросло до 399 (около 27%). В большинстве округов (952) конкурировали всего по два кандидата. Всего по 750 территориальным округам баллотировался 1431 кандидат, по 750 национально-территориальным — 1419 кандидатов. На 1068 мандатов российских депутатов баллотировались 6705 кандидатов (в среднем 6,3 кандидата на один мандат). Безальтернативных округов было всего 33. В результате, рабочих и крестьян среди народных депутатов стало еще меньше.
Дело не только в их низкой политической конкурентоспособности. Просто российские выборы происходили тогда, когда уже не было статьи в Конституции СССР о «руководящей и направляющей роли КПСС», поэтому и роль партийных комитетов в организации и проведении предвыборной кампании объективно уже не могла быть той, что еще годом ранее. Да и механизм окружных предвыборных собраний во время российских выборов уже не применялся.
Это доказывает, что без своей классовой партии рабочий класс не просто теряет власть, но утрачивает сколько-нибудь значимое политическое представительство своих интересов. Его представительство, пропорциональное доле в населении и экономической роли, могло обеспечиваться правящей партией, которая посредством разнарядок регулировала состав представительных органов, да еще при этом сохраняла собственное идейное и организационное единство. А оно в это время уже трещало по швам.
«Все мы, члены политбюро, недооценили в тот период складывавшуюся обстановку. Шла напряженная, первая в нашей жизни альтернативная предвыборная борьба, а нам внушали: потише, потише…», – сокрушается сегодня тогдашний член горбачевского политбюро Е.Лигачев.
(продолжение следует)
А.Чернышев
Источник
|
