Богослужения в церкви продолжаются по многу часов, а моления у сектантов иногда длятся даже несколько дней. Теперь представь, что тебе несколько дней не переставая пришлось бы повторять одно и то же громким голосом. Представь, что в это занятие ты вложил бы, как говорят, всю свою душу, все мысли. Только и думал об одном.

Тут и вполне здоровый человек потеряет контроль над собой!

Не забудь, что многие верующие подолгу постятся, почти ничего не едят и не пьют. Организм их ослаблен голодом. А когда человек голодает, он делается злым и раздражительным. Я помню, как после нескольких недель поста все было не по мне.

И вот, когда верующие находятся в таком возбужденном, ненормальном состоянии, кто-нибудь из них выкрикивает, что бог требует себе жертву. Иногда это говорит сам сектантский проповедник. Верующие принимают его призыв за голос неба и спешат выполнить приказ бога…

А бывает и так, что самому верующему, доведенному до умопомрачения, вдруг начинает казаться, что бог велит ему принести кого-то в жертву.

Скажи теперь, как ты сам считаешь: виновата тут религия или нет?

По-моему, ответ может быть только один: конечно, виновата. Именно она доводит верующего до такого невменяемого состояния.

Мало этого. Верующим в пример постоянно ставят жизнь святых. А ведь эти святые часто поступали так же, как некоторые изуверы в наши дни.

В библии рассказывается, как однажды «великому праведнику» Аврааму явился сам бог, велел взять нож и зарезать (на библейском языке это называется «принести жертву богу») своего сына Исаака. Праведник очень любил сына, но не посмел ослушаться божьего приказа, и за это церковники превозносят его.

Другой святой, Иеффай, пошел, согласно утверждениям библии, на большую жестокость. Он решил сжечь во славу божию свою любимую дочь.

Заметь, нигде не говорится, что бог осудил за это Авраама и Иеффайя. Напротив, им ставится в заслугу то, что они сделали.

Эти библейские рассказы имеют вполне определенный смысл: для бога никого и ничего жалеть не надо.

Так стоит ли удивляться, если верующие, десятками лет слушающие рассказы об этих «праведниках», приученные беспрекословно повиноваться богу и подражать всевозможным святым, убивают своих ни в чем не повинных детей или самих себя, если им покажется, что это угодно всевышнему.

Пусть такие страшные случаи не столь уж часты. Но и о них нельзя забывать. Ведь в могилах лежат дети, твои сверстники, которые могли бы жить…

Далеко не всегда религия убивает прямо. Гораздо чаще люди становятся жертвами всевозможных религиозных суеверий, надежд на помощь божию.

В Киеве жил сектантский пресвитер Владимир Бойко. У него был сын Алик. Когда Алику исполнилось два года, он тяжело заболел. Если бы родители мальчика не были верующими, они наверняка обратились бы к врачам, и, надо думать, врачи спасли бы Алика.

Но Владимир Бойко верил, что только бог может спасти больного сына. Он категорически отказался лечить малыша, так как верил в силу одного лекарства — молитв. И Алику мер.

А кто убил Марию Петраш из города Галича, Ивано-Франковской области? Мать уговорила ее бросить школу, стать сектанткой. Мария заболела туберкулезом, но отказалась от лечения и умерла.

Защитники религии будут отрицать свою вину. Они скажут, что Алика и Марию никто не убивал. Они умерли сами, бог их взял к себе.

Полно лицемерить! Конечно, этих детей не душили полотенцем и не рубили топором. Но темные, сбитые с толку религией люди не дали их лечить, довели до смерти.

Не всегда надо винить рядовых верующих. Некоторые из них настолько невежественны и привыкли думать только так, как учит церковь, что с них просто спросить нечего. Представь себе, малограмотному человеку изо дня в день внушают, что все совершается по воле бога, без его приказа даже волос не упадет с головы человека, внушают, что болезни посылаются богом в наказание за грехи. Раз так, то нужно покорно склонить голову и терпеть, терпеть без конца. Бог, говорят проповедники, хозяин жизни, он ее дал, они возьмет ее, когда ему будет угодно.

Когда я был священником, меня не раз приглашали к больным.

Бывало, поинтересуешься:

— Скажите, чем вы больны?

— Не знаю, — отвечает.

— А что врачи говорят?

— Мы их не вызываем.

— Почему?

— А зачем они мне? Я верю в бога, он мне поможет. Если же ему не угодно, все равно люди ничего не сделают…

А купание в «святых источниках», целование икон, изнурительные посты…

Сами ли верующие выдумали это? Нет. Веками церковь внушала им, что помощь в несчастьях, и особенно в болезнях, можно ждать только от бога. Как нелепо выглядят такие «лекарства» в наши дни! Какой огромный вред причиняют они людям!

В этом отношении очень показательны духовные семинарии. Там жизнь построена на строгом выполнении всех требований религии. Соблюдаются все посты, семинаристы много молятся, изучают богословие. И именно там люди часто сходят с ума.

Такой случай был у нас, когда я учился в Московской духовной семинарии. Одного семинариста увезли в дом умалишенных в припадке буйного помешательства. Было несколько случаев, когда семинаристы начинали заговариваться.

В Ленинградской семинарии один ее воспитанник — Дидковский — вначале усердно молился и целовал иконы. А потом довел себя до такого состояния, что вместо икон начал целовать вывески и объявления.

Кто же виноват во всем этом? Истинный виновник гибели и страданий многих людей — религия и ее служители.

Я рассказал об этом не для того, чтобы ты возненавидел верующих, чуждался их. Нет! Не забывай, что многие из них не виноваты в том, что их воспитали в таких правилах.

Ненавидеть следует не верующих — они в большинстве своем несчастные люди. Религиозность не вина, а беда их.

Ненавидеть нужно религию. Это она делает человека несчастным, калечит его духовно и физически.

Вот почему мы говорим, что религия — наш враг, и боремся с ней.
Страх господень

Ты знаешь страшные сказки? О Бабе-яге, о Змее Горыныче, о Кощее Бессмертном? Помнишь, как ты испугался, когда услышал такую сказку первый раз? Наверное, и в комнате один боялся остаться, ив темный коридор носа не высовывал. Еще бы, а вдруг налетит Баба-яга и утащит в страшное мертвое царство…

Теперь ты вырос и, конечно, знаешь, что ни Бабы-яги, ни Кощея на свете нет. Но тогда ты был совсем маленький, даже в школу не ходил, и Баба-яга пугала тебя.

Так и рассказы старших о боге, который все видит и за все наказывает, рассказы о страшных мучениях в аду, о нечистой силе, которая со всех сторон окружает человека и ждет случая навредить ему, нагоняют на ребенка страх. Страх усиливается оттого, что малыш не видит этих сил. Одно дело — явный враг. С ним можно бороться, если надо, даже подраться. Совсем иное дело, например, черт. Попробуй отлупи его! Черта никто не видит, а он, как говорят старшие, все время следит за людьми.

Я вспоминаю свое детство… Моя мама почему-то ужасно боялась покойников. Она рассказывала мне разные страшные истории про мертвецов, которые будто могут шевелиться, вставать, являться людям, пугать их. Говорила, что, когда в комнате темно, ей кажутся покойники. Особенно при лунном свете.

Не знаю, на самом деле маме мерещились мертвецы или она просто пугала меня, но я поверил… Я боялся входить втемную комнату, ни за что вечером не оставался один в квартире, боялся подниматься вечером по неосвещенной лестнице.

Долго не мог я отрешиться от этого глупого суеверного страха.

Я знаю, очень многие дети, растущие в верующих семьях, переживают тяжелые минуты, потому что боятся таинственного, потустороннего мира.

Но если человек с детства всего боится, что будет с ним дальше? Каким он вырастет? Трусливым, боящимся каждого куста, неуверенным в своих силах.

Религия вселяет в душу не только страх. Она гасит всякую любознательность. Ребенок старается понять непонятное, познать неведомое, а ему на каждом шагу твердят:

— Так устроено богом! Так богу угодно! Не нам раскрывать божьи тайны. Это грех!

Так маленький человек постепенно отучается думать, искать, все принимает на веру.

А церковникам это на руку. Потому что религия боится разума. Ясный ум, знания убивают веру в бога. Эту мысль великий русский писатель Лев Николаевич Толстой тонко раскрыл в разговоре матери с маленьким сыном.

«Мальчик. Отчего это няня нынче нарядилась и на меня надела вот новую рубашечку?

Мать. А оттого, что нынче праздник, и мы пойдем в церковь.

Мальчик. Какой праздник?

Мать. Вознесенье.

Мальчик. Что значит вознесенье?

Мать. Значит то, что господь Иисус Христос вознесся на небо.

Мальчик. Что значит вознесся?

Мать. Значит полетел.

Мальчик. Как же он полетел: на крыльях?

Мать. Не на крыльях, а просто полетел, потому что он бог, и бог все может.

Мальчик. Ну, а куда же он полетел? Мне папа говорил, что небо только кажется, а что там нет ничего, что там звезды, и за звездами еще звезды, и небу нет конца. Куда же он полетел?

Мать (улыбается). Всего нельзя понять, надо верить.

Мальчик. Чему?

Мать. Тому, что говорят старшие.

Мальчик. А ты сама мне говорила, что когда я сказал, что кто-нибудь помрет оттого, что просыпали соль, ты мне сказала, что не надо верить глупостям.

Мать. Глупостям не надо верить.

Мальчик. А по чем же я узнаю, что глупости, а что не глупости?

Мать. Потому что надо верить настоящей вере, а не глупостям.

Мальчик. А какая же настоящая вера?

Мать. Наша вера. (Про себя.) Кажется, я говорю глупости. Так поди, скажи папе, что мы идем, и надень шарф.

Мальчик. А после обедни будет шоколад?»

Видишь, как убивается пытливость?

Раз, другой, третий… десятый… И мальчик перестанет интересоваться, привыкнет всему верить, не допытываясь, отчего да почему. А это скверно! Это значит, что он никогда не будет творцом, исследователем, создателем чего-то нового.

И так во всем. «Начало мудрости — страх господень!» — написано в библии.

Страх… Он лежит в основе религии. Вез него религия ничто. «Отнимите у христианина страх перед адом, — писал французский философ-просветитель Дидро, — и вы отнимете у него веру».

Многие религиозные люди боялись бороться за лучшее будущее, бороться против угнетателей, ибо им внушали, что эти порядки установлены богом и выступать против — великий грех.

Подумай, смог бы наш народ совершить Октябрьскую революцию, если бы он боялся бога? Добились бы мы успехов в строительстве новой жизни, если бы надеялись на помощь бога?

«Человек, воспитанный в духе религии, — писал Емельян Ярославский, — становится неспособным к борьбе за переустройство мира».

Тебе и твоим сверстникам строить новую жизнь. Вам жить при коммунизме. Так растите образованными, смелыми, решительными, волевыми людьми!
Лжец поневоле

Ты, конечно, помнишь, какая беда стряслась с Родькой Гуляевым, героем повести Тендрякова «Чудотворная». Бабка и другие верующие старухи объявили его святым, праведником, насильно крест надели, молиться заставляли. Родька тяжело переживал все это! Ему казалось, что весь мир перевернулся, все вокруг изменилось. И не с кем Родьке поделиться своим горем, своими сомнениями. Он боится сказать правду, стыдится товарищей, учительницы. «И чем веселее день, тем тяжелее на душе у Родьки. Под рубашкой, под выцветшим пионерским галстуком жжет кожу на груди медный крестик. Сиди на уроках и помни, что ни у кого из ребят нет его… Играй на переменках, помни — если будешь возиться, чтобы не расстегнулась рубаха: увидят — засмеют…»

Родька ломает голову, как избавиться от этого креста. Бросить нельзя. После школы бабка обязательно заглянет под рубаху. В карман положить — выпадет. Лучше всего, решает Родька, в щель куда припрятать, а на обратном пути надеть, честь честью явиться перед бабкой. Так Родька обманул бабку, обманул своего дружка Ваську Орехова. Незаметно, сам того не желая, пионер Родька Гуляев стал лжецом. Он учится хитрить, двоедушничать. Иначе и быть не может. Дома он должен изображать верующего, выполнять различные церковные обряды. А в школе отвечать урок, как написано в учебниках, как объяснял ему учитель, как есть на самом деле.

Родька — герой литературного произведения.

А вот какой случай был со мной. Когда я учился в школе, историю у нас преподавала Мария Ивановна.

Однажды — дело было в десятом классе — Мария Ивановна подзывает меня после урока:

— Алеша, мне нужно серьезно поговорить с тобой. Мы пошли по длинному школьному коридору.

— Алеша, — пристально глядя на меня, сказала учительница, — я узнала, что ты… веришь в бога?

Признаться, я никак не ожидал, что разговор будет именно об этом.

Я действительно верил в бога. Но как сказать об этом учительнице? Я знал, что Мария Ивановна неверующая, коммунистка. Значит, она начнет меня ругать или уговаривать, а это еще хуже.

— Мария Ивановна, вы не ошиблись, я верю в бога, — твердо ответил я. Хитрить я не хотел.

— Жалко мне тебя, Алексей, — тихо проговорила учительница.

— Почему? — со злостью спросил я. — Жалеть меня нечего. Что плохого в моей вере? До меня тысячи лет люди верили, ходили в церковь, молились, а разве они плохими были? Или взять меня. Чем я хуже других ребят, оттого что верю? Учусь хорошо, уроки отвечаю, а чем занят в свободное время — мое дело, никого это не касается! Другие ребята футбол гоняют, а я в церковь иду. Мне так нравится.

— Плохо уже то, что религия тебя лгать учит!

— Простите, Мария Ивановна, она этому не учит!

— Погоди… Вы дарвинизм изучали?

— Да. В прошлом году.

— А какая у тебя отметка по этому предмету?

— Пятерка.

— Прекрасно. Значит, дарвинизм ты знаешь хорошо. Скажи мне, пожалуйста, от кого произошел человек?

— Дарвин пишет, что человек произошел из животного мира путем эволюции. Ближайшими же предками его являются человекообразные обезьяны…

— Так. А сразу ли появились на свет все животные, сотни тысяч видов живых существ, или постепенно?

— Наука утверждает, что сразу произойти все роды и виды живых существ не могли. Они развивались постепенно.

— И по сей день развиваются?

— Наука говорит, что да.

— Ты мне все время отвечаешь: «Дарвин… дарвинизм… наука говорят…» Разве существуют другие мнения?

— В библии сказано иначе.

— А как там сказано?

— Священное писание говорит, что бог создал всех животных. И все растения создал бог, а человека сотворил по своему образу и подобию.

— Сразу?

— Да.

— А человека как он создал?

— Взял глину, вылепил фигуру человека, вдунул в него душу, и человек ожил.

— Теперь скажи мне, только по совести, Алеша, неужели ты веришь во всю эту чепуху?

Мне показалось очень обидным, что учительница назвала чепухой то, что тогда было для меня свято, и я с жаром воскликнул:

— Да, верю! Верил, верю и буду верить до конца жизни!

— Ну что ж. Ты взрослый человек и понимаешь, что насильно заставить тебя не верить я не могу. Да и не собираюсь. Рано или поздно ты сам поймешь, что религия обманывает людей, как это уже поняли миллионы. А разговор этот я вела вот к чему. Религия приучила тебя лгать, лицемерить, говорить не то, что думаешь. Началось это с малого: на уроке ты отвечал одно, а думал другое. Кончиться же это может тем, что вся твоя жизнь будет лицемерной, двоедушной…

Ох, как права была старая учительница! К сожалению, это я понял не сразу, а значительно позже.

Теперь тебе станет понятно, почему некоторые люди раньше — а кое-кто и сейчас — уходили в монастыри, в леса и пустыни и становились монахами-отшельниками.

Таких отшельников в наши дни единицы. Но представь себе, они еще есть. Несколько лет назад журналист А. Шамаро встретил таких отшельников. Когда он вошел в избу, увидел, что изба была разделена дощатыми перегородками. При входе просторная горница с большой глинобитной печью — трапезная. Посредине нее на скрещенных подпорках столы, сбитые из таких же грубоотесанных досок, а вдоль стен приземистые лавки из толстых плах.

Отец Симеон — так звали главного монаха — прошел в соседнюю комнату и опустился на колени. Здесь не было никакой мебели, за исключением треугольного столика, прибитого в восточном углу. На нем лежали богослужебные книги. Восточная стена от потолка до полу была сплошь увешана иконами.

Старик шептал молитву, осеняя себя крестным знамением, и клал земные поклоны. Зловещим предзнаменованием показался ему маленький самолет, пролетевший по небу. Он молил бога уберечь от антихриста их, таежных монахов-пустынников.

Вскоре вошли и другие отшельники. Все они были похожи друг на друга: нечесаные бороды, слипшиеся от пота и многолетней грязи, свисали космами. Замызганные рубахи и порты из домотканого холста, на ногах самодельные бродни из толстой сохатины, смазанные дегтем.

Малейшая забота о чистоте тела считалась большим грехом, сатанинским соблазном. Избы, где жили отшельники, были внутри черными от копоти и грязи…

— По нашему обряду, — внушал наставник, — как родится мужчина, так до дня смерти его не бреют, не стригут. И мыться совсем нельзя. Разве только дождик помочит — это от господа… Насекомых тоже нельзя бить, они божье испытание, посланы наше тело точить…

В пустыннических избушках кишело несметное количество насекомых — тараканов, клопов, блох. Когда вши вконец заедали монаха, он осмеливался снять с себя холщовую, ни разу не стиранную рубаху и потрясти ее над костром. Насекомые снопом искр сгорали над огнем.

Трудно представить, что эти люди живут в XX веке!

Какие же злые силы загнали их в дикую, непроходимую тайгу? Кто сделал их непохожими на людей?

Загнала их вера в бога, желание жить «по евангелию», стремление отрешиться от «мира и всего, что в мире».

В этом религия видит главную добродетель. Для религии не имеет никакого значения, приносит человек пользу людям или нет. Он должен спасать свою душу. Так делали все «великие святые». Церковь до сих пор прославляет их за «подвиги» во славу бога, учит верующих во всем подражать им. В церковных книгах рассказывается, как один святой, Симеон-столпник, восемьдесят лет простоял на столбе, предаваясь молитвам, и тем несказанно угодил богу.

А другой, Алексей — человек божий, оставил своих стариков родителей и невесту, ушел из дома, слонялся по белу свету. Наконец, вернувшись в отчий дом, он поселился вместе с собаками, жил никем не признанный, питался отбросами и непрестанно молился.

Святой Иосиф всю жизнь носил за пазухой камни, песок и землю. Ты думаешь, в этом была какая-нибудь необходимость? Ничуть. Делал это он для того, чтобы затруднить себе жизнь.

Преподобный Серафим Саровский всю жизнь прожил в лесу, тысячу дней и тысячу ночей простоял, молясь, на коленях на камне…

И таких примеров можно привести сколько угодно. Всех святых объединяет одно — они совершали самые нелепые, никому не нужные «подвиги», вместо того чтобы хоть палец о палец ударить для помощи окружающим их людям.

Верующему это и не нужно. Церковь требует от него другого. Он должен только служить богу, не принося никакой пользы обществу. Мы не ошибемся, если скажем: чем более человек бесполезен для общества, тем угоднее он богу. Такова религиозная мораль, так поучает церковь.

Мы говорим: «Каждый за всех, и все за одного», «Если товарищ попал в беду, выручай его», «Если другому трудно, помоги».

Совсем не то проповедует религия. Она предписывает, забыв об окружающих, спасать самого себя, свою душу. Даже те добрые дела, которые рекомендуют делать церковники, должны совершаться не ради помощи людям, а для собственного блага.

Например, иногда в проповеди можно услышать призыв помогать бедным, нуждающимся. Что в том плохого? Но вдумайся, с какой целью рекомендуется это делать? Быть может, чтобы облегчить судьбу людей, попавших в беду? Нет. Оказывается, подавать милостыню следует ради того, чтобы бог, видя это, вознаградил тебя. Выходит, не доброе дело, а просто-напросто чисто коммерческий расчет: я дал нищему копеечку, а бог мне за это простит грехи!

Религия умудрилась осквернить даже такое святое чувство, как любовь детей к родителям. Нет ни одного народа, ни одного нормального человека, который бы не любил отца и мать, давших ему жизнь, воспитавших его порой ценой отказа от собственного благополучия.

А теперь посмотри, как говорит об этой любви церковь. Она, правда, тоже предписывает почитание родителей. Но ради чего?

«Почитай отца твоего и матерь твою, — сказано в библии, — как повелел тебе господь бог твой, чтобы продлились дни твои и чтобы хорошо тебе было… на земле».

Вот, оказывается, для чего нужно любить и почитать родителей: чтобы тебе было хорошо! И тут расчет, купля-продажа: я буду почитать родителей, а ты, господи, подавай мне за это благополучие в земной жизни и награду на «том свете»!

Я думаю, ты не стал бы дружить с тем, кто ищет в дружбе выгоду.

Между тем религия именно на этом и строит всю свою нравственность: я забочусь о себе, и только о себе, о спасении своей души, а до остального мне нет дела.

Она воспитывает в человеке с малых лет лютый эгоизм, себялюбие.
Только не будь равнодушным!

Мы долго беседовали с тобой. Говорили об очень серьезных и сложных вопросах. И если ты понял, насколько страшна религия, ты не останешься равнодушным. Когда человек равнодушен, это хуже всего.

Вероятно, ты пионер. А каждый пионер дает торжественное обещание быть верным делу Ленина, делу партии. Великий Ленин, как ты знаешь, не только сам был непримиримым атеистом, но учил всех нас бороться против религии. Этому завещанию Ленина неуклонно следует наша Коммунистическая партия. А какое участие в этой борьбе можешь принять ты и твои товарищи?

Если, например, взять и изрубить топором икону, которая висит в бабушкиной комнате, или прийти в церковь и начать там кричать. Правильный это путь борьбы? А если смеяться над верующими, издеваться над их взглядами? Или исключить из отряда пионера, которого случайно встретили около церкви? Может, не дружить с верующими детьми? Правильно это будет? Нет! Такая борьба с религией принесет только вред. Почему? Давай подумаем вместе.

Если ты перестанешь дружить с товарищем только потому, что он верит в бога, станешь чуждаться его, смеяться и потешаться над ним, он подумает: «Здесь я никому не нужен, не интересен, а там, в церкви, меня ценят, любят». Ты оттолкнешь его, а церковники с радостью приютят его под свое крылышко. Твоя грубость, невнимательность и нетактичность сыграют только на руку церкви.

Если ты будешь непристойно вести себя в церкви, опять пользы от этого никакой. Один вред. Верующие скажут:

— Смотрите, какие безбожники хулиганы. Им все можно. Наши, верующие дети такого себе не позволяют, потому что они бога боятся. А эти бога забыли, вот и распоясались. Значит, они слабы, если не могут нас убедить, а борются только силой.

Не надо давать повода так говорить о себе. Мы, атеисты, достаточно сильны и уверены в своей правоте. Мы отстаиваем свои убеждения не кулаками и бранью. Нам это не к лицу. Мы должны вести себя по-иному.

Если ты узнал, что в классе кто-то из ребят верит в бога, постарайся быть к этому человеку внимательным, не бросай его в беде. Не бойся говорить с ним о вере, о церкви, о боге. Пусть это будет серьезный спор или дружеская беседа. Так ты скорее разубедишь своего противника.

Делать это надо не с наскока, а ласково, терпеливо разъяснять ему то, в чем он не разобрался сам. И никогда не высмеивай его взгляды, не рисуйся своей ученостью. Обязательно узнай, как живет твой товарищ, хорошая ли у него семья. Знают ли дома, что мальчик или девочка верят в бога и как к этому относятся. Тогда тебе легче будет добиться, чтобы жизнь класса, пионерского отряда, школы заинтересовала твоего товарища. Последи, чтобы он побольше читал, чаще ходил в кино, в театр, участвовал в самодеятельности. Тогда, видя твою дружескую поддержку и чувствуя твое искреннее желание помочь ему, он быстрее осознает ложность религии.

Иногда ребята узнают, что Коля или Петя ходили в церковь, и спешат устроить настоящий суд над ними. Суровый приговор может только испортить все дело. Осудить человека и исключить его из пионеров дело нехитрое. Гораздо важнее помочь ему выйти на правильную дорогу, оградить от влияния религии. Вот за это честь и хвала!

Подчас одними беседами, даже задушевными, искренними, дела не поправишь. Вполне возможно, что не сразу все пойдет успешно. Работа эта длительная, кропотливая. Тут уж нужно набраться терпения и не отступать, не опускать рук при первой неудаче.

Чтобы ты лучше понял мою мысль, я расскажу тебе несколько историй. Из них ты узнаешь, как поступали твои сверстники — юные атеисты.

…Было это в Вишняках, недалеко от Москвы. Ученики третьего класса готовились вступить в пионеры. Толя Н. тоже мечтал надеть красный галстук. Но мать, глубоко верующая женщина, даже и слышать об этом не хотела.

— Больше сыном тебя не признаю! — пугала она Толю.

Но Толя все-таки решился.

В день рождения Ильича ребята выстроились на линейку. Толя тоже стоял в строю. Прозвучали слова Торжественного обещания. Ребятам повязали пионерские галстуки. Вдруг появилась мать Толи. Увидав сына, она закричала:

— Отдайте мне мальчика! Не имеете права! Я не разрешаю! Он — мой!

Женщина бросилась к сыну и… замерла. Ребята стеной встали на ее пути…

Как горд был Толя! У него будто сил прибавилось. Он теперь никого не боялся. И мать не посмела идти против целого отряда. Она отступила. Толя остался в пионерском отряде.

А недавно от журналиста И. Шипанова я услышал интересный рассказ о судьбе одной девочки. Вот ее история. В молдавское село Бравич приехала девочка Рая. (Фамилию ее я не буду называть — это не так важно.) В школе узнали, что родители Раи верующие, узнали, что и дочь они заставляют читать библию, ходить в церковь. Ребята стали думать, как помочь Рае. Однажды учитель Михаил Федорович подозвал к себе председателя совета отряда Петрю Б. и о чем-то пошептался с ним.

А после уроков Петря вдруг сказал ребятам:

— Сегодня в клубе новая картина. Пойдемте в кино!

— Идемте, — поддержали ребята.

— Тогда я на всех беру билеты. Возражений нет? — спросил Петря и почему-то посмотрел на Раю.

Она смущенно улыбнулась и за всех ответила:

— Конечно, нет возражений.

…Рая прибежала из школы домой оживленная.

— Что резвишься-то? — хмуро спросил отец.

— Двойку я исправила.

— Воля божья. Внял молитве господь. Отблагодари господа нашего старанием — прочти две главы из библии.

— Не стану я! — Девочка заплакала. — Меня ребята ждут! Мы в кино идем!

Отец стал около двери.

— Я тебе покажу кино! Садись и читай до вечера! — И он положил перед дочерью толстую книгу — библию.

— Не буду! — Рая захлопнула книгу.

— Ах ты, греховодница! — закричал отец. — Читай сейчас же!

Рая взглянула на отца и словно увидела его впервые: взбешенное лицо, злые глаза…

— Не пугай! Не боюсь! — выкрикнула девочка и, распахнув двери, выбежала на улицу.

За селом дул сильный, порывистый ветер. Он срывал с плеч теплый платок и гнал, гнал прочь от родного дома. Не различая дороги, Рая шла, шла… Очнулась она в кровати. У изголовья сидела мать и молилась.

— Господи, взгляни на рабу твою Раису. Не дай болезни одолеть ее. Господи…

Долго болела Рая. И не было у нее больше сил противиться воле родителей. Теперь она каждый день читала библию, молилась, пела церковные гимны. О школе никто не напоминал. Незаметно для себя Рая привыкла к этой новой жизни. И, может быть, она не переступила бы больше порога школы, если бы на помощь опять не пришли друзья.

Все тот же неугомонный Петря да и другие ребята старались встретиться с Раей на улице, разговаривали с ней дружески, будто ничего и не случилось. А когда Рая сказала, что очень тоскует по классу, хочет учиться, да родители не пускают, ребята подняли на ноги всю школу. В конце концов Раю устроили в интернат. И тут произошло еще одно событие.

В комнате с Раей жила другая девочка, Агриппина. Девочки быстро подружились. Может быть, потому, что жизнь их сложилась одинаково. Мать Агриппины была баптисткой. Все время она проводила в молельном доме, на дочь не обращала никакого внимания. Вот девочка и ушла в интернат. Однажды Агриппина спросила Раю:

— Как ты думаешь, моя мама когда-нибудь вернется домой? Ведь она такая хорошая, добрая. А к сектантам от горя пошла, когда отец умер.

Рая горячо обняла подругу.

— Потерпи немножко, вернется твоя мама. Я раньше времени не хотела тебе говорить, но мы на совете отряда такое придумали…

Агриппина не могла дождаться утра. А утром ребята пошли к дому, где жила она раньше. Открыли дверь. Повеяло холодом, сыростью давно не топленной комнаты.

— Ой, как все разбросано!.. Наверное, мама редко заходит сюда. — Агриппина заплакала.

— Девочки, живо за дело! — распоряжалась Рая. — Слезами горю не поможешь!.. Агриппина, где у вас ведра, тряпки? Тащите воду!

И пока девочки мыли, скребли, убирали дом, мальчики накололи дров, затопили печь, навели порядок в сарае, во дворе. Целый день работали ребята. А когда в доме стало чисто, уютно, Агриппина достала красивую желтую скатерть.

— Это мамина любимая…

На стол поставили букет цветов и положили конверт с запиской:

Тетя Мария! Живите у себя дома, У вас всегда будет чисто и тепло. В духовке обед. Что вам еще надо, оставьте записку.

Пионеры.

Могла ли тетя Мария остаться равнодушной? Внимание, забота, которой окружили ее пионеры, заставили женщину задуматься: где скорее найдешь помощь, сочувствие — у бога или у людей? Но прошло еще немало времени, прежде чем она совсем ушла из секты.

Видишь, какое большое значение имеет поддержка коллектива, товарищей! Но очень важно и другое. Важно, чтобы ты сам всегда был принципиальным, был примером для других.

А какой же ты подашь пример, если даже просто так пойдешь в церковь, будешь исполнять религиозные обряды?! Иногда, правда, говорят:

— Я в бога не верую, но бабушка просила меня отнести кулич посвятить. Не мог же я не послушаться? Старших надо уважать.

Верно, старших надо уважать и слушаться. Но представь, вдруг тебя будут уговаривать украсть что-нибудь? Ты что же, и вором станешь, если тебе велели?

У тебя свой ум, своя голова на плечах. Нужно помогать матери, отцу, бабушке — всем старшим. Но если дело касается твоих убеждений, тут нужно быть твердым и решительным. Нужно сказать:

— Дорогая бабушка! Я пионер. А пионер не верит в бога. Я не нарушу свою клятву. Я тебе с радостью помогу в чем угодно, но в церковь не пойду, не обижайся!

Конечно, так поступить может только стойкий, мужественный человек.

Гораздо легче и проще тайком сбегать в церковь: авось и в школе никто не узнает, и дома скандала не будет. Но разве такого трусливого, двуличного человека можно назвать борцом, юным ленинцем?

Недавно в журнале «Пионер» я прочел рассказ об очень мужественной девочке Гале Подрыгиной. Жила она на самом краю большого села Белый Яр. Это в Хакассии. Плохо было дома у Гали: отец стал пить, его уволили с работы. Мать от горя потеряла голову. И тут откуда-то появилась Мария Князева — сектантка, говорила матери ласковые, утешительные слова, давала деньги… Мать Гали доверилась ей. Теперь в доме Гали постоянно собирались сектанты.

Князева уговаривала девочку вступить в секту. Галя только смеялась над ее рассказами о жизни в раю, о всесильном боге. Не могло сломить стойкости девочки и грозное материнское «грешно». Теперь это слово подстерегало Галю на каждом шагу. Садится она за книгу — «грешно». Собирается гулять с подружками — снова «грешно».

Однажды Галя пришла домой в самый разгар молений. В исступлении люди пели, выкрикивали какие-то непонятные слова.

Страшно! Галя забилась в угол.

— Молись, сестра, молись!

Злое старушечье лицо склонилось над Галей. Сухая рука ощупывала плечи, теребила складки коричневого школьного платьица и вдруг сильно рванула за ворот.

— А-а, — взвыла Князева, — знак сатаны!

В ее руках мелькнул кусок кумача. Пионерский галстук!

— Спалить! — приказала Князева.

Кто-то быстро отыскал спички, ломая, чиркал их о коробок.

Зарницей вспыхнуло маленькое пламя. Через минуту угасло в крохотной горстке пепла. Его рассыпали по полу и долго топтали ногами…

А Галя стояла будто опаленная этим пламенем. Пионерский галстук! Она носила его уже несколько лет. И каждый день, каждую минуту он был с Галей. Вспомнился день, когда Галю принимали в пионеры, вспомнились стихи, которые она читала ребятам:
Как повяжешь галстук.
Береги его:
Он ведь с нашим знаменем
Цвета одного…

После того страшного вечера Галя сильно изменилась. Повзрослела. Стала тихая, молчаливая, сосредоточенная.

«Угомонилась», — с облегчением подумала мать.

«Скоро совсем нашей станет», — с удовлетворением решила Князева…

Но через несколько дней Галя снова пришла домой в красном галстуке. Она смело посмотрела в злые глаза Князевой и твердо сказала:

— Не буду! Не буду молиться! Ничего не буду, как вы велите!

— Кайся! — закричала мать. — Кайся, грешница, что говоришь!

— Не буду!

— Сними!.. Сними сатанинскую тряпку!

— Не тронь! — Голос девочки срывается, звенит, но такая в нем сила, такая решимость, что сектантка останавливается.

А Галя чувствует: вот он здесь, над сердцем, алый пионерский галстук…

Трудно было Гале, ох, как трудно! Но она все-таки не сдалась. Она победила и осталась верной своей пионерской клятве, она сберегла свой пионерский галстук!

Ты только твердо запомни: в убеждениях нет большого и малого. Нет такого, чем можно было бы поступиться. Поступишься в чем-то малом, казалось бы, незначительном, а там, глядишь, и большим поступишься. Раз пойдешь в церковь, а почему тогда не пойти и в другой? Обманешь мать, в другой раз обманешь товарищей, в третий — учителя, а там и предателем стать не трудно.

Это относится и к той работе защиты материализма и марксизма, за которую взялся журнал “Под Знаменем Марксизма”. У главных направлений передовой общественной мысли России имеется, к счастью, солидная материалистическая традиция. Не говоря уже о Г. В. Плеханове, достаточно назвать Чернышевского, от которого современные народники (народные социалисты, эсеры и т. п.) отступали назад нередко в погоне за модными реакционными философскими учениями, поддаваясь мишуре якобы “последнего слова” европейской науки и не умея разобрать под этой мишурой той или иной разновидности прислужничества буржуазии, ее предрассудкам и буржуазной реакционности.
Во всяком случае, у нас в России есть еще — и довольно долго, несомненно, будут — материалисты из лагеря некоммунистов, и наш безусловный долг привлекать к совместной работе всех сторонников последовательного и воинствующего материализма в борьбе с философской реакцией и с философскими предрассудками так называемого “образованного общества”. Дицген-отец, которого не надо смешивать с его столь же претенциозным, сколь неудачным литератором-сынком, выразил правильно, метко и ясно основную точку зрения марксизма на господствующие в буржуазных странах и пользующиеся среди их ученых и публицистов вниманием философские направления, сказавши, что профессора философии в современном обществе представляют из себя в большинстве случаев на деле не что иное, как “дипломированных лакеев поповщины”.

Наши российские интеллигенты, любящие считать себя передовыми, как, впрочем, и их собратья во всех остальных странах, очень не любят перенесения вопроса в плоскость той оценки, которая дана словами Дицгена. Но не любят они этого потому, что правда колет им глаза. Достаточно сколько-нибудь вдуматься в государственную, затем общеэкономическую, затем бытовую и всяческую иную зависимость современных образованных людей от господствующей буржуазии, чтобы понять абсолютную правильность резкой характеристики Дицгена. Достаточно вспомнить громадное большинство модных философских направлений, которые так часто возникают в европейских странах, начиная хотя бы с тех, которые были связаны с открытием радия, и кончая теми, которые теперь стремятся уцепиться за Эйнштейна,— чтобы представить себе связь между классовыми интересами и классовой позицией буржуазии, поддержкой ею всяческих форм религий и идейным содержанием модных философских направлений.

Из указанного видно, что журнал, который хочет быть органом воинствующего материализма, должен быть боевым органом, во-первых, в смысле неуклонного разоблачения и преследования всех современных “дипломированных лакеев поповщины”, все равно, выступают ли они в качестве представителей официальной науки или в качестве вольных стрелков, называющих себя “демократическими левыми или идейно-социалистическими” публицистами.
Такой журнал должен быть, во-вторых, органом воинствующего атеизма. У нас есть ведомства или, по крайней мере, государственные учреждения, которые этой работой ведают. Но ведется эта работа крайне вяло, крайне неудовлетворительно, испытывая, видимо, на себе гнет общих условий нашего истинно русского (хотя и советского) бюрократизма. Чрезвычайно существенно поэтому, чтобы в дополнение к работе соответствующих государственных учреждений, в исправление ее и в оживление ее, журнал, посвящающий себя задаче — стать органом воинствующего материализма, вел неутомимую атеистическую пропаганду и борьбу. Надо внимательно следить за всей соответствующей литературой на всех языках, переводя или, по крайней мере, реферируя все сколько-нибудь ценное в этой области.

Энгельс давно советовал руководителям современного пролетариата переводить для массового распространения в народе боевую атеистическую литературу конца XVIII века. К стыду нашему, мы до сих пор этого не сделали (одно из многочисленных доказательств того, что завоевать власть в революционную эпоху гораздо легче, чем суметь правильно этою властью пользоваться). Иногда оправдывают эту нашу вялость, бездеятельность и неумелость всяческими “выспренними” соображениями: например, дескать, старая атеистическая литература XVIII века устарела, ненаучна, наивна и т. п. Нет ничего хуже подобных, якобы ученых, софизмов, прикрывающих либо педантство, либо полное непонимание марксизма. Конечно, и ненаучного, и наивного найдется не мало в атеистических произведениях революционеров XVIII века. Но никто не мешает издателям этих сочинений сократить их и снабдить короткими послесловиями с указанием на прогресс научной критики религий, проделанный человечеством с конца XVIII века, с указанием на соответствующие новейшие сочинения и т. д. Было бы величайшей ошибкой и худшей ошибкой, которую может сделать марксист, думать, что многомиллионные народные (особенно крестьянские и ремесленные) массы, осужденные всем современным обществом на темноту, невежество и предрассудки, могут выбраться из этой темноты только по прямой линии чисто марксистского просвещения. Этим массам необходимо дать самый разнообразный материал по атеистической пропаганде, знакомить их с фактами из самых различных областей жизни, подойти к ним и так и эдак для того, чтобы их заинтересовать, пробудить их от религиозного сна, встряхнуть их с самых различных сторон, самыми различными способами и т. п.

Бойкая, живая, талантливая, остроумно и открыто нападающая на господствующую поповщину публицистика старых атеистов XVIII века сплошь и рядом окажется в тысячу раз более подходящей для того, чтобы пробудить людей от религиозного сна, чем скучные, сухие, не иллюстрированные почти никакими умело подобранными фактами пересказы марксизма, которые преобладают в нашей литературе и которые (нечего греха таить) часто марксизм искажают. Все сколько-нибудь крупные произведения Маркса и Энгельса у нас переведены. Опасаться, что старый атеизм и старый материализм останутся у нас недополненными теми исправлениями, которые внесли Маркс и Энгельс, нет решительно никаких оснований. Самое важное — чаще всего именно это забывают наши якобы марксистские, а на самом деле уродующие марксизм коммунисты — это суметь заинтересовать совсем еще неразвитые массы сознательным отношением к религиозным вопросам и сознательной критикой религий.

С другой стороны, взгляните на представителей современной научной критики религий. Почти всегда эти представители образованной буржуазии “дополняют” свое же собственное опровержение религиозных предрассудков такими рассуждениями, которые сразу разоблачают их как идейных рабов буржуазии, как “дипломированных лакеев поповщины”.

Два примера. Проф. Р. Ю. Виппер издал в 1918 году книжечку “Возникновение христианства” (изд. “Фарос”. Москва). Пересказывая главные результаты современной науки, автор не только не воюет с предрассудками и с обманом, которые составляют оружие церкви как политической организации, не только обходит эти вопросы, но заявляет прямо смешную и реакционнейшую претензию подняться выше обеих “крайностей”: и идеалистической и материалистической. Это— прислужничество господствующей буржуазии, которая во всем мире сотни миллионов рублей из выжимаемой ею с трудящихся прибыли употребляет на поддержку религии.

Известный немецкий ученый, Артур Древс, опровергая в своей книге “Миф о Христе” религиозные предрассудки и сказки, доказывая, что никакого Христа не было, в конце книги высказывается за религию, только подновленную, подчищенную, ухищренную, способную противостоять “ежедневно все более и более усиливающемуся натуралистическому потоку” (стр. 238 4-го немецкого издания, 1910 года). Это—реакционер прямой, сознательный, открыто помогающий эксплуататорам заменять старые и прогнившие религиозные предрассудки новенькими, еще более гаденькими и подлыми предрассудками.

Это не значит, чтобы не надо было переводить Древса. Это значит, что коммунисты и все последовательные материалисты должны, осуществляя в известной мере свой союз с прогрессивной частью буржуазии, неуклонно разоблачать ее, когда она впадает в реакционность. Это значит, что чураться союза с представителями буржуазии XVIII века, т. е. той эпохи, когда она была революционной, значило бы изменять марксизму и материализму, ибо “союз” с Древсами в той или иной форме, в той или иной степени для нас обязателен в борьбе с господствующими религиозными мракобесами.
Журнал “Под Знаменем Марксизма”, который хочет быть органом воинствующего материализма, должен уделять много места атеистической пропаганде, обзору соответствующей литературы и исправлению громадных недочетов нашей государственной работы в этой области. Особенно важно использование тех книг и брошюр, которые содержат много конкретных фактов и сопоставлений, показывающих связь классовых интересов и классовых организаций современной буржуазии с организациями религиозных учреждений и религиозной пропаганды.

Чрезвычайно важны все материалы, относящиеся к Соединенным Штатам Северной Америки, в которых меньше проявляется официальная, казенная, государственная связь религии и капитала. Но зато нам яснее становится, что так называемая “современная демократия” (перед которой так неразумно разбивают свой лоб меньшевики, эсеры и отчасти анархисты и т. п.) представляет из себя не что иное, как свободу проповедовать то, что буржуазии выгодно проповедовать, а выгодно ей проповедовать самые реакционные идеи, религию, мракобесие, защиту эксплуататоров и т. п.

Хотелось бы надеяться, что журнал, который хочет быть органом воинствующего материализма, даст нашей читающей публике обзоры атеистической литературы с характеристикой, для какого круга читателей и в каком отношении могли бы быть подходящими те или иные произведения, и с указанием того, что появилось у нас (появившимся надо считать только сносные переводы, а их не так много) и что должно быть еще издано.

Кроме союза с последовательными материалистами, которые не принадлежат к партии коммунистов, не менее, если не более важен для той работы, которую воинствующий материализм должен проделать, союз с представителями современного естествознания, которые склоняются к материализму и не боятся отстаивать и проповедовать его против господствующих в так называемом “образованном обществе” модных философских шатаний в сторону идеализма и скептицизма.

Помещенная в 1—2 номере журнала “Под Знаменем Марксизма” статья А. Тимирязева о теории относительности Эйнштейна позволяет надеяться, что журналу удастся осуществить и этот второй союз. Надо обратить на него побольше внимания. Надо помнить, что именно из крутой ломки, которую переживает современное естествознание, родятся сплошь да рядом реакционные философские школы и школки, направления и направленьица. Поэтому следить за вопросами, которые выдвигает новейшая революция в области естествознания, и привлекать к этой работе в философском журнале естествоиспытателей — это задача, без решения которой воинствующий материализм не может быть ни в коем случае ни воинствующим, ни материализмом. Если Тимирязев в первом номере журнала должен был оговорить, что за теорию Эйнштейна, который сам, по словам Тимирязева, никакого активного похода против основ материализма не ведет, ухватилась уже громадная масса представителей буржуазной интеллигенции всех стран, то это относится не к одному Эйнштейну, а к целому ряду, если не к большинству великих преобразователей естествознания, начиная с конца XIX века.
И для того чтобы не относиться к подобному явлению бессознательно, мы должны понять, что без солидного философского обоснования никакие естественные науки, никакой материализм не может выдержать борьбы против натиска буржуазных идей и восстановления буржуазного миросозерцания. Чтобы выдержать эту борьбу и провести ее до конца с полным успехом, естественник должен быть современным материалистом, сознательным сторонником того материализма, который представлен Марксом, то есть должен быть диалектическим материалистом. Чтобы достигнуть этой цели, сотрудники журнала “Под Знаменем Марксизма” должны организовать систематическое изучение диалектики Гегеля с материалистической точки зрения, т. е. той диалектики, которую Маркс практически применял и в своем “Капитале” и в своих исторических и политических работах и применял с таким успехом, что теперь каждый день пробуждения новых классов к жизни и к борьбе на Востоке (Япония, Индия, Китай),— т. е. тех сотен миллионов человечества, которые составляют большую часть населения земли и которые своей исторической бездеятельностью и своим историческим сном обусловливали до сих пор застой и гниение во многих передовых государствах Европы,— каждый день пробуждения к жизни новых народов и новых классов все больше и больше подтверждает марксизм.

Конечно, работа такого изучения, такого истолкования и такой пропаганды гегелевской диалектики чрезвычайно трудна, и, несомненно, первые опыты в этом отношении будут связаны с ошибками. Но не ошибается только тот, кто ничего не делает. Опираясь на то, как применял Маркс материалистически понятую диалектику Гегеля, мы можем и должны разрабатывать эту диалектику со всех сторон, печатать в журнале отрывки из главных сочинений Гегеля, истолковывать их материалистически, комментируя образцами применения диалектики у Маркса, а также теми образцами диалектики в области отношений экономических, политических, каковых образцов новейшая история, особенно современная империалистическая война и революция дают необыкновенно много. Группа редакторов и сотрудников журнала “Под Знаменем Марксизма” должна быть, на мой взгляд, своего рода “обществом материалистических друзей гегелевской диалектики”. Современные естествоиспытатели найдут (если сумеют искать и если мы научимся помогать им) в материалистически истолкованной диалектике Гегеля ряд ответов на те философские вопросы, которые ставятся революцией в естествознании и на которых “сбиваются” в реакцию интеллигентские поклонники буржуазной моды.

Без того, чтобы такую задачу себе поставить и систематически ее выполнять, материализм не может быть воинствующим материализмом. Он останется, употребляя щедринское выражение, не столько сражающимся, сколько сражаемым. Без этого крупные естествоиспытатели так же часто, как до сих пор, будут беспомощны в своих философских выводах и обобщениях. Ибо естествознание прогрессирует так быстро, переживает период такой глубокой революционной ломки во всех областях, что без философских выводов естествознанию не обойтись ни в коем случае.
В заключение приведу пример, не относящийся к области философии, но во всяком случае относящийся к области общественных вопросов, которым также хочет уделить внимание журнал “Под Знаменем Марксизма”.

Это один из примеров того, как современная якобы наука на самом деле служит проводником грубейших и гнуснейших реакционных взглядов.

Недавно мне прислали журнал “Экономист” № 1 (1922 г.), издаваемый XI отделом “Русского технического общества”. Приславший мне этот журнал молодой коммунист (вероятно, не имевший времени ознакомиться с содержанием журнала) неосторожно отозвался о журнале чрезвычайно сочувственно. На самом деле журнал является, не знаю насколько сознательно, органом современных крепостников, прикрывающихся, конечно, мантией научности, демократизма и т. п.

Некий г. П. А. Сорокин помещает в этом журнале обширные якобы “социологические” исследования “О влиянии войны”. Ученая статья пестрит учеными ссылками на “социологические” труды автора и его многочисленных за граничных учителей и сотоварищей. Вот какова его ученость:

На странице 83-й читаю:

“На 10 000 браков в Петрограде теперь приходится 92,2 развода — цифра фантастическая, причем из 100 расторгнутых браков 51,1 были продолжительностью менее одного года, 11%—менее одного месяца, 22% —менее двух месяцев, 41%—менее 3—6 месяцев и лишь 26%—свыше 6 месяцев. Эти цифры говорят, что современный легальный брак — форма, скрывающая по существу внебрачные половые отношения и дающая возможность любителям “клубники” “законно” удовлетворять свои аппетиты” (“Экономист” № 1, стр. 83-я).

Нет сомнения, что и этот господин, и то русское техническое общество, которое издает журнал и помещает в нем подобные рассуждения, причисляют себя к сторонникам демократии и сочтут за величайшее оскорбление, когда их назовут тем, что они есть на самом деле, т. е. крепостниками, реакционерами, “дипломированными лакеями поповщины”.

Самое небольшое знакомство с законодательством буржуазных стран о браке, разводе и внебрачных детях, а равно с фактическим положением дела в этом отношении покажет любому интересующемуся вопросом человеку, что современная буржуазная демократия, даже во всех наиболее демократических буржуазных республиках, проявляет себя в указанном отношении именно крепостнически по отношению к женщине и по отношению к внебрачным детям.

Это не мешает, конечно, меньшевикам, эсерам и части анархистов и всем соответствующим партиям на Западе продолжать кричать о демократии и о ее нарушении большевиками. На самом деле, именно большевистская революция является единственной последовательно демократической революцией в отношении к таким вопросам, как брак, развод и положение внебрачных детей. А это вопрос, затрагивающий самым непосредственным образом интересы большей половины населения в любой стране. Только большевистская революция впервые, несмотря на громадное число предшествовавших ей и называющих себя демократическими буржуазных революций, провела решительную борьбу в указанном отношении, как против реакционности и крепостничества, так и против обычного лицемерия правящих и имущих классов.

Если г. Сорокину 92 развода на 10000 браков кажется цифрой фантастической, то остается предположить, что либо автор жил и воспитывался в каком-нибудь настолько загороженном от жизни монастыре, что в существование подобного монастыря едва кто-нибудь поверит, либо что этот автор искажает правду в угоду реакции и буржуазии. Всякий сколько-нибудь знакомый с общественными условиями в буржуазных странах человек знает, что фактическое число фактических разводов (конечно, не санкционированных церковью и законом) повсюду неизмеримо больше. Россия в этом отношении отличается от других стран только тем, что ее законы не освящают лицемерия и бесправного положения женщины и ее ребенка, а открыто и от имени государственной власти объявляют систематическую войну против всякого лицемерия и всякого бесправия.

Марксистскому журналу придется вести войну и против подобных современных “образованных” крепостников. Вероятно, не малая их часть получает у нас даже государственные деньги и состоит на государственной службе для просвещения юношества, хотя для этой цели они годятся не больше, чем заведомые растлители годились бы для роли надзирателей в учебных заведениях для младшего возраста.

Рабочий класс в России сумел завоевать власть, но пользоваться ею еще не научился, ибо, в противном случае, он бы подобных преподавателей и членов ученых обществ давно бы вежливенько препроводил в страны буржуазной “демократии”. Там подобным крепостникам самое настоящее место.
Научится, была бы охота учиться.

12. III. 1922.

“Под Знаменем Марксизма” № 3

март 1922 г.

Подпись: Н. Ленин

Безбожие стало распространяться в широких массах людей сравнительно недавно, убийства же, грабежи и другие преступления бывали еще и в глубокой древности. Кражи, например, случались и много тысяч лет назад, в то время, когда появились классы, богатые и бедные люди. Кто же совершал тогда преступления? Конечно, верующие: в древности верующими были все люди почти поголовно.

Всякий знает, что в царское время безбожников было мало. Тогда большинство людей считало себя верующими, молилось, соблюдало религиозные обряды. А преступлений было тогда гораздо больше, чем теперь.

Пожилые люди должны хорошо помнить, как страдала раньше деревня от конокрадства, ростовщичества, сколько происходило в ней пьяных драк и убийств, как свекры принуждали к сожительству невесток, сколько было поджогов… Всего не перечтешь. Из-за одних только потрав и ссор при семейных разделах происходила тогда столько преступлений! А ведь большинство среди крестьян составляли верующие, все в церковь ходили, все постились, исповедовались, слушали проповеди попов, то и дела поминали Христа. Безбожников было тогда ничтожно мало.

Выходит, значит, что те люди, которые говорят, будто религия предохраняет от скверных поступков, от преступлений, болтают пустое.

Но этого мало. Жизнь показала, что «страх божий» и не может удерживать от преступлений. Наоборот, он способствует им. От бога, ведь, можно откупиться. Согреши, потом поставь в церкви свечку потолще да подороже, молись – и все будет в порядке. Так учит религия. Иной верующий, какой-нибудь купец или подрядчик всю жизнь людей обманывал, обкрадывал, а перед смертью шел в монастырь свою волчью жизнь замаливать и считал, что дело выиграно: бог его простит.

А католическая церковь еще проще устраивается: она учит, что на небе существует большой запас добрых дел, совершенных сказочным Иисусом, богоматерью, святыми, и что этим запасом ведают римские папы. Было время, когда католическая церковь торговала особыми грамотами об отпущении грехов (индульгенциями): уплатит преступник попу, и тот, будто бы из небесного запаса добрых дел, покрывает людские грехи. Ксендз на исповеди «отпустит» любой грех, только заплати. Молитвами и деньгами религиозные люди могут, по учению всех религий, откупиться от наказаний даже за самые тяжелые преступления, например, за отцеубийство.

Многие монастыри (например, Ипатьевский, Соловецкий, Святогорский) были переполнены людьми, совершившими прежде тяжкие преступления. Человек десятки лет обманывал, разбойничал, крал, наживался на чужом труде и чувствовал себя прекрасно, так как верил, что потом, в монастыре, он «душу спасёт». Да и теперь, когда монастырей у нас уже нет, религиозные люди, рассчитывая на «спасение», часто позволяют себе самые безнравственные, противообщественные поступки.

В прошлом году мне пришлось быть в колхозе «Северный полюс» (в Кировской области). Все жители там – староверы, члены секты «истинных христиан». Они молятся, соблюдают все религиозные праздники, а краж в этом селе неимоверно много.

Бывшего председателя этого колхоза, верующего Казакова, который растратил ссуду, выданную на ликвидацию бескоровности, спросили:

— Разве вы бога не боитесь, когда бескоровных своих односельчан обкрадывали?

— А что его бояться? Он, отец наш, все прощает.

Вот расчет верующего: бог простит. Религия убивает в человеке чувство ответственности перед обществом, перед коллективом.

Но и этого мало. Известно, что профессиональные преступники, которые только преступлениями и живут, — почти сплошь верующие, а нередко и прямо богомольные.

В Италии жил знаменитый тюремный врач Ломброзо. Он знал тысячи грабителей и убийц и убедился, что среди них меньше одной сотой части составляли неверующие, большая же часть профессиональных преступников отличалась очень сильной религиозностью. Знаменитый германский исследователь преступности Лист отмечал в своих сочинениях крайнюю религиозность преступников, особенно убийц. Известный русский дореволюционный судебный деятель Кони в воспоминаниях указывал, что неверующие среди преступников были редкостью. Ученый Гернет, который всю жизнь провел в обследовании тюрем, в изучении преступлений, подчеркивал, что подавляющее число уголовников усердно молится и перед преступлением и после него. До революции все уголовники ходили в тюремные церкви, хранили при себе иконки. И это – общее правило для всех стран.

Самые закоренелые преступники, убийцы (вроде извозчика Комарова) были религиозны. После убийств они молились за «упокой души» своих жертв. Крайней набожностью отличались и палачи, которые в царских тюрьмах вешали людей. Об одном палаче известно, что он на свои деньги выстроил часовню в родном селе, чтобы односельчане молились «за спасение его души». Русские писатели Чехов и Дорошевич, описавшие место ссылки уголовных преступников при царизме – остров Сахалин, были просто поражены религиозностью уголовных.

Выходит, значит, что религиозность нисколько не удерживает человека от скверных поступков.

Кроме того, немало преступлений совершается именно вследствие религиозных суеверий. Возьмем, например, мусульманскую религию, ислам. Ее фанатические последователи в среднеазиатских республиках убили даже в последние годы много женщин за то, что они сняли паранджу, поступили в школу или на работу. Ислам прямо велит мужьям убивать таких женщин. Множество преступлений (подлогов, ограблений и прочего) было совершено католическими церковниками, чтобы завладеть в пользу «святой матери-церкви» имуществом богатых людей. Тысячи гнусных преступлений совершили иезуиты — члены самого привилегированного из католических религиозных обществ, которому очень покровительствует сам римский папа.

Преступления церковников неисчислимы. О них можно написать огромные книги. Гонения на науку, травля иноверцев, разврат, убийство младенцев, прижитых монахинями в монастырях, прямой обман с фабрикацией мощей и всяких «чудес», принуждение исповедующихся женщин к сожительству (особенно отличаются этим католические священники), кража церковного имущества и прочее – всем этим полна история любой религии и церкви.

Вера в бога хорошо уживается с преступлениями.

В. Михайлов

Оригинал опубликован:
газета «Безбожник» от 12 января 1941 г., № 2 (745)

Скорбя по разрушенным в послереволюционные годы храмам, наши либералы словно бы взаправду не понимали, что уничтожившие эти памятники люди являлись продуктом той самой благословенной эпохи, когда сросшаяся с государством церковь безраздельно доминировала во всех сферах общественной жизни. Жители киевского пролетарского предместья Шулявка, где в начале ХХ века имелась одна церковно-приходская школа – на целых десять церквей и два монастыря, – откровенно рассказывали тогдашним социологам о своем высокодуховном бытии: «Живу как скотина»; «Бежал бы в рощу от этой жизни, жил бы зверем», попутно сообщая о «смрадных калюжах», в которых утопал их «перенаселенный и антисанитарный» район. Они вряд ли осознавали культурно-историческое значение древних храмов, но зато не питали никаких теплых чувств к церкви, видя в ней вековую опору режима, угнетавшего их в бесправии, безграмотности и нищете.

История повторила себя. И нужно отметить, что именно постсоветский либерализм старательно возводил здание того храма, в котором впоследствии спляшут осужденные активистки. Умиляясь крылатой фразе из знакового для Перестройки фильма «Покаяние» грузинского режиссера Тенгиза Абуладзе – «К чему дорога, если она не приводит к храму?» – наша интеллигенция не представляла, что вброшенные в общественное сознание мечты имеют свойство сбываться самым неожиданным для мечтателей образом. И спустя двадцать лет конкурирующие между собой церковники застроят своими храмами дороги, скверы, парки, дворы и даже крыши домов в наших городах, откровенно занимаясь в них бизнесом, цинизм которого смущает теперь даже ярых сторонников рыночных догматов, – не говоря уже об искренне верующих людях.

Ирония истории вновь дала о себе знать, зло высмеяв поборников «возрождения духовных ценностей», которые позволили церкви стать одним из крупнейших спекулянтов мирскими ценностями, отобранными у бесправного и бессильного общества.

Украинские диссиденты, которые зачитывались фрондерским романом «Собор» орденоносного партийного писателя Олеся Гончара, навряд ли подозревали, что им придется возмущаться циничным беспределом возродившей свое влияние церкви, представители которой разрушили старинные ворота Киево-Печерской Лавры (чтобы в них проезжал джип владыки-настоятеля), застраивают фундаменты Десятинной церкви, захватили огромный кусок Ботанического сада и закоптили свечами росписи Врубеля и Васнецова. А концовка «Собора», где «неформальная» молодежь танцует под звуки джаза в заброшенном храме, некогда спасенном от «махновских безбожников», поразительным образом напоминает в наши дни об инциденте в стенах собора Христа Спасителя.

Да и музыкант Юрий Шевчук, который вдохновенно пел о поруганном храме в одноименной песне, где без труда угадывается образ разрушенного московского собора – «а вороны заморскими кенгуру пляшут на раскидистых лапах крестов» – наверняка не мог представить себе, что однажды возвысит свой голос в защиту сплясавших под крестами этого храма девушек.

Воистину – «Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!».

Осужденная Екатерина Самуцевич, безусловно, права, заявляя, что «храм Христа Спасителя стал значимым символом в политической стратегии властей». Однако, вопреки ее мнению, он превратился в этот символ задолго до воцарения Путина и Гундяева. Гигантский пафосный новодел олицетворяет собой ельцинскую Россию девяностых годов – золотую эру «гражданских свобод», о которой вслух тоскуют сейчас российские либералы, и которую с ужасом вспоминает большинство россиян. Строительство собора с подземным гаражом, магазинами, офисами и автомойкой, ознаменованное серией коррупционных скандалов, началось в 1994 году – с началом чеченской бойни. Храм стали возводить сразу после того, как режим Ельцина расстрелял в центре Москвы собственных граждан, под аплодисменты всецело поддержавшей его либеральной интеллигенции, и с благословения «возрожденной» церкви, которая, по существу, заключила конкордат с получившим диктаторские полномочия президентом.

Именно в те времена, когда российская власть находилась в руках нынешних «борцов с авторитарным режимом» – вроде тогдашнего премьера Бориса Немцова, – РПЦ с готовностью позволила превратить себя в идеологический департамент государства новой буржуазии. Церковь и новая «демократическая» власть взаимно нуждались в друг друге, а переход к рыночной экономике продуцировал соответствующие ей формы общественного сознания, которые овладевали массами. Поддержав Ельцина во всех его преступлениях, церковные иерархи получили взамен монопольное право на духовное окормление миллионов граждан новой России, стремительно тонущей в мраке невежества и нищеты – как следствие неолиберального курса ельцинского правительства.

«Новопреставленного первого президента России Бориса Николаевича» символически отпевали в том самом Храме Христа Спасителя, где ранее торжественно канонизировали членов царской семьи. И это было по своему справедливо – поскольку «храм Христа на паркинге» стал таким же знаковым символом его эпохи, какими служили для своего времени первые советские электростанции или космические ракеты.

И путинский авторитаризм, и церковно-государственный конкордат, которые продемонстрировали свое всевластие в деле Pussy Riot, являются прямым порождением либеральной демократии ельцинского разлива. Этот очевидный тезис должен являться базисным для критики власти в этом прогремевшем на весь мир деле. Ведь на самом деле, оно должно напоминать нам не о тридцатых, а о девяностых годах – которые продолжаются по сей день.

Сегодня, когда наша общественность с удивлением открыла для себя тот факт, что законы против «богохульства» действуют на территории демократического Евросоюза, включая Германию, Австрию и Францию (причем, Ирландия приняла такой закон всего год назад), а итальянская цензура позволиляет церкви изъять из продажи тираж популярного журнала, с невинной карикатурой в адрес римского папы, пора понять, что государственно-клерикальный диктат не является спецификой постсоветских стран. Это неотъемлемая часть классовой политики буржуазного государства, которая практически повсеместно подменяет собой формально задекларированную свободу веры и совести, с неизбежностью превращая религию в послушный инструмент политических элит – при Ельцине, Немцове и Путине, при Януковиче, Турчинове или Ющенко. И если российские либералы вдруг сменят на престоле своих близнецов из путинской клики, они без колебаний задействуют этот же инструмент, чтобы управлять одураченными «духовной сивухой» массами.

Неолиберализм всегда ведет к мракобесию – ведь власть, которая разрушает культуру, образование и науку, возводит этим фундамент храма невежества и обмана. Наш народ прошел к нему долгую дорогу, по указке своих лукавых поводырей, положив на пути немало судеб и душ.

Пришла пора возвращаться.

Андрей Манчук

Здесь следует сделать одно замечание по поводу самого этого термина. Первоначально белком называли белок куриного яйца и подобные ему образования, которые играют существенную роль в развитии животных организмов; полагалось, что в растениях белков нет. В последующем, когда выяснилось, что все живое в химическом отношении существенно отлично от неживого, в понятие «белок» стали вкладывать иное содержание: под белком подразумевались неизвестные еще по своему строению специфические для жизни органические соединений. Энгельс отмечал, что новый смысл данного термина плохо согласуется с предшествующим, и не считал термин «белок» удачным. Он употреблял термин «белковое тело» в том же смысле, что и «протоплазма», считая задачей будущего выяснение химического состава белка. В настоящее время под белками понимают вполне определенную группу химических соединений. Молекула белка образуется из нескольких десятков аминокислот, которые связаны между собой весьма сложным образом. Белковые соединения (в современном смысле) действительно являются наряду с нуклеиновыми кислотами материальным носителем жизни, притом во всех известных ее формах.

Процесс образования белков в далеком историческом прошлом Земли, по-видимому, шел в теплых поверхностных слоях первичного океана, где органические соединения находились в растворенном виде. Весьма значительная энергия, необходимая для синтезирования аминокислот в белки, могла иметь своим источником ультрафиолетовое излучение Солнца.

Третий этап развития — возникновение собственно живых организмов. Согласно А. И. Опарину, в воде происходил процесс смешения белков и других высокомолекулярных органических соединений с минеральными солями. Эти смеси выпадают в виде капелек, получивших название коацерватов. Белковые коацерватные капли способны к первоначальному обмену веществ с окружающим их водным раствором, в них идут одновременно процессы созидания, роста и процессы разрушения. В коацерватном состоянии белков имелись своеобразные зачатки «естественного отбора», в ходе которого наиболее устойчивые типы коацерватов сохранялись, а менее устойчивые распадались, в результате чего появились первые примитивные живые существа — капельки, состоящие из смеси химического белка, воды и солей. В дальнейшем уже шел процесс естественного отбора по линии повышения организации этих первоначальных живых существ, которые еще не обладали клеточной структурой. Таким образом, между химическим белком и живым белком лежит длительный период поступательного исторического развития природы.

Доктор философских наук, член-корреспондент АН СССР М.Н. Руткевич

Источник

...В день двухсотлетия со дня рождения Ч. Дарвина, 12 февраля, канал «Россия» показал документальный фильм под специфическим названием «Обвиняется Дарвин». О настрое авторов фильма на развенчание Дарвина говорит факт тенденциозного подбора «экспертов»-дилетантов (в качестве одного из них в фильме выступила Маша Шрайбер, недавно проигравшая процесс в суде).

...Недавно депутат Московской городской Думы Н. Губенко предложил ввести научное лицензирование деятельности колдунов, астрологов, ясновидящих. С этой целью он предлагает создать «Совет из профессиональных деятелей науки — экспертов, которые будут проверять колдунов на профпригодность». Трудно судить о мотивах этого предложения. Если речь идет о том, чтобы узаконить деятельность «настоящих» астрологов, спиритов и прочей публики, дурачащей народ, то предложение явно запоздало: эти «профессии» уже внесены в Общероссийский классификатор, утвержденный ГКРФ по стандартизации и метрологии.

...Наука полностью отрицает существование любых паранормальных явлений. Комиссия по борьбе с лженаукой уже не раз предлагала некоторым сторонникам альтернативной точки зрения направить любого человека с паранормальными способностями в фонд выдающегося американского фокусника Джеймса Рэнди для профессиональной проверки. Для желающих заработать миллион долларов США публикуем приглашение.

«Я, Джеймс Рэнди, действуя через Образовательный Фонд Джеймса Рэнди, выплачу приз в сумме USD $ 1,000,000 (один миллион долларов США) любому человеку, или группе людей, кто будет в состоянии продемонстрировать любое умение экстрасенсорного, паранормального или сверхъестественного качества в условиях лабораторного контроля. Данный приз предоставляется и гарантируется Образовательным Фондом Джеймса Рэнди (JREF), Форт Лодердейл, Флорида, США». Так что вместо «Совета профессиональных деятелей науки» Комиссия предлагает проводить проверку через Фонд Рэнди. Глядишь, таким способом всю эту нечисть и изведем...

К сведению депутатов, ратующих за проверку экстрасенсов, и журналистов, которые время от времени находят «феноменов», Фонд Рэнди существует около двадцати лет. Попыток получить миллион предпринималось видимо-невидимо (кстати, среди испытуемых попадались и наши соотечественники, воспетые в свое время средствами массовой информации). Но ни один претендент даже не приблизился к заветной цели. Вам это ни о чем не говорит, господа подопечные депутата Н. Губенко? А нам говорит. Нас (имеется в виду весь народ) систематически пытаются одурачить, загнать в дикость, в эпоху мракобесия. Вам так удобнее грабить народ. Ваша совесть позволяет обирать даже немощных стариков. Впрочем, о чем это я? Какая совесть?

Источник (Ссылка Е.Цыганкина)

В общем, спешу поделиться:



Содержание такое:



КАЧАТЬ здесь

Точно также, по детски доверчиво, последователи Б.Бруцкуса, Фридмана, Поппера, Хайека и Айн Рэнд верят в «невидимую руку» рынка - не только в то, что она не просто «наводит порядок», выгодный для наиболее успешных и «лучших» участников рынка, но что «рука» устанавливает сотрудничество людей (которые иначе как ради выгоды не станут сотрудничать из-за собственной эгоистичности) и, главное, безошибочно отличает лучших от худших, награждает первых и наказывает вторых, то есть рынок здесь выполняет функцию бога, а рыночный успех - аналог не только добрых дел, но и молитвы и самой веры (без которой, как известно нельзя спастись).

Отсюда такие симпатии к вере и верующим у либералов-рыночников 21-го века, тогда как лет 200 назад их предтечи симпатизировали науке и Просвещению (даже Адам Смит, прямо считавший «невидимую руку рынка» проявлением промысла божия): в обоих случаях первые и вторые чувствовали себя избранным меньшинством, «остатком Израиля» среди мира охваченного грехом и невежеством (в смысле незнания правильного учения).

С верой в бога дело обстоит очень похоже (я бы сказал даже - тождественно, но сдерживаюсь, ибо пристрастен). На определённом этапе душевного взросления - когда личность ещё не выделилась из рода, общины, социального целого, а социум не просто построен на угнетении целиком и полностью, но воспринимает эксплуатацию человека человеком как норму, - вера в божьи заповеди и воздаянье божие, наверно единственное, что позволяет людям там жить достойно.

Благодаря вере в бога даже там отличать зло от добра, если нет сил делать добро, то хотя бы не увеличивать сумму зла, и менять то, что они в силах изменить. Так жевание листьев коки спасает от физического изнеможения индейцев, несущих в горах непосильный груз, в рабском или крепостническом обществе религия сходным образом позволяет выдержать запредельную сумму насилия и где-то в глубине души сохранить представление, что такие отношения людей - это совсем не норма.

Продолжая сравнение с обучением ребёнка ходить, можно сказать: атеист - это тот, кто «ходит самостоятельно» уже сейчас, кто может быть хорошим и добрым человеком без воздействия кнута и пряника в виде страха адских мук и награды райского блаженства. Иными словами, душевно взрослые люди.

Более того, если говорить о нравственности, априори атеист намного нравственнее верующего именно потому, что он сжёг за собой корабли. Он не верит ни в ад, ни в рай, ни в возможность искупить злые дела и/или нарастить эффект добрых молитвой, покаянием и другими видами магических средств, к которым прибегают верующие. В своём посмертии атеист не может рассчитывать ни на что, кроме доброй памяти, поэтому он просто приговорён к тому, чтобы делать людям добро и ничем себя не пятнать.

Анализ распространения атеизма по странам показывает, что атеистов больше всего в странах наиболее цивилизованных и развитых, где самые гнусные формы эксплуатации и унижения (рабство, крепостничество, фабричное рабство образца Англии 19 в.) или исключены вовсе, или сильно замаскированы и смягчены и - главное - вовсе не считаются нормальным состоянием человека 1. А вот где подобное угнетение - норма для большинства населения, в третьем мире - там царство веры и верующих.

Можно даже ввести своего рода «Презумпцию нравственности» атеистов - имея с ними дело, разумно предполагать что атеист нравственен, пока не доказано обратное (хотя он может быть недоброжелателен к вам), с верующими - скорее наоборот. У верующих есть даже такая гнусненькая поговорка: «Не согрешишь - не покаешься, не покаешься - не простишься, не простишься - не спасёшься». Насколько я узнавал, её аналоги есть во всех религиях (про синтоистов и конфуцианцев не спрашивал, но это и не вполне религии). Недавние скандалы с растлением малолетних католическими священниками в США, и покрыванием растлителей Церковью (вплоть до самого Папы, до самой смерти высказывавшегося по этому поводу в диапазоне от «ничего не знаю» до «ничего не было») это предположение скорей подтверждают. Но это ведь США - открытое общество, где граждане любят и умеют судиться, а позиции именно католической церкви слабы.

Насколько чаще такое происходит в обществе, где позиции церкви - это почти государственные позиции, а жертвы подобной мерзости обращаться в суд скорей всего побоятся - в Польше, Румынии, Греции, России, среди протестантских фундаменталистов в США, в религиозном секторе в Израиле, конечно же, в мире ислама. Тот список длинен, увы. Но рано или поздно эта завеса падёт, и мы узнаем много нового о нравственности и верующих, и церковников, как узнали из книг Лео Таксиля. Не зря св.равноапостольный император Константин не просто поубивал своих ближних, прямых родственников, но и на смертном одре, уже после принятия крещения, раскаивался в том, что не успел убить ещё и дальних.

Всё вышесказанное - этический аспект веры в бога. Есть ещё интеллектуальный аспект, суть которого хорошо выразил Оруэлл («Мысли в пути»): если люди хотят быть братьями, у них должен быть общий отец. Здесь пропущен средний член силлогизма, и поэтому (как всегда у Оруэлла) получается полный обман. Имелось в виду - если люди хотят быть братьями в мире, построенном на насилии и угнетении, если это насилие и угнетение пребывает всегда лишь меняет формы и имена - от античного рабства до «свободной экономики» и глобального капитализма - люди домысливают себе общего отца, поскольку без веры в него им очень трудно, почти невозможно найти в себе силы и смелость для братских поступков в отношении друг друга.

Получается нечто давно известное: религия - «вздох угнетённой твари» и «сердце бессердечного мира», по Марксу. Современные мировые религии, авраамические и нет, это классический миф, по форме рождения и структуре образов ничем не отличимый от мифов американских индейцев. Вот как это рождение описывал К.Леви-Строс: «лишь история символических функций позволяет объяснить то, что для человеческого интеллекта вселенная всегда недостаточно значима, а разум всегда имеет больше значений, чем …объектов, которым их можно приписать. Разрываемый между …двумя системами - системой означающего и системой означаемого, человек с помощью магического мышления обретает третью систему, в которую вписываются противоречивые дотоле данные. Но эта третья система, как известно, возникает и развивается в ущерб познанию [подчеркнуто мной]» 2

Поэтому сперва над людьми довлеет угнетение и унижение настолько сильное, что ярмо не сбросишь, оно кажется вечным (тем более что все предшествующие восстания были неудачными, гнёт лишь усиливался). Потом возникает община верующих - людей объединённых (пока) общим желанием спасителя и избавителя. Они общаются, живут, кушают и хозяйствуют вместе, их желание крепнет вследствие взаимной социальной стимуляции и «эффекта массы», чаемый спаситель превращаются в Спасителя и Искупителя Грехов, магически освобождающий общину от ярма (коль не вышло избавиться материально).

По мере укрепления веры всё подробней разрабатывается история Спасителя, из желания, смутного, расплывчатого, противоречивого, но сильного и стойкого, он превращается в лицо, обрастает телом, у него появляются родственники, человеческие черты, жизненная история. Сперва Избавителя изображали символом (рыба, крест, Пастырь добрый с овцой), позже начинают появляться портреты.

Иными словами, у верующих происходит такая же персонификация абсолютного добра с определённым лицом и определённой жизненной историей (биографией, легендой), первое также символизируется вторым, как у националистов и ксенофобов образ врага, «неприемлемого Чужого» ассоциируется с неграми или евреями (и столь же разработанными мифологическими историями про них - телегония, кровь христианских младенцев и прочая раситская мистика). Также как положительное чувство (вера в бога, любовь к богу, страх божий у верующих), отрицательные чувства у нацистов и ксенофобов основываются на вере в собственные истории, превознесении своих (им приписываются нравственные достоинства, недостижимые для большинства) и отторжении «чужих» (которым приписываются пороки).

Не зря Александр Тарасова в статье «Фашизмов много» среди прочего отмечает, что «фашистские движения всегда сильно окрашены религией. Если христианские, мусульманские, иудаистские, индуистские, языческие, даже буддистские фашиствующие течения… нет и не было только атеистических». 3

Словом, вера в бога в интеллектуальном плане - это просто ошибка мифотворчества, когда обратный порядок событий, естественный для мифа, принимается за порядок самой жизни и о нём рассказывают истории (скажем, евангельские, или истории Исхода).

Вот, например, пишет моему другу blau_krahe: «мне по логике несколько странно представить религию (пусть с вашей точки зрения ложную), возникшую совершенно на пустом месте, без основателя. Само существование христианства - это и есть следствие существования Христа». Нет, наоборот, естественное течение событий прямо противоположное. Сперва собирается община верующих, объединённых общими желаниями избавления и искупления, затем частные желания сливаются в общее чаяние Искупителя и Избавителя, и если последнее оказывается настолько сильным и стойким что «держится» 2-3 поколения подряд, оно обретает историю и лицо - появляется Избавитель и рассказы о нём, как будто записанные со слов очевидцев. Не случайно до 325 г. или 250 г. (специалисты, поправьте меня) существует масса христианских общин, действует множество видных проповедников христианства, но отсутствуют тексты, которые можно гомологизировать напрямую с какими-то отрывками из четырёх канонических евангелий.

Я знаю (или скорей слышал) про находки папирусов, датируемых 125-150 гг., но истории, содержащиеся в этих текстах, лишь развивают идеи и сюжеты, сходные с евангельскими, но отнюдь не представляют собой прямое извлечение (или прямой пересказ) нынешних Евангелий. Хотя последние, как утверждают христиане, представляют собой непосредственно записанные слова Спасителя и поэтому, вроде бы, должны были в общинах пользоваться особым статусом.

Особенно подозрительно отсутствие в текстах Нового Завета (в отличие от других текстов раннехристианских авторов) упоминаний о разрушении Второго Храма. В данном случае это особенно важно в идеологическом отношении, и поэтому, как написал бы Оруэлл, говорит о целенаправленной подчистке источников.

Интересно в этом плане сравнить Евангелие и Коран. Мохаммад ибн Курайш, в отличие от Иисуса, безусловно, историческое лицо, и процесс создания Корана не только известен в подробностях, но и сам Коран единообразен с самого начала. С одной стороны - известны отдельные записи на черепках, пальмовых листьях и пр., собранные и уничтоженные после создания текста, с другой - скомпонованный из них окончательный текст, практически одновременный записям и известный в единственной редакции.
Июль 2007
Источники

1 это относится и к СССР, ГДР - но не Польше или Румынии, см. http://wolf-kitses.livejournal.com/18391.html?style=mine

2 . Структурная антропология. М., 2001: 191.

3 .http://scepsis.ru/library/id_523.html



Зависимость между уровнем экономического развития, религиозностью и культурно-образовательным уровнем по данным The Pew Global Attitudes Project.

На графике хорошо видна обратнопропорциональная зависимость между уровнем развития и религиозностью. Выпадающие точки: в сторону большей религиозности - США, Кувейт, Израиль и в сторону меньшей религиозности - Россия и часть Восточной Европы - очевидно, связаны с уровнем образования, культуры и религиозной пропаганды.

Вольф Кице

Источник