Общественные силы, подобно силам природы, действуют слепо, насильственно, разрушительно, пока мы не познали их и не считаемся с ними. Но раз мы познали их, поняли их действие, направление и влияние, то только от нас самих зависит подчинять их все более и более нашей воле и с их помощью достигать наших целей. Это в особенности относится к современным могучим производительным силам. Пока мы упорно отказываемся понимать их природу и характер, - а этому пониманию противятся капиталистический способ производства и его защитники, - до тех пор производительные силы действуют вопреки нам, против нас, до тех пор они властвуют над нами… Но раз понята их природа, они могут превратиться в руках ассоциированных производителей из демонических повелителей в покорных слуг. Здесь та же разница, что между разрушительной силой электричества в грозовой молнии и укрощенным электричеством в телеграфном аппарате и дуговой лампе, та же разница, что между пожаром и огнем, действующим на службе человека (Энгельс, «Развитие социализма от утопии к науке»).
Характернейшей чертой прорвавшихся ныне к власти буржуазных «демократизаторов-реформаторов», даже увенчанных всевозможными научными титулами, является их вопиющее невежество. Особо в вопросах общественного развития, в вопросах научного познания этого развития и возможности активного воздействия на него. Мало того, несмотря на обучение в советской школе и знакомство с трудами классиков марксизма, сегодня они с пеной у рта «доказывают» неподвластность общественной жизни людей каким-либо научным объяснениям, анализам и, тем более, управлению. Что ее развитие определяется не конкретными объективными законами, но некими стихийными, случайными или эмоциональными факторами, которые не могут быть познаны и применены в практике.
Подобное невежество, посредством пропагандистского оболванивания (другим образом попросту невозможно «обосновать» такой абсурд), они тоталитарно внедряют в массы, ввергая тем в невежество все общество. Несмотря на то, что сейчас, в век бурного научно-технического прогресса, век освоения атома и космоса, компьютеризации и искусственного интеллекта, когда человек напрямую ставит собственный разум и его овеществленное воплощение - науку, себе на службу, превращая их в активный материально-созидательный фактор своей жизни, это не просто противоестественно или парадоксально, но прямо нелепо и преступно. Тем не менее, сами властвующие сейчас невежды пытаются не только игнорировать, «забывать» эти законы, но и «уничтожать», «заменять», «переделывать» и т.д. «исправлять» их. То есть пытаются конструировать общество просто, насколько позволяют умственные и образовательные возможности каждого, из собственной головы. И в том главная беда нашего современного общества, которое вернулось в царство хаоса и случайностей, рабской зависимости от этих случайностей. Торжество невежества лишило наше общество способности грамотно разбираться в происходящем, лишило возможности предвидеть ход событий и управлять ими, и потому вся далекая от науки, не согласующаяся с наукой, противоречащая науке нынешняя государственно-хозяйственно-политическая (и законодательная, и исполнительная) деятельность на деле представляет собой воинствующий авантюризм. Вследствие чего и все развитие общества, прежде всего, определяющее - экономическое, идет не по научным законам прогресса, а по законам хаотичности авантюризма, которые сводят всю работу лишь к подстраиванию под складывающуюся ситуацию, к решению отдельных мелочных сиюминутных выгод. Итог бесцеремонного произвола над наукой красноречив и нагляден - хаос и развал во всех без исключения сферах общественной жизни. И самое опасное - полное отсутствие каких-либо позитивных перспектив. Наше общество все более погружается в пучину хаоса и разрушения.
Особо наглядно пренебрежение объективными законами общественного развития, как сознательное так и неосознаваемое, просматривается в ходе всевозможных избирательных кампаний. В тех невероятных обещаниях, которые, в погоне за голосами избирателей, раздают избирателям невежественные и корыстолюбивые кандидаты. Уточняем - невероятные не от какой-то послеизбирательной «забывчивости» избранников, чем буржуазные пропагандисты «объясняют» последующее невыполнение всех этих обещаний и которую уже приучили обывателя принимать как нечто само собой разумеющееся и естественное (хотя непонятно почему невыполнение предвыборных обещаний естественно и ненаказуемо?), а от их объективной, сущностной неисполнимости. Подобные обещания дают и представители когорты правящего буржуазного класса, для которого ложь жизненно важна, и всякие алчущие интеллектуально-убогие прохвосты, которым кроме лживых обещаний нечего представить, и, что может вызвать некоторое недоумение, их так называемые «левые» «оппоненты»... Так, к примеру, один кандидат, без конца бравирующий своим академизмом и прогрессивностью, дообещался до того, что собирается избавить Украину от безработицы. И это при сохранении капиталистических отношений. Этот «ученый» от экономики не хочет признавать, а вместе с тем всех вводит в обман, что безработица - есть один из объективных законов функционирования частнособственнической капиталистически-рыночной экономики. Именно потому, являясь смертельным бичом для миллионов людей, она существует во всех, даже самых-самых развитых и цивилизованных, капиталистических странах. Но не оттого, что какой-то малограмотный буржуазный класс плохо хозяйствует или поддерживает ее искусственно. И уж конечно не оттого, что некая страна входит в Международный Валютный Фонд. Просто капитализм объективно не может существовать без безработицы и, что только с уничтожением этого общественного строя и заменой его строем социалистическим создаются такие новые общественные условия, которые делают возможным устранение из жизни людей безработицы вообще как явления. Это однозначно подтвердили и опыт СССР, ликвидировавший безработицу, и последующий возврат к капитализму, ее вернувший. Таким образом, избиратель попросту бессовестно обманывается бесчестным кандидатом, спекулирующим на его малограмотности и доверчивости. Неграмотному избирателю невдомек, что невыполнение обещаний заложено не в субъективных личностных качествах того или иного избранника, не в его, якобы, забывчивости, а в объективных условиях - объективных законах самого существования и функционирования той экономически-политической системы, которую этот избранник поддерживает.
В то же время глубоко заблуждаются те, кто видит в нынешнем торжестве невежества некую случайность или исторический казус. Марксистская наука учит, что всякая случайность есть форма проявления необходимости. И случайным любое событие представляется лишь до тех пор, пока не обнаружена и не познана та объективная необходимость, которая вызвала его к жизни. В общественной жизни такая необходимость определяется ответом на вопрос - а кому это выгодно? Думается, что без всяких колебаний можно утверждать, что ни человечеству в целом, ни отдельному человеку ничего кроме вреда невежество принести не может. Тогда кому? В современном обществе есть только один класс, который получает выгоду от невежества масс людей - класс господ и эксплуататоров чужого труда. Оговорим, что речь идет о невежестве в познании общественной жизни, ибо техническое и естествознательное познание, создающие новые технические открытия и несущие капиталистам прибыль, активно, даже революционно, развиваются ими. Хотя и здесь имеется множество фактов, демонстрирующих прямую зависимость развития науки и техники при капитализме от ее выгодности и прибыльности для капиталистов - капитализм стоит за новое, когда оно сулит ему наибольшие прибыли, но он стоит против нового, когда это ему прибылей не сулит. Общественная же наука, имеется ввиду наука истинная - марксистская, а не ее буржуазные извращения, со всей научной точностью и силой предрекает капитализму неминуемую смерть, и потому, естественно, никогда им принята не будет. Именно отсюда вытекает как непримиримость капитализма к марксизму вообще, так и его заинтересованность в невежестве масс людей. Капитализм вынужден использовать невежество масс людей в качестве своеобразной интеллектуальной узды для одурачивания этих масс, поскольку иначе чем ложью «оправдать» свое неправедное существование и «доказать» свою общественную целесообразность сегодня он не может, а просто верить в его бесстыдную ложь могут лишь отсталые, необразованные, невежественные люди. Пребывание масс людей в невежестве не только значительно упрощает управляемость ими, но позволяет в такой степени извратить их миропонимание, что делает возможным даже такую подлость, как эксплуатация человека человеком, представить неким благом, без которого само развитие общества, якобы, невозможно. Заинтересованность капитализма в невежестве угнетаемой им массы людей так сильна, что заставляет его идти на самое гнусное преступление перед человечеством - сознательное насаждение невежества. Сегодня капитализм не просто использует пока еще бытующую, исторически унаследованную общую невежественность людей, но целенаправленно организовывает ее внедрение и закрепление в массах. Не обучение, а невежество несет людям современный капитализм, ибо ему выгодно не учить людей, а держать их в невежестве, темноте и отсталости. Исключение, естественно, составляет сама имущая элиты и узкий круг ее интеллектуально-технической обслуги, которые получают полноценное современное воспитание и обучение.
Необходимость в невежестве масс присуща не одному капитализму. Она была необходима всегда и всем имущим (только и исключительно им!!!) классам. Однако характерной особенностью нашего времени, времени колоссального интеллектуального подъема человечества, который не дано остановить никаким временщикам, является то, что пребывание масс людей в невежестве становится не просто важным, но жизненно важным для капитализма. Сейчас господствующему капиталистически-буржуазному классу для удержания в повиновении эксплуатируемые классы уже мало только грубого физического насилия его государства. Все более существенным для него сегодня становится насилие интеллектуальное. Для решения этой задачи буржуазией создана целая индустрия тотального оболванивания, дебилизации, оживотнивания как каждого отдельного человека так и общества в целом. Тут не нужны особые доказательства и достаточно просто просмотреть нынешнюю буржуазную «просветительски-образовывательную» продукцию, чтобы понять, что нацелена она не на возвышение и развитие человека, но на превращение его в животную безмозглую тварь. Что на телевидении, что в прессе, что в любых «культурно»-массовых мероприятиях. Сама культура вместе с искусством превращены в рассадник безвкусицы, непристойности и бездарности (даже прославленный наш юмор свели к уровню кривляния дебилов). Той же цели служит и масштабно раскручиваемый религиозный бум, когда орды черноризных мракобесов брошены на восстановление серьезно подорванного за годы Советской власти невежества. А целенаправленно создаваемые условия для вырождения всеобщего образования и деградации науки? Правительство России собирается прекратить финансирование сферы образования и науки из федерального бюджета. Отменяются льготы студентам. Государство снимает с себя обязанности по обеспечению студентов стипендиями и иными видами материального обеспечения. Министерство образования (!?) и науки (!?) предложило документ под названием "Концепция участия Российской Федерации в управлении госорганизациями, осуществляющими деятельность в сфере науки", согласно которому из 2338 существующих академических институтов предлагается сохранить только 100 - 200 "коммерчески рентабельных". На Украине для массового низведения общества в невежество приспособлено даже вроде бы законное и справедливое требование огосударствливания украинского языка. При котором игнорируется простое понимание, что любой язык в развитом обществе есть не только и не столько средство общения между людьми, сколько аккумулятор и носитель интеллекта этого общества. Исторически сложилось, что таким носителем на Украине стал русский язык, и потому необоснованный и неподготовленный отказ от него в сути является отказом от всего интеллектуального наследия не только русского и украинского народов, но и мирового культурно-интеллектуального наследия, аккумулированного на русском языке и пока очень мало отраженного на языке украинском. Поэтому вся «мовнопатриотическая» деятельность нынешних националистов на деле представляет собой разрушительную интеллектуальную диверсию против украинского народа. Характерным примером может служить открытое письмо (Львов, октябрь 2004 года) 12-ти львовских «литераторов», как они себя сами назвали, которые в русском языке усмотрели лишь «язык попсы и блатняка». В этом шедевре глупости, пошлости, дикости, абсурда отражены не только собственный уровень этих 12-ти интеллектуальных уродов и дикарей, но направленность всей «воспитательной» работы тех, кто спустил их на украинский народ и травит его ими. Всеобщее массовое оболванивание целенаправленно подкрепляется умышленным проталкиванием на передовые общественные позиции всего самого отсталого, бесталанного, пошлого и безнравственного, даже заведомых дураков, для создания в массах простых людей на этом фоне иллюзии их собственной, якобы, недоразвитости и неполноценности. Этот элемент хорошо высветился в последней президентской избирательной кампании на Украине, продемонстрировавшей, что даже претенденты на высший государственный пост не только не понимают происходящее, но зачастую не понимают просто смысла тех слов, которые сами произносят.
Тем не менее, остановить прогресс буржуазии, как бы ни старалась, не удастся. Развитие человечества и далее пойдет по восходящей.
Возвращаясь к общественной науке, обратим внимание, что у буржуазии такой науки нет вообще, а все что она выдает за науку в этой сфере всего лишь частные, разрозненные и случайные положения, пусть тщательно и глубоко разработанные. Хуже того, даже эти разработки зачастую направлены не на то, чтобы отыскать истину, но на то, чтобы истину опорочить и скрыть. Это не популистское заявление, а констатация факта. Оно обосновывается прежде всего тем, что никакая наука не может считаться собственно наукой, если не обладает целым рядом строго определенных элементов и качеств. Прежде всего, целостной системой объективных законов, которые определяют все важнейшие явления и процессы, происходящие в жизни общества, являются своеобразным инструментом познания этих явлений и процессов, что обусловливает фундаментальность и самостоятельность любой науки. Другими важнейшими составляющими подлинной науки являются четкая методология подхода к общественным процессам, обоснованные качественные критерии их оценок, определенная и упорядоченная терминология. Всем этим обладает лишь марксизм, который потому один только представляет собой единую, законченную, цельную научную систему познания общественного бытия, то есть является полноценной наукой. Вследствие чего только он один предоставляет человечеству возможность применить свои выводы как действенное орудие в процессе дальнейшего познания и в практическом использовании приобретаемых знаний, он один предоставляет людям возможность научного предвидения и активного управления своей жизнью.
К.Маркс первым обосновал и сформулировал законы жизни человеческого общества. Применив истинно научный подход, он сумел состыковать все уже имеющиеся отдельные разрозненные элементы общественных знаний и свести их в единую всеохватывающую систему понимания, определить основные тенденции прогресса человеческого бытия и таким образом сделать по-настоящему дееспособным материально-общественно-духовное творчество людей. Дополненная и углубленная последующими теоретиками марксистская наука составила основу нового общественного мировоззрения, мировоззрения научного, а потому созидательного и прогрессивного. Марксизм логически замкнул круг общей системы познания мира, дополнив исследования процессов природных исследованиями процессов общественных. Тем он предоставил людям возможность понять и объяснить собственное существование, позволил овладеть законами общественной жизни, позволил оседлать эти законы, превратить их из демонических повелителей в покорных слуг. Да законы общественного развития выявить гораздо сложнее, чем законы естествознания, поскольку они открываются не одиночным явлением или строго повторяющейся цепью явлений, а спрятаны в огромной массе многообразных и противоречивых явлений. Их невозможно ни обсчитать, ни измерить. Тем не менее, они определяются путем тщательного и глубокого изучения длительного исторического опыта, обобщением отдельных событий происшедших в течение какого-то периода времени, что и позволяет выявить закономерные тенденции их свершения. Несмотря на трудность познания законов общественной жизни, такой, внешне абстрактный, подход делает допустимым и возможным конкретное практическое их применение в интересах созидания, т.е. способен обеспечить вполне осязаемый материальный результат. Много подтверждений тому можно найти и в глубинах истории и в сегодняшнем дне. Так успехи большевиков в ходе революции 1917 года и последующих лет борьбы и созидания объясняются не их фанатизмом, случайностями или жестокостями, как то пытаются представлять буржуазные идеологи и пропаганда, а глубокой научной обоснованностью всех их действий и строгом следовании объективным законам общественного прогресса, в использовании этих законов в интересах общества. Именно здесь кроется ответ на вопрос: «Как и почему нищая и слаборазвитая страна превратилась в современную супердержаву?». В свою очередь, сегодняшнее банкротство и беспомощность «демократов-реформаторов» в решающей степени объясняется их невежеством и попытками решать общественные вопросы волевым произволом, игнорируя объективность законов общественной жизни и прогрессивного развития. Здесь наиболее наглядным примером могут служить трансформации экономики Западных областей Украины, которая была подтянута к современности научностью социализма и снова отброшена в отсталость произволом невежества.
Можно говорить, что в сказанном нет ничего нового и не стоит тратить время на дальнейшее повторение общеизвестных истин. Но это неправильно. Время все более удаляет нас от поры, когда люди Советской страны ставили разум на первое место. Сегодня пришли новые поколения, сознание которых изуродовано буржуазной мозгопромывочной машиной. Тем не менее, несмотря на все ее усилия, полностью вытравить объективно свойственные человеку устремления к познанию истины она неспособна. Как бы не изощрялась буржуазия, но ей не удастся опять превратить человека в животное. Сегодня, в период реставрации капитализма и торжества буржуазных порядков, для коммунистов важнейшей задачей продолжает оставаться воспитание трудящихся масс в духе марксизма-ленинизма, в духе его классовой революционности. КПРФ, КПУ и им подобные «коммунистические» партии парламентского типа от выполнения такой задачи откровенно отказались. Они окончательно порвали с марксизмом как идеологией рабочего класса и довольствуются всевозможными пробуржуазными идеологическими выдумками, вследствие чего на деле стали прямыми пособниками буржуазии. Мало того, они активно участвуют в буржуазной атаке на марксизм, извращая и опошляя его научные положения «собственными» «теоретическими» поделками и подделками под него. Потому систематическое напоминание и повторение так называемых «общеизвестных» марксистских истин, их последовательное и терпеливое разъяснение крайне необходимы как одно из лучших средств марксистского воспитания. Ибо недалеко то время, когда вновь будут востребованы, не побежденные, а пока лишь придавленные террором буржуазной пропаганды и ложью оппортунистических лжекоммунистов, его научно-теоретическая обоснованность и революционность его характера. Чтобы вновь повести рабочий класс к победам.
Наука против невежества
Обратимся собственно к законам науки, которые, будь то природные или общественные, - ключ к пониманию любых процессов, ключ к обузданию разрушительного воздействия слепых сил, ключ к подчинению этих сил и превращению их в покорных слуг человека. Человек способен не только познать законы, не только ужиться с ними, но и опираться на них в собственном созидании, применять и использовать их в собственных интересах. И человечество, безусловно, будет действовать именно таким образом, независимо от того, что кто-то не желает признавать либо их, либо сформулировавших их авторов. Чем раньше люди познают законы, чем глубже освоят их, тем раньше и полнее обратят слепые силы себе на пользу.
Вот как определяет отношение коммунистов к законам Сталин: «Марксизм понимает законы науки, - все равно идет ли речь о законах естествознания или о законах политической экономии, - как отражение объективных процессов, происходящих независимо от воли людей. Люди могут открыть эти законы, познать их, изучить их, учитывать их в своих действиях, использовать их в интересах общества, но они не могут изменить или отменить их. Тем более они не могут сформировать или создавать новые законы науки», (Сталин «Экономические проблемы социализма в СССР»). Но предварительно он уточняет, что нельзя смешивать «…законы науки, отражающие объективные процессы в природе и обществе, происходящие независимо от воли людей, с теми законами, которые издаются правительствами, создаются по воле людей и имеют лишь юридическую силу». Это уточнение особенно актуально сейчас для изобличения спекуляций нынешних политических жуликов и авантюристов, заверяющих общественную (избирательскую) массу, что они способны разработать, якобы, такие законы, которые выведут страну из развала, а людей приведут к благополучию. Чепуха и ложь, ибо в условиях капитализма никакие юридические законы не устранят ни безработицу, ни нищету, ни неравенство и т.д., что свойственно капитализму сущностно, т.е. является объективными законами его жизни, не зависящими от желания и воли людей. Да, юридические законы способны активно влиять на жизнь общества. Они могут помогать людям в развитии, но… лишь когда согласуются с объективными законами прогресса и опираются на них. В противном случае, когда вступают с объективными законами в противоречие, они становятся препятствиями, тормозящими и разрушающими развитие. Именно в этом марксистском положении кроется объяснение многим происходящим ныне процессам. Прежде всего, процессу всестороннего скатывания нашего общества в отсталость.
Для того чтобы уметь использовать объективные законы в повседневной практике, человеку необходимо научиться не просто их выявлять и фиксировать, но глубоко и полно представлять все объективные причины, условия их появления и действия, необходимо знать характер их проявления и действия, необходимо научиться разделять сферы влияния и возможные эффекты от проявления каждого, особенности существования и т.п. другие качественные характеристики. Не разобравшись как следует в этих вопросах, невозможно ожидать от своей деятельности серьезных и успешных результатов. Обобщая классиков марксизма, сделаем некоторые систематизирующие выводы, которые позволят со знанием дела подойти к пониманию и использованию законов общественного развития:
- законы обществоведения преходящи и зависят от конкретных условий состояния общества, прежде всего отношений между людьми в процессе производства и обмена результатами труда; - законы обществоведения не уничтожаются и не создаются, а теряют силу или вступают в силу при изменении условий существующих в обществе; - законы обществоведения поддаются познанию, а с тем и возможности использования в практической деятельности людей; - познанные законы обществоведения могут быть использованы не только с узкой целью отражения объективной действительности, но с их помощью возможно предвидеть и прогнозировать будущее, определять главные направления грядущих изменений, чтобы сознательно устремлять общественное созидание в прогрессивную перспективу. Они же являются эффективными орудиями в достижении этой перспективы, ибо позволяют осуществлять активное научно обосновываемое управление ходом общественной жизни; - законы обществоведения действуют комплексно, в единении многообразия. Это значительно усложняет возможность их практического использования, т.к. требуется тщательный анализ и учет одновременно многих составляющих (недоучет или выпадение одной способно привести к провалу всего дела); - применение и использование законов общественной жизни происходит в условиях противостояния различных общественных групп, вызванного многообразием существующих в обществе интересов, представлений, индивидуальных склонностей, что приводит к конфронтациям и противоборствам.
Марксистско-ленинская система законов общественного развития позволяет производить глубочайшие исследования в любых вопросах жизни людей, делать обоснованные выводы и принимать целенаправленные конкретные решения. Она делает человека способным активно и плодотворно созидать собственное бытие, следуя курсом прогресса и максимальной полезности людям, успешно управлять процессом созидания, а не слепо тыкаться в поисках нужных решений и не плестись в хвосте случайных проявлений объективных законов. В то же время она представляет собой органический сплав отдельных систем законов свойственных докапиталистическим формациям, капитализму, социализму, коммунизму. Следовательно, она строится не просто по историческим эпохам, а по способам производства, характерным для определенных эпох и исследует каждый способ производства не только в неком завершенном виде, но в его возникновении, становлении, развитии и умирании. Поскольку наше общество вновь ввергнуто в капиталистическую формацию и в нем вновь господствует капиталистический способ производства, то и объяснение всем происходящим в нем процессам и событиям надо искать с помощью законов свойственных капитализму.
------------
Всякую оценку нашей современности надо производить руководствуясь и направляясь, прежде всего, требованиями основного экономического закона капитализма. Того закона, который определяет не какую-то отдельную сторону или какие-то отдельные процессы развития капитализма, но все главные стороны и все главные процессы этого развития, определяет существо капиталистического производства. Только это дает возможность понять весь процесс его противоречивого развития - его подъемы и спады, его победы и поражения, его достоинства и недостатки. В законченном виде этот закон сформулирован Сталиным:
«Обеспечение максимальной капиталистической прибыли путем эксплуатации, разорения и обнищания большинства населения данной страны, путем закабаления и систематического ограбления других стран, особенно отсталых стран, наконец, путем войн и милитаризации народного хозяйства, используемых для обеспечения наивысших прибылей» (Сталин, «Экономические проблемы социализма в СССР»).
Не подлежит никакому сомнению, что лишь с позиции этого закона возможно полноценное понимание и объяснение всей капиталистической, и нашей современной, жизни, понимание и объяснение любого ее конкретного события или факта. Ибо именно максимальная прибыль является тем основным двигателем и приводным ремнем капитализма, который вызывает к жизни всякую его инициативу, пробуждает предпринимательство, толкает на самые рискованные шаги и даже прямые преступления. Именно погоня за максимальной прибылью лежит в основе всевозможных конфликтов и войн, вплоть до попыток завоевания мирового господства. Буржуазная пропаганда надрывается в заверениях обывателя о том, что капиталистические предприниматели только и озабочены его нуждами. Однако реальность безоговорочно свидетельствует об ином - в основе любой капиталистической инициативы лежит исключительно прибыль и не просто, а именно максимальная, поскольку всякий капиталист спит и видит не то, как облагодетельствовать потребителя, а то, как поболе набить собственные карманы.
Нет в природе ребенка, который не сломал бы ни одной игрушки из любопытства, по неосторожности, или под влиянием дурной наследственности. Потом бывают слезы. А родители покупают новую игрушку.
Повзрослев, ребенок встречает свою первую любовь и очень редко понимает, как ему повезло. Как правило, молодые люди так неумно «играют» со своей любовью, что она «ломается». Навсегда. Вновь льются слезы. Одни находят временное успокоение в сексе. Другие вечное…- в петле. Третьи в алкоголе или наркотиках. Четвертые в бизнесе, пока «киллер» не поставит точку в их биографии.
И только очень немногие, встретив любовь, понимают ее ОБА и живут, действительно любя друг друга долго, умно, умело, утонченно.
Я пишу эти строки и знаю, что Советского Союза уже нет, и поэтому большинство молодых людей меня уже не поймут. Сегодня они наслышаны лишь о существовании слова «любовь», но большинству из них уже не суждено прожить жизнь в любви, т.е. в атмосфере сугубо Человеческих отношений. Я пишу «любовь», а они подразумевают… секс. На это их обрекает рыночно-демократическая «цивилизация».
Химики иногда сетуют на утерю технологий изготовления древних стойких красителей, лечебных «снадобий» и т.п. Распад СССР повлек за собой утерю «технологии» любви к ближнему, т.е. того уникального, что заметно отличает Человека даже от лебедей, известных устойчивостью своих брачных уз. Вместо «технологии» любви демократы предложили обществу набор занятных поз, т.е. то единственное, что умещается в сознании «столпов» демократической «культуры», всевозможных ханг, дибровых, березовских.
Что же такое любовь, которую мы так скоропостижно потеряли?
Немного теории.
С точки зрения сущности первого порядка, слово ЛЮБОВЬ принято для обозначения ПРЕДЕЛЬНО развитой формы ОТНОШЕНИЙ между личностями по поводу расширенного воспроизводства ОБЩЕСТВА. Однако марксизм, как известно, не признает за краткими определениями абсолютной научной ценности. Для постижения более высокого уровня сущности любви, читателю необходимо вспомнить научное определение категорий «отношения» и «общество», чтобы не спутать «отношения по поводу расширенного воспроизводства ОБЩЕСТВА», с «инстинктом продолжения РОДА».
Любовь, как и все сущее своим наличием обязано единству и борьбе противоположностей, т.е. ОТНОШЕНИЯМ противоположностей, могущих принимать в обществе форму товара, стоимости, конкуренции, любви… Любовь это одна из форм ОТНОШЕНИЙ противоположностей, а не только чувство, тем более одностороннее, которое справедливо называют «несчастной любовью». Любовь, как форма объективных отношений людей, окрашена чувствами, но не тождественна чувствам, а тем более инстинкту продолжения рода, хотя инстинкт этот присутствует в психике здорового человека после завершения периода полового созревания. Естественно, что любовь у здоровых людей неотрывна и от половых отношений, но только лица демократической ориентации, занимаясь сексом, утверждают, что они «занимаются любовью».
Те, кто дочитали «Капитал» Маркса до третьего тома, знают, что рыночная экономика есть РАСШИРЕННОЕ ВОСПРОИЗВОДСТВО отношений прибыли, т.е. ОТНОШЕНИЙ по поводу ЭКСПЛУАТАЦИИ человека паразитом.
Ясно, что отношения эксплуатации и отношения любви это непримиримые противоположности. Чем БОЛЬШЕЕ количество людей находятся в отношениях эксплуатации или конкуренции, тем МЕНЬШЕЕ количество из них способно вступить в отношения любви. Таков абсолютный экономический закон соотношения любви и ненависти при капитализме. В тех казуистических случаях, когда хозяин влюблялся в рабыню, он, так или иначе, освобождал свою «Изауру» от хозяйственных форм эксплуатации. На практике же, пользуясь рабским положением наемных работниц, хозяин принуждает их к «сексу». Но даже современному мужу, пославшему свою жену или дочь на работу «к чужому дяде», ясно, что «секс» его жены с работодателем не является любовью. И осознание этого, видимо, успокаивает миллионы современных мужей.
Почему несовместимы любовь и рынок?
В рыночной экономике, где главной целью производства является производство прибыли, расширенное воспроизводство ОБЩЕСТВА является ПОБОЧНЫМ, нежелательным продуктом. Кто внимательно читал Маркса, знает, что при полном коммунизме, напротив, расширенному воспроизводству подлежит само ОБЩЕСТВО, а материальные ценности производятся в той мере, которая обеспечивает расширенное воспроизводство именно ОБЩЕСТВА.
Процесс воспроизводства может осуществляться экстенсивно или интенсивно. Экстенсивное, т.е. количественное воспроизводство общества не способно разрешить ни одной социальной проблемы, поскольку означает как раз усиление «давления» производства на самих людей и природу. Напротив, интенсивный, т.е. КАЧЕСТВЕННЫЙ тип воспроизводства, это и есть синоним решения социальных проблем. Поэтому, расширенное воспроизводство общества, по своей сути, есть рост КАЧЕСТВА населения и, следовательно, КАЧЕСТВА отношений между людьми. Ясно, что с каждой новой действительно влюбленной парой, улучшается КАЧЕСТВО морального климата в обществе, а дети, являясь материальным воплощением любви, приобретают абсолютные гарантии полноценного развития, т.е. умножения достоинств общества. И, наоборот, с каждой новой конкурирующей на рынке «парой», в обществе множится потенциал ненависти.
Иными словами, коммунистическое расширенное воспроизводство общества, есть расширенное воспроизводство отношений любви, в то время как рыночное воспроизводство есть расширенное воспроизводство отношений эксплуатации, торгашества, конкуренции и вытекающей из этого ненависти, импотенции, фригидности и т.п.
Известно, что биологической предпосылкой возникновения отношений любви является взаимное половое влечение мужчин и женщин. Упростив известную поэтическую строку, скажем: «Влечению все возрасты покорны». Для молодости типично влечение в виде страсти. Но, возникая в интеллекте недоросля, усугубляясь болезненными инстинктами собственника, самца, страсть порождает иррациональные переживания, психозы (синдром Отелло), и потому часто перерастают в драму, а не в отношения любви. Поэтому, необходимым социальным условием возникновения отношений любви является не внешняя привлекательность субъектов, а адекватность социально-интеллектуальной РАЗВИТОСТИ личностей, переживающих чувство взаимного влечения.
В рыночной экономике люди противопоставлены друг другу в сфере производства как классы и потому практически не имеют шансов сблизиться по уровню развития качеств своих личностей, тем более внутри класса буржуазии.
Только коммунизм, абсолютным экономическим законом которого является всестороннее и полное развитие каждой личности, создает объективные предпосылки для возникновения и развития отношений любви между личностями, не имеющими классовых ограничений для своего развития.
Рыночная экономика, разделив людей по принципу частной собственности, а через конкуренцию и преступность - на неимущих и имущих, т.е. на лиц преимущественно физического или умственного труда, а этих, последних, на буржуазию, ее наемных профессиональных кретинов и творческую, разлагающуюся «богему», отняла у большинства населения мира перспективу развития КАЖДОЙ личности. Чтобы найти сколь-нибудь адекватную себе личность, представителям имущего класса России приходится пользоваться услугами сект мунистов, брачных контор, публичных домов и подворотнями на Тверской.
Экономические гарантии романтических отношений.
В СССР развитие каждой личности было уже в 30-е годы поставлено таким образом, что адекватную себе личность, т.е. Любовь «с первого взгляда» можно было встретить везде - в школе, в институте, на работе, в транспорте. Причем советские молодые люди трепетно готовили себя именно к любви, имея основные представления о половой жизни людей. Весьма показательно, что в фашистской Германии документами особой секретности являлись отчеты о медицинских осмотрах советских незамужних девушек в возрасте до 20 лет, вывезенных на принудительные работы, 95% из которых были девственницами. Это поражало воображение европейских двуногих скотов.
Марксизм исходит из того, что и уровень развития личности, и ее качественный рост, и адекватность личностей друг другу это не продукт пожелания, а следствие объективных материальных, производственных предпосылок, делающих отношения любви или возможными, или невозможными вообще. Прежде чем заниматься наукой, политикой, поэзией, любовью, человеку необходимо гарантировать пищу, одежду и жилище.
По данным ООН, к началу 80-х годов по реальной калорийности питания (в расчете на душу населения) ВСЕ европейские социалистические страны, даже Румыния, обогнали самые развитые страны мира. По реальной, а не статистической калорийности питания каждого человека, СССР начала 80-х годов уже занимал четвертое место в мире после ГДР, Чехословакии и Венгрии. И, наоборот, во всей истории США не было, нет и не будет дня, когда бы МИЛЛИОНЫ реальных американцев не подвергались бы пыткам систематического ГОЛОДА.
В СССР потертая, заношенная одежда на пенсионере была большой редкостью уже в 70-е годы. Для США оборванцы на улицах всегда были неотъемлемым элементом их «дизайна». Разумеется, в США всегда можно было встретить больше людей в костюмах из крокодиловой кожи, чем в России, и царской, и советской, но если в США количество оборванцев всегда исчислялось миллионами, то в СССР «оборванцы», в буквальном смысле слова, последний раз встречались лишь на территориях, недавно освобожденных от фашистских захватчиков.
К середине 50-х годов СССР уже занимал первое место в мире по объему заселяемой ежегодно жилой площади. Так, в 1986 году было введено в строй и БЕСПЛАТНО роздано людям 2 100 000 квартир. Планировалось, что бесплатными квартирами к 2000 году будет обеспечено ВСЕ граждане СССР.
Какими же ослами выглядят перед всем миром бывшие граждане СССР, отказавшиеся от возможности получать отличные квартиры БЕСПЛАТНО во имя того, чтобы сегодня ПОКУПАТЬ практически такие же и даже худшие квартиры, платя СОТНИ долларов за квадратный метр. Но большая часть населения СССР в 1991 году, не думая о молодоженах, ОТКАЗАЛИСЬ от коммунизма и, следовательно, от БЕСПЛАТНОГО жилья. Более того, теперь эти «мудрецы» будут платить 100% «квартирную плату», т.е. «ясак», владельцу дома, тогда как во времена СССР они оплачивали лишь 3% от стоимости содержания жилого фонда. Чем думали и думают мои земляки, уму не постижимо.
В США в 1985 году было построено 1 703 000 квартир, т.е. существенно меньше чем в СССР. А если учесть, что в США построенная и заселенная квартира это «две большие разницы», то становится понятно, почему США всегда существенно опережали СССР по числу самоубийств, изнасилований, разводов, по гомосексуализму, наркомании и заболеваемостью СПИДом. Миллионы пустующих домов, квартир и миллионы молодых «бомжей» - таков идиотизм современного рыночного «рая» в США.
Решенный квартирный вопрос и счастливая, любвиобильная жизнь - две достаточно взаимосвязанные «вещи».
Отцы и матери СССР не оценили в должной мере тех сияющих перспектив, которые открывал перед их детьми строящийся коммунизм в суверенной, действительно обороноспособной стране, при доступном жилье и образовании, при гигантских расходах общества на развитие массовой самодеятельной художественной и профессиональной культуры, на здравоохранение, на массовый спорт, на санаторно-курортное лечение, на развитие туризма и т.д. Матери и отцы, жившие в СССР, одни собственными руками, другие равнодушием СЛОМАЛИ строящуюся страну любви во имя построения царства всеобщей ненависти.
Недавно газета «Труд» опубликовала данные переписи населения Армении, в которой традиционно были сильны позиции национализма, т.е. демонстративной истерии, прежде всего, национал-вождей, распинавшихся публично о своей любви к армянскому народу и инфицировавших своей «любовью» толпы армян. Оказалось, что ныне в Армении проживает 3 млн. человек [Моё примечание: статья опубликована в 2002 г., но цифры не намного изменились. Численность постоянного населения на 2010 год оценивалась в 3 миллиона 083 тыс. человек], хотя гражданами Армении себя считают еще 400 тыс. человек, «почему-то» не желающих жить в Армении. Итого 3,4 млн. человек.
Между тем, если в 1959 году в Армении проживало 1,7 млн. человек, а через 28 лет, т.е. в 1987 году, - уже 3,4 млн. человек, то это свидетельствует о непрерывном нарастании любви в Армении, поскольку именно деторождение является свидетельством предпочтения, отданного любви над механическим сексом. Но через 15 лет рыночных «побед» армянских националистов мы видим, что (при всех натяжках) в 2002 году граждан Армении осталось столько же, сколько их было в 1987 году, т.е. 3,4 млн. человек.
Такая «арифметика» возникает при устойчивом равенстве количества рождений и смертей в стране. Но с точки зрения житейской философии, незыблемость цифры «3,4» лучше всего иллюстрирует сущность рыночного бытия, когда на смену нарастающей любви, что было в социалистическом армянском обществе, пришла буквально людоедская ненависть рыночных армян к армянкам. Получается, что за 15 лет рыночной реформы ни один армянин не приблизился ни к одной армянке. Все рыночные армянские мужчины утратили всякий интерес к армянским женщинам. Не родилось ни одного армянского ребенка. Неужели цифры «3,4 млн. человек» недостаточно для того, чтобы сделать правильный вывод о том, что рынок и геноцид - синонимы?
Пройдет немного времени и армянам, вернувшимся на путь строительства коммунизма, придется возводить монумент, но уже не жертвам резни 1915 года, а тем миллионам неродившихся армянских детей, которых «зарезали» армянские националисты во имя своего личного обогащения.
Однако Армения в этом абсолютно не оригинальна. Перепись, которая скоро проведут в России, даст еще более ужасающую картину рыночного геноцида. И я убежден, что после восстановления коммунизма в СССР, в каждой союзной республике будут поставлены памятники миллионам невинных жертв рыночного геноцида, развязанного национал-демократами. Но это будут позорные столбы, на которых будут выбиты имена не жертв, а тех, кто всю свою жизнь посвятил делу борьбы против коммунизма в СССР, т.е. против любви, во имя торжества ненависти.
Очень часто в среде импульсивных людей приходится слышать фразу: «Эх, дали бы мне власть, я бы…». Нередко можно услышать дискуссии о власти и в среде современных коммунистов. Причем, некоторые из них рассуждают так, как будто, в соответствии с теорией марксизма-ленинизма, власть и именно власть должны взять сами коммунисты. Более того, в современной литературе и левого, и правого толка дело представляют так, как будто в 1917 году власть, действительно, находилась в руках большевиков в том же смысле, в каком она находилась в руках, например, былинного героя. Некоторые левые поэты очень своеобразно понимали суть ленинского учения о задачах коммунистов и призывали: «Коммунисты, спасите народ!».
Но бесспорен исторический факт, что Ленин и Сталин знали, что такое власть, что надо делать большевикам, чтобы буржуазия потеряла власть, а рабочий класс мог «власть», удержать её в течение десятилетий переходного периода и успешно решать коренные задачи строительства коммунизма.
Хрущев же и Брежнев уже при жизни превратились в объекты для анекдотов о «власти», размазня Горбачев потерял «власть», а Зюганов уже который год «бодается с дубом» за «власть» и никак не может решить эту задачку. Таким образом, сегодня трудно найти человека, чье мнение о сущности института власти было бы признано большинством и являлось руководством к действию, а те, кто иногда получает власть в качестве «подарка судьбы», не могут ею распорядиться.
Короче говоря, во-первых, если бы в среде коммунистов было достаточно людей, овладевших ленинизмом, то все поползновения сторонников капитализма в СССР были бы с успехом отбиты, а во-вторых, вопрос о власти вообще стоит того, чтобы основательно разобраться в её сущности. Но в левом движении теории этого вопроса сегодня уделяют неоправданно мало внимания.
О вреде нанологики
Несмотря на многочисленные трагические уроки истории, социальные алогизмы все еще господствуют в сознании большинства людей и вынуждают их совершать массовые безрассудные поступки: играть на бирже в поддавки, лезть в ипотечную кабалу, добровольно дарить деньги ПИФам и «пенсионным» фондам, голосовать за демократов и т.п. Одним из подобных, наиболее распространенных алогизмов в элитарных средах являются их рассуждения о свободе… с одновременными поисками приемлемых форм организации ВЛАСТИ.
Можно понять олигарха, которому выгодно укреплять СВОЮ власть, т.е. делать управляемой прикормленную им судебно-полицейскую машину и окружать себя сворой личной вооруженной дворни для охраны и увековечения своей и только СВОЕЙ вседозволенности. Именно поэтому, как правило, судебно-следственные органы не находят заказчика-олигарха. Трудно понять в век нанотехнологий нанологику существа, называющего себя «интеллигентом», а рассуждающего о том, как довести устройство власти в РФ, прежде всего, судебно-полицейской машины, до уровня «всех цивилизованных» стран, в которых, порой, годами судят главарей мафии и выносят им оправдательный приговор «за недоказанностью».
Как ни странно, но многочисленные свежие уроки разгона демонстраций интеллигентов в Москве и Питере, недавние факты полицейского террора в Дании, во Франции, Эстонии, Грузии, Армении не могут поколебать ту абсурдную модель устройства общества (гибрид свободы с тюрьмой), которая укоренилась в сознании большинства современных интеллигентов.
В годы «перестройки» обрезание совести у большинства современных интеллигентов было проведено столь качественно, что они до сих пор БОЯТСЯ честно подумать о таком варианте устройства общества, в котором было бы гарантировано (ЕСТЕСТВЕННОЕ для Человека разумного) состояние подлинной СВОБОДЫ каждого во имя истинной СВОБОДЫ всех. Склонность современных интеллигентов к самоцензуре в процессе мышления, абсурдна, если учесть, что свобода мысли - это одно из немногих свойств человека, которое невозможно запретить юридически, если только человек сам не наложит на себя это «табу». Даже находясь в застенках гестапо, можно свободно мыслить и только потому иметь шанс переигрывать своих палачей. Свободно мыслить - абсолютно безопасно. Иное дело, что истинные обыватели знают: позволишь себе свободно порассуждать, доберешься до сути, а потом слово, которое «не воробей», случайно вылетит и… хозяин сожрёт правдолюба. Такова трусливая основа современной самоцензуры многих интеллигентов.
С этой точки зрения, телепередачи, например, Познера и Сванидзе со «свободой мыслей», угодных лишь олигархам, притягательны так же, как завораживающе привлекательна виртуозность наперсточников-профессионалов, когда за ними наблюдаешь со стороны. Невозможно отрицать - ловкие ребята. Смешно было, когда ток-шоу «Свобода слова» в течение нескольких лет на телевидении РФ вел один и тот же человек - Савик Шустер. Передачи подобных журналистов, поставивших шустрость своего языка на службу олигархам, притягательны, как и искусство шулера, умением без улыбки передергивать исторические «карты» и развешивать логическую лапшу на ушах миллионов телезрителей.
Совершенно очевидно, что, если Сванидзе самокритично признается во время своей очередной передачи, что, несмотря на разрешение, полученное Сванидзе у владельца телеканала (говорить про Сталина и Ленина любые глупости), мыслящие люди все равно будут скрупулезно изучать труды, но не Сванидзе, а Маркса, Ленина и Сталина как непревзойденные литературные памятники человеческой мысли. Но это будет последняя передача Сванидзе, поскольку о классиках марксизма в частных СМИ разрешено говорить или ничего, или только подло. Как только Сванидзе отстранят от телеобъектива, о нем уже через месяц никто не вспомнит, подобно тому, как сегодня большинство людей старшего студенческого возраста СОВЕРШЕННО не знают, что связано с такими фамилиями, как Коротич, Черниченко, Яковлев, Нуйкин, Селюнин, Сорокина, Боровик, Киселев, Парфенов, Шендерович. А ведь как «смело» все они лягали «мертвого льва». Но такова уж судьба всех наемных литературных наперсточников. Неслучайно одну из последних своих автобиографических книг, Аксенов назвал: «Десятилетие клеветы». В этой иронии-шутке Аксенова впервые содержится правдивая самооценка. Но Аксенов не понял, что виртуозно и не бесплатно врать о социализме можно было только тогда, когда ты виртуозно научился врать сам себе, убивая собственную совесть или подчиняясь похотям своей больной натуры.
Попутно следует заметить, что, если СВОБОДА МЫСЛИ безопасна даже в условиях рыночной демократии, то СВОБОДА СЛОВА, чаще всего, смертельно опасна, особенно для демократических журналистов, поскольку им частенько приходится писать по заданию хозяина. А поскольку ВСЕ хозяева - конкуренты, постольку невозможно защитить интересы своего хозяина, не покушаясь на доходы его конкурента. Поэтому у литературных холопов достаточно часто чубы отрываются вместе с головами (Холодов, Листьев, Гонгадзе, Хлебников, Политковская, Абашилов…). Никогда еще на земном шаре не погибало столько журналистов и милиционеров, как за два последних десятилетия глобального разгула демократии. И, что парадоксально, никогда еще журналисты и милиционеры не обслуживали легальную и теневую власть РФ с таким же рвением, как в годы демократического рыночного беспредела. Уместно вспомнить слова великого поэта: «Люди обычного звания сущие псы, иногда, чем тяжелей наказание, тем им милей господа».
Если бы диссиденты были совестливыми людьми, то, в ходе «свободных» рассуждений под одеялом или на кухне, они бы каждый раз с удивлением обнаруживали, что, с точки зрения научной логики, институту власти вообще нет места в обществе культурных людей. Но современные интеллигенты, в большинстве своем, даже под одеялом наедине с собой боятся поразмышлять честно и свободно. Между тем, пора бы понять, что уровень тирании институтов демократической власти находится в прямой пропорциональной зависимости от степени развитости самоцензуры в среде интеллигентов. Многие интеллигенты не замечают и того, что тирания взятковымогателей прямо пропорциональны остервенению, с которым многие интеллигенты нападают на марксизм-ленинизм, забыв, что марксизм-ленинизм есть лучший пример предельно свободного ДВИЖЕНИЯ научной мысли интеллигентов, направленного в будущее.
В отличие от Маркса или Ленина, которые обличали все три ветви и все существовавшие формы власти, не боясь ни монархов, ни олигархов, ни демократических временщиков, современные рыночные интеллигенты и журналисты - настоящие популизаторы власти, правда, одни подлизывают за олигархами, другие за администрацией, но о-о-чень старательно, «что подумаешь, в том их призванье».
Полное отсутствие совестливости и системности в мышлении большинства современных рыночных интеллигентов и журналистов позволяет им лишь лозунгоподобно прокламировать сладость свободы и, одновременно, трудиться над решением проблем укрепления сразу трех ветвей власти для сохранения элитарно-либеральных форм демократической «свободы». Многие из них не понимают, что свобода не может быть ни квадратной, ни зеленой, ни фашистской, ни демократической. Она - или свобода, или её нет.
Рыночные пропагандисты сознательно обходят факт истории, что демократия возникла, практически одновременно и в рабовладельческой Греции, и в еще более рабовладельческой Италии, как попытка уйти от междоусобных войн между РАБОВЛАДЕЛЬЦАМИ во имя укрепления РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОЙ системы, а не во имя свободы демоса, а тем более, плебса. В дальнейшем, демократия успешно обслуживала феодальную тиранию, например, и в Новгородской, и Венецианской республиках. Демократический «билль о правах» прекрасно обслужил геноцид индейцев в Америке, английские демократы изуродовали жизнь детям многих поколений аборигенов Австралии. Демократия сотни лет являлась основой рабовладения в США, английской и французской работорговли и колониального господства в Азии, Африке и Латинской Америке вплоть до середины 70-х годов ХХ-го века.
Именно идиотизм демократии обеспечил приход Гитлера к власти в Германии в 1933 году, а спустя 60 лет - победу австрийских фашистов на выборах премьер-министра Австрии, а Ельцина на выборах в РФ. А чего стоят недавние выборы со стрельбой в Армении или выборы Ющенко с Саакашвили. Именно демократия сделала возможным возрождение фашизма, по меньшей мере, в Прибалтике, Украине и РФ, а на Кавказе и в азиатских республиках бывшего СССР - вахабизма.
Интеллектуальная деградация значительной части российской интеллигенции уже так глубока, что до них до сих пор не доходит смысл слов, уже не раз озвученных «республиканцами» США, о том, что «Алькаиду», устроившую Америке теракт 11 сентября 2001 года, и лично Бен Ладена, десятилетиями финансировали, снабжали, обучали и воспитывали самые что ни на есть демократические США при активном участии не менее демократического блока НАТО, а не некто, по фамилии Бут. Так что, история сожительства демократии, рабовладения, фашизма и терроризма настолько очевидна, что только слепой не увидит, а подлец промолчит об этом обстоятельстве.
На протяжении сотен лет, читая ежедневные сообщения о продажности чиновников и выборных лиц всех уровней во всех странах, большинство интеллигентов продолжали упорно, как слепой стенки, держаться за эту коррупционную схему устройства демократической власти, т.е. свободы ВЗЯТКООБОРОТА, не понимая, что именно логическая «раскоряченность» интеллигенции в вопросах о соотношении свободы и власти - обеспечивает диктатуру взяткодателей и терпимость взяткополучателей. Рассуждать о свободе, но заботиться о совершенствовании «вертикали» и «горизонтали» власти - обычная рыночная «логика» современных «пикейных жилетов», в том числе и антипутинской, и антимедведевской, и антикасьяновской и антикаспаровской направленности. Все эти «анти», в том числе и «Новая газета», просто выступают за СВОИХ людей у кормушки власти, а не за то, чтобы над людьми было меньше власти и больше либерализма.
С легкой головы демократической интеллигенции, большое распространение в годы перестройки получил рабский тезис о том, что дела в экономике СССР идут плохо потому, что в стране «нет хозяина», «свободы слова» и «трех ветвей власти». Никто не утруждал себя прогнозом: а кто эти «авторитеты», которые станут хозяевами всех советских «лесов, полей и рек», рынка рабочей силы, какие добродетельные брынцаловы, березовские, дерипаски и абрамовичи придут на смену Политбюро ЦК КПСС и КГБ, какими приемами они будут пользоваться для укрепления своей власти и в какой степени их будет интересовать свобода «каких-то там» учителей, инженеров и воспитателей детских садов? Что будет с обществом, если оно опять, как при царе, отдаст экономическую власть над людьми частным лицам? Об этих конкретных вопросах тогда, в конце 80-х годов, в пылу разрушительной эйфории думали лишь единицы.
Цитата: "Но действительно единая теория, единая картина не будет ни сумасшедшей, ни сверхъестественной, ни идеалистической. Она станет новым подтверждением и торжеством диалектического материализма. Она будет не только последовательно материалистической, но и сугубо "земной", в том смысле, что она в своей основе будет достаточно простой...".
Налбандян. "Для счастья народа. Заседание Политбюро ЦК ВКП(б)" (1949)
Для того чтобы сравнить буржуазные и коммунистические партии, следует выяснить, что такое политическая партия и почему политическая партия является агентом того или иного класса в целом. Перед определением политической партии нужно разобраться с тем, что такое политика. Политика – это сфера общественной жизни, представляющая собой борьбу за осуществление государственной власти. Так выглядит политика на первый взгляд. Но следует учитывать, что только экономические интересы, в конечном счете, всегда являются социальной, мотивационной причиной политического действия. А экономика, т.е. общественная цепочка: производство, распределение, обмен и потребление на данном этапе раскалывает общество на классы, противопоставляя коренные экономические интересы крупных групп людей друг другу. Таким образом, любое политическое действие носит характер классовой борьбы, и в целом, если проще, то политика – это борьба классов.
Социальная жизнь нашего общества достаточно сложна, общество выработало специальные институты политической борьбы. В первую очередь – это государство. Многим неверно представляется государство, как некий организм общества, особая «цивилизованная» форма существования общества. Это, конечно, нелепость. Государство – это машина, аппарат классового подавления, орудие классового господства. Только после этого определения можно говорить о соответствующей политической форме организации общества, как о более широком понятии государства. Ведь нужно иметь определенную материальную базу, чтобы вашу голову захламить националистической риторикой или, например, идеями справедливости общественного устройства. Этой материальной базой служит экономическая эксплуатация рабочей силы, охраняемая законами государства, которые, в свою очередь, обеспечиваются прямым физическим насилием. Если рабочий придет к капиталисту с объяснениями паразитической сущности капитала и потребует «оптимизировать» и сделать отношения между людьми в обществе более гуманными, то он, как минимум, наведет на себя гнев конкретного капиталиста, а в идеале получит крепкий нагоняй от районного суда за нарушение 282 статьи УКРФ – «разжигание социальной розни». В этом основополагающая функция государства. А затем уже – «строить дороги, школы и больницы». Более того, дороги, школы и больницы государство строит, учитывая интересы исключительно одного класса – того, которому оно подчиняется. Иные случаи крайне редки и являются актами борьбы угнетенных классов за свое существование. Если сегодня в Перми на улицы вывалят тысячи мамаш с протестом из-за нехватки мест в детсадах, то завтра, конечно, пару детсадов построят. Никуда не денутся: детсад для буржуазии не ключевая потеря.
Но класс в целом не однороден, ему требуется своя политическая организация – партия. Политическая партия – это организация, выражающая интересы определенного общественного класса или прослойки в нем, объединяющая наиболее активных и деятельных представителей класса и таким образом осуществляющая руководство им. Политическая партия является высшей, самой сложной формой классовой организации. Самое удобное для крупной группы лиц, объединенных общностью экономических интересов (и отсюда общностью сознания) – выдвинуть авангард из своих представителей для собственного управления. Буржуазия вынуждена забыть на некоторое время о дикой конкуренции между отдельными своими представителями ради постоянного подавления главной своей угрозы – трудящихся. Конкуренция среди капиталистов абсолютна, партнерство и сговор – относителен, но необходим. Чем «сговорчивее» друг с другом буржуа, тем сложнее рабочим скинуть их. Политическая система буржуазного общества в данном случае является камнем преткновения буржуазного партнерства против угнетенных классов.
В чем отличие буржуазной и коммунистической партии? Все существо буржуазной партии направлено на то, чтобы подчинить себе государственную власть, использовать ее на благо буржуазной группировки, которая финансирует и вдохновляет эту партию. Вторым делом любая буржуазная партия вынуждена выполнять задачи, которые стоят перед всем классом буржуазии – подавлять и угнетать, держать в узде и подкармливать, – в общем, не допускать развития революционного сознания у трудящихся – дойной коровы буржуазии. Второй пункт работает исключительно при условии нахождения партии у власти. До этого момента любая буржуазная партия может идти на известные уступки рабочим, в основном на словах, для завлечения публики под свои знамена на выборах.
Коммунистическая партия имеет кардинально иную природу и ставит перед собой куда более масштабные задачи. Сущность коммуниста – это приверженность научной теории и методологии в общественном познании и в общественной, революционной практике. Коммунистическая партия – это союз единомышленников-коммунистов. Значит, стратегическая задача коммунистической партии – вести наиболее прогрессивные классы и социальные элементы по пути революции и строительства коммунизма. Тактические задачи же сменяют друг друга. На первоначальном (нашем этапе) – это завоевание научного авторитета среди рабочего класса и мыслящей интеллигенции и, как итог, организация рабочего класса для политической борьбы и взятия власти. Затем – строительство социалистической экономики, культурная революция, непрекращающийся курс на мировую революцию. Таково сущностное отличие: буржуазная партия – сохранение положения господства капитала; коммунистическая партия – преобразование общества на научной основе, революция.
Так же отличаются партии по объекту и характеру воздействия на него. Буржуазная партия ставит целью объединить людей по национальному принципу, внушить единство предпринимателей и рабочих. Характер воздействия на массы носит манипулятивный характер. Буржуазия постоянно лжет, лицемерит и никак не способна от этого избавиться. Одной из черт буржуазной риторики является непрерывное стремление «замазать» суть дела, свести проблемы в нужное для них безопасное русло, или наоборот – «раскрутить» малозначительные для масс вопросы.
Коммунисты же в основном свою пропаганду ведут в среде рабочего класса, как наиболее прогрессивного класса капиталистического общества. Но рабочих революционными делает не их положение наемного работника, это как раз наоборот, как правило, воспитывает раболепие. Рабочие революционны не по определению, а потенциально. Революционизирует рабочих коммунистическая теория, грамотно им преподнесенная компартией. Речь идет не о мелкобуржуазной революционности, а о подлинной, созидающей революционности, – такой, если понимать ее с точки зрения эффективности революции. Разозлиться и наломать дров рабочие могут и без коммунистов, это черта мелкобуржуазного бунтарства. Коммунистическая революционность предполагает научно выверенный путь к победе и непрерывное поступательное движение, хотя и с известными отступлениями, к намеченной цели.
На этапе борьбы компартии за совершение рабочим классом социалистической революции формально ее цели совпадают с целями любой буржуазной партии – взять власть. Только буржуазные партии «берут» власть, как правило, в рамках сложившейся политической системы, а коммунистическая партия принципиально отвергает буржуазную политическую систему, напрямую опирается на поддержку масс, чтобы сломить буржуазную государственную машину, на месте которой воздвигнуть государство диктатуры пролетариата. Значит ли это, что истинная коммунистическая партия не может участвовать в легальной борьбе за власть? Нет, совершенно не значит, но, участвуя в парламенте, компартия это делает по причине того, что изнутри выборного органа его проще будет распустить. Пока остается у рабочих масс хоть какая-то надежда на буржуазный парламент, стоит эти мифы развеять на практике.
На стороне буржуазных партий сила оружия, аппарат насилия. На стороне коммунистов только правда, доверие масс, самоотверженность коммунистов.
Экономическая программа буржуазной и коммунистической партии
Центральным местом в установках любой политической партии является ее экономическая программа. Любая буржуазная партия мыслит исключительно в рамках буржуазного строя, частной собственности. Для политиков такого пошиба экономика предстает кормовым корытом, которое требуется либо удержать, либо к которому они стремятся припасть.
Обеспечить себе конкурентное преимущество, монопольное положение – вот те задачи, которые ставят себе конкретные финансово-промышленные группы, оплачивая существование той или иной политической партии. Поэтому экономическую программу буржуазных партии можно охарактеризовать, как программу за сохранение или смену преимущества предпринимательских групп и монополистов в экономике, при всяческой охране господства частной собственности на средства производства.
Коммунисты ставят целью смену общественно-экономического строя, поэтому во главу угла ставят экономические преобразования. В первую очередь это обобществление средств производства, передача всех заводов, фабрик, предприятий в руки рабочего государства. И не просто передача в их нынешнем состоянии, а налаживание научно обоснованной работы по специально разработанному плану. Дело в том, что главная беда капитализма, то, почему его человечество неизбежно выкинет на свалку истории, заключается в колоссальном дисбалансе, диспропорции между отраслями производства, между финансовыми и промышленными сферами капитала, между промышленностью и сельским хозяйством. Раздробленность производства приводит к нерациональному использованию производственных мощностей, тормозит развитие науки и техники, является причиной невозможности реализации человеческого потенциала. Это – даже не касаясь таких социальных бедствий капитализма, как безработица, нищенское существование рабочих и эксплуатация, культурная деградация масс.
Выявить псевдокоммунистическую, мелкобуржуазную партию очень легко. Например, КПРФ. В программе партии много воды и общих слов, но одно предложение все-таки выражает экономическую программу КПРФ: «В социально-экономическом смысле технологический прогресс совпадает с процессом обобществления труда, то есть усиления его коллективного характера, возрастания взаимосвязи различных отраслей и секторов экономики, повышения ее управляемости. Обобществление труда есть главная материальная основа неизбежного наступления социализма». И далее еще более смешно, из пунктов, необходимых для «спасения России», только один отвечает требованиям в качестве экономической программы: «принять срочные меры для выхода из экономического кризиса посредством государственного регулирования хозяйственной жизни». Это далее получает свое отражение в «программе-минимум». Можно ли сказать, что КПРФ – партия, держащая курс на социализм? Думаю, что нет, это очевидно.
Ходжа Насреддин в своё время утверждал, что сколько ни говори «халва», во рту от этого слаще не станет. В принипе, это, конечно, верно — в том плане, что сладости во рту от произнесения тех или иных слов действительно не добавляется, однако из этого ещё не следует, что путём длительной и целенаправленной «промывки мозгов» человеку нельзя привить веру в ощущение «сладости». Тема эта — теоретические основы и практические механизмы индоктринации — достаточно активно разрабатывается сегодня психологами, но нас в данной статье будет интересовать не она сама, а лишь некоторые из примеров практической индоктринации, а именно — политико-экономические «общеизвестные истины», на которых базируется апологетика современного буржуазного общества.
«Истины» эти касаются таких базовых понятий как «свобода», «демократия», «частная собственность», «рыночная экономика» и т.п. А проблема с ними заключается в том, за каждой из них стоит исторический и логический подлог, выворачивающий действительное значение слова наизнанку и, тем самым, чрезвычайно затрудняющий адекватную критику стоящего за этим словом явления. Ну, например, может ли помочь делу обзывание своих политических противников «дерьмократами»? Да ни в малейшей степени: все эти бредовые лозунги вроде «Долой демократов» не приносят ничего, кроме вреда. «Вам надоела демократия, господа-товарищи? Так что же вы предлагаете взамен? Диктатуру? Спасибо, не надо. Ах, не просто диктатуру, а диктатуру пролетариата... А это, простите, как?» На чём процесс агитации, как правило, и заканчивается.
Почему так происходит? Потому что агитировать против демократии — занятие в высшей степени неблагодарное. В подобного рода агитации можно преуспеть с Путиным, с Березовским, с «новым русским», но никак не с рядовым представителем народа. Просто потому что демократия — это власть народа, уж какая бы она ни была, и расставаться даже с теми крохами её, которые сегодня у народа имеются, последний не намерен ни под каким видом. Народ будет всегда за демократию. Поэтому в самом лучшем случае, агитируя против демократии, можно добиться лишь того, что на очередных выборах люди проголосуют за других, «правильных демократов» — Явлинского, например.
Да, но что же в таком случае делать, если демократия, как нам кажется, это — очевидно плохо? А надо просто вспомнить, что же такое демократия в действительности и понять, как так вышло, что наш сегодняшний, отнюдь не демократический режим, тоже почему-то присвоил себе это название. Впрочем, «почему» — это как раз понятно: демократия — это власть народа и, как таковая, всегда народу импонирует. Все революции — даже те, что в результате обернулись контрреволюциями — везде и во все времена совершались именно под демократическими лозунгами. А режимы, устанавливаемые в результате их победы, были, как правило, более демократичными, чем свергнутые. (Не считая, конечно, контрреволюций, маскирующихся под революции.) Именно поэтому та политическая система, что пришла на смену свергнутым (или конституциализированным) европейским монархиям и получила название «демократия». Она, безусловно, гораздо демократичнее королевского абсолютизма и являлась несомненным социальным прогрессом, но следует ли из этого, что она действительно является демократией?
В марксистской литературе эту социальную систему принято называть буржуазной демократией, подчёркивая её ограниченность, как демократии, то, что эта «демократия» в действительности — не совсем демократия, поскольку, хотя при ней у народа и несколько больше прав, чем при монархии, но говорить о том, что именно народу принадлежит вся полнота власти, всё же не приходится. На что апологеты буржуазного общества резонно (как им кажется) отвечают, что всё это, конечно, так, но проблема-то в том, что ничего лучшего быть просто не может, что при всех недостатках их «демократии», она обеспечавает народу тот максимум власти, который только в природе возможен. А все разговоры о какой-то ещё большей «настоящей демократии» — это не более чем зловредная большевистская пропаганда, направленная на деле против народа, что такого никогда не было, нет и в принципе быть не может.
Есть ли коммунистам что возразить на подобные рассуждения? Да, есть. Но, к сожалению, вместо здравых и исторически обоснованных возражений в ответ г-да «демократы» очень часто слышат что-нибудь вроде: «Перестройку кончим так: Сталин, Берия, Гулаг!» Что если и имеет какой эффект, то лишь обратный: слушатели лишний раз убеждаются, что коммунисты не хотят ничего, кроме полицейского государства. Причём в данном случае совершенно не важно, действительно ли СССР времён Сталина был полицейским государством или это — лишь выдумки антикоммунистов. Лозунг говорит сам за себя: люди одержимы идеей большой тюрьмы в которую они наконец-то запрут всех, кто им по какой-то причине не нравится. Ясно, что ждать от таких людей большей демократии, чем сегодня, не приходится. Нынешние «демократы», конечно, тоже без тюрем не обходятся, но им, по крайней мере, не приходит в голову этими тюрьмами гордиться и возводить их существование в политические лозунги. Здесь же заметим, насколько разительно отличается подобная «коммунистическая» пропаганда от собственно большевистской. Достаточно вспомнить один из первых советских военных маршей, где есть такие слова:
Мы раздуваем пожар мировой, Церкви и тюрьмы сравняем с землёй.
«Сравняем с землёй», обратите внимание, а не «возведём». И не удивительно, что те, большевистские лозунги у народа поддержку имели, поскольку они обещали дать народу власть над собственной судьбой, вырвав её из рук царя, помещиков и капиталистов. Большевики обещали народу именно демократию — только поэтому они и победили.
Так что же, в таком случае, настоящая демократия, в принципиальной невозможности которой нас пытаются убедить г-да нынешние «демократы»? За ответом вернёмся во времена, когда это слово было изобретено, туда, где его произнесли в первый раз — в Древнюю Грецию. А в качестве эксперта пригласим г-на Аристотеля, известного в том числе и своими лекциями по политологи, которые он читал в основанном им Лицее.
Оговоримся сразу же: Аристотель был, что называется, «не наш человек» — если бы в те времена народ веровал не в Зевса & К°, а в господа нашего Иисуса Христа, то его взгляды вполне можно было бы охарактерировать как «Православие, Самодержавие, Народность». (Что, впрочем, и не удивительно для воспитателя Александра Македонского.) Хуже того, Аристотель был убеждённым сторонником рабства и эллинического расизма, подо что он даже подвёл солидную философскую базу в уже упомянутом выше курсе лекций (трактате «Политика»). На который мы здесь, тем не менее, будем неоднократно ссылаться. Почему? Ну, во первых, по той же причине, по какой и Ленин неоднократно ссылался на работы своих буржуазных оппонентов, при этом ставя их в пример не в меру восторженным «марксистам», любителям смотреть на мир сквозь розовые очки. А во-вторых, потому что трудно заподозрить противника демократии Аристотеля в том, что он просто «сочинил» этот «невозможный» тип государства.
Итак, что же говорил Аристотель по поводу различных государственных устройств? Он различал шесть их основных видов:
Монархическое правление, имеющее в виду общую пользу, мы обыкновенно называем царской властью; власть немногих, но более чем одного — аристократией (или потому, что правят лучшие, или потому, что имеется в виду высшее благо государства и тех, кто в него входит); а когда ради общей пользы правит большинство, тогда мы употребляем обозначение, общее для всех видов государственного устройства, — полития. [...] Отклонения от указанных устройств следующие: от царской власти — тирания, от аристократии — олигархия, от политии — демократия. Тирания — монархическая власть, имеющая в виду выгоды одного правителя; олигархия блюдет выгоды состоятельных граждан; демократия — выгоды неимущих; общей же пользы ни одна из них в виду не имеет.
Выходит, что по Аристотелю демократия — это ни что иное, как... диктатура пролетариата: правление неимущего класса в своих собственных интересах. Причём именно этот последний фактор: классовый характер демократии, то, что этот вид управления осуществляется только и исключительно в интересах простого народа, а не «общества в целом», и выделяет её в отдельную категорию. И, заодно, относит её к разряду «отклонений» от «правильных» государственных устройств, т.е. делает её имманентно «плохой».
Сегоднявшние, поднаторевшие в марксизме читатели, могут на этом основании попытаться взглянуть свысока на Аристотеля: ну действительно, не понимать такой простой вещи, как классовый характер любого государства? Но не так наивен был этот грек, как то может показаться на первый взгляд. «Правильные» государственные устройства — это отнюдь не пропагандируемые сегодняшними «демократами» государства «классового мира», а рабовладельческие общества и «всеобщее» благо в них распространялось лишь на свободных граждан, но никак не на рабов. И с учётом этого три «правильных» устройства, в отличие от «неправильных», действительно обеспечивали гармоничную совместную эксплуатацию рабского труда различными классами свободных граждан. Обладала ли подобным же эксплуататорским характером и античная демократия? Отчасти — да, не следует пытаться представить себе древнегреческих демократов этакими первокоммунистами. Но — в наименьшей степени. Фактически, демократия была единственным видом правления, стремившимся к универсальной эмансипации, и демократические революции нередко сопровождались освобождением той или иной части рабов и уравнением в правах чужеземцев. Вот, например, как Платон (в Академии котрого учился Аристотель) описывал «пороки» демократии в диалоге «Государство»:
— [...] Разве в таком государстве не распространится неизбежно на все свобода? — Как же иначе? — Она проникнет, мой друг, и в частные дома, а в конце концов неповиновение привьется даже животным. — Как это понимать? — Да, например, отец привыкает уподобляться ребенку и страшиться своих сыновей, а сын — значить больше отца; там не станут почитать и бояться родителей (все под предлогом свободы!), переселенец уравняется с коренным гражданином, а гражданин — с переселенцем; то же самое будет происходить и с чужеземцами. — Да, бывает и так. — А кроме того, разные другие мелочи: при таком порядке вещей учитель боится школьников и заискивает перед ними, а школьники ни во что не ставят своих учителей и наставников. Вообще молодые начинают подражать взрослым и состязаться с ними в рассуждениях и в делах, а старшие, приспособляясь к молодым и подражая им, то и дело острят и балагурят, чтобы не казаться неприятными и властными. — Очень верно подмечено. — Но крайняя свобода для народа такого государства состоит в том, что купленные рабы и рабыни ничуть не менее свободны, чем их покупатели. Да, мы едва не забыли сказать, какое равноправие и свобода существуют там у женщин по отношению к мужчинам и у мужчин по отношению к женщинам.
Но вернёмся к Аристотелю. Не чужд он был также и диалектического подхода, рассматривая демократию не как нечно статическое, а в её историческом развитии, выделяя различные её виды:
Когда управление государством возглавляют земледельцы и те, кто имеет средний достаток, тогда государство управляется законами. Они должны жить в труде, так как не могут оставаться праздными; вследствие этого, поставив превыше всего закон, они собираются на народные собрания лишь в случае необходимости. Остальные граждане могут принимать участие в государственном управлении лишь после приобретения установленного законами имущественного ценза: всякий, кто приобрел его, имеет право участвовать в государственном управлении. И если бы это право не было предоставлено всем, то получился бы олигархический строй; предоставить же всем возможность иметь досуг невозможно, коль скоро нет средств к жизни. Указанные причины и ведут к образованию первого вида демократии. Второй вид демократии отличается от первого следующими признаками: хотя все люди, в принадлежности которых к гражданам на основании их происхождения нет никакого сомнения, могут участвовать в управлении, однако участвуют только те, кто может иметь досуг; в такого рода демократии властвуют законы, потому что для необходимого досуга не хватает доходов. При третьем виде демократии принимать участие в управлении могут все свободнорожденные, однако в действительности участвуют по указанной выше причине не все, так что и в такого рода демократии неизбежно властвует закон. Четвертый вид демократии - тот, который по времени образования в государствах следует за предыдущими. Вследствие увеличения государств по сравнению с начальными временами и вследствие того что появилось изобилие доходов, в государственном управлении принимают участие все, опираясь на превосходство народной массы, благодаря возможности и для неимущих пользоваться досугом, получая вознаграждение. И такого рода народная масса особенно пользуется досугом; забота о своих собственных делах нисколько не служит при этом препятствием, тогда как богатым именно эта забота и мешает, так что они очень часто не присутствуют на народных собраниях и судебных разбирательствах. Отсюда и происходит то, что в государственном управлении верховная власть принадлежит массе неимущих, а не законам.
В этом описании мы видим постепенное расширение властной базы демократии с «почти олигархической» до действительно всенародной. Происходит это на фоне падения значения т.н. «закона» — т.е. освящённого временем и традицией статичного законодательства, «дарованного» народу каким-нибудь «героем» (в случае Афин — Солоном в 594 г. до н.э.), и перехода к непосредственному законотворчеству масс. А чуть ранее Аристотель описывает этот же последний вид демократии следующим образом:
Это бывает в том случае, когда решающее значение будут иметь постановления народного собрания, а не закон. Достигается это через посредство демагогов. В тех демократических государствах, где решающее значение имеет закон, демагогам нет места, там на первом месте стоят лучшие граждане; но там, где верховная власть основана не на законах, появляются демагоги. Народ становится тогда единодержавным, как единица, составленная из многих: верховная власть принадлежит многим, не каждому в отдельности, но всем вместе.
Здесь требуется небольшое пояснение, касающееся употребление Аристотелем слова «демагог». В переводе с греческого оно означает «вождь народа» и именно в этом смысле здесь и используется. Противопоставляет им автор «лучших граждан» — обладателей таких «добродетелей», как «благородное происхождение», богатство или даже просто физическая красота (которая, по мнению Аристотеля, является сама по себе наглядным «божественным» доказательством права на порабощение других, не обладающих столь совершенной формой черепа). Разумеется, Аристотель не имеет и тени симпатии к «демагогам» и при этом достаточно справедливо отмечает, что они склонны вырождаться в самых обычных демагогов — в нашем, привычном смысле этого слова — но недовольство его вызвано отнюдь не этой их тенденцией к перерождению, а именно классовым характером проводимой ими политики:
В этом случае простой народ, являясь монархом, стремится и управлять по-монаршему (ибо в этом случае закон им не управляет) и становится деспотом (почему и льстецы у него в почете), и этот демократический строй больше всего напоминает из отдельных видов монархии тиранию; поэтому и характер у них один и тот же: и крайняя демократия, и тирания поступают деспотически с лучшими гражданами; постановления такой демократии имеют то же значение, что в тирании распоряжения.
И далее:
И выходит так, что демагоги становятся могущественными вследствие сосредоточения верховной власти в руках народа, а они властвуют над его мнениями, так как народная масса находится у них в послушании. Сверх того, они, возводя обвинения на должностных лиц, говорят, что этих последних должен судить народ, а он охотно принимает обвинения, так что значение всех должностных лиц сводится на нет. По-видимому, такого рода демократии можно сделать вполне основательный упрек, что она не представляет собой государственного устройства: там, где отсутствует власть закона, нет и государственного устройства. Закон должен властвовать над всем; должностным же лицам и народному собранию следует предоставить обсуждение частных вопросов.
В этом пассаже, наряду с явным желанием автора «кастрировать» демократию, предоставив ей лишь решение частных вопросов и поставив на пути её революционных преобразований непреодолимую преграду в виде «закона», мы имеем два очень существенных и верных наблюдения. Во-первых, это тенденция к снижению зависимости демократического общества от конкретных чиновников — все они легко сменяемы и подотчётны непосредственно народу. Во-вторых, это факт, что последовательно проводимая демократия диалектически отрицает самоё себя, становится уже как бы не вполне государством, отмирающим государством, как это принято называть в наше время.
Перейдём теперь к государственному устройству современных капстран, претендующих на то, чтобы называться «демократическими». Из сказанного выше должно быть уже достаточно очевидно что устройство это является всем, чем угодно, но только не демократией. Но гораздо важнее понять, что, говоря о государственном устройстве капстран, мы, в действительности, говорим сразу о двух, причём принципиально разных устройствах. Если речь идёт о странах третьего мира (включая, до какой-то степени, Россию и Китай, см. на эту тему также мою статью «Кому на Руси жить хорошо») то режимы эти, как правило, представляют из себя различные разновидности олигархии — т.е. правления богатых в своих собственных интересах. В то время как в странах первого мира всё обстоит совершенно иначе.
Как бы ни хотелось некоторым «борцам за пролетарскую солидарность» представить дело так, будто первый мир буквально раздирается «противоречиями между трудом и капиталом», ничего подобного в действительности не происходит. Периодические дебоши, которые устраивает западная молодёжь (причём не из самых бедных слоёв, надо отметить) по поводу той или иной «встречи в верхах», свидетельствуют скорее о прочности режима, который нисколько не боится подобных акций и даёт разрешение на их проведение. И неудивительно: ведь при всей показной «боевитости» демонстранты всегда ограничиваются лишь теми или иными требованиями к режиму, но никогда не требуют свержения режима. При всех его свехшумно декларируемых недостатках, режим этот неизменно воспринимается как свой режим. Что неизбежно приводит нас в разряд «правильных» государственных устройств — государств «классового мира», а конкретно — к т.н. политии (в некоторых случаях — тяготеющей к аристократии), т.е. правлению «бедных» в «общенародных интересах».
Не противоречит ли это марксизму? Ничуть. Как уже было сказано выше, «классовый мир» древнегреческих «правильных» государств достигался в полном соответствии с марксизмом: за счёт совместной эксплуатации рабов всеми классами свободных граждан. Строго говоря, «классово-мирными» эти государства считались лишь постольку, постольку рабы не являлись гражданами. Подобный же классовый мир был достигнут уже в наше время в фашистской Германии — на основе совместной эксплуатации «низших рас». (Причём что интересно: согласно Аристотелю, Третий Рейх имел наилучшее из всех возможных устройств, был идеальным государством, где патриотически настроенный царь — фюрер — печётся об интересах всего народа.) Современный первый мир больше не разделяет расистских взглядов своих предшественников, но это ничуть не мешает ему точно так же основывать свою стабильность и свой внутренний классовый мир на совместной эксплуатации сегодняшних «рабов» — рабочих третьего мира.
Термин «полития» достаточно слабо распространён в современной политологии и вряд ли имеет большой смысл пытаться возродить его. Тем более, что современные политии первого мира имеют одно важное отличие от своих древнегреческих аналогов: экстерриториальность эксплуатируемых классов, находящихся под более или менее марионеточным управлением местных властей олигархического типа. К счастью, у нас есть другой — вполне адекватный и современный термин для обозначения подобного государственного устройства: империалистическая республика. При этом важно понять, что империалистичность эта — не какая-то случайная особенность её внешней политики, а имманентное свойство этого типа государственного устройства, самым решающим образом определяющее все стороны его жизнедеятельности. Без эксплуатации третьего мира государства первого просто не могли бы существовать в том виде, в каком они сегодня существуют.
Не имеет ничего общего империалистическая республика и с демократией. И не будет иметь даже в том маловероятном случае, если, например, в США победит на выборах компартия и установит в стране «социализм с американским лицом». Надо ещё раз напомнить: демократия — это власть народа, т.е. такая власть, при которой работающее, создающее все богатства общества большинство населения само принимает все решения, оказывающие влияние на его судьбу. Может ли подобное хотя бы чисто теоретически иметь место при империализме? Безусловно — нет. Даже в предельно демократизированной империалистической республике подавляющее большинство людей, принимающих самое непосредственное участие в создании её богатств — т.е. население современных неоколоний — лишено какого бы то ни было, даже совещательного голоса при принятии правительством метрополии решений, радикальнейшим образом касающихся их судеб. Они лишены голоса точно так же, как лишены его были рабы, на труде которых держалась экономика Древней Греции. Для того, чтобы хотя бы отдалённо приблизиться к демократии, империалистическая республика должна сперва наделить своим гражданством население всех зависимых от неё стран, чего она, конечно же, никогда не сделает — поскольку это противоречит интересам всех её классов.
В заключение мне хочется ещё раз подчеркнуть исключительную важность правильного понимания политических терминов и стоящих за ними явлений. Важность эта обусловлена тем, что в политической пропаганде (являющейся, по существу, специальным видом рекламы) очень многое зависит от выбора «нужных» слов. Одно дело, сказать «экономическое закабаление», и совсем другое — «иностранные инвестиции». «Гуманитарная интервенция» звучит совершенно иначе, чем «усмирение колониий». Без освоения правильной терминологии и грамотного её использования любая пропаганда заведомо обречена на поражение.
Понятие свободы и отношение к нему в современной левой среде даёт нам ещё один пример того, какой не должна быть коммунистическая пропаганда. Так же как и рассмотренная нами в первой части статьи демократия, свобода сегодня красуется не на лозунгах коммунистов — как это было когда-то — а на лозунгах их идейных противников. Коммунисты же в лучшем случае обходят эту тему стороной, а в худшем — фактически подыгрывают контрреволюционной пропаганде, злобно шипя «много вам дала эта свобода?..» да «одной свободой сыт не будешь», не ставя при этом ни под малейшее сомнение того «факта», что контрреволюция принесла людям свободу, а не напротив — ограничила её. Нетрудно сообразить, что подобная пропаганда контрпродуктивна уже хотя бы потому, что противоположностью свободы является угнетение, рабство. Человека в принципе невозможно поднять на борьбу за собственное порабощение, максимум, на что способна сегодняшняя антилиберальная пропаганда — это вконец деморализовать народ и заставить его смириться с идеей неизбежности его угнетённого положения.
В чём основные моменты современной критики социализма с либеральных* позиций? Их два. Во-первых, чисто практический: приводится «признанный всем мировым сообществом» список свобод, которыми должен обладать человек и которых он был лишён в СССР и других странах социализма. Во-вторых, «теоретический»: утверждается, что коммунистическая идеология в принципе противостоит идее свободы, подменяя её «осознанной необходимостью» (при этом обычно ссылаются на знаменитое «свобода — это рабство» из романа Джорджа Орвелла «1984»).
Итак, какие же практические претензии предъявляются социализму? Прежде всего, это ограничение на свободу предпринимательства и владения частной собственностью. Причём подаётся это как лишение человека возможности трудиться для повышения своего благосостояния и пользоваться плодами своего труда. Обвинения эти, однако, представляются несколько надуманными: действительно, советский человек не мог владеть заводом, но повышать своё благосостояние путём собирания грибов в лесу или ловлей рыбы в реке ему никто не мешал, никто не отбирал у него собранного или пойманного и в тюрьму за это не сажал. (Не считая случаев браконьерства, разумеется, но браконьеров садят в тюрьму и при капитализме и это не вызывает каких-либо нареканий со стороны радетелей за права человека в СССР.) Запрещена в СССР была не частная собственность вообще, а один вполне конкретный её вид: частная собственность на средства производства. Запрет этот, как правило, обосновывается в терминах политической экономии, но нас в данном контексте интересует не это, а то, как он отражается на свободе граждан.
Начнём с того, что само словосочетание «свобода частной собственности» является оксимороном. Концепция частной собственности заключается как раз в ограничении свободы на использование чего-либо (объекта частной собственности) всеми, кроме владельца. В некоторых случаях это ограничение является лишь чисто теоретическим — например, присвоение собранных в лесу грибов или выловленной в реке рыбы никак реально не ограничивает свободы любых других людей сделать то же самое. (В скобках заметим, что понятие браконьерства и связанные с ним ограничения на свободу присвоения продуктов своего труда возникают именно в тех случаях, когда мы имеем дело с ограниченным ресурсом, что означает уже не чисто теоретическое, а практическое ограничение свободы других людей за счёт присвоения кем-то этого ресурса.) В случае же частной собственности на средства производства (по крайней мере в условиях современного уровня развития производительных сил) мы имеем присвоение владельцем этих средств права решать, кто имеет право работать для повышения своего благосостояния, а кто — нет, т.е. именно наличие частной собственности, а не её отсутствие ведёт к ограничению свободы.
С учётом предыдущей претензии несколько странной выглядит следующее дежурное обвинение: ограничение свободы безделья. Правда, формулируется это обвинение обычно несколько иносказательно — наличие при социализме принудительного труда. Но и это обвинение на поверку оказывается не менее вздорным, чем предыдущее. Как только г-да апологеты буржуазных свобод переходят от абстрактного философствования к приземлённой экономике, они тут же забывают о недопустимости принудительного труда и начинают ругать социализм уже с прямо противоположных позиций. Во-первых, они утверждают, что практикуемое при социализме «внеэкономическое принуждение к труду» значительно менее эффективно, чем капиталистическое «экономическое принуждение». Опять же, не будем углубляться в то, насколько справедливо это последнее утверждение с точки зрения политической экономии, но тот факт, что степень индивидуальной свободы тем выше, чем ниже эффективность принуждения сомнений вызывать не может. Во-вторых, коммунизм (точнее, его высшая стадия) объявляется «невозможным строем» именно потому, что «никто там не захочет работать». Т.е. как раз по причине отсутствия какого бы то ни было принуждения к труду при коммунизме. (Насколько граждане коммунистического общества будут реально пользоваться этой «свободой безделья» — вопрос другой.) Но если при коммунизме эта свобода будет обеспечиваться за счёт крайне высокого уровня развития производительных сил, полной автоматизации и роботизации всех нетворческих видов труда — т.е. без ущемления интересов других людей — то та «свобода», за которую ратуют г-да капиталисты, это на самом деле — возможность принуждения большинства народа обеспечивать бездельное существование избранных.
Из сказанного, разумеется, не следует делать вывод о том, что в СССР и других соцстранах не существовало вообще никаких ограничений свободы. Они были, более того — их не могло не быть в условиях наличия классового противостояния как внутри самих соцстран, так и на международной арене. Можно пойти даже дальше и сказать, что многие из этих ограничений были ошибочными и, в конечном итоге, послужили не последней причиной поражения социалистического лагеря. Но в виду этого тем более недопустимо строить коммунистическую пропаганду на принципах антилиберализма, которые не могут не завести нас в тупик**. Коммунистический идеал — это идеал именно свободы, а вовсе не «сильного государства», где все по струнке ходят. Государства при коммунизме не то что сильного, а и вообще никакого, как нашим товарищам следовало бы знать, не будет.
Перейдём к «теоретическому» обоснованию антилиберальной природы коммунизма, распространяемому буржуазной пропагандой. Прежде всего следует отметить, что вопреки распространённому заблуждению, утверждение «свобода есть осознанная необходимость» принадлежит отнюдь не кому-либо из классиков марксизма-ленинизма, а вполне уважаемому буржуазному философу Бенедикту Спинозе. Который действительно считал, что никакой свободы в природе не существует, поскольку наш мир полностью детерминирован. Поэтому если человек ощущает себя несвободным, то это лишь потому, что он до сих пор не осознал абсолютной необходимости всех тех злоключений, что с ним происходят. Познай истину — и освободишься.
Бенедикт Спиноза: «свобода есть осознанная необходимость»
Но то был Спиноза, взгляды которого к коммунизму имеют достаточно слабое отношение. Позаимствовавший же у него эту мысль другой не менее уважаемый буржуазный философ — Георг Вильгельм Фридрих Гегель сформулировал её несколько иначе: «Необходимость как таковая ещё не есть свобода, но свобода имеет своей предпосылкой необходимость и содержит её в себе как снятую.» И уже только в этой диалектической форме она перешла в марксистскую философию.
Понятие свободы в диалектическом материализме не только существует, но и имеет вполне конкретное содержание: она означает способность человека добиваться поставленных целей. Из чего можно вывести два следствия: во-первых, что свобода человека всегда ограничена — поскольку далеко не все мыслимые цели объективно достижимы, во-вторых, что она субъективна, поскольку множества целей разных людей могут не совпадать. В результате освобождение человека также сводится к познанию, но уже не в строго детерминистском смысле «чему быть — того не миновать», а к познанию законов природы, что даёт нам возможность как понять объективные ограничения нашей свободы (и избавиться, таким образом, от субъективного ощущения несвободы), так и найти средства достижения наших объективно достижимых целей.
Георг Вильгельм Фридрих Гегель: «Необходимость как таковая ещё не есть свобода, но свобода имеет своей предпосылкой необходимость и содержит её в себе как снятую.»
Рассмотрим наглядный пример: человек пытается выбраться из лабиринта. Пока он не имеет никакого представления ни об этом конкретном лабиринте, ни о лабиринтах вообще, он несвободен, хотя чисто формально и волен сворачивать в любой коридор, в который ему вздумается — поскольку (если лабиринт достаточно большой и запутанный) он не в состоянии добиться поставленной цели и, скорее всего, так в лабиринте и останется. В то же время если человек знает план лабиринта или какой-нибудь достаточно надёжный алгоритм выхода из него, это, с одной стороны, освобождает его, позволяет добиться поставленной цели, но с другой — полностью детерминирует его действия: человек уже не случайно блуждает по коридорам, его движения починяются объективной необходимости, определяемой планом лабиринта или алгоритмом выхода.
На этом примере мы можем проследить диалектическую зависимость между свободой и необходимостью: свобода в выборе (достижимых) целей оказывается обусловлена знанием того, что нам необходимо совершить для их достижения. Знание плана лабиринта не вынуждает человека продвигаться к выходу кратчайшим путём, но он с необходимостью — и притом совершенно добровольно — проделает именно это если он поставит своей целью выйти из лабиринта. Его действия, разумеется, будут совершенно другими, если он поставит своей целью что-нибудь другое, например — обойти весь лабиринт. Но и в этом случае человек добровольно, безо всякого принуждения выберет именно тот маршрут, который оптимален с точки зрения поставленной им перед собой задачи. Наша свобода, таким образом, обусловливается (А) наличием знаний об объективно необходимых действиях, которые нам предстоит совершить для достижения наших целей, и (Б) отсутствием препятствий для совершения этих действий.
Возразить против такой трактовки свободы в общем-то нечего и мало кто из современных буржуазных философов реально возражает. Тем более, что ничего специфически «коммунистического» в ней нет. Некоторые разногласия начинаются тогда, когда мы переходим о свободы вообще (т.е. «человек против вселенной») к свободе в обществе (т.е. «человек против других людей»), но и в этом случае разногласия возникают скорее между различными буржуазными точками зрения, чем между коммунистической и буржуазной.
Легко видеть, что технически вполне достижимые цели разных членов общества могут вступать в неразрешимый конфликт друг с другом. К примеру, если индивид А вознамерился убить индивида Б и добился задуманного, он очевидно перечеркнул все планы индивида Б относительно своей дальнейшей жизни. Очевидно, что в такой ситуации свобода по крайней мере части (реально — большинства) людей не может не быть каким-то образом ограничена (имеется в виду — сверх чисто физических ограничений материального мира). Что приводит нас к вопросу: в какой степени каждый конкретный человек имеет право в своём личном (и абсолютно естественном для каждого нормального человека) стремлении к свободе ограничивать свободу других людей (включая как «ближних», так и «дальних»)? За время существования человечества было предложено множество очень разных ответов на этот вопрос, обосновываемых самыми разными способами — от религиозно-схоластических, до чисто практических — но мы здесь ограничимся лишь двумя из них, лежащими в противоположных концах спектра.
Первое решение наиболее последовательно отражено в философии Фридриха Ницше и на первый взгляд представляется достаточно логичным. Заключается оно, фактически, в полном отрицании человеческого общества, как специфической формы существования материи (или духа, если рассуждать в терминах идеализма). Препятствия, чинимые воле человека другими людьми, являются, таким образом, неотличимыми от препятствий, чинимых любыми другими силами природы, и освобождение человека заключается в преодолении воли других людей, в превращении в сверхчеловека, стоящего «по ту строну добра и зла». Лишь избавившись от оков нравственности, выпустив на волю заключённую в себе «белокурую бестию», можем мы добиться абсолютной свободы.
Нетрудно понять, что подобная свобода от общества реально достижима лишь для одного человека. Но действительно важное противоречие заключается отнюдь не в этом — в конце концов степень свободы человека даже в отсутствие других людей в значительной степени определяется его личными физическими и умственными возможностями, так что ограниченность свободы более мелких «белокурых бестий» вполне может быть рассмотрена как естественная ограниченность, обусловленная объективными условиями окружающего мира — наличием поблизости более крупных «белокурых бестий». Настоящее противоречие ницшеанства заключается в том, что вся история человечества наглядно и неоспоримо доказывает (и в последний раз — на примере Третьего Рейха), что избавиться на этом пути от оков общества всё равно не удаётся. На деле всегда оказывается, что именно общество в конце концов и становится тем инструментом, с помощью которого воля одних (или даже только одного) подавляет волю других. Попытка избавиться от гнёта общества над личностью приводит в результате к образованию предельно несвободного общества.
Второе решение проблемы свободы человека в обществе базируется на этических идеях другого философа — Иммануила Канта, а конкретно — на его т.н. «категорическом императиве», который формулируется в виде двух взаимосвязанных утверждений:
Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом.
Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого также как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству.
Первое из этих утверждений провозглашает, по существу, равноправие всех людей. Однако сама по себе концепция формального равноправия — а именно на неё одну, в отрыве от всего прочего, обычно и напирает буржуазная пропаганда — говорит ещё мало о чём. Если вернуться к ницшеанской концепции свободы, то мы увидим, что даже она вполне удовлетворяет этому, взятому отдельно, критерию: все «белокурые бестии» равны в праве вцепиться друг другу в глотку, а никаких других прав в природе вообще не существует и существовать не может.
Второе утверждение формально декларирует недопустимость эксплуатации — т.е. использования одним человеком другого как средства для достижения своих собственных целей. Оно уже прямо противоречит ницшеанству, поскольку не позволяет рассматривать других людей лишь в качестве элементов пейзажа, а недвусмысленно требует учёта их интересов. Однако и оно, взятое отдельно, вне контекста равноправия, допускает слишком широкие интерпретации. В частности, классическое рабовладение достаточно хорошо укладывается в его схему: хозяин заботится о рабах, которые в силу своего имманентного несовершенства не в состоянии позаботиться о себе сами, быть рабами для них и выполнять все указания хозяина — в их наилучших интересах.
В то же время в совокупности обе эти части «категорического императива» дают нам определение общества, которое мы, по-видимому, можем считать свободным. Запрет на использование человека в качестве средства для достижения целей другого человека гарантирует возможность стремления каждого именно к достижению своих целей, а равноправие обеспечивает как самостоятельную постановку этих индивидуальных целей (в отличие, например, от уже упомянутого выше рабства, где раб вполне может искренне верить в то, что навязанные ему рабовладельцем цели являются его собственными), так и наличие критерия достижимости индивидуальных целей.
Последнее утверждение требует несколько более детального пояснения. Постольку, поскольку человек существует в обществе, практический интерес представляет лишь концепция индивидуальной свободы в рамках общества. При этом на примере ницшеанской философии мы видим, что попытки свести влияние общества в вопросе индивидуальной свободы к нулю приводят лишь к усилению влияния общества в плане ограничения индивидуальной свободы. Иными словами, общество всегда играет самую активную роль в определении степени индивидуальной свободы его членов. Что приводит нас от концепции индивидуальной свободы к концепции свободного общества, т.е. общества, гарантирующего индивидуальную свободу своих членов, являющегося источником их свободы.
Но в таком случае действия человека, направленные на разрушение этого (свободного) общества, не являются действиями свободного человека, поскольку ведут именно к ограничению его свободы за счёт разрушения самого источника этой свободы. Подобные действия можно сравнить со «свободным» запиранием самого себя в клетку и выбрасыванием ключа. Что опять приводит нас к понятию свободы, как осознанной необходимости: человек теоретически волен запереть себя, но практически никогда не сделает этого, поскольку он осознаёт необходимость находиться вне запертой клетки для того, чтобы быть свободным. Именно это знание делает цель запереться в клетке эффективно недостижимой — не в смысле отсутствия физической возможности сделать это но в смысле, что ни один человек в здравом уме и твёрдой памяти никогда не поставит перед собой подобной цели.
Тем не менее, наша аналогия с клеткой не вполне корректна. Разрушение свободного общества действительно не может не привести к ограничению свободы, однако, не обязательно всех его членов. Изучение объективных законов функционирования общества и соответствующее просвещение его членов, таким образом, хотя и превращают — как и в случае с клеткой — антиобщественные цели в эффективно недостижимые, но лишь en masse, в то время как для некоторых членов общества эти цели вполне могут быть и достижимыми и желанными, поскольку их личная индивидуальная свобода в несвободном обществе окажется шире, чем универсальная индивидуальная свобода в свободном обществе.
Это — то самый неразрешимый конфликт, о котором мы говорили выше, когда расширение свободы одного может быть достигнуто лишь за счёт сокращения свободы другого. Однако «неразрешимым» он был лишь до тех пор, пока у нас не было критерия для определения, чья свобода должна превалировать в каждом конкретном конфликте. Сейчас же у нас этот критерий есть: превалировать должна универсальная свобода, предоставляемая в равной степени всем членам свободного общества. При этом конкретное содержание этой универсальной свободы должно определяться не чьим-то субъективным желанием, а знанием объективных социологических законов.
Как видим, во всех вышеприведённых рассуждениях, отражающих диалектико-материалистическое понимание свободного общества, по-прежнему нет ничего специфически коммунистического, что хоть в какой-то степени противоречило бы общепринятой сегодня буржуазной точке зрения. На самом деле, коммунистические взгляды на проблемы свободы являются лишь наиболее последовательным развитием концепций, предложенных буржуазной философией. Коммунисты действительно отрицают целый ряд т.н. «буржуазных свобод» (в особенности — экономического характера), но отнюдь не потому, что на их вкус они «слишком свободны», а как раз наоборот: потому что на деле они противоречат той самой идее свободного общества, ради поддержания которого они, предположительно, и должны соблюдаться.
При этом основной подлог, практикуемый буржуазной пропагандой заключается в неявной, но намеренной подмене целей, которые ставит перед собой человек, средствами, которые он использует для достижения этих целей. Значительная часть «буржуазных свобод» является на деле именно такими средствами, а не самодостаточными целями. В частности, реально человек стремится, как правило, не к владению собственностью, как таковому, а к гораздо более простым, понятным и естественным вещам — к тому, чтобы он и его близкие ни в чём не нуждались, всегда сытно и вкусно ели, мягко спали и т.п. К примеру, даже в такой предельно частнособственнической стране, как США, люди нередко берут автомобиль в лизинг (особый вид аренды) вместо того, чтобы покупать его. Причём наиболее характерно это именно для высокооплачиваемых слоёв населения. Почему так происходит? Потому что в действительности целью человека в данном случае является использование автомобиля (как транспортного средства, для пускания пыли в глаза соседям и знакомым, очаровывания лиц противоположного пола и т.д.), а отнюдь не владение им. Лизинг же — это, в определённых ситуациях, более оптимальный (дешёвый) способ добится всех этих целей, чем покупка. И знание этого факта — в полном соответствии с нашей «теорией свободы» — детерминирует поведение человека в плане выбора пути достижения своей цели: взглянув на цены он совершенно добровольно и без какого-либо ощущения несвободы отказывается от владения автомобилем, как своей частной собственностью.
Буржуазная пропаганда старательно насаждает веру в то, что её набор «буржуазных свобод» — это и есть подлинная свобода. Причём сила этой пропаганды в том, что в ней гораздо больше правды, чем откровенной лжи. Коммунисты же, вместо того, чтобы обнаружить и вскрыть действительные противоречия в идеологических построениях противника, очень часто бросаются слепо отрицать всё вообще. Что никакой пользы, кроме вреда, конечно не приносит.
Понятие рыночной экономики — наряду с рассмотренными нами в первых двух частях настоящей статьи понятиями свободы и демократии — является третьим идеологическим столпом, на котором базируется апологетика современного буржуазного общества. Как мы убедились, претензии буржуазии на монополию или даже хотя бы лидерство в области свободы и демократии совершенно необоснованны. Коммунисты же, вместо того, чтобы разоблачать этот подлог, очень часто стараются наоборот — откреститься от свободы и демократии, что является серьёзной пропагандистской ошибкой.
Несколько иначе обстоит дело с рынком. Идея рыночной экономики — в отличие от идей свободы и демократии — действительно глубоко чужда коммунизму, но по какой-то загадочной причине многие коммунисты умудрились и по этому вопросу занять неправильную позицию, лопоча, что они-де вовсе не против рынка как такового, но лишь против рынка капиталистического и за (никому не ведомый) рынок социалистический. При этом наиболее «продвинутые» из них считают своим долгом заодно ещё и ритуально пнуть плановую социалистическую экономику, обозвав её при этом «административно-командной системой», которая, якобы, и завела нас в тот тупик, в котором мы сегодня находимся.
Подобное мнение безусловно неверно и для того, чтобы лучше понять это, нам надо более подробно разобраться, что же такое рыночная экономика и откуда взялся миф о её преимуществах перед любой другой системой хозяйствования. Как следует из самого названия, основополагающей характеристикой рыночной экономики является наличие рынка, т.е. определённой общественной инфраструктуры, обеспечивающей экономическим субъектам возможность свободно обмениваться продуктами своего труда на основе двусторонних отношений купли-продажи между производителем и потребителем. Кроме того, для того, чтобы говорить о рыночной экономике как таковой, а не об экономике всего лишь с элементами рынка, необходимо, чтобы данная форма экономических отношений — т.е. товарное производство — была превалирующей.
Если всё перечисленное соблюдается, рынок выполняет роль регулятора экономики: как только какой-либо товар оказывается в дефиците, цены на него начинают расти, что привлекает новых производителей, которые ликвидируют дефицит, в результате чего цены возвращаются на исходный («естественный») уровень и экономика снова оказывается в равновесии. Именно это свойство — способность к саморегуляции — и приводится апологетами рынка в качестве главного аргумента за. Соответствует ли сказанное действительности? В каком-то смысле — да: рынок, как регулятор экономики действительно сыграл решающую роль в развитии производительных сил как в период перехода от феодализма к капитализму, так и в дальнейшем — в ранний период бурного развития капитализма. Рынку и только рынку, задействовавшему предпринимательскую энергию огромного числа людей, обязаны мы развитием промышленности, торговли, транспорта, другими успехами капитализма.
В то же время у нас нет никаких оснований считать рыночный механизм регулирования экономики наиболее эффективным из всех возможных. Во всяком случае, в любых исторических условиях. Во-первых, сама стихийность рыночной саморегуляции определяет такое её свойство, как инерционность: приток новых производителей начинается не сразу после возникновения дефицита (не говоря уж об их превентивном притоке для предотвращения последнего) и прекращается не сразу после его удовлетворения. Что ведёт к определённому проценту разорений (как потребителей товара в период дефицита, так и его производителей в период перепроизводства) со всеми связанными с этим явлением негативными социальными последствиями. Эта инерционность объясняется неинформированностью потенциальных производителей и перспективных покупателей о реальном положении вещей: всё, что они видят — это текущие цены, которые не отражают усилий будущих производителей, которые уже занялись организацией нового производства, но ещё не вышли на рынок. Причём неинформированность эта является не столько недостатком рыночного механизма, сколько непременным условием его функционирования: именно она обеспечивает приток значительно большего, чем реально нужно, числа производителей, что и позволяет насытить рынок сравнительно быстро (пусть и ценой разорения впоследствии значительного числа вновь прибывших). Кроме того, та же неинформированность поддерживает высокие дефицитные цены ещё в течение какого-то времени уже после насыщения рынка, что также является существенным элементом ориентированного на наживу рыночного стимулирования.
Во-вторых, идиллическая картина, рисуемая рыночниками, во всей красе существует лишь в их богатом воображении. Причём это даже хорошо и вот почему. Если бы рыночная саморегуляция и правда реализовывалась полностью, прибыль во всех отраслях стремилась бы к нулю: ведь даже очень небольшая прибыль — это всё же лучше, чем вообще никакой прибыли, поэтому пока прибыль существует, в отрасль будут приходить всё новые и новые производители, сбивая цены друг другу. К счастью, на практике этого не происходит. (К счастью потому, что в противном случае капитализм, который немыслим без даже не просто прибылей, а без огромных прибылей, не смог бы существовать и сыграть свою историческую роль.) А не происходит это потому, что в условиях развивающейся (тем более — развитой) индустриальной экономики, характерной для капитализма, для выхода на рынок в качестве производителя нужен капитал. Которым обладают далеко не все и которого даже у тех, у кого он есть, никогда не хватает на всё, а иногда не хватает даже на поддержание экономики на существующем уровне, что вызывает периодические спады и кризисы.
В-третьих, основной особенностью рыночной саморегуляции является приведение всего многообразия хозяйственной деятельности к «общему знаменателю» — деньгам. Опять же, эта особенность является главным достоинством рынка, поскольку именно такая простота системы и позволяет всем рыночным субъектам принимать более или менее обоснованные решения не владея даже малой частью информации об экономике в целом. С другой стороны, очевидно, что сведение всего множества натуральных показателей к одной единственной цифре не может дать нам действительно оптимальных результатов. Ожидать подобного было бы всё равно, что лечить человека только исходя из его температуры — на которую действительно влияют все процессы, проходящие в организме, и которая действительно является достаточно хорошей интегральной характеристикой здоровья, но измерение которой всё же не является заменителем комплексного обследования. Однако главное даже не это. Главное, что достаточно надёжно (если и не вполне оптимально) работает этот интегральный денежный показатель лишь до тех пор, пока рынок состоит из сравнительно большого числа сравнительно мелких субъектов, действия каждого из которых в отдельности не оказывают существенного влияния на рынок в целом.
Откуда берётся это требование — понятно: все вычисления (классических) рыночных субъектов, на которых они строят свою деятельность, остаются корректными лишь постольку, поскольку цены на сырьё и готовую продукцию остаются относительно неизменными. Инерция рынка, о которой говорилось выше, гарантирует эту относительную неизменность, но сама инерция как раз и является следствием наличия большого числа малых субъектов. Фактически, саморегулирующийся рынок — это нечто вроде «броуновского движения» производителей, слепо блуждающих по его просторам под действием перепадов в прибылях, заполняя в результате все ещё незаполненные или вновь возникающие ниши — так же как воздух заполняет все уголки комнаты.
Однако именно это фундаментальное требование и нарушается в современной рыночной экономике. В стремлении к сокращению издержек производства капитал с необходимостью укрупняется и в один прекрасный момент оказывается в состоянии учредить монополию на производство того или иного товара или группы товаров, т.е. тем или иным способом предотвратить приток новых производителей и вытеснить уже имеющихся. Механизм рыночной саморегуляции в таких условиях полностью отключается. Эта тенденция — переход к нерыночному (или, если угодно, несаморегулирующемуся рыночному) монополистическому капитализму наиболее ярко проявилась в начале прошлого века и достаточно подробно рассмотрена Лениным в работе «Империализм, как высшая стадия капитализма». И хотя прогноз Ленина не оправдался и «сплошная монополизация капиталистического хозяйства» была остановлена в законодательном порядке, оказалось, что совсем без монополий жить в новых условиях тоже нельзя. Наступление эпохи научно-технического прогресса породило совершенно непредвиденную проблему, неразрешимую в рамках классического капиталистического рынка: слишком высокие затраты на разработку новых технологий делали подобные разработки экономически невыгодными, поскольку разработчик оказывался не в состоянии не то что нажиться, но даже и просто окупить свои затраты в тот короткий период времени, пока конкуренты ещё не освоили его достижений и он имел возможность извлекать сверхприбыль. Так, одной рукой ограничивая стихийно возникающие монополии в пользу рынка, капиталистическое государство было вынуждено другой рукой создавать искусственные монополии для нейтрализации саморегулирующего влияния того же рынка, начавшего на этом этапе капитализма уже мешать дальнейшему развитию производительных сил.
Разумеется, все эти новые монополии и почти-монополии находятся сегодня под достаточно пристальным вниманием государственных и международных органов, которые не позволяют им слишком уж злоупотреблять своим положением. Конкурентное состояние рынка поддерживается постольку, поскольку это отвечает интересам правящего класса. Однако рынок этот, пусть и остающийся слабоконкурентным, тем не менее уже давно потерял способность к саморегуляции, которая в своё время сыграла такую важную роль в становлении капитализма. Конечно, и сегодня ещё существует небольшое число высококонкурентных направлений, но в основном лишь в «инновационных» областях деятельности, да и то не подолгу — либо эта «инновация» оправдывает себя и направление в результате серии банкротств, поглощений и слияний приходит к небольшому числу крупных производителей, либо не оправдывает — и тогда оно просто отмирает. Все же основные отрасли экономики уже давно прошли этап укрупнения. Возьмём, к примеру, автомобильную промышленность США. Сто лет назад она состояла из тысяч независимых производителей, сегодня это число сократилось до трёх: «Дженерал моторс», «Форда» и «Крайслера» (к тому же последний несколько лет назад объединился с немецким «Даммлер-Бенцем»).
В этих условиях корпорации уже не могут действовать «по-броуновски». Если какой-нибудь из подобных гигантов вдруг решит вместо дорогого сырья А закупать более дешёвое сырьё Б, а выпускать вместо дешёвого продукта В более дорогой продукт Г, то приведёт это, скорее всего, лишь к резкому подорожанию Б (может быть даже выше исходной цены А) и не менее резкому удешевлению Г (может быть даже ниже исходной цены В). Не говоря уж о том, что Б может просто физически не оказаться в наличии в нужных количествах, а дополнительный Г может оказаться никому не нужен. Понятно, что ни к чему кроме полного хаоса подобная «саморегуляция» привести не может.
Сегодняшние корпорации (а в особенности — транснациональные корпорации) вынужденыпланировать свою деятельность исходя не из одной лишь выраженной в деньгах прибыли, но исходя из множества натуральных показателей. Разумеется, это капиталистическое планирование не тождественно социалистическому (поскольку преследует совершенно иные цели, о чём мы поговорим чуть ниже), но разделяет с ним то, что требует детального изучения экономики как целого — маркетинговых исследований, как это называется при капитализме. На деле, подобное планирование оказывается даже сложнее социалистического, поскольку требует учёта не только объективных экономических факторов, но и субъективных решений других корпораций (которые, как легко догадаться, не прочь при случае навредить друг другу), а также правительства (которое каждой отдельной корпорации тоже не всегда «друг, товарищ и брат»). В результате маркетинговые бюджеты разрастаются до астрономических размеров, фактически, исследования рынка уже давно превратились в самостоятельную — и притом весьма прибыльную — отрасль экономики.
Сказанное, прежде всего, полностью снимает то возражение против планового социалистического хозяйства, что последнее, якобы, невозможно из-за его невероятной сложности. Да, планирование экономики в рамках всего мира или даже лишь отдельной страны — задача не из лёгких, но сегодняшние ТНК достаточно успешно решают и более сложные задачи. Успехи в средствах сбора, передачи, хранения и автоматической обработки данных уже достаточно давно сделали задачи подобного класса вполне решабельными. Важнее, однако, то, то знание рынка, которым сегодня обладают ТНК, уже не допускает даже слабого намёка на «саморегуляцию», которая по самой своей сути базируется на стихийном поведении рыночных субъектов. Корпорации больше не встраиваются в рынок, подчиняясь диктату законов его конъюнктуры, а напротив — активно формируют рынок, планируя его развитие. Причём если при социалистическом планировании критерием является удовлетворение потребностей населения, то задачей капиталистического планирования остаётся, в конечном итоге, всё та же максимизация прибыли, которая в принципе не может быть достигнута иначе как через поддержку устойчивого (а желательно — ажиотажного) спроса на свою продукцию. Т.е. фактически — путём неудовлетворения потребностей (при полностью удовлетворённых потребностях спрос минимален). Если разобраться, то вся современная т.н. «экономическая наука» нацелена на решение того, каким образом так разбалансировать экономику, чтобы за максимум денег удовлетворить минимум потребностей.
Свободный рынок, который когда-то был мощным ускорителем экономики, сегодня превратился в её не менее мощный тормоз. Это прекрасно понимают не только коммунисты, но и капиталисты. При всей враждебности друг к другу «непримиримые конкуренты» создают отраслевые ассоциации — как национальные, тае и международные — для координирования совместных действий по управлению рынком. Не отстают от частного бизнеса и правительства — их аппараты непрерывно растут (несмотря на постоянную предвыборные обещания сократить их), учреждаются всё новые и новые международные организации, также призванные формировать глобальный рынок. Мировая экономика уже давно перестала быть стихийно саморегулирующейся, она просто переросла эту стадию.
Когда-то, будучи не в состоянии активно влиять на спрос, капиталисты пытались удовлетворять его, способствуя тем самым промышленному и социальному прогрессу. Сегодня же — будучи в принципе, чисто технически, вполне способными идеально распланировать всю мировую экономику и навсегда покончить с голодом, бездомностью, эпидемиями, неграмотностью и т.д. — корпорации, в погоне за прибылями, делают прямо противоположное. Вместо того, чтобы — в результате научно-технического прогресса — расти, средний уровень на жизни на нашей планете устойчиво падает, причём не только в третьем мире, но даже в первом. В своё время, в процессе борьбы за свои права рабочее добились очень значительных успехов. Которые объясняются не только героизмом этой борьбы, но и тем развитием производительных сил, которое и позволило капиталистам пойти на уступки рабочим не особо обижая при этом себя самих. А что мы наблюдаем сегодня? Рабочая неделя не сокращается уже не один десяток лет, а в последние пару десятилетий даже начала фактически расти за счёт увеличения сверхурочных (и это при том, что после Второй Мировой войны рынок труда почти удвоился за счёт массового трудоустройства женщин). Конечно, можно просто назвать назвать это «наступлением на права рабочих» и на том успокоиться, но если мы хотим рассуждать с марксистских позиций, мы должны помнить, что все эти «наступления» и «отступления» объясняются не зловредностью или человеколюбием буржуазии и даже не степенью героизма рабочих масс вообще и их вождей в частности, а объективными экономическими причинами.
Проблема современного рынка, а точнее — частного характера присвоения, в том, что он породил как бы параллельную производственной финансовую плоскость, которая начала функционировать по своим собственным законам и часто уже не имеет прямого отношения к производству как таковому. Вспомним 11 сентября 2001 года. При всех разногласиях, которые вызвало это событие, одного факта не пытался оспорить никто: того, что американская (а частично и мировая) экономика остановилась на несколько дней. Но почему?! Ведь террористы (кто бы за их спиной не стоял) не уничтожили ни одного завода или другого промышленного объекта, всё в Америке продолжало работать как часы. Всё, кроме одного: на несколько дней закрылись биржи. Казалось бы, ну и что? Не всё ли равно, днём раньше или днём позже один жулик продаст другому жулику несколько цветных бумажек — ведь на процессе производства это ровным счётом никак не отразится. Но, как выясняется, в современной экономике биржевые сводки гораздо важнее производственных. Ведь именно первые влияют на различные экономические индексы вроде Доу-Джонса и NASDAQ, по которым и определяется, «растёт» экономика или «сокращается», последние же представляют интерес лишь для достаточно узкого круга специалистов.
При этом, если бы негативное влияние финансового «параллельного мира» ограничивалось лишь отвлечением туда значительного числа потенциально производительных работников — это было бы ещё полбеды. Армия паразитов, обслуживающая современный рынок действительно ложится тяжёлым бременем на экономику, но главная беда в том, что финансовый мир всё активнее и активнее влияет на направления развития производства, причём нередко влияет пагубно. Новейшие изобретения используются не для того, чтобы что-то дать людям, и даже не для того, чтобы нажиться, продавая что-то людям, а часто для того, чтобы отнять у людей то, что у них уже было и нажиться на последующем росте цен. Например, внедрение т.н. «электронных книг», которые могли бы крайне удешевить доступ населения к литературе, особенно в совокупности с Интернетом, вместо этого имеет целью ограничить доступ людей к печатному слову, предотвратить «нарушение авторских прав», заключающееся в одалживании книги соседу.
Всё сказанное заставляет коммунистов занять категорически антирыночную позицию. Но не потому, что «того требуют их идеологические установки», а потому что в современных условиях это — объективная экономическая необходимость. Тогда, когда некоторая опора на рынок была оправдана, коммунисты (пусть и не без известных колебаний) сами ввели его — там, где это было целесообразно — и сами же постепенно свернули его, когда необходимость в нём отпала. О порочности рынка говорит и негативный опыт внедрения его механизмов в советскую экономику после смещения Хрущёва и окончательной победы в руководстве страны рыночников. Ни к чему, кроме нарастающих дисбалансов в народном хозяйстве, этот эксперимент не привёл. Ну а чем он закончился — известно.
При власти Советов КАЖДЫЙ житель СССР получал квартиру БЕСПЛАТНО.
Увлекшись лозунгами «перестройки» социализма в рыночную демократию, народы Советского Союза забыли аксиому: прежде чем заниматься политикой, публицистикой, поэзией и призывами к рыночной «свободе», в нашей, преимущественно СЕВЕРНОЙ, стране ЖИЗНЕННО НЕОБХОДИМО иметь жилище, одежду и пищу. Причем, чем севернее от Москвы, тем важнее иметь жилье. Есть немало мест на Земле, где от холода умереть невозможно потому, что там холодно не бывает никогда.
В условиях же русской зимы проще и быстрее можно умереть от ХОЛОДА, чем от голода. Многие непрошеные «посетители» России (каждые в своё время) чаще всего убеждались именно в этом.
Адекватно воспринимая климатические условия России, первое, что сделали практичные пролетарии в ходе триумфального становления власти Советов рабочих, крестьянских, солдатских, матросских депутатов - это ПЕРЕСЕЛИЛИ значительные массы городских ТРУЖЕНИКОВ из чахоточных подвалов, ночлежек и фабричных казарм в нормальные жилища тех лет, т.е. с водопроводом, котельным отоплением и канализацией, в которых прежде проживали ТОЛЬКО предприниматели и обслуживающие их чиновники от монархистов до «демократов». По мере того, как улучшались жилищные условия рабочих, Советская Россия избавлялась от палача царской России - туберкулёза.
Органическим достижением Октябрьской революции в России было не только провозглашение права на ОБЯЗАТЕЛЬНОЕ получение жилья КАЖДЫМ тружеником СССР, но и реальная политика БЕСПЛАТНОГО обеспечения КАЖДОГО труженика жильем. Более того, с каждым пятилетием в СССР существенно прирастали объемы жилищного строительства. Улучшалось качество квартир их тепловое и сантехническое обеспечение. Неуклонно СОКРАЩАЛИСЬ очереди на жильё. Постепенно расселялись по отдельным квартирам жильцы коммуналок и бараков. Быстро строились новые благоустроенные города. Максимум за полгода восстанавливались города, разрушенные землетрясением.
Другим крупным актом гуманизма рабочих под руководством большевиков была ликвидация рынка жилья во имя исключения спекуляции со стороны домовладельцев. ХОЗЯЕВА, владевшие тысячами квартир, были лишены возможности наживаться на страданиях бездомных тружеников и их детей.
Впервые в истории мировой цивилизации достаточно было родиться в СССР, чтобы иметь (в отличие от, например, американцев) и саму жилую площадь, и возможность улучшить жилищные условия в связи с изменением семейного положения (замужеством или рождением ребенка). А если учесть, что за все годы Советской власти плата за квартиру и коммунальные услуги всегда была символической, т.е. самой низкой в мире, то становится ясно, что СССР был практически единственной страной в мире, где ВСЕ люди имели квартиры и не выселялись за неуплату «квартплаты», как это происходит сегодня во всех других рыночных странах.
Сегодня «демократы», приговорившие миллионы рабочих СССР, их детей и стариков к АБСОЛЮТНОЙ бездомности, проливают крокодиловы слёзы о том, что «злодейка» Советская власть не успела расселить всех жителей коммуналок по отдельным благоустроенным квартирам. Трудно найти в истории примеры большего цинизма, чем цинизм демократов, обрекших миллионы людей на вымерзание и в то же время обвиняющих Советы, что не каждая советская семья имела отдельную квартиру, а, тем более, с «джакузи». Но, во-первых, именно «демократы» в 1991 году сделали все необходимое, чтобы процесс бесплатного предоставления квартир и улучшения жилищных условий трудящихся ПРЕКРАТИЛСЯ вообще, а во-вторых, именно «демократы» , (в чем они с гордостью признаются сегодня) все семьдесят лет Советской власти только и делали, что тормозили, саботировали, доводили до абсурда любое созидательное начинание в СССР. Теперь, как великое благо они преподносят бывшим советским очередникам за бесплатными квартирами новость о строительстве ночлежек для таких бедолаг, как они, и о переводе части ветхих строений в разряд дешевого «социального» жилья казарменного типа для людей, которых в недалеком будущем будут массово выселять из квартир за неуплату квартплаты и налогов.
Ведь первое, что сделали демократы после переворота 1991 года, - начали непрерывно увеличивать плату за жильё и сокращать объемы жилищного строительства, приняв, затем, законы о принудительном выселении «неплательщиков». Параллельно, за рекордно короткий срок, «демократы» загубили отопительные системы во многих городах Заполярья, Зауралья и Дальнего Востока, т.е. именно там, где особенно холодно и, наконец, загадили системы водоснабжения, т.е. сделали то, что не успел сделать Хрущев: соединить водопровод с канализацией, хотя сблизить пол с потолком и соединить ванну с туалетом тот успел. Теперь огромное количество городов РФ оказались летом без воды, но с эпидемиями, а зимой без тепла, но со «свободными выборами». Именно с утверждением рыночного варварства на территорию СССР вернулись эпидемии некогда преодоленных видов болезней: холеры, дизентерии, тифа, туберкулеза, желтухи и массовые отравления детей, не говоря уже о терроризме.
Завороженные словоблудием рыночников соотечественники забыли, что именно рыночный Запад в «сталинские» годы был зоной, где количество бездомных людей ВСЕГДА измерялось миллионами и, в то же время, несколько сотен олигархов имели в частной собственности тысячи ПУСТУЮЩИХ квартир в качестве предмета бизнеса. Теперь и в РФ квартирный фонд постепенно концентрируется в руках немногих собственников, а количество бездомных людей и беспризорных детей приближается к нормам западной рыночной деспотии и гражданских войн.
Тем более дико было слышать и видеть в годы перестройки, как сотни миллионов «зомбированных» советских людей проголосовали за ликвидацию Конституции СССР, не поняв, что они в одночасье ликвидировали свои права и реальную возможность ПОЛУЧАТЬ жильё ОБЯЗАТЕЛЬНО и БЕСПЛАТНО при самой низкой в мире квартирной плате и высокой благоустроенности квартир, превосходящей массовые мировые рыночные стандарты.
Зайдите в современные «элитные» квартиры (построенные для продажи) и вы увидите, что они совсем не напоминают дворцы. Строго говоря, как бы Вы не оформили 3-5 комнатную квартиру, ничего шедеврального из этой затеи не возникнет. Даже современным олигархам не удалось переплюнуть Эрмитаж, Лувр или Кремлёвский Дворец Съездов. Обычные кирпично-бетонные коробки с надоедливым интерьером «нуворишей», хронически отстающим от моды. От квартир последней «брежневской» серии современные квартиры отличаются, разве что, идиотской ценой и количеством туалетов. Их стало в квартире почти столько же, сколько и комнат, как будто проектировщики поняли, что при современном качестве питьевой воды и продуктов массовые случаи поноса в элитных районах так же неизбежны, как и в ночлежках.
В бреду перестройки люди, получившие квартиры при социализме, словно забыли о том, что и их дети тоже могли бы получить квартиры, А НЕ УБИВАТЬ СВОИХ РОДИТЕЛЕЙ И БЛИЖАЙШИХ РОДСТВЕННИКОВ РАДИ ПРИСВОЕНИЯ ИХ КВАРТИРЫ, как это сегодня все чаще происходит на просторах СНГ.
Ежегодно несколько душераздирающих историй о, например, расстреле пап, мам, братишек, сестренок, дедушек и бабушек ближайшими наследниками, смакуются в демократической прессе. Именно с появлением РЫНКА жилья с семейных отношений оказались сброшенными «патриархальные покрова», и стала возможной систематическая практика убийств родственников-собственников частного жилья. Сегодня следственные органы расследуют уголовные дела, «тянущие» на 5 и более млн. долларов, подозреваемыми в которых являются судьи, незаконно отсудившие квартиры у законных владельцев, и риэлтерские конторы, сотрудники которых убивали своих клиентов.
Порой в телерепортаже приходится слышать едва ли не сожаление по поводу несостоявшегося преступления, звучащее примерно так: «Преступник убил гражданку N, но, как оказалось, её квартира не была приватизированной, и поэтому преступнику не удалось заполучить квартиру жертвы».
Отсюда само собой следует, что если бы квартира гражданки N была приватизирована, то преступление удалось бы в полной мере, и преступник не выглядел бы таким дураком. Но отсюда же следует, что если бы у россиян хватило трезвого рассудка, то этот вид преступления, т.е. убийство владельцев приватизированных квартир, был бы невозможен вообще. Другой вывод состоит в том, что большинство владельцев муниципальных квартир должны, как можно громче, говорить о том, что их квартиры неприватизированы. Это продлит им жизнь.
Недавно ТВ рассказало трагикомическую историю, как банда поставила перед одним из молодых и преуспевших риэлтеров дилемму: или быть убитым, или подарить банде квартиру под видом «продажи». Молодой риэлтер, конечно же, просидев денёк в подвале, согласился, но старенькая мама пожаловалась в милицию. Пока, судя по репортажу, и молодой риэлтер жив, и квартиру он ещё не «продал», а банда «повязана». Но, во-первых, нет ни малейшей уверенности, что эта банда первая и последняя, догадавшаяся до такого бизнеса. Во-вторых, нет ни малейшей уверенности, что наш риэлтер первая и последняя жертва этой банды, и что ТВ обнародовала эту историю не по заказу владельцев телевизионных каналов, которые, как известно, тоже любят «покупать» все, что плохо лежит и слабо охраняется.
Можно без всякого преувеличения сказать, что каждое состоявшееся убийство обладателя частной квартиры, ОБЪЕКТИВНО лежит на совести всех политиков, некогда ратовавших за введение института частной собственности на территории СССР, прежде всего, на Горбачеве, Яковлеве, Ельцине, Гайдаре, Чубайсе, и на всех тех, кто своим художественным, научным, журналистским авторитетом приближал момент начала приватизации, т.е. разграбления всего того, что создавалось трудом ВСЕГО общества. В этом смысле кровь обильно струится по рукам Солженицына, Евтушенко, Басилашвили, Фазиля Искандера, Марка Захарова. Я уже не говорю о крови детей Беслана, пролитой ради кавказской нефти. Но это немного иная история. В крови жертв приватизации плавает прах Сахарова, Окуджавы, Старовойтовой, Алеся Адамовича, Василя Быкова и некоторых других усопших дуротрубов перестройки «застойного социализма» в современную эффективную машину геноцида и терроризма.
Как сообщают официальные органы, в РФ последовательные сторонники рыночной демократии, чтобы иметь средства, в том числе и для покупки фешенебельных вилл, только в 2003 году ежедневно похищали ради выкупа, в среднем, не менее четырех предпринимателей или их родителей и детей. Но никто не ведет статистику, сколько пальчиков детям отрубили, чтобы их папы поскорее согласились выкупить ребенка. За каждым таким обрубочком стоит решение Государственной Думы, одобренное Президентом РФ. Ясно, что похищения детей организуют не анонимные алкоголики, не избиратели, голосовавшие за Зюганова (хотя Зюганов никакого отношения и к коммунизму не имеет), а исключительно антикоммунисты по своему мировоззрению, и многомиллионные выкупы требуют не для утренней «опохмелки», а для превращения себя в уважаемого владельца больших масс недвижимости, в том числе и жилой. Все уважающие себя предприниматели, как и мафиози, приобретают на эти деньги, прежде всего, НЕДВИЖИМОСТЬ в РФ и за её пределами.
Да будет известно поклонникам американской модели рыночной демократии, что в «образцово-показательных» США (по сообщениям американских официальных органов и СМИ) убийства «обыкновенные» совершаются не реже, чем через каждые двадцать минут, а ОДНО заказное убийство на меркантильной, в том числе и квартирной почве, оплаченное ближайшими РОДСТВЕННИКАМИ будущих жертв, совершается (в среднем) через день.
Несмотря на все эти широко известные факты, жители 15 республик СССР в августе 1991 года ликвидировали свое конституционное право на БЕСПЛАТНОЕ ПОЛУЧЕНИЕ жилья. Большинству остро захотелось северного экстрима, лично пережить всё то, что убедительно описано в произведения Диккенса, Г.Мало, в пьесе Горького «На дне».
ВСЕ народы СССР, т.е. русские со своей «загадочной душой», трудолюбивые белорусы, гармонично развитые казахи, мудрые таджики, говорливые украинцы, молчаливые эстонцы, опытные евреи, упрямые литовцы, хитрые армяне, расчетливые татары, неунывающие грузины, вездесущие молдаване…, в одночасье отказали себе, своим детям и внукам в праве БЕСПЛАТНОГО и ОБЯЗАТЕЛЬНОГО получения КВАРТИР.
В годы перестройки люди сначала не захотели слышать увещевания «коммуняк» о том, что демократы готовят для простодушных квартиросъемщиков грандиозный обман в духе ваучерной приватизации госсобственности. Потом они отказывались верить, что борцы за право покупать и продавать заводы и квартиры, на самом деле, готовят юридическую почву для того, чтобы практически ВЕСЬ ПРОИЗВОДСТВЕННЫЙ И ЖИЛОЙ ФОНД СТРАНЫ за относительно короткий срок превратился в собственность ничтожного количества олигархов.
Подобно тому, как труженикам дали поиграть в акционирование госпредприятий, а потом отобрали акции (очень часто силой), теперь жильцам дают поиграть в приватизацию квартир, умолчав о том, что, в конечном итоге, трудящиеся россияне лишаться и заводов, и квартир.
Почему нас так настойчиво уговаривают приватизировать наши же квартиры?
Как показал опыт, психически здоровый человек внешним осмотром никогда не сможет отличить приватизированную квартиру от неприватизированной, пока ему не покажут соответствующую бумажку. К сожалению, только после приватизации своей квартиры россияне поймут, что это ни на грамм не улучшило состояние их жилища и уровень их жизни. Наоборот, если сегодня (в соответствии с законодательством) государство и местные власти хоть как-то ОБЯЗАНЫ отвечать за состояние жилого фонда, за ремонт подъездов, водопроводов и т.п., то после приватизации владелец квартиры окажется один на один со своими проблемами.
СМИ всегда спекулировали на теме якобы «из рук вон» плохого обслуживания жильцов в системе советских ДЭЗов, выставляя домоуправов и сантехников в виде монстров бюрократизма и некомпетентности, а неисправность сантехнического оборудования описывая, как один непрерывный и нарастающий кошмар. Проблема сливного бочка поднималась до уровня столкновения Земли с метеоритом. На самом деле, во-первых, каждый кто живет на этой планете знает, что неисправность единицы сантехнического оборудования и в США, и в Бангладеш наступают один раз в несколько лет, и даже если замена запорной груши или прокладки в кране в сливном бачке производится не в течение одного дня, то никаких катастрофических последствий не наступает. Во-вторых, именно по ходу экономической реформы население РФ погружается во все большую антисанитарию, деурбанизацию, электротехнический дискомфорт. Иными словами, если в годы советской власти была гарантия, что даже прорвавшуюся водопроводную трубу в квартире заменят в течение нескольких дней и бесплатно (при самом неразворотливом начальнике ДЭЗа), то в условиях приватизированного жилья эту трубу будут менять только за счет владельца квартиры, и сумма будет не всегда подъемной для большинства обладателей частной жилплощади. А если учесть «нижних» соседей, то не исключено, что и страховку соседям за нанесенный ущерб должен будет платить хозяин прорванной трубы. Т.е. ремонт трубы и последствий протечки может стоить квартировладельцу самой квартиры.
Сегодня еще можно жаловаться по поводу неисправности водопровода и отопительных сетей, сообщать об этом в СМИ, поскольку есть муниципальные власти, обязанные обслуживать жилой фонд. Но если без тепла окажется владелец приватизированной квартиры, то ему жаловаться некуда. Квартира частная. Частный владелец должен сам заключать соглашение с владельцами электростанции и владельцами теплотрасс на оказание определенных услуг. Разумеется, владелец частной квартиры может попробовать судиться с олигархами. Но в рыночной экономике спасение замерзающего, как и умирающего от жажды, дело рук самого страдальца. Именно поэтому на Западе так развито дело производства персональных кондиционеров, обогревателей, фильтров для воды, бутилированой питьевой воды и т.п., что никаких гарантий, кроме автоматического отключения удобств за неуплату (пока кроме канализации), западные нормы урбанизации не предполагают.
Владелец частной квартиры обречен на свободу покупать частный обогреватель и греться по счетчику, сколько душа потребует, если, конечно, хватит денег. Но в самых развитых странах мира (и в Англии и во Франции), именно в силу нехватки у населения достаточных доходов, ежегодно отмечаются многочисленные случаи смерти пожилых людей в своих квартирах от переохлаждения в зимние месяцы. Зачастую денег у пожилых людей хватало лишь на то, чтобы в холода ставить между ног настольную лампу или свечку. Порой покойников так и находят с догоревшей свечкой в ногах.
Не лучше обстоит дело и в жаркую погоду. Летом 2003 года значительное количество пожилых западно-европейцев умерли от перегрева, поскольку счетчики не позволяли принимать душ по мере возникновения необходимости. Нет «лишних» денег - околевайте в своих частных квартирах.
Спрашивается, зачем же столь истерически и настойчиво «городить огород» с приватизацией квартир? Чем жизнь в приватизированной квартире лучше, чем в квартире, в которой вы просто жили и пока ещё живёте на основе научных советских норм обеспечения населения водой, теплом и электроэнергией? Может быть, тем, что по мере развития института приватизации квартир растет число незаключенных браков по любви, но заключенных по расчету, растет число разводов, растёт численность бездомных стариков и беспризорных детей? Может быть, именно это и нужно «демократической» общественности от граждан РФ?
Могут, правда, сослаться на современные репортажи ТВ о плохом теплоснабжении домов с централизованным отоплением. Но, во-первых, такое безобразие превратилось в систему лишь с началом перестройки, а во-вторых, как еще спровоцировать население на массовые закупки дорожающей обогревательной техники, на увеличение потребления постоянно дорожающего электричества, если держать в исправности дешевые, экологически безопасные сети центрального отопления?
Электротехнические монополии кровно заинтересованы именно в разрушении отопительных и водоснабжающих систем, чтобы увеличить цену и, следовательно, объем продаж бытовой техники индивидуального потребления, наплевав на значительные экологические и демографические потери.
Несмотря на все очевидные минусы политики приватизации, россияне, страстно возжелавшие в 1991 году ПЕРЕМЕН, заменили своё реально реализованное право на получение квартир на СКАЗКУ о своём праве ПОКУПАТЬ жилища, без ограничения площади и количества квартир, цены и количества этажей, приходящихся на одного домовладельца.
Феноменальная склонность россиян к мечтательству была подмечена еще Гоголем. Мечтать о покупке квартир, домов, действительно, не грех. Но, погрузившись в маниловщину, бывшие советские граждане не поняли, что у БОЛЬШИНСТВА населения денег на покупку квартир, а, тем более, домов - не будет НИКОГДА, поэтому право и радость от покупки квартиры абсолютно не коснётся честных и романтически настроенных тружеников.
Рыночников же, прорвавшихся во власть, всегда грела мысль о том, что именно они и только они смогут покупать квартиры и дома, мно-о-го домов и не только в России. В среде таких «демократов» никогда не возникали ни угрызения совести, ни вопрос: сколько россиян, проголосовавших за рынок, околеют от бесквартирья и холода.
В годы перестройки советские граждане «не знали да забыли», что даже в богатых США БОЛЬШИНСТВО населения не имеет собственных квартир, поскольку и накопить необходимую сумму, и выплатить ипотечный кредит, взятый на покупку квартиры, можно лишь ценой невероятных усилий в течение, как минимум, 20-30 лет. Большинство европейцев, японцев и американцев, желающих приобрести приличные дома или квартиры, превращаются в добровольных каторжан, но с проблемой не справляются, а лишь наживают грыжи, диабет и психозы.
Поэтому легко представить, с каким недоумением смотрели аналитики ЦРУ и организаторы подрывных акций против СССР на вакханалию самоограбления, т.е. на бездумный отказ жителей СССР от системы бесплатного и всеобщего обеспечения квартирами со всеми удобствами. Ведь большинство аналитиков ЦРУ сами еле сводят концы с концами и с трудом оплачивают свои квартирные проблемы. Их никто не относит к числу действительно состоятельных граждан.
Подавляющее количество заокеанских рассказчиков об «империи зла - СССР» отлично знало и всегда ЗАВИДОВАЛО той гарантированности и простоте, с какой жители СССР получали квартиры. Именно, ведомые чувством жгучей зависти, западные антикоммунисты активно участвовали в ломке системы ГАРАНТИРОВАННОГО, ПОЛНОГО ОБЕСПЕЧЕНИЯ людей жильём в СССР и странах Восточной Европы. Т.е. глубоко мещанский Запад страстно и мстительно желал, чтобы советские люди стали жить так же нервно, напряженно, как и большинство западных обывателей.
Однако, как показала практика, проявив рекордное головотяпство, бездумно потеряв право на получение квартир, большинство россиян, тем не менее, целое десятилетие не торопились оформить свое юридическое право стать частными «владельцами» тех «квадратных метров», в которых они и без того уже прожили много лет.
Казалось бы, счастье «заобладать» частной недвижимостью само идет в руки. Тем более, что при Советской власти у подавляющего большинства жителей СССР не было «недвижимости» в рыночном смысле этого слова. И вот, наконец, «сбылась, - как говорил Остап Бендер, - мечта идиота», появилась возможность оформить БЕСПЛАТНО СВОЮ ЖЕ квартиру в качестве ЧАСТНОЙ собственности вместо того, чтобы ПОЛУЧИТЬ бесплатно новую квартиру, например, для своих детей. Причем, одним предстояло счастье приватизировать квартиры в «сталинских высотках, другим в «хрущебах», а молодым лишь дырку от бублика. Но демократы призывали не задумываться над такими «мелочами», а смело приватизировать то, что в своё время вручила им власть Советов.
Россиян убеждали, что, приватизировав квартиру, превратившись, таким образом, в обладателя больших финансовых активов и, попав в полосу «черного» невезения, каждый сможет, дорого продав квартиру, решить на эти деньги свои проблемы (например, вылечиться от рака). Правда, вылечившись от рака, придется остаться на улице. Но разве стоит задумываться над такими «мелочами».
Однако, когда стало можно «скушать запретный плод», то большинство россиян призадумались и не стали торопиться, чтобы вновь не попасть впросак, как это уже произошло с «народовластием», с «ваучерами», с приватизационными фондами, с многочисленными «пирамидами» и такими же «пифами».
Видимо, кое-какой опыт уже кое-что подсказывал, но слабо-слабо.
Многие, видимо, помнили, как через некоторое время после приглашения населения к приватизации квартир в СМИ начали появляться сообщения о тысячах одиноких и малосемейных гражданах, приватизировавших квартиры, но… пропавших без вести. Одновременно пошли сообщения о тысячах безымянных могил, появившихся в подмосковных лесах, расположенных недалеко от дорог. Затем появились многочисленные статьи о пропавших без вести людях, пожелавших через «риэлтерские» конторы обменять свою квартиру. Люди успевали получить документы на продажу своей приватизированной квартиры, отбывали к месту получения новой квартиры и… исчезали навсегда. А затем появились публикации о судьях, отсудивших за взятки уже приватизированные квартиры у их хозяев в пользу «прохожего молодца». Уже ведутся следственные действия относительно «риэлтерских» контор, специализировавшихся на массовых убийствах клиентов ради приватизации их квартир с последующей продажей. Причем, эта практика не получила названия «терроризм», хотя количество убитых несоизмеримо больше количества жертв от взрывов.
Многие не смогли быстро забыть, как в начале перестройки им вдалбливали в сознание, что в рыночной экономике «каждый сам строитель собственного счастья» (или несчастья) в силу личных способностей. Никто никому ничего не должен. А здесь «вдруг», вопреки лозунгам «демократической свободы и рыночной демократии», появились «благодетели», которые «позабыли» о собственных интересах и начали усиленно напоминать Вам о том, чтобы Вы «не забыли» превратить своё муниципальное жилье в частное. Причем, торопили приватизировать жильё бесплатно, как мышь приватизирует сыр в мышеловке. Но россияне, видимо, усвоили: «бойся данайцев, дары приносящих». Опыт экономических реформ убеждал, что, в конечном итоге, ВСЕ «заботы» о народном благе приносили прибыль лишь тем, кто делал вид, что «заботится» о благе народа.
Медлительность россиян по затягиванию удавки на своей шее привела к тому, что министр финансов РФ, некто Кудрин, заявил, что в 2006 г. раздача «бесплатного сыра в мышеловках» закончится, и что приватизация квартир будет, в дальнейшем, происходить по рыночным ценам. Обыватель дрогнул.
И вновь, как в том анекдоте, москвичи «взяли в руки мыло» и побежали «к месту казни». Сами встали в огромные унизительные, изнуряющие очереди, сами, без эсэсовцев, написали себе номера на руках. Процесс приватизации пошел энергичнее. Но остался вопрос. Почему чиновник так печется о «народном благе»? Ему-то, временщику, какое дело до того, приватизировали Вы свою квартиру, или нет?
Ответ прост. Недавно весьма осведомленный политический деятель, прожженный «демократ» и отъявленный рыночник, бывший ближайший помойник Ельцина, Сатаров, в одной из передач, «К барьеру», сообщил телезрителям, что «все министры в правительстве Путина купили свои портфели», не сказав, у кого они одолжили деньги и кому вручили. Никаких судебных последствий для Сатарова не наступило. Да и президент РФ не скрывает, что коррупция разъедает правительственные структуры РФ, что ВСЕ олигархи используют СВОЙ «государственный ресурс», т.е. министры обслуживают конкретных олигархов, и, отработав свой срок на посту министра, пойдут, например, как Немцов, работать банкиром к своему олигарху. Если верить Сатарову и его опыту, то схема выглядит следующим образом: избирательные компании депутатам оплачивают олигархи, а кандидатуры министров утверждают депутаты, оплаченные олигархами. Круг, как видите, выглядит «ну очень» замкнутым. На Руси такую схему издревле называли круговой порукой. Но сегодня она напоминает и круговую поруху, и круговую проруху.
Почему приватизация квартир приведет к массовой бездомности россиян ?
В России процесс приватизации практически закончен. Уже стали частными недра, промышленные объединения, многие энергопроизводящие предприятия, отдельные заводишки, мосты и дороги. Приняты все необходимые документы для частной эксплуатации земельных угодий, речушек, озер и болот. Теперь земля и недра, заводы и воды могут покупаться и продаваться постоянно сокращающейся группой россиян олигархической «национальности». Иными словам, в РФ оформились два рынка. Один из рынков, где покупательная способность миллионов простолюдинов простирается в пределах от пива до легкового автомобиля, и другой рынок, олигархический, на котором покупательная способность сотни олигархов простирается от сотен миллионов до миллиардов долларов. По крайней мере, недавно один из владельцев фирмы «Вимм-Биль-Дан», Якобашвили, фигурант из списка Пола Хлебникова, прикупил себе землицы в Волгоградской области и Краснодарском крае «всего» на 100 млн. долларов. Теперь тысячи казаков будут, в лучшем случае, брать землю в аренду у Якобашвили. «Любо», кричал казацкий круг в дни перестройки.
Строго говоря, в современных условиях единственной формой материальной ценности, определяющая масса которой, осталась вне рыночных отношений, является жилой фонд. Некоторое количество квартир приватизированы, но не куплены. Именно это олигархи переживают особенно болезненно. В той части, где квартиры еще остаются в муниципальной форме собственности, они, тем более, малодоступны для олигархов. В той части, в которой квартиры уже приватизированы, они пока еще тоже недоступны для рыночного оборота, поскольку обладатели приватизированных квартир еще живы, и их доходов пока хватает, чтобы платить налоги на недвижимость.
Поэтому ближайшая главная задача крупных предпринимателей найти способ, чтобы большая часть жилого фонда страны, как можно быстрее, превратилась в товар для олигархического рынка РФ. Способ найден. Причем, в рамках лучшей традиции мировой цивилизации: разорение по правилам.
Как известно, ставка налога в РФ на наследство варьируется от 5 до 40% от рыночной стоимости наследства. В соответствии с законом и рыночной стоимостью ставка налога на благоустроенную квартиру начинается аж с 15%. Причем, по мере снижения степени родства ставка увеличивается. По подсчетам специалистов журнала «Форбс», если квартира оценивается в 50 000 долл., то налог, который удержат с сына после похорон отца, будет равен, как минимум, 7 000 долл., с брата - 16 000 долл., с дяди - 21 000 долл. Ясно, что в России сегодня немного найдется детей и «дядьёв», которые смогут выплатить такой налог, тем более, что квартиры «брежневской» серии, не говоря уже о «сталинской», стоят существенно больше 50 000 долл. и, следовательно, налог на вдову или сироту будет еще выше. Поэтому и торопятся демократы повышать уровень смертности в РФ, заменяя медицинские льготы символической суммой денежных выплат, чтобы как можно больше квартир не перешло в наследство, а превратилось в товар на рынке.
Ровно столько времени, сколько жилой фонд будет продолжать оставаться в муниципальной собственности, столько же времени олигархам придется пользоваться микроскопическими порциями рынка жилья или наращивать его собственными силами. А до тех пор миллиарды рублей налоговых денег, минуя олигархические карманы, будут стекаться в муниципальные и центральные бюджеты.
Поэтому олигархи и торопят своих министров, чтобы те побыстрее закончили компанию бесплатной приватизации квартир и дали зеленый свет ипотечной форме получения кредитов. В этом случае значительная часть мелких кредитодержателей (как показывает мировой опыт) разорятся и за долги их квартиры превратятся в собственность банков, выдавших ипотечную ссуду. Вот тогда в полную меру заработает ещё один рынок для олигархов - квартирный.
Кроме того, в недалёком будущем, очень многие наследники владельцев трёхкомнатных квартир, полученных при социализме, не смогут выплатить налог за полученное наследство и уплачивать налог на недвижимость. Им тоже придется переселяться в социальное жильё, а все благоустроенное жильё постепенно перейдет от усопших ветеранов в собственность лиц, скупающих квартиры.
Недалек тот час, когда в большинстве городов олигархи начнут скупать городские земли, и окажется, что жилые дома стоят на частной земле. Тогда владельцам частных квартир придётся платить не только налог на наследство, не только налог на недвижимость, но и АРЕНДНУЮ ПЛАТУ ВЛАДЕЛЬЦУ ЗЕМЛИ за то, что многоэтажный дом, в котором находится и ваша «частная» квартира стоит на частной земле. А поскольку всё в рыночной экономике, особенно цены на землю, имеет только одну генеральную тенденцию к удорожанию, постольку арендная плата за право жить на дорожающей земле будет ВОЗРАСТАТЬ.
Следовательно, огромное количество людей, особенно москвичей, не сможет платить налог на недвижимость и, одновременно, арендную плату владельцу земли, на которой стоит дом. Так что...
Основные выводы.
Таким образом, как и в случае с приватизацией заводов и шахт, земли и недр, приватизация муниципального жилья организована с целью превращения большей части жилого фонда страны в частную собственность магнатов. Если предпринимателям удастся, то ВСЕ квартиры в РФ постепенно утратят статус индивидуально приватизированных, а переродятся в доходные дома, принадлежащие предпринимателям. Если не удастся, то гигантская часть жилого фонда из индивидуально приватизированных квартир неизбежно превратится в доходные дома, а то и в целые кварталы доходных домов, принадлежащих конкретным собственникам и сдаваемых в аренду бывшим обладателям приватизированных квартир.
Процесс скупки жилья олигархами притормаживается ровно в той мере, в какой население продолжает пользоваться правом жить в муниципальных квартирах, в домах, стоящих на муниципальной земле. Понимая, что люди очень скоро сообразят, в какую «бесплатную» мышеловку их загнали, депутаты-рыночники приняли закон, по которому запрещается возвращать квартирам статус муниципальных. Поэтому, чем скорее квартиросъемщики приватизируют свои квартиры, тем скорее олигархи получат возможность скупать муниципальные земли под домами, в которых большая часть квартир приватизирована. Пока же квартиры и дома остаются преимущественно муниципальными, то и землю под этими домами олигархи скупать не могут, а потому и получать арендную плату с владельцев частных квартир тоже не могут.
Если бы дела у олигархов шли так, как им действительно хочется, то, разумеется, ВСЮ поверхность Земли они давно бы превратили в свою собственность, а все квартиросъемщики должны были бы платить им дань. Дело медленно движется именно в этом направлении. Но многим сегодня эти слова покажутся преувеличением. Им кажется, что этого не может быть потому, что этого не может быть никогда.
Печально, но даже две мировые войны, развязанные олигархами, до сих пор не убедили счастливых обладателей приватизированных квартир, т.е. будущих покойников или обитателей российских ночлежек в том, что нет геноцида такого масштаба, на который олигархи не решились бы, почувствовав «запах» прибыли.
На самом деле, олигархи не остановятся в своем стремлении обладать всем даже тогда, когда эта фантастическая, на первый взгляд, задача будет выполнена. Просто начнется борьба за то, чтобы ВСЯ земная поверхность принадлежала бы ОДНОМУ из них.
Так что, поторопитесь с мылом, дорогие квартиросъёмщики. Не заставляйте олигархов ждать.
К вопросу о сущности денег или ещё раз об основной причине кризисов
Банк и кредит становятся в одно и то же время и могущественнейшим средством, выводящим капиталистическое производство за его собственные пределы, и одним из самых мощных рычагов кризисов и надувательства.
Карл Маркс, «Капитал», том 3, глава 36, стр. 664.
Нет ни малейшего сомнения в том, что о деньгах написано, к сожалению, больше, чем, например, о любви. Именно за литературу о деньгах сегодня можно получить больше денег, чем за литературу о любви. Попробуйте сегодня найти книгу о любви, в которой бы разговор о деньгах занимал второе место. Приходится признать неприятный факт - такой стала читающая часть человечества за последние двести пятьдесят лет. А спрос, как считают писатели, диктует им предложение. Однако вряд ли можно утверждать, что современная обильная повседневная научная и публицистическая литература сказала о деньгах лучше, чем некоторые поэты и прозаики о любви. Это обнадёживает.
Но как бы много не говорилось в литературе на тему денег, текущий экономический кризис, трагедии, которые, в связи с кризисом, постигли миллиарды людей, показали, что большинство человечества не знает о деньгах практически ничего полезного, а удручающее меньшинство удовлетворено знанием лишь одного свойства денег: их способностью накапливаться в руках частного лица в таком количестве, что сам хозяин начинает демонстрировать полную беспомощность в управлении своими же деньгами. Не исключено, что биографии Квантришвили, Кивилиди, Мавроди, Ходорковского, Карасева, Юшенкова, Козлова, сложились достаточно трагично именно потому, что они хорошо умели только считать деньги.
Почти сто пятьдесят лет тому назад К.Маркс открыл «тайну денег», описал важнейшие их функции и ту роль, которую они играют в превращении экономики в разновидность американских горок. Он прозорливо предупредил человечество (более чем за пятьдесят лет до событий) о грядущих мировых кризисах войнах и революциях, но не был понят современниками. И только в 2009 году европейцы стали «сметать» с полок экземпляры первого тома знаменитого «Капитала». Правда, надежды на то, что они, наконец, что-либо поймут, пока нет. «Капитал», как указывал К.Маркс, понятен будет лишь тем, кто твердо решил РАЗОБРАТЬСЯ, в чем тут дело, а не в том, как спасти свои деньги в условиях кризиса. «Капитал» дал исчерпывающие ответы на вопрос, как спасти ВСЕХ от кризисов и войн, но именно это и не хотят знать многие современные люди.
Чтобы понять сущность денег настолько, чтобы превратить эти знания в рекомендации, способные избавить общество и, следовательно, каждого индивида от риска систематического погружения в периодически возникающие кризисы, необходимо знать, во-первых, что обозначает слово «сущность» вообще и как её искать (но для этого необходимо хотя бы прочитать «Науку логики», Гегеля), во-вторых, из каких объективных отношений и субъективных представлений деньги возникли как экономическая форма, и, в-третьих, что именно НЕДОПОНИМАЛИ люди в сущности денег, когда начали поклоняться им со рвением, превосходящим религиозный экстаз.
Но так было не только с деньгами. Например, долгие годы люди использовали асбест, зная о нем только то, что это легкий теплоизоляционный строительный материал. Легко представить «радость» производителей и строителей, много лет работавших с этим материалом, когда они узнали, что асбест - один из сильнейших канцерогенов. Так же дело обстоит и с деньгами. Многие олигархи отождествляют деньги с основной формой человеческого богатства и даже счастья, и только тогда, когда рэкетир ставит на живот богатому человеку утюг и настойчиво задаёт вопросы о месте, где лежат деньги, собиратель денег начинает понимать противоречивую природу денег и то, насколько жизнь без денег лучше, чем смерть с большими деньгами. В такие моменты владелец денег предлагает своему палачу все свои деньги в обмен на одну лишь жизнь, не понимая, что грабитель планирует распорядиться и тем, и другим.
Сегодня интеллигентные люди, упиваясь своим гуманизмом, гордятся отменой смертной казни, но при этом положительно относятся к деньгам. В силу своего умственного инфантилизма, они не понимают, что деньги являются формой смертных приговоров, которые ежедневно приводятся в исполнение по отношению к сотням граждан, которых расстреливают ради отъема денег, или убивают потому, что деньгами оплачен заказ на расстрел.
Тем не менее, современный человек скептически отнесется к тезису о счастливой жизни без денег. Он живет с твердой верой в обратный тезис: счастье в деньгах, тем более, в очень больших. Современный человек, сидящий по самые уши в кризисе, даже намыливающий петлю, не способен, пока, понять, что и экономический кризис возникает там и тогда, где и когда деньги заменяют людям разум и счастье. Те, кто дочитали первый том «Капитала» хотя бы до середины, не могли не наткнуться на строгое доказательство Марксом того, что именно в свойствах денег коренится т.н. «формальная причина экономических кризисов» и, следовательно, весь шлейф сопутствующих человеческих трагедий. Иными словами, хочешь денег - готовься к кризису.
Для современного человека совершенно бессодержательным является утверждение, что для поддержания жизнедеятельности человека необходимы кислород, жиры, белки, углеводы, витамины, микроэлементы и средства термозащиты (одежда, жилище). Сегодня, из перечисленного, только кислород может поступить в организм человека без экономического посредника, т.е. без денег. Хотя, кислородные подушки для больных и баллоны для любителей «дайвинга» уже в цене. К тому же, если вспомнить фантастические произведения А.Беляева и известное кинопроизведение Голливуда, то вопрос о доступности воздуха не кажется окончательно решенным.
Современный человек, закрепостивший своё сознание основными постулатами рыночного либерализма, монетаризма, считает совершенно естественным, что поступление в организм белков, жиров, углеводов, витаминов и микроэлементов возможно ТОЛЬКО в обмен на деньги. Если денег нет, человек, именно в современном цивилизованном обществе, обречен, без преувеличения, на смерть от истощения, авитаминоза, жажды и переохлаждения, если, конечно, не будет копаться в мусорных баках или заниматься проституцией и воровством. Но и тут проявляет себя идиотизм современного общественного устройства: укравшего еду сажают в тюрьму и только там его… бесплатно кормят. Причем, чем более цивилизованным считает себя общество, тем калорийнее и разнообразнее оно кормит тех, у кого отняли свободу. Именно в силу господства товарно-денежной формы отношений между людьми, во многих странах мира ежегодно возникают эпидемии голода. Но ООН ждет момента, когда начнется ужасный голод и только тогда, когда уже становится поздно, начинается бесплатный завоз и раздача огромных масс продуктов питания и воды сотням тысяч полуживых людей.
Каждую зиму, в большинстве столиц развитых демократических стран, людей, умерших от переохлаждения свозят в братские могилы, но денег на обогрев не выделяют. Летом же, в аномально знойные дни, в самых фешенебельных столицах демократического мира хоронят гипертоников, умерших от перегрева, поскольку у них не было денег для принятия порций душа, не говоря уже о возможности купить кондиционер.
Иначе говоря, голод и жажда человека в цивилизованном обществе, в том числе и голод ребенка, никогда не вызывал настоящий шок. Только показной. Голод и жажда постороннего индивида рассматривается большинством как их личное дело. Эти апробированные формы средневековых пыток жаждой и голодом оказываются недостойными системной реакции общества, если у «отдельных» миллионов субъектов, особенно в годы кризиса, нет денег. Более того, найдется достаточное количество людей, как говорил Некрасов, «обычного звания», которые видя голодного человека, остервенело наставляют: «Работать больше надо», не замечая, что кризис делает миллионы трудоголиков - безработными. Большинство начитанных людей, временно пребывающих в рядах благополучных людей, как правило, с большим отвращением смотрят на голодных, мстительно цитируя то Крылова, то Пушкина: «Ты все пела?… Так пойди-ка, попляши!» или «Поделом тебе, старый невежа, а я всегда заработаю себе на хлеб». Современный человек живет надеждой, что его не выкинут из банковских офисов в дни кризиса в числе других десятков тысяч неудачников. А чтобы надежда не покидала его, он перед сном пьёт снотворное или водку, а утром, сломя голову, летит на работу, думая, что боссу больше нечего делать, кроме как ценить его рвение.
Для современного человека не является сколь-нибудь доказательным тот довод, что многие миллиарды живых существ, от аборигенов до китов, ежедневно потребляют в необходимых объемах жиры, белки, углеводы, витамины и микроэлементы, не применяя деньги.
Можно ли считать, что прошедшая уже история есть, действительно, история людей разумных, если они умудрились вставить в свою пищевую цепочку звено из несъедобных бумажек, которые не избавили человечество от пандемий голода, не сделали людей добродушнее животных. Скорее, наоборот. Ни один биологический вид, при реальной нехватке пищи и воды (вот уже миллионы лет) не устраивает между собой ничего подобного тому (даже в местах массового совместного водопоя), что продемонстрировали люди в ходе первой и второй мировых войн. Идиотизм цивилизованных народов очевиден, если учесть, что еды рыночным странам хватило на несколько лет, чтобы, поклоняясь деньгам, бесплатно кормить миллионы солдат, которые в эти войны убивали друг друга «за веру, царя и отечество», за расу, за демократию.
Сегодня каждому интеллигенту, никогда не читавшему трудов Маркса, известно, что коммунистическая теория открыто провозгласила стратегической целью всей коммунистической политики - освобождение человечества от власти денег. И хотя большинство интеллигентов до сих пор не понимают, что это означает, но все точно знают, что именно это, пугающее их положение, содержится в подлинных коммунистических программах всего мира.
Однако Сталин понимал, что денежный фетишизм глубоко поразил сознание населения царской России и, прежде всего, однобоко начитанных людей, поэтому он не стал уничтожать денежные отношения в один момент, как, например, попытался это сделать Пол Пот в Кампучии. Сталин, впервые в истории человечества, попытался с помощью культурной революции объединить и направить усилия, прежде всего, художественной интеллигенции России на разоблачение культа денег, денежного фетишизма и всей той мерзости, которую денежные отношения порождают в человеческих душах. Однако подавляющему большинству художников не хватило ума, знаний, таланта и человеколюбия, чтобы справиться с этой задачей. Многие из них сформировались в продажной, порочной среде царской России и, кроме того, как большинство представителей «богемы», испытывали искреннее раболепие перед образцами и формами феодальных, паразитических стандартов быта.
Эти обстоятельства, как змеи-искусители, сформировали в сознании многих советских работников культуры и искусства, особенно в среде т.н. 50-60-ков, комплексы неполноценности, порочности и завистничества. Многие художники той эпохи творили натужно правильные, а следовательно схематичные, малохудожественные произведения потому, что не понимали сущности происходящего. Получая в Союзе писателей СССР свои большие, по советским меркам, оклады, сталинские премии и гонорары, они, устами героев-обывателей Аксенова, Войновича, Битова, Ерофеева грустно вопрошали: «Разве это деньги, разве на них отдохнешь с малолетками в Куршавеле, организуешь вакханалию, переходящую в оргию, разве на них закатишь купеческое гулянье с цыганами в «Яме», разве на эти деньги заставишь лакеев кланяться в пояс? А вот на Западе, за свои романы, я бы… ». Именно этими рассуждениями изобилуют откровения «столпов» отечественной культуры, когда они говорят о причинах, двигавших их в эмиграцию или на борьбу против власти Советов.
Коротко говоря, советской интеллигенции, ни в научной, ни, тем более, в художественной форме не удалось добавить после Маркса ничего нового, существенного к пониманию сущности денег.
Что же осталось непонятым или умышленно обойденным современными теоретиками и практиками в теории Маркса о деньгах?
К вопросу о сущности денег или ещё раз об основной причине кризисов
(Продолжение)
Рынок - стихия всеобщего, взаимного, сознательного надувательства
Многие так и не поняли, что высокая разрешающая способность теории Маркса базируется на научной абстракции, а не на взвешивании, обмере или рентгеноскопии. Одна из самых высоких степеней научной абстракции заключена в концепции закона стоимости, согласно которому товары на абстрактном рынке обмениваются эквивалентно количеству абстрактного, общественно-необходимого труда, затраченного на производство обмениваемых продуктов. Но это только научная абстракция, которая играет ключевую познавательную роль лишь для ученого при теоретическом определении им условия, при котором два качественно разнородных, несоизмеримых предмета могут быть обменены друг на друга в той или иной пропорции. Например, 100 кг пшеницы будут обменены на два топора, поскольку теоретически в них может содержаться равное количество абстрактного общественно-необходимого труда, затраченного на их производство.
Невозможно ошибиться, если предположить, что большинство современных образованных людей не понимают, что при делении любой величины на 2, только в абстрактном мышлении мы можем получить две равные половины. Только в абстрактной теории можно представить два равных абстрактных треугольника. В реальной действительности разделить что-либо на две абсолютно равные части невозможно. Эти части будут всегда объективно отличаться друг от друга, в том числе, и по величине. В природе нет и никогда не будет таких средств измерения, которые позволят доводить пропорции сопоставляемых объектов до абсолютного тождества.
Между тем, большинство советских экономистов рассматривали закон стоимости с таким почтением, как будто в рыночной экономике, действительно, все строго следуют его абстрактному требованию. Практически все советские экономисты не поняли дальнейших рассуждений Маркса о том, что на самом деле товары продаются и покупаются на рынке не в связи с требованиями закона стоимости и, даже, не в связи с ценами производства, а в связи с соотношением спроса и предложения. Советские экономисты так и не поняли, что закон стоимости подобен красному свету светофора на перекрестке. Красный свет может и гореть, но это вовсе не означает, что он удержит нарушителя от наслаждения проехать на красный свет. Маркс лишь открыл, что закон стоимости действует, но только подобно крыше, неожиданно обвалившейся на голову, ничего не подозревающего человечества.
В реальности, в отношения обмена вступают люди, не имеющие ни малейшего научного представления о том, каковы затраты их абстрактного общественно-необходимого труда. Каждый из них обменивал на рынке и всегда будет обменивать свои продукты «на глазок», приблизительно соизмеряя свои затраты и затраты своего конкурента. До сих пор все олигархи мира продают гигантские объемы своих товаров и покупают гигантские объемы чужих товаров, определяя их стоимость тоже «на глазок» при помощи посредников-мошенников. Совершенно ясно, что ни в одном акте реального обмена ни одному из участников не удастся добиться полной эквивалентности. Причем, оба товаровладельца, сознавая тщетность своих усилий по точному определению рыночной стоимости своего продукта, стремятся ещё и обмануть друг друга, торгуются именно с этой целью. Торг, т.е. продолжительные и эмоциональные препирательства товаровладельцев по поводу пропорций обмениваемых товаров, как ничто иное, убедительно доказывает, что сами производители не имеют точного представления о стоимости своих товаров. Объективно, один из товаровладельцев обязательно останется в проигрыше, на чем, собственно, и базируется теория и практика конкуренции. Для носителей рыночной психологии верхом мудрости и нравственности является следование формуле: купил подешевле - продал подороже, т.е. ни о какой эквивалентности в реальной рыночной экономике никто и никогда не думает с самого начала.
Примерно так же, как на ринге с самого начала допускаются и предполагаются обманные движения с целью нанесения последующего сокрушительного удара, так и на рынке, сколько бы японцы учтиво не улыбались и не кланялись в ходе торгов, целью их улыбок и поклонов является получение односторонней выгоды, нанесение непоправимого ущерба объекту своей приторной вежливости, а по возможности, и полное его разорение.
Т.е. с научной точки зрения, неравенство стоимостных пропорций в обменных операциях есть абсолютный объективный закон рыночной экономики. Поскольку отношения обмена возникают между частными суверенными производителями, постольку они не могут найти иного способа решения проблемы количественных пропорций обмениваемых товаров, кроме как согласиться с одним из вариантов, поскольку торги не могут идти бесконечно. А раз у двух неграмотных товаровладельцев в процессе торгов возникает субъективное иллюзия эквивалентности обмена, то и у большинства либеральных теоретиков возникает иллюзия, что на рынке царит пропорциональность обменных операций. На этой иллюзии стоит и стоять будет вся рыночная экономическая теория.
Однако именно неравенство в действии стихийных сил и являлось основой всех форм разрушительных и созидательных движений в мироздании. Например, разница в уровнях сообщающихся водоемов, разница потенциалов в электрических батареях. Указанные неравенства породили прогресс, например, в мукомольном производстве, а неравенство электрических потенциалов вообще является движущей силой во всей современной электротехнике. Не порождает ли аналогичных последствий стоимостное неравенство систематически обмениваемых масс товаров в экономике?
Как известно, и никто с этим не спорит, люди от природы обладают разной степенью наблюдательности. Менее наблюдательные выходят на рынок, по простоте душевной, лишь для обмена продуктов своего труда на продукты иного конкретного труда, с иной потребительной стоимостью. Удовлетворив свои личные и производственные потребности, многие ненаблюдательные люди абсолютно равнодушно относятся к проблеме точности в определении пропорций обмена. Им хватает великодушия не делать из миниатюрных потерь - трагедию, как и не превращать случайный выигрыш в абсолютную цель своих дальнейших выходов на рынок.
Более наблюдательные люди не могут не сознавать, что в каждом из миллиардов обменов, происходящих ежедневно на рынке, содержится погрешность и её суммарное значение к концу торгов принимает циклопические размеры. Оставалось лишь найти способ, каким случайную ошибку ВСЕХ товаровладельцев, можно было превратить в «курицу, несущую золотые яйца», т.е. в погрешность, улавливаемую ТОЛЬКО меньшинством наблюдательных людей. Разумеется, об этом не принято рассуждать вслух на базаре, но все наблюдательные люди в тайне от общества мечтали и мечтают именно об этом.
Однако ясно, что пока на рынке господствовал обмен натуральными продуктами, как сейчас говорят, бартер, и сам рынок занимал ничтожный процент в обороте материальных богатств рабовладения и феодализма, не существовало и решения этой задачи. Совершив обмен натуральными продуктами, нарушив требования неведомого никому абстрактного закона стоимости, товаровладельцы расходились, не ведая, что один ушел с рынка с микроскопической прибылью, а другой с такой же микроскопической убылью. Отсутствовал экономический инструмент, позволявший аккумулировать в одних руках всеобщее заблуждение относительно проблемы эквивалентности обмена.
В те эпохи все сознавали, что богатым можно стать только тогда, когда ты силой отнимешь у других народов все их земли, рабов и другие материальные ценности, особенно предметы роскоши, или обложишь данью города, и тем самым, сконцентрируешь микроскопические «излишки» всех горожан в единый «ясак».
Кроме того, в те времена абсолютное большинство производимых продуктов, имевших важное значение для жизни людей, не обладало физической способностью к превращению в сокровища. Ни зерно, ни скот, ни, тем более, овощи и фрукты, хлопок и шерсть, пиво и мед, не обладали свойствами, которые позволяли бы накапливать эти продукты до бесконечности, что, обычно, и отождествляется с процессом обогащения. Как показала практика, накопление любого из названного продукта лишь увеличивало бы расходы на содержание таких форм «богатства».
Представим, что ловкий сапожник обманул пьяного производителя капусты примерно в миллион раз и за одну пару сапог выменял у него миллион тонн натуральной капусты, а тот не заметил подвоха. Многие нынешние правоверные рыночники потрут от удовольствия руки и скажут, что они бы за этот миллион тон натуральной капусты выменяли бы много других натуральных продуктов. Современные спекулянты не понимают, что в те экономические эпохи гору капусты можно было обменять только на гору натуральных продуктов (мед, яйца, груши, зерно, шерсть), да и то, если бы они были на рынке в достаточном количестве, ведь многие тысячелетия человечество занималось ручным трудом и не производило излишков, соизмеримых с современной нормой прибыли. Поэтому в эпоху зарождения обмЕна никому в голову не приходила идея крупного обмАна на рынке ради приобретения гор яиц, меда, капусты, даже зерна и шерсти, поскольку ВСЁ это было тленно и по своим физическим свойствам не могло образовывать сокровища. Представьте, например, пиратов Карибского моря, зарывающих на необитаемых островах сундуки с зерном, шерстью и кувшины с оливковым маслом.
Однако, когда серебро и золото на рынках стало появляться в достаточном объеме, когда проявились основные их экономические свойства как редкого и трудоемкого продукта, принимаемого в обмен на любой другой продукт, наблюдательным людям стало ясно, что, наконец, появился физический материал, монополизировав который, можно превратить свойство всех товаровладельцев ошибаться при определении стоимости и своего, и чужого товара, в односторонний устойчивый процесс.
Наблюдательным людям стало понятно, что, в отличие от многих скоропортящихся, но необходимых продуктов, золото, как продукт производства, может накапливаться в огромных количествах, не портясь от сроков хранения, превращаясь в сокровища и делая их владельцев диктаторами на рынке. Более того, придерживая золото, его владелец не рисковал остаться голодным, зато остальные производители рисковали своими товарами и стремились как можно скорее обменять свой товар за золото, пусть даже подешевле. Т.е. как ни «странно», не производители реальных ценностей «взяли за горло» остальных «потребителей», а собственники золота взяли за горло всех производителей скоропортящихся продуктов, обладающих реальной полезностью. Сегодня не промышленники держат банки на голодном пайка, а наоборот, банки не выдают промышленникам кредиты и, при наличии всего необходимого для производства, заводы останавливаются, поскольку у них нет бумажек под названием «деньги».
В литературе же господствует пастораль о том, что продавцы реальных товаров приветствовали денежное обращение потому, что оно создавало для них удобство, ускоряя процесс продаж, а не потому, что их вынуждали продавать ускоренно товар за безусловно маленькие деньги. Ежегодное разорение сотен тысяч современных мелких фермеров во всех рыночных странах мира, доказывает, что фермеры вынуждены «продавать» свои скоропортящиеся продукты по бросовым ценам перекупщикам, иначе товары вообще сгниют на подступах к рынку.
Кроме того, большинство современных авторов отмечает, что золотые деньги заняли свое место на рынке потому, что они создавали удобство для товаровладельцев, позволяя им продавать свой товар, не дожидаясь пока на рынке появятся иные товары, ради приобретения которых первые товаровладельцы, собственно, и вышли на рынок.
На самом деле все обстоит иначе. Как только наблюдательные торговцы установили, что предложение обычных товаров стало склоняться к оптовой торговле за золото ради экономии времени, т.е. как только они заметили повышение спроса на золото, они стали использовать эту возросшую неряшливость в оценке стоимости со стороны всех продавцов обычных товаров, т.е. стали постоянно повышать обменную пропорцию в пользу своего золота. За постоянно снижающееся весовое количество золота они забирали все большее весовое количество других продуктов. Более того, обман оптовых покупателей был достаточно скоро и услужливо возведен теоретиками в ранг «закона» убывающей полезности. То есть, было объявлено, а доверчивые, ненаблюдательные люди, как всегда приняли все за чистую монету, что появление на рынке каждой новой порции однородного товара снижает его цену. Дело старались представить так, как будто, действительно, существует какая-то «невидимая рука рынка», и она снижает цену тех товаров, которые появляются позднее. Ясно, что «зная и понимая» этот «закон», все товаровладельцы стараются попасть на рынок первыми, чтобы продать оптовику свой товар по «высокой цене».
Они не понимали и не понимают, что если даже все торговцы представят свои товары на рынок одновременно, то, все равно, оптовый купец начнет торговаться с одним из продавцов, и потому на каждого последующего продавца начнет распространяться действие «закона» убывающей полезности. Теперь каждый последний продавец «знает» и потому смиряется с правом купца платить совсем маленькие деньги. Мелкие производители не понимают, что скупив у них оптом относительно мелкие порции одного и того же товара по неуклонно снижающимся ценам, оптовый купец, особенно если он монополист, выкинет этот товар на других рынках большими порциями и по одной высокой цене. И его не смутит «закон» убывающей полезности, поскольку он писан только для доверчивых дураков.
Так воплотилась в жизнь вековая мечта отдельных наблюдательных людей - превратить случайные хаотичные ошибки всех производителей при стоимостной оценке своих товаров в систематические, односторонние, постоянно растущие, усиленные психозом теории и практики «снижающейся полезности», « предельной полезности» и т.д., уловить эти погрешности при помощи обмена на нетленный товар (деньги) и сосредотачивать эти погрешности в виде денежной формы прибыли в руках постоянно сужающегося круга частных лиц.
Так возник класс купцов, т.е. людей, которые вообще переселились из сферы производства исключительно в сферу обращения и монополизировали за собой право покупать у всех остальных производителей товары за золотые монеты, т.е. делать из производителей натуральных продуктов хронических носителей обязанности ошибаться в расчетах, относительно истинной стоимости своего продукта. То, что первоначально было свойственно всем обменивающимся субъектам, т.е. ошибка в расчетах, превратилось в печальную обязанность большинства тех, кто прохладно отнесся к изучению свойств золота как товара, сосредоточившись лишь на его загадочном блеске и, якобы, «удобстве». Русские лингвисты могут гордиться своим «великим и могучим», применившим ясное и понятное слово «купец» для обозначения лица, функция которого состоит именно в том, чтобы осуществить операцию, которая и делает его господином положения в среде недостаточно образованных производителей. Если посмотреть на процесс со стороны финала, то создается впечатление, что купец получает прибыль тогда, когда он продает товары. На самом деле, купец станет продавцом только после того, как ему удастся побыть купцом и осуществить закупку продуктов по цене ниже цены розничного рынка.
С появлением слоя профессиональных купцов нарушение пропорций обменных операций превратилось в «игру в одни ворота». Есть все основания утверждать, что слой купцов был образован теми людьми, которые раньше других увидели в деньгах свойство, не только накапливаться и не «портиться», но и накапливать в руках их владельца менее трескучую, чем политическая, но более эффективную - экономическую власть над всеми потребителями, в том числе и над предпринимателями-производителями. Удобство этой формы власти заключалось в том, что большинство ненаблюдательных производителей товара превращалось в активных представителей СПРОСА на деньги, а раз все внезапно воспылали этим спросом, то, ясно, цена на металлические деньги систематически росла, в то время, как оптовая цена на натуральные товары систематически падала.
На рынке, наконец-то, установился прочный принцип, когда за постоянно сокращающееся количество металлических денег оптовые купцы приобретают растущее количество товаров у мелких производителей. Т.е., когда появились металлические деньги, и определение цены товаров превратилось для большинства уже совсем в непостижимую «китайскую грамоту», купцы начали покупать товары у производителей по пониженным ценам, а затем выносить эти товары в ту часть рынка, где они не производились, и меняли товары на золотые деньги иных покупателей, но уже по повышенным ценам.
Нетрудно представить, за какие гроши, например, китайские купцы приобретали шёлк и фарфор у своих забитых ремесленников, кому и за сколько они продавали эти товары в Европе, тем более, что во времена функционирования Великого шёлкового пути, Европа могла покупать у китайских купцов именно за золото, поскольку сама не производила ничего такого, что могло бы удивить китайскую знать и купцов. Даже Венеция в эпоху своего экономического расцвета могла похвалиться лишь некоторыми сортами стекла и кружевами.
Совершенно закономерно, что служащий Флорентийского торгового дома Барди Франческа Паголотти, вернувшись домой в 1355 году после восьмилетнего путешествия по Великому Шелковому пути, написал подробную книгу: «Практика торговли, или сочинение о далеких землях, торговых мерах и других предметах, сведения которых необходимо купцам всех стран». Не исключено, что в малограмотной Европе эта книга стала бестселлером среди узкого круга заинтересованных лиц и сыграла важную роль в ускоренном развитии верхушки купечества эпохи Возрождения. Видимо, Франческа в значительной степени осознал, что является самым технологичным в купеческом деле Восток. Он особо выделил высокую роль манипуляций с «торговыми мерами», т.е., прежде всего, с ценами и поэтому его можно считать важным теоретиком-провокатором эпохи Возрождения торгашеского духа Запада.
Если же проанализировать основные направления походов Александра Македонского, осуществленных в максимальной исторической близости к началу функционирования Великого шёлкового пути, то и здесь мы получаем основания для вывода, что в 4-3 веках до нашей эры слухов о диковинных товарах, производимых в странах Западной Европы, не было. Поэтому на Запад Александру можно было не ходить. Даже Рим не славился производством тех видов роскоши, которыми мог похвастаться Восток. Можно даже предположить, что китайских купцов в Европе в те времена привлекала, прежде всего, и именно, возможность безбожно надувать местных, неискушенных в «торговых мерах» западных феодалов, а не товары западных ремесленников. Однако европейские ученики оказались бессовестнее своих учителей в вопросах меры обвеса и обсчета покупателей. Европейцы освоили китайское изобретение, бумажные деньги, глубже и масштабнее самих изобретателей, и очень скоро приспособились обсчитывать, обмеривать и, следовательно, разворовывать Восток эффективнее, чем это делал древний Восток по отношению к древнему Западу.
Если не быть формалистом в терминологии, то есть все основания, чтобы неэквивалентный обмен на рынке называть одной из форм воровства. В классическом карманном воровстве вообще не предполагается эквивалентности. Просто из вашего кармана достаются деньги. В случае же розничной торговли у покупателя из кармана изымаются безвозмездно не все деньги, а только их часть. Но эту часть розничный покупатель отдает купцу-продавцу добровольно. Поэтому и создается иллюзия, что торговля не воровство, а эквивалентный добровольный обмен денег на эквивалентное количество товара. Ограбление же не ощущается, прежде всего, потому, что всем ограбленным кажется, что они безупречно ясно представляют истинное содержание торговых операций. Их не проведешь! Им всё «ясно и понятно», как в аксиоме Евклида, с той только разницей, что Евклид ставил перед собой задачу ни в коем случае НЕ обманывать учеников, а купец, напротив, задаётся вопросом, как в любом и каждом случае обсчитывать и обвешивать покупателя в возрастающем масштабе, но чтобы в сознании жертвы царил вечный покой.
Следовательно, каким бы шокирующим не казался этот вывод: основная причина существования материального богатства и бедности в мире - торговля. Сам предмет торга - уровень, на который купцу-продавцу удастся обмануть покупателя. Ни одна из ассоциаций преступного мира, ни даже пираты, ни конкистадоры не смогли создать себе такого источника постоянно возрастающего богатства, какой создали себе купцы: неэквивалентный обмен.
Первым историческим типом сознательно неэквивалентных экономических отношений было простое карманное воровство на базаре. Последним типом подобных, наиболее эффективных неэквивалентных отношений являются между банками, страховыми компаниями, ПИФами, пенсионными фондами и племенем дремучих вкладчиков. Мировая практика последних лет накопила массу фактов, когда банки и прочие подобные финансово-кредитные учреждения просто собирали деньги с вкладчиков, пайщиков, акционеров и… принципиально не возвращали их ни под каким предлогом. Митингующие обманутые вкладчики - визитная карточка любого развитого цивилизованного рынка.
Карманный вор использует только ловкость рук и надеется только на то, что его не заметят. Биржевой игрок, банкир - воры высшей квалификации, которые умудрились узаконить свой способ обворовывать и сделали виновным самого обворованного, лишив его, по закону, прав на апелляцию.
Именно в денежном обращении был найден способ, рассчитанный на абсолютных дураков и доводящий диспропорциональность обмена до его возможного максимума. Для современного рынка ценных бумаг является типичным, когда абсолютно ничего не стоящие бумаги, т.н. «мусорные акции», обмениваются на валюту, ликвидность которой признают все остальные индивиды. Для наблюдательных людей эта операция смешнее, чем любой первоапрельский розыгрыш. Но современные профаны относятся к бирже, как к теории Эйнштейна: ничего не понимают, но свято верят, что их не разыгрывают. Эти сотни миллионов профанов, особенно в Америке, и отдали накануне кризиса всю свою ликвидную наличность владельцам «ценных бумаг», т.е. отдали более или менее ликвидные деньги за… ничто.
Т.е. то свойство денег, которое закрепило за большинством населения планеты право отдавать большую ценность за меньшую ценность, в годы кризиса доводится владельцами основной массы денег до абсолюта. В последнем акте предкризисной комедии производители «ценных бумаг» продают их населению, как товар, у которого, якобы, не только текущая цена «страшно высока», но и в недалеком будущем эта цена грозит вырасти еще больше. Однако именно продавцы ценных бумаг заранее знают, что их бумаги именно завтра утратят свою «ценность». Тем не менее, все рейтинговые агентства успокаивают покупателей ценных бумаг и предлагают им покупать объективно обесценившийся товар за еще не обесценившиеся деньги.
Текущий кризис возник именно потому, что большая часть населения, в том числе мелких и средних предпринимателей мира, осталась, практически, без денег, а деньги, в силу своего коренного свойства, обмениваться неэквивалентно, сосредоточились в руках меньшинства, которое теперь вообще не знает, что делать с триллионами долларов, евро и рублей.
Заключение
Могут, конечно, сказать, что частое использование автором слова «наблюдательные» применительно к мошенникам, недостаточно полно характеризуют их духовную преисподнюю. Увы, одной лишь жадности и мизантропии совершенно недостаточно для создания механизма устойчивого легитимного обсчета большей части человечества, в том числе и либеральной интеллигенции. Нужно соединить жадность и подлость с дьявольской наблюдательностью, чтобы постоянно искать и находить слабые места в мышлении современных людей, чтобы хладнокровно использовать миллиарды наемных головотяп, мелких бизнесменов, чтобы на их глупости осуществлять всеобщую ваучеризацию, строительство финансовых пирамид, ПИФов, пенсионных фондов и т.п. улавливателей денежных накоплений населения, как это делали Чубайс, Мавроди, Ходорковский, Медофф и др.
Если коротко сформулировать основной вывод, который бы следовало читателю сделать, размышляя над сущностью денег, то его можно свести к следующему: подобно тому, как у вора основным «инструментом» получения неэквивалентных доходов является ловкость рук, у грабителя - револьвер, бейсбольная бита, у «медвежатника» - «фомка» и «гусиная лапка», деньги есть инструмент для малозаметного, но наиболее эффективного перелива стоимости из карманов всех граждан в карманы постоянно сужающейся прослойки финансовых олигархов.
Этот вывод ничего не отменяет в том великом открытии Маркса, что деньги, действительно, обладают всеми теми функциями и свойствами, которые сформулированы в первом томе «Капитала». Однако, по странному стечению обстоятельств, подавляющая часть советской и мировой интеллигенции не учла предостережений Маркса о том, что глава о простой случайной форме стоимости, имеющая решающее значение для понимания сущности денег, написана в «Капитале» настолько популярно, насколько это вообще позволяет материал. Иначе говоря, на самом деле, понятие стоимости требовало от людей совершенно непопулярных, а диалектических усилий при изучении этой проблемы. Но, в лучшем случае, советские интеллигенты зазубривали определения из «Капитала», не прилагая усилий для того, чтобы полнее понять гения. Цена этого недопонимания - реставрация капитализма в СССР и нынешний мировой экономический кризис, грозящий перерасти в новую мировую войну. Такова цена интеллектуальной лени, перерастающей в невежество.
В последние месяцы все мировые СМИ с ехидцей комментируют планы правительств и президентов по борьбе с кризисом. Можно подумать, что если журналистов сделать министрами и президентами, они быстро усмирят кризис. Основным вопросом, который высмеивается в СМИ, является вопрос о том, куда и сколько нужно направить денег, чтобы начался процесс оживления экономики. Журналисты делают вид, что они то знают, куда и сколько нужно направить.
Видимо, еще пару сотен лет либеральные журналисты, президенты и премьеры всего мира так и не поймут, что главной причиной возникновения кризиса в рыночной экономике является сам механизм товарно-денежных отношений. Говорить о наличии какого-то «хорошего» способа вливания денег в кризисную экономику это все равно, что ставить капельницу пациенту с диагнозом - инсульт или советовать пожарникам, как лучше залить горящий дом мощной струёй… бензина.
Почему советская экономика до Горбачева не знала экономических кризисов, которые каждые несколько лет сотрясали рыночные экономики развитых стран мира. Только потому, что построенная Сталиным плановая экономика, особенно её промышленность, демонстрируя самые высокие темпы развития в истории человечества, пользовалась только безналичным расчетом. Ровно в той мере, в какой Хрущев стал насаждать хозрасчетные, реальные денежные отношения «для ускорения строительства коммунизма» в СССР, в этой же мере началось замедление темпов экономического развития страны. Когда же Андропов вообще заменил плановую экономику хозрасчетной - экономика СССР стала… капиталистической и теперь, как все цивилизованное человечество, сидит по уши в экономическом кризисе и удивляется.
Известно, что дух и буква закона — это далеко не одно и то же. Если вспомнить, то т.н. «законов Ноя» было всего семь, причём последний из них утверждал лишь, что следует учредить какие-нибудь инстанции для контроля за соблюдением первых шести. И занимали все они по полстрочки, а не по три тома каждый. Считалось, что этого вроде как достаточно для реализации справедливого общества. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что в этом случае судить предполагалось именно исходя из духа закона, по той простой причине, что буквы его фактически не было.
По мере развития общества законодательство несколько усложнилось и в Римской Империи сложились основы того, что стало прообразом современной юридической системы. Однако прообраз этот имел от последней одно весьма существенное отличие: кроме столь воспеваемой сегодня презумпции невиновности он опирался и на т.н. презумпцию знания законов. (Действительно, как можно требовать от человека соблюдения того, чего он не знает?) Причём презумпция эта была столь же действенной, как и презумпция невиновности: граждане действительно знали законы — они учили их в школе. Все законы. Законодательство имело вполне разумный объём и было реально доступно для запоминания и — главное — понимания всеми без исключения членами общества (не считая умалишённых, конечно). Я полагаю достаточно очевидным, что в законодательстве столь небольшого объёма не могли быть перечислены все, к примеру, виды и разновидности воровства, так что не буду утруждать читателей обоснованием этого факта. Важно для нас, что судить по-прежнему предлагалось именно исходя из духа закона, тем более, что любой римский гражданин, несогласный с решением суда, имел полное право апеллировать непосредственно к императору, который уже судил не взирая ни на какие законы, а просто исходя из своих соображений о справедливости. В самом крайнем случае он мог попросту изменить закон — и дело с концом.
Что же произошло дальше? Выражаясь образно, победил «подход фарисеев и книжников» (против чего, кстати говоря, и выступал в своё время Иисус Христос), а именно — талмудическая идея подмены духа закона его буквой. Трудно сказать, было ли это связано как-то с распространением в Риме еврейских юристов (если, конечно, таковые вообще имели место в те времена) или с какими другими причинами — не суть важно. Важно, что идея эта в какой-то момент восторжествовала и сегодня является главенствующей общественной доктриной, концепцией т.н. правового государства.
Одним из основополагающих принципов этой «талмудической законности» является общеизвестный (и сегодня — уже почти общепринятый) тезис: разрешено всё, что явно не запрещено законом, т.е. фактически именно главенство буквы закона над его духом. На этом принципе построена вся система иудаистской этики и происходящее от неё этическое обоснование юридических систем всех западных (и не только) «демократий». Было бы, однако, ошибкой сделать на этом основании вывод об имманентной зловредности иудаизма и на том успокоиться — поиски козлов отпущения, на которых можно свалить вину за все грехи мира, ещё никогда не приводил ни каким положительным последствиям, а обычно лишь усугублял проблему. Важны в данном случае не истоки явления, а его последствия — последствия целенаправленного проведения означенной доктрины в жизнь.
Последствий этих два. Во-первых, лавинообразное усложнение законодательства. Способы ущемления одним человеком прав другого (т.е. разновидности воровства, убийства, клеветы и т.п.) весьма разнообразны и, повидимому, ограничены лишь воображением ущемителя (или его юридических консультантов). Любой новый запрет порождает мирриад способов его обхода, тем более, что занимаются их изобретением лучшие умы в этой области, в то время как законы, очень часто, принимаются людьми озабоченными всем чем угодно, то только не вопросами оптимальности законодательства. В чём-то этот процесс похож на соревнование авторов вирусов и антивирусов — «разбойники» всегда идут на шаг или два впереди «казаков» и никто уже даже не пытается делать вид, что ситуация хоть когда-либо изменится к лучшему. Причём проблема тут даже не в том, что первые умнее вторых, а в самой системе: вирусы чаще всего пользуются не какими-то просчётами в дизайне, а вполне легальными средствами, заложенными в проект «для нашего удобства». И залатать эти «дырки» до конца никогда не удаётся, поскольку для этого пришлось бы пересмотреть весь проект в целом и построить его на совершенно иных принципах. Абсолютно то же самое справедливо и в отношении законодательства.
Второе последствие касается более отвлечённых материй и тут мы имеем уже существенное отличие от нашей «вирусной» аналогии. Если наличие вирусов полагается пусть и неизбежным, но при этом всё же нежелательным явлением, то бесконечная гонка законодательства за его нарушителями считается не то что нормой, но чуть ли даже не достоинством современной политической системы. Здесь уместно привести другой основополагающий принцип современного права, прямо вытекающий из первого: никто не может быть наказан за преступление, которое не квалифицировалось законом как таковое на момент совершения, который явно и беcкомпромиссно разрывает связь между моралью и законностью. Ещё раз вспомним, что библейские «законы Ноя» апеллировали именно к морали, к понятиям добра и зла. Человек не должен был убивать не потому, что это незаконно, а потому, что это — аморально, потому что хорошие люди так не поступают. Т.е. писанное законодательство фактически было не более чем «конспектом» (и очень кратким) неписанного морального кодекса. В современном же «цивилизованном» мире это взаимоотношение морали и закона поставлено с ног на голову — человека предлагают считать хорошим не потому, что он поступает хорошо, а всего лишь потому, что он не нарушил ни одного из миллионов правил, моральность многих из которых вызывает серьёзные сомнения даже у тех, кто эти правила принимает. Хуже того, человека, творящего только добро, но с нарушением этих правил, нам предлагают считать плохим. Иными словами, вместо формулировки основанного на требованиях морали законодательства, современные общества пытаются внушать своим членам основанную на произвольном законодательстве псевдомораль. Проблема, однако, в том, что воспитать псевдоморального человека, похоже, невозможно — на этом пути можно лишь воспитать человека полностью лишённого морали.
Но общество не может существовать без морали вообще. Если единственным, что сдерживает человека от совершения преступления, станет страх наказания, мы получим не нормальное общество, а одну большую зону, «тюрьму народов» в самом прямом смысле этого слова. Конечно, внутри этой зоны будут и разного рода карцеры разной степени строгости режима, но зона от этого зоной быть не перестанет — местом, где преступники живут среди преступников и озабочены лишь одним: как бы урвать себе чужую пайку и стать «пацаном», а не «петухом».
К счастью, до этого ещё далеко (хотя может быть я и излишне оптимистичен), но некоторые очень тревожные последствия деморализации общества уже налицо: быть хорошим в современном обществе просто невыгодно. Ну, строго говоря, это никогда не было особо выгодно или может быть даже не было выгодно никогда, но основная проблема современности в том, что быть моральным сегодня страшно невыгодно. Фактически, прожить честно стало практически невозможно. Очень часто невозможно прожить даже хотя бы относительно честно. Всё это приводит к постоянному и непрерывному конфликту человека со своей совестью, охватывающему подавляющее большинство населения развитых стран. Результатом чего явлются резкий рост психических заболеваний и потребления препаратов типа прозака, рост наркомании, количества и «качества» насильственных преступлений, падение рождаемости в результате нежелания своим детям подобной же участи. Происходят совершенно немыслимые вещи — дети в течение года(!) планируют и подготавливают массовое убийство одноклассников, а их родители даже ни о чём не подозревают. Причём это не дети каких-то отщепенцев или нищих, озлоблённые на всех и вся просто из зависти — это весьма неплохо обеспеченные детки из «благополучных семей». И подобных случаев, становится из года в год больше.
В то же время другие люди отказываются от морали полностью и превращаются в «хищников», стараясь максимально приспособиться к окружающей общественной среде. Именно они, как правило, выбиваются на все решающие посты как в экономике, так и в политике. Возвращаясь к «еврейской теме», столь «популярной» сегодня в России, следует отметить, что было бы величайшей наивностью винить в чём-то конкретно г-д Березовского или Гусинского, а уж тем более — на основании их национальности — ссылаться на какие-то «еврейские происки». Проблема заключается не в конкретных «хищниках» или их национальности, а в самой системе, порождающей «хищников» и гарантирующей им приход к власти. И пока система эта не будет полностью ликвидирована и заменена на такую, которая пусть и не поощряет, но хотя бы не карает людей за добрые поступки, накакой долговременной пользы от каких-либо полумер не будет — всё равно всё рано или поздно вернётся на круги своя.
Вопрос лишь в том, существуют ли в принципе «законные» методы ликвидации аморальной законодательной системы, в результате которой они, вполне вероятно, перестанут быть законными? И с учётом сказанного, имеет ли вообще смысл говорить о какой-то законности в применении к сегоднящней действительности?
Кто виноват в бедах рабочих, националистов и тому подобной публики
В среде российского пролетариата, в интеллигентских кругах, периодически ходят рассуждения о том, что нужно сделать, чтобы в России стало жить, как в «цивилизованных» странах. Наиболее остервенелая пропаганда западного образа жизни закончилась еще в 90-х годах уже минувшего века, но ее отголосок слышится до сих пор, во фразе о «цивилизованном» обществе, которое логично противопоставляется нецивилизованным. На Запад, как оказалось, россияне стремиться перестали, но «цивилизованными» странами еще прикрываются.
Ответы на извечные вопросы: «кто виноват» и «что делать», - «прогрессивной» националистической общественностью были найдены быстро. Более того, на какое-то время они отложились в сознании обывателя. Теперь всем известно, что в наших бедах виновны евреи и приезжие гастарбайтеры, которые отбирают работу у русских. Конечно, патриотам-националистам из рабочего люда разбираться в капиталистических отношениях, основанных на святости частной собственности, некогда, нужно работать в лучшем случае на одного хозяина, а то и на двух, а то и трёх хозяев. Интеллигенты-патриоты знают, да словом не обмолвятся, что благодаря товарно-денежным отношениям они имеют возможность получать гонорары за бессмысленные песни, посредственные книжки и «разоблачительные» статьи «о неизвестной жизни вождя мирового пролетариата». А это значит, что они более заинтересованы в получении очередной подачки и, следовательно, в сохранении капитализма, нежели в действительном раскрытии поднятого нами вопроса. Поэтому правду о капитализме придется раскрыть простому рабочему, который время от времени да задумывался над данной проблемой.
Почему же виноват именно капитализм?
Искать виноватых вокруг себя - дело нехитрое. Гораздо сложнее и труднее осознать, что проблема именно в себе. Что рабочий всех национальностей такой же виновник безработицы в мире и в России в частности, такой же виновник высокой смертности среди населения, как и его хозяин. Первый потому, что и пальцем не пошевелил для изменения существующего положения вещей. А второй потому, что менять ситуацию не в его пользу. Поэтому он нанял и содержит вассалов в лице: журналистов, писателей, юмористов, и армию полицейских, на всякий случай. Одни пытаются сформировать общественное мнение, другие неусыпно следят за тем, чтобы другого мнения в массах особо не наплодилось. Не дай бог! Уж лучше «хаять» гастарбайтеров, евреев, мировое правительство и подогревать в массах национализм, чем изобличать несправедливость в самой сущности капитализма, а именно в ее заинтересованности в максимальной прибыли.
Три века тому назад в мире преобладал преимущественно ручной труд. Труд был тяжелый, а потому в земледелии, на производстве по выплавке железа, производству кожи, на угольных копьях и т.п. справиться с работой могли только мужчины. Помимо них существовали ремесленники - мастера на все руки, которые производили товары, повара, слуги, проститутки и т.д.
В один прекрасный день человечество научилось использовать силы природы не в конкретных местах, обусловленных географически, например, около водопада (вода с которого, падая крутила колесо, и приводила в действие маховик), а независимо от нее. На службу людям пришла паровая машина. Это изобретение, которое должно было облегчить труд, вдруг неожиданно помогло английским, немецким рабочим… потерять работу с такой же быстротой, как и теряют её нынешние. Тогдашние англичане и немцы, правда, не могли все списать на азербайджанцев, таджиков и турок - как это делают теперь российские рабочие и рабочие «цивилизованных» стран. Следуя современной националистической логике, тогдашние рабочие мужчины виновными должны были бы признать своих жен и детей и с пеной у рта требовать их депортации из страны. Так как те, вместе с изобретениями, расширили рынок рабочей силы, понизили заработную плату, составили мужчинам серьезную конкуренцию за право работать в нечеловеческих условиях на хозяина. Таким образом, более дорогой мужской труд с успехом мог заменяться (не везде, конечно) женским и еще более дешевым детским. Теперь вся семья вынуждена искать работу.
Уже первые применения машины Ньюкомена (использовавшейся по всей Европе) показали, что она «за один день выполняла работу, которую бригады из 25 человек и 10 лошадей, работая посменно, раньше выполняли за неделю».
В России же первая машина Ползунова, вошедшая в строй в 1766 г., за три месяца «оправдала все затраты на ее постройку в сумме 7233 руб. 55 коп. и дала чистую прибыль 12640 руб. 28 коп». Столько она и проработала, пока не дала течь, которую устранять тогдашние управители алтайских заводов не захотели, а спустя 13 лет и вовсе приказали её разобрать. Несмотря на очевидные преимущества от введения машины в эксплуатацию, тогдашние менеджеры не увидели в её использовании особой необходимости, т.к. населения в России было предостаточно, оно покорно ходило в церковь, верило, что только в тяжких трудах оно попадет в рай и не задавало лишних вопросов. А потому считалось, что машины выгоднее использовать там, где рабочая сила дороже.
Из этого следует, что стоимость производства машины и расходы на зарплату рабочему относительны друг к другу. Одновременно с этим, применение машин или новых технологий в одной отрасли автоматически расширяет рынок труда, усиливает конкуренцию среди рабочих и, как следствие, понижает стоимость рабочей силы и в других отраслях, т.к. происходит переток трудовых ресурсов с места на место.
К сожалению, в те времена рабочие также не могли разобраться, в чем тут дело, кто виноват. Свалить вину на приезжих не было возможности, обвинять собственных детей странно, поэтому они нашли не менее нелепое оправдание своим бедам, нежели и современные работяги. Они начали ломать машины, обвиняя их в том, что они, машины, отнимают у них работу!
Спустя многие десятилетия капиталисты, пытаясь погуще загримировать свое истинное лицо, «правдиво» объяснили, что научный прогресс тут не причем, что он, наоборот, только облегчает труд рабочих за счет более совершенной техники, а значит, позволяет им трудиться с наименьшими физическими нагрузками. Правда, обман заключается не в том, что было сказано, а в том, что сказано не было. По самой природе машина создавалась как средство, увеличивающее производительность, и облегчающее труд человека. И она вполне бы себя оправдала, если бы не одно «но». Капиталистические отношения, частная собственность делают из машины не помощника рабочему, а его неодушевленного эксплуататора.
Вместо того, чтобы сократить рабочее время в результате увеличения производительности труда, предприниматель увольняет часть рабочих, а оставшимся увеличивает объём производимой продукции. Вследствие обострившейся конкуренции на рынке рабочей силы рабочий вынужден мириться с этим. Так как более совершенные машины уже не требуют особых индивидуальных навыков и умений, какие требовались, например, обувному мастеру, ими могут управлять и обслуживать большее их количество менее квалифицированные рабочие, готовые продавать свой труд за копейки, чтобы хоть как-то выжить.
Вся история развития и эксплуатации машин, показывает нам, что в обществе, основанном на рыночных отношениях человек - это лишний балласт. Если можно создать машину, которая бы управляла машинами, это будет сделано, к этому будут стремиться. Но во всей этой истории есть еще одно «но». «Максимальная прибыль капитала складывается не из-за сокращения труда рабочего, а из-за сокращения оплачиваемого труда». Выколачивать прибавочную стоимость, т.е. не оплаченный труд, можно именно с рабочего человека. И в этом заключается еще один рыночный антагонизм, а чтобы он не был так заметен, предприниматель делает другой ход, который побуждает его к увеличению рабочего дня, чтобы компенсировать сокращенных рабочих.
Процесс увеличения рабочего дня, мог бы продолжаться еще какое-то количество времени, если бы рабочие не предпринимали попыток изменить существующий капиталистический порядок.
Спустя еще какое-то время, на сцену выходят государственные чиновники и в законодательном порядке запрещают (в их понимании) детский труд, сокращают рабочий день. На эти уступки они были вынуждены пойти под давлением сорганизовавшихся рабочих. Да и генофонд нации из-за чрезмерного труда изрядно захирел, а ведь в армии и полиции еще нужны здоровые мужчины…
Но и эта мера всего лишь поспособствовала более ускоренному созданию более совершенных машин, которые еще более увеличивали прибавочный продукт и повышали интенсивность труда. То есть ранее человек мог работать 16 часов и обрабатывать, скажем, 100 деталей, на сегодняшний же день улучшение оборудования, увеличение скорости производства позволяют за 8 часов обработать 500 деталей.
А введение сдельной оплаты вообще обходит всякие законодательные акты. Во-первых, работаешь, сколько хочешь, а если это касается производства, то заработать более вообще не удается, т.к. машина работает с определенной скоростью и, таким образом, сделать больше за определенный период тебе не удастся. Свою норму прибыли предприниматель все равно получит.
Во-вторых, сдельная оплата труда ставит рабочего в такие условия, чтобы он действительно расходовал больше сил. А затем нервное истощение, срывы…
В наш век производственное оборудование настолько развито, что человеку приходится порой лишь следить за показаниями приборов и счетчиков, т.к. все сложные операции машина делает сама. Облегчив труд, машина практически полностью исключила индивидуальные возможности рабочего, что позволяет ему без ущерба для производства менять место работы. Правда, найти работу по специальности и в своем городе после сокращения, конечно, можно, но вряд ли она оправдает ожидания.
Памятуя о хвалебных обещаниях рынка о том, например, что конкуренция, якобы, способствует улучшению качества и снижению цены, необходимо упомянуть, что этот закон касается, в первую очередь, тех, кто будет пытаться улучшить качество, и снизить стоимость. Прежде всего, именно рабочих, которые, чтобы устроиться на работу должны будут быть лучше других и, что на сегодняшний момент главнее, должны будут согласиться работать за меньшие деньги и с наибольшей интенсивностью. Правда, на этом их бедствия не заканчиваются, как мы видим, и они постоянно вынуждены думать, а что же будет завтра, т.к. принцип «меньше получай, больше производи» в итоге выбросит и кого-то из них на улицу.
Следовательно, снизится и общая покупательная способность. Те товары, которые раньше покупали рабочие, реализованы не будут, что, в свою очередь (по рыночной теории), должно вызвать понижение цен. Понизятся цены или нет, это как бог даст, а вот то, что меньше покупая они обрекут на очередное снижение зарплату или сокращение таких же «счастливцев», только в других местах, несомненно. Кризис перепроизводства, «нищета от изобилия», как едко подметил Фурье, наименее безобидные спутники рынка.
В период глобализационных процессов капитал будет перетекать из страны в страну в поисках максимальных прибылей. Необходимо заметить, что не во всех странах капиталиста ждут, т.к. в каждой стране есть свой такой же господин, и не во всех странах он может гарантировать сохранность капиталов. Тогда он их помещает в надежных местах и уже на месте привлекает рабочих, которые, в надежде выжить, идут на многие унижения, лишь бы получить необходимое место. Предпринимателю совершенно все равно, кто рабочий по национальности - главное прибыль. И они, как никто другой, заинтересованы в отчаявшихся людях, которым национальное правительство из всех прав гарантировало лишь право на вымирание. Они безмерно обрадуются даже обезьянам, если те, для своего воспроизводства, согласятся работать по 12 часов в сутки и получать за это всего 2 банана в день.
Русские национал-патриоты сущностные аспекты темы обходят. Когда же им на это указываешь, они пытаются использовать свой последний козырь, который лишний раз в них изобличает хозяйских холуёв, нежели защитников русского народа:
- «А гастарбайтеры налогов не платят» - утверждают они. При этом, конечно, они забывают, что не всем гастарбайтерам вообще хоть что-то платят. Но главное в том, что они, в общем-то, согласны сохранить существующее положение вещей, даже если их «любимые» русские не получат работу. Они уже согласны, чтобы на них работали, но еще хотят, чтобы люди, получившие возможность работать, национал-патриотам еще и платили. Перефразируя известное изречение, получаем эдакий «фашизм с человеческим лицом».
Не стоит думать, что гастарбайтеры это беда только России или Германии. Рабочие в поисках работы ездят по всему свету и из всего «цивилизованного» мира. Так, например, вот о чём кричат заголовки немецких газет: «Немцы спасаются от безработицы в Австрии», «сейчас армия работающих в Австрии немцев выросла до 46000 человек и стала третьей по численности группой иностранных рабочих - вслед за жителями стран бывшей Югославии и турками….», «Австрийцы предпочитают соседний Лихтенштейн», и т.д.
Оказывается, жить на дотациях не так уж престижно, что, кстати, любят облизывать некоторые наши соотечественники, да и на жизнь с трудом хватает. А раз в сущностных принципах рынка не разобрались, то и появляются различного рода антиглобалисты в Европе, Америке, национал-патриоты в России, которых, безусловно, устроило бы, чтобы на них работал весь мир, а они в это время отдыхали, где-нибудь на Канарах. А так как их желания не равны их возможностям, так как взять почитать «Капитал» им непосильно, их медленно, но верно подготавливают к очередной мировой бойне, а для затравки дают возможность порассуждать о причинах своих бедствий где-то на стороне, а не в себе самих.
К вопросу о причинах развалов коммунистических партий
Чтобы извлечь верные уроки из факта крушения коммунистической партии, необходимо предварительно уяснить, что такое коммунистическая партия по своей сущности, тогда станет яснее, как возникает партия, которую можно назвать коммунистической, при каких внутренних условиях она может разложиться, исчезнуть и возродиться.
Как известно, история мирового коммунистического движения, его национальных и интернациональных отрядов содержит в себе немало героико-романтических примеров возникновения, относительно длительного функционирования и позорного крушения. Эта цикличность открылась учреждением первого Союза коммунистов, первого Интернационала, а через некоторое время их крушением. Как показывает практика, подобные «колебания» в коммунистическом движении не закончились даже с распадом КПСС. Поэтому внешнюю сторону истории коммунистического движения, как и многие процессы в природе и обществе, графически можно изобразить с помощью восходящей «синусоиды», т.е. спирали, развернутой на плоскости, «амплитуда» и «длина волны» которой от эпохи к эпохе возрастает. В частности, если парижская Коммуна продержалась 72 дня, то функционирование основ коммунизма в СССР продолжалось 72 года и только к 1989 году, т.е. после добровольно-безвольной отдачи власти антикоммунистическому «съезду народных депутатов», временно прекратилось. Если победители одномоментно расстреляли тысячи защитников Парижской Коммуны, то творцы крушения СССР сокращают население во всех республиках демократического рыночного СНГ почти на миллион человек ежегодно. Иными словами, победа того, что в РФ именуется демократией, по количеству жертв среди мирного населения не уступает нашествию немецких фашистов на СССР, тем более, что современные фашисты, расплодившиеся на демократической почве СНГ по своим лозунгам не отличаются от европейских «наци» времен второй мировой войны
Однако, несмотря на ликование в рыночных СМИ по поводу результатов перестройки СССР, объективное развитие производительных сил общества и рост несоответствия им рыночных экономических механизмов, убедительно подтвержденный текущим кризисом, приводит к тому, что на месте каждой исчезнувшей коммунистической партии немедленно возникают новые партийные организации практически во всех странах с рыночной экономикой. «Призрак» коммунизма уже несколько десятилетий бродит не только по старушке Европе, а по всему земному шару и, при всех своих недостатках, современный «призрак» коммунизма умудрен несколько больше, нежели призрак, породивший первый «Манифест коммунистической партии».
На каком опыте учиться?
Жизнь полна парадоксов, одним из которых является склонность большинства индивидов систематически повторять свои ошибки, делая вид, что изучают и исправляют их. Хотя, казалось бы, что, прежде всего, положительный опыт, в том числе и чужой, позволяет уверенно двигаться вперед. Но поскольку большинству людей такой метод представляется лишенным «экстрима», слишком постным, постольку можно надеяться, что, в конце концов, все ошибки будут многократно повторены и, в результате, членам коммунистических партий хотя бы надоест «наступать на одни и те же грабли».
И Маркс, и Ленин написали немало глубокого об ошибках и причинах крушения партий и интернационалов, но даже этих усилий, пока, не хватило, чтобы привить коммунистическому движению надёжный научный иммунитет против развалов. Большинство современных партийцев оказались способными, в лучшем случае, пересказывать цитаты классиков, но всё еще не способны, несмотря на понесенные потери и поражения, выделять в их содержании сущность, а тем более, внедрять теорию в жизнь.
В свое время Энгельс сетовал на то, что «очень трудно объяснить диалектику читающему англичанину». Но не легче объяснить диалектику идей классиков отдельным руководителям современного российского левого движения, поскольку их мышление, в лучшем случае, напоминает мышление участников восстания Пугачева: искренняя ненависть к тиранам и полное нежелание изучить объективные законы ПОБЕДОНОСНОЙ борьбы с тиранией предпринимателей.
Теория и практика учат, что недооценка уроков провалов обрекает партийное строительство на их повторение, а недооценка положительного опыта исключает возможность продуктивного партийного строительства вообще, поскольку учет отрицательного опыта, в лучшем случае, позволит лишь избежать прошлых ошибок, в то время как только положительный опыт может быть развит и, следовательно, привести к очередной, более высокой и гарантированной победе.
Большинство современных коммунистов не понимает, что авторитет «Анти-Дюринга» сложился не за счет одной лишь блестящей критики ошибок Дюринга, а за счет концентрированного изложения Марксом и Энгельсом диаматических основ научного мировоззрения. По этой «схеме» написаны практически все работы классиков марксизма.
Ленинская работа «Что делать?» выполнила свою историческую миссию не столько потому, что в ней были изящно и сокрушительно разгромлены различные антимарксистские течения недомыслия, а потому, что в ней были изложены диаматические основы стратегии партийного строительства и формы борьбы применительно к конкретной исторической ситуации.
Сталин побеждал всех своих противников-современников не только потому, что использовал дефекты их «логики», а потому, что, безусловно, владел знанием диаматических ЗАКОНОВ практического созидания общества, законов перманентного приведения надстройки в соответствие базису. Возглавив страну с сохой, с удручающе низким уровнем грамотности населения, Сталин довел организованность партии и населения до беспрецедентно высокого уровня, руководил трансформацией социальных сред в режиме высших моральных ценностей коммунизма, позволивших большей части поколения, рожденного при советской власти, решать уникальные политические, научно-технические, художественно-культурные, военные задачи по уровню и темпам, превосходящие мировые образцы.
Например, можно ли сравнить фильм «Броненосец «Потемкин» с «Титаником»? О чем фильм «Титаник»? О том, как плохо встречаться с айсбергом в океане? А что, кроме детективов и порнороманов могут дать читателям современные российские писатели демократической ориентации? Как показала многолетняя практика - ничего.
Иными словами, Сталин, как никакой другой Генсек КПСС, понимал, что не слабость врагов усиливает плановую экономику, а только растущая грамотность внедрения коммунистических, т.е. научно обоснованных отношений в общественное производство может обеспечить превосходство коммунистической экономики над рыночной. Все остальные Генсеки или подло топтали сталинские кости, или беспомощно топтались на сталинских достижениях, абсолютно не понимая, что значит «строить коммунистические производственные отношения».
Неприятно признавать, что в результате просчетов, допущенных в период культурной революции в СССР, практически все пропагандисты КПСС, большая часть молодой интеллигенции в период «оттепели», глотая слюни, хулили капитализм по бумажке (об этом убедительно пишет в своих мемуарах Н.А.Яковлев), обладая самыми примитивными представлениями о сущности загнивания капитализма. Их умственная инфантильность приводила к тому, что джаз, джинсы, форма автомобилей, гомосексуализм, проституция и порнография оказывали на них сильнейшее притяжение, а безработица, гангстеризм, колониальное господство демократических стран над большинством стран мира, т.е рабовладение, бешеные темпы наращивания запаса атомных бомб не вызывали ни настороженности, ни отторжения, ни даже легкой брезгливости по отношению к капитализму. Показательно, что ни один видный перебежчик из социалистических стран в рыночный рай 50-60-х годов не устроился рабочим на автосборочные конвейеры Форда. Т.е. умом они понимали, как изнурительно и унизительно, как примитивно быть американским рабочим. Поэтому все они или «трудились» на подрывных радиостанциях, или в других разведцентрах. Примитивные интересы и потребности, верховенство свободы желудка в морали «пятидесятников» вылились в главный лозунг времен «хрущевской оттепели»: «Догнать и пережрать Америку по мясу, молоку, яйцам». Так понимали основную цель строительства коммунизма сам Хрущев, и, уважающая его, своей поротой задницей в Манеже, инакомыслящая интеллигенция. Многим представителям советской художественной богемы хотелось не только пережрать, но и перепить Запад. Если внимательно присмотреться к моральным «ценностям» героев произведений советских «инакомыслящих» той эпохи, особенно Ерофеева и Аксенова, то они лишь примитивно копируют «ценности» «Трех товарищей» Эриха Ремарка. Слова «кальвадос» и «виски» отождествлялись этими «инженерами человеческих душ» с тестом на интеллигентность. Правда, Венечка пил любую отечественную спиртосодержащую жидкость. Именно поэтому так воспевают Венечку современные ерофеевы.
Но и сегодня не только в художественной, но и в коммунистической литературе невозможно найти ни глубоких критических, ни содержательных конструктивных произведений, которые могли бы сыграть роль массового агитатора, пропагандиста и организатора той части аудитории, которая ещё не разучилась читать и думать научно, ищет выход из выгребной ямы рыночного демократизма. Более того, многие члены коммунистических партий до сих пор не разобрались в неразрывном единстве денег, рынка, капитализма, империалистических войн и всех видов преступности и аморализма, а претендуют на то, что они являются членами партии НАУЧНОГО коммунизма.
Движение или партия
Сегодня в мировом коммунистическом движении всё еще нет общепризнанной точки зрения на причины крушения КПСС. Но ещё печальнее, что в литературе нет и признанного конструктивного ответа на вопрос, что делать в современных условиях, чтобы, в конечном итоге, возродить именно коммунистическую партию? Полемика продолжается и, тем самым, доказывает, как плохо поставлено дело научно-теоретической подготовки современных коммунистических руководителей, и сколь они неавторитетны друг для друга. А раз так, то нет уверенности, что печальный опыт КПСС не будет повторен многократно, пока, наконец, не будет найдено научно состоятельное противоядие против «токсинов» загнивания.
Современные теоретические шатания тем более прискорбны, если учесть, что некоторые существенные ответы на подобные вопросы можно «добыть» самостоятельно, если творчески изучить положительный опыт, например, КП Китая, Кубы, ТПК и других коммунистических партий, устоявших в 90-е годы. Однако и опыт ВКП(б) ленинско-сталинского периода содержит в себе важнейшие универсальные и, пожалуй, нетленные ответы на подобные вопросы. Остается только найти в них то, что было не понято и отброшено Хрущевым, Горбачевым, Зюгановым как нечто «устаревшее».
С теоретической точки зрения, согласно действию объективного закона отрицания отрицания, любая партия должна, в конце концов, отмереть. Коммунистическая партия была первой в истории политической борьбы, которая заявила об этом открыто с самого начала своей борьбы. Она боролась не за увековечивание своего положения в качестве авангарда рабочего класса, не за увековечивание «диктатуры пролетариата», а за то, чтобы, в результате победы очередной социальной революции, уничтожить на ближайшие тысячелетия классовое деление общества, избавив человечество от грязи и крови любой политики и, следовательно, от политических партий. Однако отмирание партий естественно только после полного выполнения их программ. Отмирание же партии до выполнения программы можно объяснить, прежде всего, непрофессионализмом партийных кадров.
Следовательно, нужно иметь мужество принципиально отвечать на вопрос: была ли рухнувшая партия власти, к моменту своего крушения, именно партией коммунистов? То есть необходимо строго отличать понятие «коммунистическая партия» от понятия «коммунистическое движение».
Многие левые партии в РФ «дотягивает» как раз лишь до статуса движения, поскольку зарегистрированные «коммунистические партии», входящие в его состав, в лучшем случае, соответствуют лишь критериям буржуазной конституции, т.е. поглощены парламентским и экономическим кретинизмом, не признаются современными пролетариями своим авангардом, хотя, по содержанию лозунгов, не несущих смысловой нагрузки («Слава Октябрю!», «Капитализм дерьмо!»), являются прокоммунистическими. Т.е. для РФ типичен такой уровень развития коммунистического движения, который, как говорится, «имеет место быть» и проявляет себя, в основном, в форме сопротивления, т.е. в подпевании парламентаризму и экономической форме классового сопротивления пролетариев буржуазной тирании. Это движение в отдельные моменты проявляет себя достаточно шумно, но, в конечном итоге, скромно сходит с политической сцены в силу профнепригодности своего актива.
К моменту своего бесславного крушения, КПСС уже представляла собой типичное движение на стадии полной «обезглавленности» и разброда. Партия состояла из политически неграмотного и потому пассивного горбачевско-зюгановского большинства инертных членов КПСС, перебежчиков «демократической» платформы Руцкого, антисталинской «марксистской» платформы Бузгалина, Калганова, Пригарина, Крючкова и неорганизованного ещё «движения коммунистической инициативы» (ДКИ), наиболее заметную роль в которой играл В.Тюлькин.
Но Коммунистической партией может называться только та развивающаяся часть коммунистического движения, результатом деятельности которой является вызревание субъективного фактора, т.е. перерождение пролетарского класса (созданного буржуазией для эксплуатации) в рабочий класс, СОЗНАТЕЛЬНО вступивший в борьбу за политическую власть. Партией коммунистов следует называть только такую организацию, степень зрелости которой делает коммунистов ОРГАНИЧЕСКОЙ частью класса рабочих, которая способна организовать класс рабочих как ЦЕЛОЕ, не разодранное на профсоюзы, осознающее не сиюминутные интересы, а перспективу своего превращения в свободных людей, неэксплуатируемых хозяином.
Только при такой степени зрелости компартии, рабочий класс воспринимает её как свой ЕСТЕСТВЕННЫЙ авангард. По крайней мере, Ленин важнейшим направлением обучения и воспитания коммунистов считал выработку в них практического умения «до известной степени, слиться с рабочим классом», но не за счет снижения научно-теоретического уровня партийцев, «орабочивания» и «обатрачивания» их, а за счет подтягивания пролетариев к НЕПРЕРЫВНО РАСТУЩЕМУ уровню научно-теоретического развития рядовых членов партии.
Ясно, если партия, действительно, превратилась в органическую часть рабочего класса, более органическую, авторитетную и результативную, чем верхушка профсоюзов, такая партия может исчезнуть лишь вместе с рабочим классом, т.е. после построения коммунизма. Если же коммунистическая партия отупела настолько, что перестала оцениваться рабочими как интеллектуальный авангард, то рабочие, во-первых, начинают презирать такую партию, а во-вторых, рабочие без своего научного авангарда вновь, «назло кондуктору», превращаются в класс заурядных пролетариев.
Слегка перефразируя классика коммунистической поэзии, мы говорим, коммунистическая партия, а подразумеваем олицетворенное развитие, мы говорим развитие и понимаем, что не может быть другой партии, кроме коммунистической, которая ОБЯЗАНА так же глубоко понимать сущность развития. Если, например, КПСС, вместо целенаправленного строительства коммунизма, начала бесконечно совершенствовать «развитой социализм», такая партия перестала развиваться и, следовательно, перестала быть коммунистической. Она получила справедливо «под зад коленом», прежде всего, от самих советских рабочих в ходе забастовок в 1990 году.
Самое печальное, что имея возможность вести на предприятиях разъяснительную работу, партия в 1990 г. не нашла кадров, способных это делать. Поэтому сторонники рыночной демократии смело спускались в забои Донбасса, Воркуты и беззастенчиво врали рабочим, какая райская жизнь у них начнется, когда шахты станут частными. Действительно, сегодня досрочно в рай отправляется шахтеров на порядок больше, чем при остатках социализма, впрочем, как и водителей, пилотов, банкиров и т.д.
В связи с этим, уместно напомнить, что в 1973 году, в ходе обмена партийных билетов в КПСС, было проведено идеологическое тестирование, доказавшее глубокую степень невежества практически всей КПСС. На первой странице новых партийных билетов была размещена якобы ленинская «цитата», обрезанная в самом ответственном месте. Ленин писал, что «коммунисты должны вести дело так, чтобы рабочие им верили, чтобы в партии они видели ум, честь и совесть нашей эпохи». Вместо этого, членам КПСС, редко читающим труды Ленина, был подсунута якобы «ленинская» цитата, глубоко исказившая ленинскую мысль: «Партия ум, честь и совесть нашей эпохи». Никто не заметил подмены. Естественно, что при такой самооценке трудно напрягать извилины. Партия продолжила гибельное самолюбование и обрезание ленинских идей, постепенно приближаясь к горбачевскому уровню.
Таким образом, в 1991 году было юридически оформлено то, что произошло гораздо раньше и фактически: партия постепенно переродилась в нечто аморфное, растекающееся, совершенно несоответствующее своему названию. Но установить факт, признать его естественность не означает еще, что вскрыты причины, порождающие неприятные естественные факты. Эту задачу невозможно решить, не прибегая к диаматике.
Сегодня многим кажется, что нации и, следовательно, национализм существовали всегда. В первом приближении под национализмом, чаще всего подразумевается деятельная любовь к своей нации, сопряженная с безразличием, терпимостью или нелюбовью к т.н. “чужой” нации.
Национализм сегодня, в отличие от христианства или ислама, по степени своей распространенности, явление всемирное, но, подобно религии, так же иррационален и преходящ. Многим очень трудно смириться с мыслью, что нации и национализм возникли сравнительно недавно на почве исторических, т.е. конкретных объективных и субъективных предпосылок. Он стал насаждаться в умы простолюдинов там и тогда, где и когда рынок , как форма экономических отношений между людьми, стал капиталистическим. Антропометрические, лингвистические, пигментационные и т.п. различия между детьми Евы существовали ВСЕГДА, но национализм начал насаждаться заинтересованными лицами вполне сознательно, в определенную эпоху с целью замены религиозного фанатизма, национальным “патриотизмом”.
Огромный вклад в этот процесс сделали буржуазные “учебники” истории. В демократической стране националист №1 это... школьный учитель истории, преподающий по рыночным учебникам, ибо для возникновения национализма, помимо объективных предпосылок, необходимо, чтобы в сознание человека с ранних лет укрепилось убеждение в том, что быть представителем “своей” нации более почетно, чем быть представителем, не дай бог, другой нации. Тот факт, что националисты иногда еще и молятся, никого не должен вводить в заблуждение. Кашу маслом не испортишь. Но две мировые войны, развязанные в ХХ веке под националистическими, а не под религиозными лозунгами, доказывают начало заката религии, как властительницы умов простолюдинов.
Изживать единобожие из сознания людей как идейную основу феодальной формы порабощения, буржуазия начала еще в XVI веке, “спонсируя” кальвинизм и протестантизм, как идеологию освобождения государства от религиозной опеки ради концентрации всей полноты государственной власти в руках крупнейшей буржуазии. Буржуа, приобретшим реальную экономическую власть над обществом необходимо было заменить в умах людей внешнюю мотивацию, т.е. мистически обусловленную покорность “помазанику божию”, внутренним побудительным мотивом к массовому наемному рабству, основанному на видимой этнической схожести людей, проживающих на одной территории, с целью поддержанию острой конкуренции между группами пролетариев разной “национальности”.
Если религиозность зиждется на любви к богу, усиленную страхом перед адом, то национализм представляет собой разновидность полигамии, когда обыватель искренне влюблен во всю “свою” нацию и поэтому, как Дон Кихот, сам себя ведет на смерть во имя любимой “дульсинации”.
Как и религия, национализм представлен, как минимум, двумя типами его носителей. С одной стороны, эгоисты-олигархи, не верящие ни в бога, ни в черта, ни в нацию, любящие только себя и свой доход, НО насаждающие любовь к нации в умы ДРУГИХ людей. С другой стороны, десятки миллионов обывателей, искренне полюбивших свою нацию и умирающих за нее в войнах, умножая доходы.
Сегодня, пожалуй, только РКРП пытается обратить внимание масс на то, что “национализм” вождей есть сознательная спекуляция большинства политиков на исторической недообразованности значительного количества обывателей. Отсюда и благоволение демократов к русской “национальной” символике монархического содержания. Национализм же “низов”, как неоднократно демонстрировала история, есть искреннее, массовое акцентированное умопомрачение. Национализм масс - яркий пример могущества пропаганды, когда платным “националистам” удается погрузить большинство общества в состояние психоза единения эксплуатируемых во имя удовлетворения потребностей... эксплуататоров. Национализм есть форма союза угнетенного со своим тираном во имя усиления гнета над собой же, вплоть до добровольного отправления себя на очередную бойню во имя процветания “нации”.
Стадность чувств, мыслей и действий низших слоев рыночного общества по отношению к “своей” нации, т.е. национализм, возник тогда, когда буржуазии, пришедшей к власти на какой либо территории, удалось убедить ее население в том, что оно не просто население, разделенное на богатых и бедных, униженное тиранией своей буржуазии и, следовательно, социальным неравенством, а именно единая “нация” воров и обворованных, которая должна защищать “свои” границы от другой “нации”, “не жалея живота”... тех, кто верит в мифы о “единой нации”.
Национализм развивался по мере того, как буржуазии удавалось облечь биологическое и исторически сложившееся языковое СХОДСТВО и территориальную ОСЕДЛОСТЬ отдельных групп людей в государственную, т.е. насильственную форму обособления от иноязычных этносов. Уже во время первой мировой войны государственно-национально обособленные христиане загонялись в армию и истребляли друг друга как бешенных собак. Так утверждал себя стихийный буржуазный материализм, о котором в СМИ сегодня не принято говорить вслух.
Границы королевств и царств, многократно менявшие свои очертания при феодализме, в эпоху тирании буржуазии были объявлены национальными, и священными. На поверхности суши столбами и колючей проволокой наносилась линии, несуществующие в природе и потому прикрываемые вооруженными силами, вплоть до строительства циклопических линий Мажино, Маннергейма, Арпада и т.д. Однако, как только соотношение экономических сил в мире менялось, то и “священные” границы СИЛОЙ переносились на новые места и объявлялись еще более “национальными”. В этом случае предприниматели стран-победительниц обмывали шампанским новые границы СВОИХ национальных рынков, определенные, например, Версальским “мирным” договором, а рядовые националисты-победители, искалеченные войной, пополняли армию... безработных.
2. Национализм с теоретической точки зрения.
Ничего кроме смеха не вызвало бы у людей определение, в котором о помидоре было бы сказано только то, что он, например, красный. Бесплодность односторонних определений очевидна. Как учил Ленин, только при максимально возможном охвате всех объективных и субъективных сторон, связей и опосредований, относящихся к данному явлению; только в диалектическом единстве и борьбе противоположностей, породивших данное явление; только в связи с “саморазвитием” исследуемого явления; только в связи с учетом всей общественной практики в области данного вопроса и только при конкретно-историческом подходе к изучаемому явлению можно дать научно состоятельное определения (См.:ПСС,Т.42,С.290), понять СУЩНОСТЬ феномена нации и вытекающих из него национализма и нацизма
Профессора застойных наук избегают анализировать марксизм в той части, в которой утверждается, что нации есть продукт капитализма. В лучшем случае бегло произносится как “пароль”, что нации есть продукт капиталистического рынка, но не более того. Человек среднего уровня развития, всегда “знавший”, что он, прежде всего, армянин, еврей или русский, испытывает душевные муки, если ему сообщают, что когда-то, ни армянской, ни еврейской, ни русской НАЦИИ не существовало. А ведь очень часто единственным “достижением” индивида является именно его принадлежность к одной из “великих наций” и... ничего более. Многих угнетает мысль, что они состоят на 80% из... воды. Им, как и верующим, “знающим”, что, помимо праха в них заключена бессмертная душа, гораздо приятнее жить, сознавая, что помимо воды в них содержится... национальность. Большинство людей сами знают об истинной цене своих мирских званий и чинов, т.е. насколько они действительно ученые, полководцы или художники. Но невежественного человека очень возбуждает, когда он ощущает себя земляком, например, Давида Сасунского, Моисея или Александра Невского. Ему кажется, что частичка их величия распространяется и на него, что Александр Невский знаменит, прежде всего, потому, что русский, а Моисей, не потому, что водил иудеев 40 лет по пустыне, а потому что иудей.
Людей мало смущает то обстоятельство, что австралийские аборигены прожив на Земле столько же миллионов лет, сколько и “украинцы”, “чеченцы” и “эстонцы” на вопрос: “Как называется ваша нация?”, отвечают: “Кенгуру”, что в переводе с языка аборигенов означает “Я вас не понял”. Там, где нет капитализма, там нет и нации, поскольку нет традиций использования большинства населения в интересах кучки эгоистов одноименного этноса. Сегодня, например, в Израиле прибыль с еврея-пролетария дерет еврей-буржуа, а в России патриоты разворачивают борьбу за то, чтобы прибыль с русского работяги драл русский же мироед.
В современной коммунистической литературе достаточно часто используется определение нации, данное Сталиным в работе “Марксизм и национальный вопрос”. Однако многие забывают, что это определение, как и все иные марксистские определения нации есть конкретно историческая “ступенька” в “лестнице” познания сущности нации и объективных предпосылок неизбежного... исчезновения данного феномена. Цитирующие определение Сталина, забывает, что оно должно рассматриваться в диалектическом единстве с положениями “Манифеста коммунистической партии”, гласящими, что при коммунизме НАЦИОНАЛЬНОЕ ДЕЛЕНИЕ ЛЮДЕЙ ИСЧЕЗНЕТ, и что У ПРОЛЕТАРИЯ, при капитализме, НЕТ ОТЕЧЕСТВА, но есть постоянно подогреваемая СМИ иллюзия его наличия. Без учета этих обстоятельств у людей возникает ощущение, что признаки нации носят внеисторический характер и не привязаны жестко к периоду глобализации капиталистического рынка.
Для диалектика-материалиста национальность пролетария явление номинальное, хотя миллионы пролетариев говорят с буржуазией на одном языке, проживают с ней на одной территории, действуют в рамках одной и той же экономики, имеют единые культурные корни и т.д. Но реальное положение каждого пролетария в обществе таково, что ему не холодно и не жарко от того, что его называют британцем, японцем, греком или турком.
Сегодня многие турки живут в ФРГ, во Франции и говорят, соответственно, на немецком и французских языках, поскольку выжить в “любимой” Турции, в среде родных турок, зачастую просто невозможно. Москва переполнена людьми кавказской национальности, совсем недавно, на митингах в Ереване, Тбилиси и Баку, называвших русских оккупантами и свиньями. Теперь многие из митинговавших спасаются от голода в ненавистной России. Как говорится, национальная гордость вещь, конечно, сладостная, но не на пустой желудок.
Почему же у пролетариев нет отечества? Да потому, что земля, недра, заводы, дороги, жилье и т.д. в рыночной экономике принадлежат ТОЛЬКО национальному меньшинству, предпринимателям и тщательно (при помощи полиции и тюрем) отчуждены от большинства “нации”. Пролетарии потому и нанимаются к предпринимателям на работу, что у пролетариев НИЧЕГО нет, кроме рабочих рук. Даже если у рабочего сегодня есть квартира и кондиционер, как только пролетарий потеряет работу, то он лишится квартиры и выбросит “кондишен”, поскольку под мостом, где он будет прозябать, пока вновь не получит работу, прохладно и без него.
Иными словами, отношения между людьми по принципу “частная собственность”, лишает БОЛЬШУЮ массу “нации” какой бы то ни было РЕАЛЬНОЙ части отечества, в то время, как меньшая, хищная часть “нации”, РЕАЛЬНО и монопольно владеет землей отечества и распоряжается ею по своему ЧАСТНОМУ усмотрению, откровенно поплевывая на то, что скажет “голозадая” (как выразился однажды олигарх Березовский) часть нации. Тем не менее, слово “нация” используется буржуазными СМИ именно для того, чтобы создать в умах пролетариев иллюзию, что обе эти части (и хищная, и “голозадая”) образуют горячо любимую нацию. Спекуляция на “национальности” человека оказалась столь удачным изобретением, что слово “нация” до сих пор волшебным образом объединяет эксплуататоров и эксплуатируемых надежнее, чем слово “христиане” примиряет рабов и господ “во Христе”.
Возникает якобы противоречие, между определением Сталина и положением “Манифеста”. С одной стороны, нация существует ОБЪЕКТИВНО и имеет определенное количество отчетливых признаков, позволяющих судить в каждом конкретном случае о том, с чем мы имеем дело: с нацией, с народностью или племенем, а с другой стороны, победа коммунизма ведет (страшно подумать) к исчезновению деления человечества на нации. Но, как показала историческая практика, спекулятивный термин “нация” используется буржуазными пропагандистами не только для сплочения населения страны вокруг “национальной” идеи и оправдания национальных воров перед лицом национально-ограбленных. Предназначение слова “нация” состоит в сплочении населения вокруг идеи ограбления других, как правило, слабых, неполноценных народов или, на худой конец, вокруг идей защиты уже награбленного от молодых “наций”, только выходящих на путь воровского, т.е. национального самосознания.
Определение нации, данное Сталиным, безукоризненно, но многие вырывают его из контекста и не обращают внимания на то, что Сталин дает это определение не педантизма ради, а в связи с необходимостью выявления реальных соотношений исторических форм этнических общностей, выделяя, в конечном итоге, ГЛАВНОЕ, подводя читателя к научному пониманию причин возникновения наций угнетающих и наций угнетенных, наций, народностей и др. этнических групп. Для оппортуниста различие определений “нация”, “народность”, “племя” есть рутинный факт, подобно тому, как в других отраслях знаний классифицируют, например, различные минералы, образовавшиеся в результате случайных процессов, подобно голубым, черным и желтым алмазам. Отсутствие некоторых стандартных признаков наций у отдельных этнических групп пытаются представить, как случайное стечение обстоятельств природной отсталостью данного этноса, дескать, так уж ненароком вышло, что у одних сегодня нет собственной письменности, у других нет единой территории, у третьих государственности и т.д. Буквоеды, установив подобные, лежащие на поверхности факты, с видом самой премудрости заявляют, что при полном наборе признаков мы имеем дело с нацией, а при отсутствии каких-либо из этих признаков мы имеем дело, например, с народностью.
На самом деле современная и языковая, и территориальная, и государственная кастрированность отдельных этносов является продуктом предыдущих этапов классового угнетения, колониального владычества, например, западно-европейских феодальных государств в Азии, Африке и Латинской Америке, американского рабовладения, английской работорговли, российского империализма и т.д. Подобно тому, как римская империалистическая политика эпохи рабовладения на многие столетия превратила иудеев в сугубо кочевой народ, подобно тому, как турецкая империалистическая политика рассеяла массу армян по планете, подобно этому имперская политика европейских стран отняла у одних народов язык, сделав их, например, “франкоязычными”, у других территорию, у третьих религию, а затем объявила свои буржуазные преступления естественным и всегдашним состоянием этих народов, следствием их природной неполноценности.
Долгие столетия для обывателя “полноценных” воровских наций, например, англичан, было естественно расстреливать “неполноценных” восставших индусов.
Иными словами “полноценные” нации существуют именно потому, что они СИЛОЙ отняли у других народов и узурпировали полный набор признаков нации, не позволяя развивать эти же признаки нации у других народов. Именно по этой причине сегодня американская “нация” держит во всех океанах 15 атомных ударных авианесущих групп, бомбит Китай, Корею, Вьетнам, Египет, Ирак, Ливию, Судан, Сомали, Афганистан, Гренаду, Панаму, Югославию... Военное превосходство в буржуазном обществе, есть решающее обстоятельство в споре о том, является данный этнос нацией или нет. Только пушками буржуазная нация может “доказать” свое право сохранить весь набор ее признаков. Количество признаков “нации” убывает пропорционально уменьшения ее военно-экономического потенциала.
Поэтому, с научной точки зрения, национализм есть явление гипнотически-наркотического характера. Он реален настолько, насколько существует потребность класса буржуазии в расширении персональных рынков сбыта и источников сырья и виртуален в сознании каждой единицы пушечного мяса. Национализм, литературно и политически оформленный, нужен буржуазии лишь для надежного возбуждения ВНУТРЕННИХ мотивов у своего НАЦИОНАЛЬНОГО “пушечного мяса”, чтобы оно, это “мясо”, на первых порах войны за интересы “своей” национальной буржуазии, отдавало свои жизни без понуканий, а противника убивало с воодушевлением. Равенство наций националист признает только временно, когда хочет использовать ударную силу нескольких наций для разгрома конкурирующей нации. После победы над нацией аутсайдером начинается грызня между бывшими союзниками.
Таким образом и вопрос о национализме может быть рационально понят только диалектически. Нация существует реально и, в то же время, она виртуальна, т.е. коренится лишь в сознании субъекта достаточно низкого уровня развития общественного сознания. Выделить в субъекте его национальность объективно, как, например, группу крови, невозможно, потому, что “нация” слово, принятое для обозначения определенной исторически преходящей формы общественных ОТНОШЕНИЙ возникающих между людьми по поводу раздела мира на отдельные рынки. Объективным является деление мирового хозяйства на отдельные рынки, объективным является устойчивое проживание людей на определенной территории, объективным является различие в уровнях развития производительных сил на разных территориях и т.д., но все эти объективные отношения и различия получили иррациональное, мистическое субъективное оформление в виде “нации”. И слово “нация” начинает работать на буржуазию, вынуждая наиболее экзальтированных земляков проливать моря крови во имя удержания и расширения рынков для своих расчетливых хозяев. То же самое происходит и в религии. Объективно люди живут на разных территориях, объективно по разному ведут хозяйство, но то, что они, на радость феодалам, сами себя когда-то посчитали христианами, кришнаитами или мусульманами, явление исключительно субъективное, выбранное добровольно или навязанное мечом и потому, по мере роста качества мышления людей, устранимо, как любое заблуждение. Национализм и его порождение фашизм всех оттенков как форма спекуляции буржуазии на невежестве людей будет существовать, порождая локальные и мировые войны между буржуазией, до тех пор, пока объективно существует буржуазия, а ее существование субъективно будет облегчается феноменом единой “нации” в обыденном массовом сознании.
Холокост был и будет естественным продолжением рыночной демократии (горячо любимой россиянами демократической национальности), сколько бы националисты не пытались на словах отделить одно от другого. Невозможно укрепить свой национальный рынок не сузив рынок буржуазии другой нации, не возбудив в ней потребности поднять земляков на “оборону Отечества”.
Расползание ядерного оружия по планете продолжается и после падения СССР и ничем, кроме как наступлением рынка на мировую культуру, эту тенденцию невозможно объяснить.
В ту эпоху, когда население планеты в большинстве своем не умело читать, было безопасно писать правду о природе национализма. Империализм “своей нации” не вызывал чувства стыда даже у таких господ как Каутский или Плеханов. В эту эпоху будущий главнокомандующий войсками Антанты, Фош, по-солдатски прямолинейно, не смущаясь, писал:
“Война, это коммерческое предприятие нации, интересующее НАЦИОНАЛИСТОВ более чем в прошлом, и потому сильно возбуждающее страсти отдельных лиц. Чего мы все ищем? - спрашивал читающих демократов Фош и сам же отвечал, - рынков для торговли, промышленности, которая, производя больше, чем может сбыть, постоянно угнетена возрастающей конкуренцией. Ну, вот ей и добывают рынки, под гром орудийной пальбы” (Фош Ф. О принципах войны. с.17.)
