1990-е годы в истории постсоветской России обычно определяются как время господства олигархии. Кто такие олигархи? Согласно официальной точке зрения, это некие «коммерсанты», которых «можно по пальцам пересчитать». Они осуществляют «руководство» министрами. На них «работают» избранники народа, проводящие такие реформы, от которых теряет «большинство». При этом не любой крупный бизнесмен является олигархом. Как однажды высказался президент РФ В.Путин: «Олигарх – это человек с наворованными деньгами, который и дальше продолжает разворовывать национальные богатства, используя свой особый доступ к органам власти и управления».
Олигархи не представляли даже «обогащающееся меньшинство», наоборот, «дискредитировали деловое сообщество». «Значительная часть экономики контролировалась олигархическими или откровенно криминальными структурами», – характеризовал ситуацию 90-х В.Путин. Олигархи образца конца 1990-х были совсем небольшой раздираемой внутренними противоречиями группой, которая выражала не столько интересы предпринимательского класса в целом, сколько свои узкогрупповые интересы. Их устремления были направлены не на проталкивание законов, в которых заинтересован крупный российский бизнес вообще, а на получение конкретных привилегий для своих фирм. «Мы должны пытаться влиять на политическую и финансовую ситуацию в стране, чтобы обеспечить безопасность наших инвестиций», – говорил в 1994 г. Б.Березовский. Бывший помощник президента Ельцина Г.Сатаров свидетельствует: «Бизнес всегда шел во власть с этой целью… Здесь еще наличествовал такой мотив: когда бизнес недоволен властью и у него нет возможности на нее влиять, он меняет ее кадрово: «Мы сами пойдем во власть, потому что знаем, что там делать». Все это свидетельствует об определенном достигнутом уровне самоорганизации бизнеса, пока на уровне политического представительства интересов отдельных корпораций. Вместе с тем в России уже активно действовали движения и ассоциации, заявлявшие о своем стремлении представлять интересы если не всего буржуазного класса, то отдельных его слоев, как то, например, крупный, средний и мелкий бизнес. В их числе в первую очередь выступил Российский союз промышленников и предпринимателей, созданный еще в 1990 г., а его известные представители были вхожи к президенту страны. По свидетельству В.Плескачевского «каждый олигарх проводил в думу 5-6 человек, и они были собраны в такое подмножество людей, завязанных в целом на РСПП. Они иногда добивались своего. Шестипроцентный налог на дивиденды, например, появился в результате их деятельности. Но «Юкос» первый вышел и сказал: «Что, я не могу себе позволить своих 60 человек привести?». История с компанией «Юкос» доказывает существование определенных негласных правил, связанных с представительством интересов конкретных корпораций в органах государственной власти. «Члены этого образования строят свои взаимоотношения с государством на индивидуальной основе и тщательно защищают свою автономию во взаимоотношениях с властью, – пишет исследователь А.Зудин. – В частности, они противодействуют присвоению полномочий кем-либо из членов своего сообщества говорить от имени всех остальных». Отказ от активной защиты М.Ходорковского со стороны соратников по РСПП во время судебного процесса над ним в 2003 г. доказывает, что он переступил через эти правила. «Не предупреждали ли мы, коллеги по бюро РСПП, его, что заработав столько в очень сложном бизнесе, сделав хорошую, но уязвимую компанию, ты ставишь весь класс под удар, когда ты ВОТ ТАК занимаешься политикой, лоббированием в Думе, ВОТ ТАК ставишь вопрос, что из тебя был бы хороший премьер, а республика должна стать парламентской, а не президентской. Это ведь тоже перебор», – объяснял позицию РСПП по поводу «дела Ходорковского» И.Юргенс. Таким образом, многими предпринимателями уже тогда осознавалось, что практика откровенной покупки депутатов ведущими фирмами и корпорациями, парализующая законотворческую деятельность депутатов, подчиняющая их узкоэгоистическим частным интересам, может негативно отразиться на общеклассовых интересах буржуазии. Но вместо официальной системы представительства ими были выбраны неформальные каналы влияния на властные структуры. «Интересам, включенным в неформальную систему связей с госструктурами, нет нужды создавать союзы и ассоциации, – пишет исследователь А.Ю.Зудин. – В отличие от остальных «групп давления», воздействующих на механизмы принятия решений извне, это – «внутреннее лобби», являющееся составной частью управленческих структур или интегрировавшееся с ними». Индивидуальное или в составе общественного объединения (политическая окраска которого зачастую не имела никакого значения) проникновение во власть свидетельствовало о нарастании озабоченности бизнесменов дальнейшим развитием своего бизнеса. В силу крайней дифференциации нового бизнес-класса России в 1990-х г.г. и особенностей политической системы (неразвитость институтов общественного контроля, а самое главное, отсутствие правящей партии, способной выражать общий классовый интерес), реализация интересов в политике определялась прежде всего близостью лично к главе государства, к должностным лицам, от которых непосредственно зависело принятие решений. «Как это ни прискорбно звучит, но сегодня крупный бизнес начинает пожинать плоды собственной недальновидности, отсутствия системных взаимоотношений с государством и обществом, – говорил в начале 2000-х Е.Юрьев, президент инвестиционной группы "Атон”. – Те хрупкие отношения, которые существовали между бизнесом и властью, использовались для решения преимущественно собственно бизнес-задач. Сегодняшний бизнес по сути выпал из политической жизни государства. И государство, насколько я понимаю, не устраивало, что бизнес действует вопреки его, государства, интересам. Крайне неприятная ситуация вокруг ЮКОСа стала прямым следствием этого процесса. Способен ли бизнес влиять на развитие ситуации? Безусловно. Но речь не должна идти только о мерах по спасению той или иной компании. Бизнес-сообществу в целом необходимо выстраивать с государством и обществом системные партнерские отношения. Бизнес не может вариться в собственном соку. Если он хочет справедливых отношений с властью, ему необходимо приложить усилия для изменения ситуации, прежде всего в сознании общества и самого бизнес-сообщества». Ситуация 90-х была очень похожа на ту, которую, правда, в других исторических условиях, описывал В.И.Ленин. «До общеполитических вопросов капиталисты не поднимаются, – указывал В.И.Ленин в 1912 г. – <…> Они становятся рабски на государственную почву, не их классом созданную, и на этой почве «ходатайствуют» об интересах своего сословия, своей группы, своего слоя, не поднимаясь даже и тут до широкого понимания интересов всего класса». Российские олигархи начала XXI века, обязанные своим «назначением» государству, тоже зачастую «сходят с государственной почвы». «Даже провозглашалось, что государство есть зло, – говорил в те годы помощник президента РФ В.Сурков. – Сейчас мы просто это забываем, но на полном серьезе декларировалось, что чем меньше государства, тем лучше. А сведи его к нулю, так вообще станет все хорошо». Окрепшие и усилившиеся в течение 1990-х гг. финансово-промышленные группировки в условиях ослабленного государства продемонстрировали свое стремление и способность использовать весь свой могучий потенциал для того, чтобы развернуть ресурсы этого государства и его возможности в своих собственных интересах. Как свидетельствует «отец российской приватизации» А.Чубайс, даже было готово и теоретическое обоснование такого положения вещей: «Не раз мне приходилось слышать: "Россия — страна особая. Мы не Америка и не Германия. У нас азиатский вариант, и потому страной должны управлять мощнейшие финансово-промышленные группировки». Но опыт 90 –х годов в России со всей очевидностью показал, что неформальный доступ к власти отдельных бизнес-группировок превращает политику в приложение к их бизнес-стратегиям, переносит на нее практику конкурентной борьбы на рынке, превращает ее в поле бесконечных разделов, переделов, слияний и поглощений и пр. «У нас есть олигархи, но нет и не было олигархии как консолидированной группы: войны между кланами носят перманентный характер», – писала в 2000-м г. политолог О.В.Гаман-Голутвина. Все это, по справедливому мнению ряда политологов, означает, что «сейчас в России отсутствует политическая борьба, ее заменил симбиоз бизнеса и власти». «Вместо общественной дискуссии мы получили сплошные придворные интриги. Мы получили манипуляцию вместо представительства», – говорит В.Сурков. При такой системе отношений растет всеобщая неуверенность в гарантированности своего существования, страх оказаться жертвой слепой («свободной») игры конкурентных сил. Предприниматели уже не уверены в стабильности своего положения, основанного на сугубо «теневых» формах деятельности. По данным социологического мониторинга «Как живешь, Россия» ИСПИ РАН (2005 г.), противоречия между предпринимателями и чиновниками, по мнению граждан, оставались значительными (36%). Лишь 19% опрошенных россиян были уверены, что в руках президента сосредоточена вся полнота власти, тогда как олигархам пальму первенства отдают 32% респондентов. «Подавляющее большинство наших соотечественников считают, что российское государство выражает и защищает интересы богатых и государственной бюрократии (соответственно 54% и 52% в 2005 г.)». К началу 2000–х гг. становится очевидным, что для российского бизнеса остается характерным низкий уровень внутренней консолидации. «Наши междоусобицы выпукло отразили амбициозность, нежелание слышать друг друга, неопытность, а главное – недальновидность нового сословия, – обращался Б.Березовский в открытом письме к бывшим коллегам из Российского Союза промышленников и предпринимателей. – Неумение выделить главное, безответственность перед самими собой и перед обществом людей, контролирующих огромные богатства, дорого обошлись России». Когда процесс первоначального накопления капитала завершен, на первое место выходит задача поддержания и воспроизводства сложившихся общественных отношений. В этом интересы государства и бизнеса сходятся. Так, президент Российского союза промышленников и предпринимателей А.Шохин считает, что на первый план должна выйти «общая работа государственных органов и предпринимателей» на основе «единого понимания задач и приоритетов бизнесом и властью». В том же ключе в 2006 г. высказывался первый заместитель руководителя администрации президента РФ В.Сурков: «Можно сколько угодно говорить о том, что собственность незыблема и так далее. Но пока это не уляжется в головах у людей, пока не поверят, что здесь можно работать долго, всю жизнь и оставить все детям, и дети будут здесь тоже жить хорошо, и никто не придет к ним и ничего не отнимет, и не скажет: «Вот ты негодяй, какой! Мы тебя наконец нашли!». Здесь нужно сотрудничество бизнеса и остальной и большей части общества». Буржуазия страшится возможности утраты своего положения. «У нас ведь бизнес, который вырос в бурное время 90-х, который родом из советского времени, когда за лишние 100 рублей могли посадить на 100 лет, и господствовала совсем другая мораль, он у нас запуганный, с одной стороны. Да и с другой стороны – тоже», – продолжает В.Сурков. Осознание потребности «укоренения» нового строя в обществе меняет подходы всех, кто кровно в нем заинтересован. Капитал не был бы капиталом, если бы ограничил свои притязания только сферой экономических отношений. Необходимо «окончательно перевести на современные «капиталистические рельсы» развития все общество. Не только экономику, но и весь уклад социальной жизни, который до сих пор в России во многом оставался прежним – социалистическим», – отмечал суть проблемы бывший мэр Москвы Ю.Лужков. Классовый интерес буржуазии диктует исключать неожиданные для бизнеса решения государства или отдельных его чиновников, могущих повлиять на эффективность инвестиций. Российские капиталисты имеют возможность учиться на всем историческом опыте мирового капитализма, пережившего ни один кризис. «Капитализм осознал свое социальное содержание и необходимость внутренних изменений, когда от задачи расширения производства и концентрации собственности перешел к задаче расширения сбыта и поиска потребителя. Потребителя платежеспособного, массового и устойчивого», – писал один из дальновидных буржуазных политиков России бывший мэр Москвы Ю.Лужков в книге «Развитие капитализма в России. 100 лет спустя». Поэтому, как предупреждение, адресованное всему классу, а уже не отдельным его представителям, звучат следующие слова помощника президента РФ В.Суркова: «У бизнеса противоречия с обществом, потому что чиновник воспринимает сигналы от общества. Не только у чиновника претензии. Эти претензии распространены более широко. В этом ничего хорошего на самом деле нет, потому что если отношения между богатыми и не очень богатыми людьми в нашей стране не нормализуются, у нее нет будущего. И мы должны с вами все сделать для того, чтобы, хотя это очень трудно. Гораздо проще стать на популистскую точку зрения: «Бей богатых! Все отнять и поделить». Ни в коем случае нельзя этого делать при всей кажущейся соблазнительности. Лишние 2% на этом заработать? Я имею в виду рейтинг. Не стоит овчинка выделки, потому что последствия будут гораздо хуже. Мы должны беречь наш бизнес-класс, лелеять его и заботиться о нем, а они – платить налоги и уважать общественную традицию и мораль». Такая ситуация неизбежно будет повышать уровень корпоративной организованности российского бизнеса. Необходимость такого поворота была осознана в первую очередь самим бизнесом. «Пора закончить, – говорил в 2004 г. генеральный директор Новолипецкого металлургического комбината В.Лисин, – строить отношения под столом». Девальвация рубля в 1998 г. открыла постприватизиционный передел собственности, повысила привлекательность российских активов. Если до сих пор одной из ведущих стратегий бизнеса был вывод ликвидности и контроль над финансовыми потоками, то кризис 1998 г. сразу повысил в глазах предпринимателей ценность владения частной собственностью. Психология спекулянта – «временщика» сменяется расширением бизнес-кругозора. Государство уже нужно не только для того, чтобы помогать «спилить актив», а обеспечивать долгосрочное закрепление прав собственника, установление общих для всех правил конкуренции, желательное бескризисное развитие. «Сегодня, когда окрепший бизнес усиленно пытается навязать государству свою волю, когда сближение крупных финансово-промышленных групп с государством начинает принимать временами весьма опасный характер, – пишет руководитель РАО «ЕЭС России» А.Чубайс, – необходимо последовательно добиваться, чтобы между частным капиталом и бюрократией везде и всюду устанавливалась почтительная дистанция. Чтобы у государства не было любимчиков и пасынков среди коммерческих структур, а со всеми были ровные отношения, подчиненные четким правилам». Крупному капиталисту («олигарху»), нужно, как говорит один из топ-менеджеров компании «Русал» бывший министр финансов А.Лившиц, запретить «лезть не в свое дело», «протягивать свои руки к святому», т.е к назначению государственных чиновников. «Он может дать совет, сказать и отойти от стены… А дальше пусть они решают – это их места теперь…». Участились высказывания в СМИ видных представителей российского бизнеса – как собственников, так и топ-менеджеров (В.Алекперов, М.Ходорковский, О.Дерипаска и др.) – о необходимости выработки определенных правил игры, равных для всех, имеющих универсальное значение и подкрепленных силой государства. В качестве примера можно привести «Обращение к главе Российского государства и ко всем ответственным политикам» группы ученых и предпринимателей с призывом «к волевому стратегическому повороту», «переходу от капитализма первоначального накопления к капитализму ответственности и созидания», «к реальной общественной консолидации» и укреплению государства вплоть до создания «государственного капитализма». А председатель комитета по собственности четвертой Государственной Думы В.Плескачевский так объяснил изменение настроений: «У людей есть потребность в значительных легальных расходах, а значит, должны быть значительные легальные доходы…Процесс легализации очень полезен для страны». Да и бизнесмены уже задумались о наследниках. Для выходящих на международные рынки российских компаний, раскрывающих полностью перед международными инвесторами и иностранных инвесторов и кредиторов структуру собственности, личная уния с властью, активное участие в политике и прочие атрибуты «олигархичности» воспринимаются уже не как конкурентное преимущество, а как дополнительный риск. При этом они естественным образом стремятся, чтобы их экономические интересы внутри страны и за ее пределами стали частью государственных интересов. Крупнейший капитал становится двигателем российской экономики. А.Чубайс пишет по этому поводу: «Так большие деньги работают на стабилизацию, на экономический подъем. Они фактически становятся локомотивом экономики, локомотивом реформ. И в этом смысле нельзя не признать их вклад в возрождение и укрепление российского государства. Возвращаясь к полемике вокруг финансово-промышленных групп, еще раз подчеркиваю: плохо не то, что они появляются в России, а то, что некоторые из них пытаются управлять государством. Пытаются диктовать: Кириенко — премьер "неправильный”, а поставьте-ка нам "правильного” — того-то и того-то. На мой взгляд, опасность может представлять не то, что в стране есть семь крупнейших финансово-промышленных групп, а то, что их всего только семь. Важно, чтобы их становилось не меньше, а больше. Чтобы ни у кого из них не появлялось соблазна, пользуясь своим влиянием и положением в экономике, брать на себя функции государственной власти». В российской экономике устанавливается государственно-капиталистическая монополия. «Практика последних лет показывает, что инвестиции в больших объемах идут в те компании, где есть доля государства, – отмечал тенденцию еще будучи первым вице-премьером Д.Медведев. – В период хаотично развивающейся экономики и корпоративных войн на протяжении всех девяностых годов доверие бизнесменов друг к другу было серьезно подорвано. И многие из них сейчас видят в лице государства надежного партнера». Тенденция к консолидации нового господствующего класса России могла проявиться только после того, как раздел государственной собственности в основном завершился. По мере того, как угроза возвращения к советским временам становилась все более призрачной, сокращалась и зависимость власти (особенно центральной) от поддержки со стороны «олигархов». В основе этой тенденции лежала общая для них заинтересованность в легитимации сложившегося распределения собственности, в обеспечении стабильности и преемственности власти. Государство не должно восприниматься в обществе как «машина классового господства», как «комитет, управляющий делами класса буржуазии». Поэтому, призывал, в частности бывший мэр Москвы Ю.Лужков, российское государство должно осознать социальные функции. «Функции создания и поддержания социального мира и устойчивости общества. Функции стимулирования и развития социальных основ и принципов капитализма». Сами же капиталисты все чаще призывают бизнес-сообщество к консолидации, к отказу от локализации своих интересов на уровне исключительно отрасли, от практики, при которой отдельно взятая компания, пользуясь государственной поддержкой, принимает решения по важнейшим для всего бизнес-сообщества вопросам в одиночку. На уровне крупнейших общественных объединений предпринимателей говорится о необходимости создания хорошо отлаженного механизма взаимодействия бизнеса и власти. «Нам необходимо придать ему принципиально другой статус. Законодательно оформить и прописать все подробности. Мы не можем зависеть от желания или нежелания конкретного чиновника выполнить ту или иную функцию», – говорит В.Ф.Вексельберг, член Бюро Правления РСПП, владелец Renova Holding. Государство начинает призывать бизнес подняться выше узкоэгоистичных интересов определенных своих представителей, «самодеятельных и амбициозных коммерческих руководителей», которые, по словам В.Суркова, «на определенном этапе подменили собой в ряде случаев власть». Активизация нормативной регламентации политического процесса отражает общую преобладающую на нынешней стадии развития капитализма тенденцию к возрастанию регулирующей роли буржуазного государства, усилению его воздействия на различные аспекты социально-экономической и общественно-политической жизни. «Это государство вы сами и формировали через подконтрольные вам политические структуры», – скажет в 2000 г. только что избранный президентом России В.Путин на встрече с представителями крупного бизнеса в Кремле. Ему вторил В.Сурков. «Бизнес уже был у власти», – сказал он предпринимателям на заседании Столыпинского клуба 30 октября 2007 г. К чему это привело? «Открыто многие властные институты подменялись мнением узкой группы лиц, – говорил В.Сурков. – Мне кажется, это очень далеко от демократии. Прямое присвоение бизнесом власти — это есть антидемократичное и незаконное явление». Остро ощущаемая необходимость поставить во главу угла потребности прежде всего буржуазного государства как совокупного капиталиста и общеклассовых интересов буржуазии над интересами отдельных, пускай даже крупных, ее представителей объясняет усиливающийся процесс законодательного регламентирования политического процесса. Развитие капитализма в России сопровождается анархией частных, групповых, корпоративных интересов. Монополия, как известно, исторически шла на смену свободной конкуренции. В постсоветской России для этого уже существовали материальные предпосылки в виде предельно обобществленной экономики, доставшейся в наследство от СССР. История капитализма доказала, что локомотивом его развития может стать не просто капитал, а крупный капитал, организационно и технологически связанный с государством. Сегодня интегрированные бизнес – группы в значительной мере определяют состояние и перспективы развития политической системы РФ в целом, что вполне объяснимо тем, согласимся с Я.Ш.Паппэ, что, «любой хозяйствующий субъект, если он достигает масштабов, сопоставимых с национальной экономикой, становится и субъектом политики». «Корпорация относится к категории так называемых институциональных групп интересов, конституирующих общественно-политическую систему, – пишет исследователь С.Перегудов. – …Именно поэтому корпорации – не просто «игроки на политическом поле, а органическая часть политической системы». Составной частью новых правил игры, которые стали утверждаться во взаимоотношениях государства и бизнеса после прихода к власти В.Путина, стало повышение политического статуса союзов и ассоциаций предпринимателей наряду с РСПП. Можно говорить о дальнейшем движении к «копоративизации», т.е. включению союзов предпринимателей во взаимоотношения между государством и бизнесом. Преждевременно еще говорить о консолидации системы представительства бизнеса, скорее можно говорить пока координации усилий ведущих союзов и ассоциаций бизнеса – РСПП, «Деловой России», ОПОРы и Торгово-промышленной палаты (ТПП). Новым шагом в становлении «режима консультаций» стали периодические встречи членов бюро РСПП с президентом, которые начали проводиться с начала 2001 г.: при этом диалог был поднят на более высокий иерархический уровень и приобрел представительскую основу. Президент страны теперь встречается не столько с узким кругом предпринимателей (состав «избранных» в 1990-х гг. мог меняться постоянно), а с представителями руководства ТПП, «ОПОРы» и «Деловой России». «Внутренняя реформа» закрепила переориентацию РСПП на представительство и продвижение интересов бизнеса в органах государственной власти в формате «согласований» и «консультаций», а не политических акций публичного характера, – пишет исследователь А.Зудин. – Рабочие группы РСПП обеспечивают подключение элиты бизнеса к формированию государственной политики. Их главная задача – разработка «консенсусных» предложений по конкретным участкам государственной политики». «…До сих пор предприниматели так мало интересовались политикой, потому что их зависимость от этой сферы была чрезвычайно мала. Политика не могла всерьез помешать реализации их планов, – писал в начале 2004 г. редактор журнала «Эксперт» В.Фадеев. – Теперь, когда ситуация изменилась, когда возникла возможность и необходимость разработки долгосрочных стратегий развития компаний, а государство начало укреплять свою силу и степень контролирования ситуации, предприниматели уже не смогут оставаться равнодушными к политике. Им теперь небезразлично, какую стратегию выберет страна и какую роль в реализации этой стратегии государство отведет бизнесу. Поэтому наверняка можно ожидать прихода в политику свежих и активных сил». Объясняется это расширением государственного вмешательства в экономику, увеличением количества государственных компаний и выходом крупного российского бизнеса на международные рынки. Это и результат проводившейся президентом В.Путиным политики «равноудаления олигархов» от власти, когда право говорить от имени всего бизнес-сообщества получило несколько крупных объединений. Причем отношения с ними выстраиваются не на основании только торга, а на основе встраивания их в качестве «приводных ремней» в политическую систему общества. II В рейтинге миллиардеров-2006 журнала «Финанс» присутствовало более 40 представителей ветвей власти. Большинство из них – депутаты Государственной Думы, далее следуют сенаторы и главы субъектов России. По разным оценкам, почти 200 из 300 депутатов четвертой Госдумы от партии «Единая Россия» являлись представителями крупного бизнеса. Если в 2000 году, по оценкам аналитиков газеты «Коммерсантъ», в Госдуме было семь депутатов – миллиардеров, то в 2005 –м, по данным журнала «Финанс», уже 21 депутат обладает состоянием свыше миллиарда рублей, причем 18 из них – члены фракции «Единая Россия». В 2006 г. цифра увеличилась еще на треть. Журнал «Forbes» в 2007 г. еще до очередных парламентских выборов называл 13 участников «Золотой сотни» олигархов, представленных в Федеральном Собрании РФ. В 2008 г. уже после выборов в пятую Государственную Думу рейтинг миллиардеров журнала «Финанс» назвал 12 парламентариев – долларовых миллиардеров. А всего миллиардеров в Государственной Думе, состояние которых журнал оценил от 3,7 млрд. руб. и выше, – 31. По оценкам Я.Паппэ, 129 депутатов четвертой Госдумы были люди с большим опытом работы в бизнесе. Из них – 35 человек можно считать представителями крупнейших групп, 23 – очень известные бизнесмены (Борцов, Саввиди и др.). 43 члена Совета Федерации имели отношению к бизнесу, как собственники или топ-менеджеры, из них 10 – представители ведущих групп, 13 – крупные известные бизнесмены. При этом наблюдалось неравномерное распределение парламентариев в списке рублевых миллиардеров. В Совете Федерации долларовых миллиардеров оказалось даже больше, чем в Госдуме, хотя нижняя палата по своему численному составу в 2,5 раза превышает верхнюю. «Новая газета» в 2007 г. даже оценила личный капитал членов Совета Федерации в среднем 12,5 млрд долл. По расчетам «Новой газеты» выходило, что 10 млрд 230 млн долл. принадлежало только 6 членам Совета Федерации. В "Золотой сотне”–2007 журнала «Финанс» оказались 11 парламентариев. В списке от 101-го до 200-го места по размеру состояний — 9, в третьей сотне — 6, в четвертой — 4 парламентария, а в списке с порядковыми номерами от 401-го до 500-го — всего 1. Следует подчеркнуть, что представительство среднего и малого бизнеса в Государственной Думе, по данным известного политолога О.В.Гаман – Голутвиной, незначительно – порядка 1,5%, что примерно соответствует среднеевропейским показателям. Генеральный директор Московской международной бизнес-ассоциации А.Борисов приводил такую статистику: «В Государственной Думе нынешнего (четвертого – А.Ч.) созыва 129 человек имеют опыт управленческой работы в сфере бизнеса, 35 представляют солидные корпорации и 23 сами являются владельцами крупных предприятий. Или возьмите Совет Федерации. Если в 2002 году доля сенаторов, пришедших из бизнеса, составляла 26 процентов, то теперь она достигла 32 процентов. Дальше – губернаторы. С 2001-го по 2005 год прошло 247 губернаторских кампаний. В 151 из них участвовал как минимум один представитель бизнеса. В результате 17 бизнесменов стали губернаторами. То есть более 10 процентов предпринимателей удачно провели свои избирательные кампании… Если же мы перейдем на уровень законодательных собраний, то увидим, что в Липецкой, Астраханской областях более половины мандатов имеют бизнесмены. А в Чувашии их доля среди законодателей достигает 60 процентов». Статистика дополняется данными социологов. По данным исследований под руководством О.Крыштановской, представительство крупного бизнеса во властных структурах выросло более чем в два раза по сравнению с ельцинским периодом. Так, на парламентских выборах–2007 в десятке кандидатов с самым большим доходом 8 оказались из «Единой России»; с самыми крупными банковскими вкладами семеро – тоже из «Единой России»; с самыми большими земельными угодьями – шестеро из Аграрной партии. Пятая Государственная Дума снова стала палатой миллионеров. Так, среднемесячный доход в 2006 г. на одного кандидата от «Единой России» превысил 1,3 млн руб., а банковские вклады в среднем на одного кандидата составили почти 11 млн руб., а наиболее крупные землевладельцы собрались в Аграрной партии России (в среднем на одного кандидата приходилось 215,4 га земли). При этом можно заметить, что постепенно с политической карты страны исчезало социальное неравенство: если в 2003 г. суммарные доходы самой богатой партии («Единая Россия») превышали доходы самой бедной партии в 455 раз, то в 2007 г. всего в 150 раз. По объему ВВП Россия на 12-м месте в мире, по числу долларовых миллиардеров в 2008 г. оказалась на втором месте после США, а по количеству миллиардеров-законодателей ее лидерство бесспорно. «Конечно, связь богатства и власти так же стара, как институт государственной власти, – иронизировал по этому поводу журнал Forbes, – но число богачей в российской власти не имеет аналогов на планете». Сходные тенденции прослеживаются и на региональном уровне. Расширение политического влияния бизнеса проявляется в избрании представителя деловых кругов главой региона, что обычно влечет за собой волну назначений выходцев из бизнес-элиты на руководящие должности в структурах исполнительной власти и в избрании предпринимателей депутатами Государственной Думы и региональных парламентов. Согласно данным, полученным в ходе реализации проекта «Самые влиятельные люди России» в 2006 г., бизнес контролировал от трети до двух третей мест в Законодательных собраниях РФ. Таким образом, в последнее десятилетие представительная власть в России во все большей степени утрачивает общедемократические черты и превращается в орган представительства классовых интересов крупной буржуазии. При этом происходит уже не просто проникновение отдельных представителей бизнеса в законодательные органы, а системное вхождение буржуазии во власть. Главной чертой путинского режима стала война не с крупным капиталом как таковым, как считают многие его противники, а только с теми, кто предпочитал «болтаться по Кремлю», «шататься по министерствам» и «решать вопросы, не входящие в компетенцию». Господствующее положение класса крупных собственников не подвергается сомнению. Еще В.И.Ленин писал: «Крупный буржуа прошел огонь, воду и медные трубы, он знает, что демократическая республика, как и всякая другая форма государства при капитализме, есть ни что иное, как машина для подавления пролетариата. Крупный буржуа знает это из своего интимнейшего знакомства с настоящими руководителями и с наиболее глубокими (зачастую именно в силу этого наиболее прикрытыми) пружинами всякой буржуазной государственной машины». Поэтому, касаясь перспектив борьбы с «олигархами» и называя многих этих людей «оффшорной аристократией», помощник президента В.Сурков призывает не считать их врагами. «Все эти графы Бермудские и князья острова Мэн наши граждане, у которых есть масса причин так себя вести». В.Сурков в данном случае печется не о том, что разделяет внутренне господствующий класс, он пытается нащупать общеклассовое. Эту мысль он формулирует следующими словами: «трансформировав оффшорную аристократию (марксисты называют этот слой «компрадорской буржуазией» – Ю.А.) в национальную буржуазию и постсоветскую бюрократию в современную, успешную, гибкую бюрократию, общество может быть спокойным за будущее нашей страны. Здесь требуются нелинейные подходы и долгосрочные усилия по созданию в России атмосферы сотрудничества и стремления к успеху». Задача формулируется недвусмысленно: создать такую политическую систему, которая обеспечивала бы приоритет консолидированных интересов бизнеса и одновременно «стабилизацию общественных процессов», то есть согласие общества с господствующим положением крупного капитала. «Ориентация властной элиты на помощь бизнесу в первоначальном накоплении капитала, – отмечалось в одном из научных сборников, – постепенно меняется на идентификацию интересов возникшего крупного частного капитала как интересов государственных». Капитал диктует создание наиболее приемлемой для его функционирования структуры власти и системы управления обществом. При этом крупный капитал выполняет функцию «наблюдательного совета» за государством – «исполнительным комитетом», тратящим его деньги, «управляющим общими делами всего класса буржуазии», но не вмешиваясь в «оперативное управление». Государство все чаще сравнивается с позицией наемного менеджера. «Естественно, я не призываю бросать свое дело и идти работать в администрации районов, – обращался к бизнесменам губернатор Пермского края и сам бизнесмен О.Чиркунов. – Этого делать не нужно. Но избираться в законодательные органы власти с ЦЕЛЬЮ КОНТРОЛИРОВАТЬ (выд. мной. Ю.А.) расходы средств, которые вы зарабатываете, – правильный шаг…». Важно и то, что само государство в глазах общества проще представить как институт, выражающий интересы всего народа. «Когда некоторые из наших олигархов начинают думать, что они не бизнесмены, не хозяева имущественных комплексов, а хозяева страны, — это опасно», – пишет по этому поводу А.Чубайс. Обществу нужно показать, что «хозяева страны — не те, у кого много денег и много собственности, а те, у кого поддержка избирателей», то есть у президента, правительства, депутатов». Поэтому-то бизнесу и рекомендуется «серьезно инвестировать в политику», в первую очередь, в изменение избирательной системы. «Если в России можно купить противодействие правительству и президенту в вопросе о нефтяных налогах, то купить депутатов и создать нормальную избирательную систему не является невыполнимой задачей, – полагает Г.Сатаров, президент фонда ИНДЕМ. – Но это серьезное долгосрочное политическое вложение, и мы должны убеждать бизнес, что если он хочет в долгосрочной перспективе стабильности и предсказуемости, то должен идти на подобные шаги». Поскольку каждый социальный слой, класс, группа думают о своих интересах и представительстве, естественно их стремление протащить такое избирательное право, такие избирательные принципы и законы, которые будут работать, прежде всего, в их интересах. «Власть в России нанимается капиталом, и форма этого найма называется выборами», – говорил некогда всесильный Б.Березовский. Эта мысль точнее всего выражала суть складывавшейся в постсоветской России политической системы. Но в 90-е гг. власть оказывалась в полной зависимости от конкретных структур и лиц, круг которых был известен поименно – даже родились понятия «семибанкирщина», «семья». Поэтому и слова Б.Березовского можно воспринимать буквально. Даже участие представителей элиты бизнеса в избирательной кампании 2003 г. полностью определялось индивидуалистическими политическими стратегиями. Наибольшую активность на парламентских выборах проявили компании нескольких отраслей и секторов: нефтяной (ЮКОС, ЛУКОЙЛ, ТНК, «Сибнефть»), металлургической («Базовый элемент», СУАЛ, «Северсталь»), а также потребительского рынка. Представители этих групп интересов в больших количествах появились в качестве кандидатов. Руководство наиболее крупных и известных корпораций продолжало демонстрировать предпочтение модели диверсификации политических инвестиций. Наибольшую активность в избирательной кампании проявила корпорация «ЮКОС», которая делегировала 10 (по другим данным – 12) своих представителей в списки кандидатов. Политические инвестиции корпорации почти поровну распределились среди трех партий: «Единой России», КПРФ и «Яблока». Группа «Интеррос» (В.Потанин) и связанные с ним бизнес-структуры направили представителей в две партии: трех в «Единую Россию», двоих в КПРФ. ТНК также распределила своих представителей между «Единой Россией» и КПРФ. Партийный выбор «Базового элемента» (О.Дерипаска) отличался большей осторожностью: его кандидаты были и в «Единой России», и в ЛДПР, и в «Родине», но не было в КПРФ. Политические инвестиции ЛУКОЙЛа, «Сибнефти», «Северстали» и «Евразхолдинга» определялись исключительно моделью политической лояльности: эти крупные корпорации направили своих представителей только в «Единую Россию». В целом масштабы представительства интересов бизнеса в избранной в 2003 г. Думе снова – и заметно – расширились. По оценкам, не менее 300 депутатов в той или иной степени оказались связаны с бизнесом (в качестве владельцев крупных и или средних предприятий, «политических менеджеров», делегированных в парламент крупными корпорациями, профессиональных лоббистов или просто объектов политических инвестиций со стороны спонсоров). Но капитал не был бы капиталом, если бы за многовековую свою историю не смог найти способы, как облечь свое господство в относительно демократические формы, позволяющие создать видимость участия широких народных масс в принятии решении и заручиться их согласием с существованием самой капиталистической системы. Буржуазному классу становится понятно, что одной скупкой средств массовой информации, коррупцией, связями с криминалом, «крышами» и «откатами» обеспечить свое благополучие не всегда удается. «Полагаю, что тот тип капитализма, при котором крупный бизнес фактически управляет страной, для России смертельно опасен, – волновался А.Чубайс. – Потому что в этом случае разрушается базовый принцип построения государства: разрушается обратная связь между властью и народом. Если вы не любите Ельцина, вы можете прийти на выборы и открыто выразить эту нелюбовь к нему. Голоса большинства и решат в итоге его политическую судьбу. А вот с Березовским ситуация другая. Он ведь ни на какие выборы не собирается. В условиях ослабленного государства он получает возможность диктовать свою волю бессрочно, по праву сильного. Это как бы на века и навсегда. А если мне не нравится то, что нравится Березовскому? Каким образом я могу выразить свою позицию в этой стране? Да никаким. Нет у меня таких механизмов. Я же не могу отнять у него собственность только потому, что мне не нравится его позиция. Да, безусловно, государство должно прислушиваться к крупному бизнесу и принимать во внимание его интересы, точно так же оно должно слушать и средний бизнес, и мелкий, и пенсионеров, и шахтеров, и военных… Вполне возможно, что итоговое решение, которое будет принимать государство, выслушав всех, вместе взятых, не будет стопроцентно совпадать с интересами крупного бизнеса. Больше того, такое решение может быть направлено против интересов отдельных крупных компаний или даже их всех. И это нормально». При этом меняются подходы к коррупции и сращиванию бизнеса и государства. Конечно, речь не идет об устранении первопричин коррупции: права частного капитала отстаивать свои интересы в любых формах, в том числе и с помощью денег. Важно упорядочить механизм использования денег в политических целях, придать ему более или менее респектабельные формы, как-то согласовать с традиционными нормами буржуазной демократии, то есть узаконить их, сделать более прозрачными, обеспечить более менее равный доступ и гласный контроль. Таким образом, не ставится задача исключить вообще влияние больших денег на политическую жизнь. Общеклассовые интересы буржуазии, необходимость сохранения респектабельности режима, маскировки классовой сущности буржуазного государства оправдывают целесообразность ограничения прав корпораций на прямые пожертвования в политических целях. Просто иначе непосредственное участие корпораций в политическом, и в частности избирательном, процессе чревато не просто оттеснением рядового избирателя – оно угрожает самим основам буржуазного конституционного строя. Отдельные представители бизнес-сообщества сами призывают упорядочить использование финансовых средств в политических целях, ограничить возможность наиболее явных злоупотреблений. Они даже готовы согласиться на посягательство на частные интересы конкретных предпринимателей, если оно осуществляется во имя защиты общеклассовых интересов буржуазии, направляется на общее укрепление и стабилизацию политического механизма господства крупного капитала. Слишком вопиющим и неприглядным стало воздействие денег на формирование и функционирование ведущих политических и государственных институтов, слишком много скандалов сопровождает это воздействие, чтобы дальше оставлять эту проблему неурегулированной. Буржуазная политическая система должна быть основана на разделении труда бизнесменов и политической элиты. Буржуазные политические партии в политической системе не занимаются коммерцией, так как они создаются не для коммерции, а для выполнения совсем других, более важных политических задач, то есть для борьбы за власть и для удержания власти, и тем самым сохранения буржуазной политической системы. Становилось очевидным, что в период избирательных компаний спонсорская помощь может помочь отдельным предпринимателям добиваться выгодных им договоренностей, но в долгосрочном плане не гарантирует еще, что политические партии станут полноценным выразителем интересов класса буржуазии. А статус федерального политика не означал, что депутат-бизнесмен являлся популярным лидером даже в предпринимательском сообществе. По словам В.Евтушенкова, председателя совета директоров АФК «Система», «бизнес не терпит политики. Он требует защиты со стороны государства, но политики не терпит. Как только руководитель начинает играть в политические игры, даже тактически выгодные, стратегически он все равно проигрывает». Появление в России правящей партии имеет то значение, что крупный капитал сможет уже вкладываться в «свою» партию, но не напрямую (хотя такой канал никуда не исчезает), а через государство. Крупный капиталист вкладывает деньги туда, где уверен, что не проиграет. Это в полной мере относится и к его участию в политике. Так, в 2005 году Н.Белых вел с миллиардером Д.Рыболовлевым переговоры о финансировании кампании СПС на выборах в парламент Пермского края. «Нет, ребята, я в такие игры не играю, я точно с властью, – услышал Белых в ответ. – Будете партией власти – тогда я деньги давать буду». Тогда будет дороже, пошутил Белых. «А я готов переплачивать», – не растерялся хозяин «Уралкалия». Финансирование политических партий, представленных в Государственной Думе, увеличивается из года в год при сокращении их числа. Государственное финансирование избранных (их все чаще называют системообразующими) партий существенно сэкономит бизнесу средства на траты всевозможным политтехнологам, которым ничего не останется делать, как переместиться в партийные комитеты. Президент В.Путин говорил по этому поводу в октябре 2007 года: «Власть и деньги должны существовать раздельно, это касается и партийных списков, то есть тех людей, которые под знаменем партии могут избираться депутатами Госдумы… Представители крупного бизнеса – это, безусловно, уважаемые люди, и, конечно, они способны внести свой вклад в работу партии, и не только финансовый… Но нужно ли им лично быть в партийных списках, быть парламентариями, занимаясь крупным бизнесом, одновременно пользоваться депутатской неприкосновенностью? Смогут ли они, развивая собственный крупный бизнес, который требует и сил, и времени, в то же время оставаться объективными, принимая решения, затрагивающие интересы всей экономики?» Фактически В.Путин признал неэффективность ведущего принципа капитализма – стихийной координации взаимодействия различных социально-экономических и политических институтов, решения возникающих проблем преимущественно путем частной инициативы. Сокрушительным ударом по отраслевому лоббированию стала отмена выборов депутатов по одномандатным округам. Ранее крупные компании могли проводить в Госдуму «своих» депутатов, теперь их задача усложняется. «Своих» людей придется встраивать только в партийные списки оставшихся партий. Представителям частных компаний теперь придется голосовать в соответствии с решениями партийного руководства, подчиняясь воле большинства фракции. Таким образом, частный лоббизм разбивается о «волнорезы» партийной дисциплины. Тем более из парламента ушли в небытие депутатские группы и межфракционные депутатские объединения. Государство, стремясь к более эффективной защите интересов господствующего класса, изыскивает дополнительные возможности для поддержки и усиления буржуазных партий. Активизация же деятельности последних, стабилизация их позиций на политической арене, как предполагается, окажет обратное воздействие на всю систему институтов власти, укрепит их, повысит их надежность и легитимность в глазах общества. Тем более партии заинтересованы в финансировании своих предвыборных кампаний, которые с каждым разом становятся дороже. Появление в СМИ отдельных публикаций о финансировании политических партий бизнес-структурами зачастую носит скандальный характер. То, что значительная часть предвыборной экономики до сих пор остается в тени, свидетельствует об определенном уровне политического сознания буржуазии, для которой политика остается в лучшем случае продолжением ее бизнеса и не более того. Поэтому задача формулируется четко: повернуть «класс собственников» лицом к правящей партии. Традиционно доминировавший здесь принцип свободы частной инициативы, привнесенный из сферы бизнеса, вступает в известное противоречие с интересами буржуазии как класса в целом. Возвращение к партийности есть осознание того, что только политические партии способны обеспечить выработку и проведение в реальную политику классовых принципов. Если раньше взаимодействие власти и бизнеса пролегало через несколько бизнес-организаций и осуществлялось почти исключительно путем отдельных прямых контактов с министрами и вице-премьерами на самых разных отраслевых и межотраслевых комитетах, то теперь формируется запрос бизнеса на свое прямое представительство во власти через партии. «Почему бизнес не может через партию бороться за снижение налогов, а должен искать окольные пути и ждать милостивого решения правительства?» – вопрошает ведущий российский бизнес-журнал «Эксперт». Лоббирование своих интересов исключительно на частном уровне или через соответствующие организации перестает удовлетворять бизнес. «На Западе цивилизованное лоббирование со стороны как бизнеса, так и общественных групп, политических партий, отдельных граждан, организаций – это часть демократического процесса, – говорил в 2003 г. М.Ходорковский. – Другое дело, что нельзя это делать тайно, мы должны откровенно выходить к политикам, к лицам, принимающим решения, и говорить: «В своих интересах я хочу отстаивать такую-то позицию в таком-то законе. Я считаю, что это полезно обществу из таких-то и таких-то соображений». Другой кто-то может считать правильной другую позицию, он тоже не должен действовать под столом, он должен откровенно выходить и говорить: «Я считаю правильной другую позицию». Собственно говоря, мне кажется, что за последнюю пару лет у нас сложилась практика вот такого цивилизованного лоббирования». Очевидно, что в условиях рыночной конкуренции и господства частнособственнических отношений нет иных способов представительства индивидуальных и групповых интересов, кроме лоббистской деятельности. Поскольку эта практика постоянно входит в противоречие с интересами других социальных групп, буржуазное государство вынуждено брать на себя функцию законодательного регулирования лоббизма. При этом государство может противостоять воздействию могущественных интересов и принимать независимые решения вопреки их сопротивлению. В буржуазном обществе всегда остается проблемой приобретения равных с представителями крупного бизнеса прав и возможностей на участие в различного рода советах, комиссиях, на контакты с должностными лицами, получение информации и т.д.
