В 5 часов 55 минут в первую комнату внесли микрофон. Поэт Александр Жаров, ведущий передачу по радио, в последний раз просматривал ее план. Смущенно улыбающиеся люди уговаривали не торопиться группу первых избирателей, готовых прорваться в комнату. Какая-то женщина расплакалась, ей показалось, что она оставила дома паспорт и ей не придется первой опустить в урну конверт с бюллетенями. Паспорт отыскался, она успокоилась, вытерла слезы, улыбнулась. Надежда Иосифовна Усатюк, домохозяйка, стояла в первом ряду, лицо ее было серьезно, она не могла справиться с собой, она не хотела нарушать порядок, но инстинктивно подвигалась ближе к столам, на которых лежали бюллетени.

Столы покрыты красным. На шестах возле столов крупные надписи: "Стол справок", "Председатель избирательной комиссии Юряев". Дальше - алфавитные группы. Стол "АБВ". Стол "ГДЕЖЗИ". Шесть таких столов.

В 6 утра все пришло в движение. Нестройный гул голосов донесся из дальних помещений, где стояли уже сотни людей. Председатель избирательной комиссии 19-го участка Юряев сказал в микрофон:

- Внимание! Говорит 19-й избирательный участок Сталинского избирательного округа. На Спасской башне часы бьют шесть. Товарищи избиратели, прошу приступить в голосованию.

Люди, стоявшие с поздней ночи, бросились к столам. Через несколько секунд товарищ Горелов вошел в кабину. Вот у него в руках бумажный конверт. Молодой еще человек, он хотел бы положить в этот конверт историю своей жизни, рассказать о том, как страна год за годом растила его, как она сделала его тем, что он есть, как партия воспитала в нем лучшие человеческие качества - волю к борьбе, преданность своему классу, готовность пожертвовать собой за дело народа. Все это он хотел бы написать и запечатать в конверт. Но этого не нужно. Есть одно имя, в котором воплотились чувства, волнующие молодого человека. Товарищ Горелов берет тонкий листок бумаги с именем Сталина. Это имя расскажет все. Горелов присоединяет к первому бюллетеню второй - с именем Булганина и выходит из кабины. Опускает конверт в избирательную урну. И... остается на некоторое время здесь, в этом доме. Он не может уйти сразу, он счастлив, он не хочет сразу возвращаться домой. Новые и новые конверты опускаются в урну, все смотрят весело друг на друга и не могут, не могут расстаться.

Муж и жена пришли с фотоаппаратом. Муж снял жену возле стола с бюллетенями. Жена сняла мужа; возле избирательной урны. Ушли, довольные удачей. Тоже - память. Тоже - на всю жизнь. Мать пришла с мальчуганом лет восьми. Мать поздравили с праздником. У мальчугана спросили шутя:

- За кого голосовал?

- За Ленина и Сталина.

Он был прав, этот мальчик. Здесь голосовали за Ленина и Сталина, за партию большевиков.

Так было во всех 110 избирательных участках этого округа. Это был праздник. Рабочие Электрозавода, завода "Мастяжарт", заводов им. Фрунзе, им. Лепсе, фабрики им. Балакирева ходили радостные, возбужденные, будто у каждого были именины, будто весь народ был именинником. В больницах, в родильных домах к избирательным урнам шли все, кто мог двигаться. Во всех избирательных участках Измайлова в 6 часов утра зажжены были елки. В 39-м участке на Соколиной горе вертелась на улице карусель.

В 85-м участке на Нижнее-Красносельской улице в 6 ч. 30 м. утра сменилась в детской комнате вторая очередь малышей, ожидавших родителей. За столиками сидели девочки и мальчики, играли. Это было похоже на обычный семейный дом. Выборы стали на 18 часов неотъемлемой частью человеческого существования со всем его теплом, детскими играми, с материнской заботой о малышах. В залах ожидания стояли букеты с живыми цветами. Это была наша жизнь, как она есть.

Евг. КРИГЕР

В 37-м участке первой получает бюллетени семья старого пролетария, начальника мастерской завода "Большевик" Константина Карловича Сиркен. Тов. Сиркен пришел голосовать вместе с женой и сыном, лейтенантом морской авиации. Все они празднично одеты, приятно взволнованы. Семья скрывается за занавесом и затем появляется запечатанными конвертами у избирательного ящика. Тщательно и бережно опускаются конверты в прорезь ящика. Дело серьезное. Страна голосами миллионов избирает свое правительство, в каждый голос тут на счету.

Страна знает, за кого голосовать. Только вчера народы Советского Союза с горячим волнением и вниманием слушали речь Иосифа Виссарионовича Сталина. Каждый запомнил его простые теплые, мудрые слова, его советы избирателям.

Товарищи Калинин и Жданов всей своей жизнью, своей самоотверженной борьбой за счастье трудящихся доказали, что они чувствуют свою ответственность перед миллионами. Избиратель знает, что у товарищей Калинина и Жданова слово никогда не расходится с делом, что оба они являются стойкими, целеустремленными революционерами, железными большевиками, отдающими себе ясный отчет в том, за что бороться и как бороться.

Борис ЛАВРЕНЕВ

И в комнату, где стояли столы с бюллетенями, хлынул человеческий поток. В числе первых мы увидели старика-профессора и чету пенсионеров, красноармейца, приведшего старушку мать, и молодого студента-первокурсника.

- Что так рано? - спросили мы студента.

- Нетерпенье испытываю вдвойне,- сказал он. - В первый раз голосую: мне восемнадцать лет, к тому же я сам - агитатор и мне нужно спешить на свой участок.

В чайханах, на вокзале, в трамвае, на базарах люди спрашивали друг друга:

- Были? прашиваемый, понимая, о чем идет речь, отвечал, как правило, утвердительно.

Утром в помещение 104-й участковой избирательной комиссии Ташкентского - Сталинского избирательного округа приехал Лазарь Моисеевич Каганович. Он предъявил удостоверение на право голосования. Опустив в урну конверт с бюллетенями и осмотрев избирательный участок, Лазарь Моисеевич покинул помещение, сопровождаемый приветствиями собравшихся избирателей.

На земляных заборах и кибитках старого города - флаги и плакаты. У освещенных подъездов участковых комиссий еще затемно стояли толпы.

Сегодняшний день был итогом многодневной агитационной работы. В кибитки к женщинам-узбечкам шли женщины-агитаторы. По Махаля - населенным узбеками кварталам - проходили джарчи (глашатаи), чья задача - убедить сограждан в необходимости выполнить гражданский долг.

Весь город переживал праздник. Ровно в двенадцать часов ночи председатель участковой избирательной комиссии объявил подачу голосов законченной. Он предложил остаться в комнате только членам избирательной комиссии и тем представителям, которые имели специальные полномочия. За столом заняли свои места председатель, его заместитель, секретарь и 8 членов комиссии. Секретарь произвел регистрацию.

Затем опечатываются оставшиеся бюллетени. Члены комиссии вносят три огромные, украшенные гербами Узбекской республики избирательные урны. Наступает торжественный момент подсчета голосов.

При подсчете голосов, кроме членов комиссии, присутствовали три представителя куйбышевского райкома партии, два федставителя комсомольской организации Индустриального института и представители печати, в том числе ваш корреспондент.

Этот солнечный, по-весеннему теплый день был больше похож на день, когда собирают жатву. Партия и советская власть позвали гражданина страны социализма к избирательным урнам, и он пришел - гордый, счастливый, радостный. В течение многих лет росли у него верность к партии и любовь к родине. И сегодня партия и советская власть собирали богатейшую жатву.

Н. МАРКЕВИЧ

- Соломон Давыдович, уже поздно, идите домой, приходите к шести.

- Я должен выбирать первым, - говорит он.

Через три часа он по-прежнему сидит в кресле. Кажется, время не движется вокруг него.

- Идите же, вам надо поспать, Соломон!

- Нет, я буду выбирать первым!

- Но почему? Ведь в избирательном ящике все равно перемешаются все конверты? Зачем это вам?

- Моя фамилия - Герцик, - говорит он. - Я часовщик. Я знаю, что такое время, не учите меня. Раньше было одно время, теперь - другое время. Я не пойду спать. Вы знаете, как я спал в то время? Я спал, и рядом со мной лежали штанишки и рубашечки моих детей. Чтобы я мог найти их, если будет погром. Три дня в неделю был базар, и три дня в неделю был погром. Вы бывали в Елисаветграде? Нет? Так пусть вам расскажут, что такое еврейский погром. Теперь мои дети - настоящие люди. А если бы за их учение я должен был платить? Разве Даня поступил бы в консерваторию? Разве Циля была бы старшим техником на железной дороге? Разве Сусанна была бы инспектором безопасности? Нет, я должен выбирать первым.

Его непреклонность убеждает всех. Его оставляют в покое. Ровно в шесть утра он, его жена и дочь первыми подходят к столику избиркома.

- Час добрый, - говорит часовщик, опуская конверт в ящик.



31-й участок-возле Курского вокзала. Здесь главенствует Аэрофлот: его дома - рядом. Выборы идут с невероятной скоростью, все организовано блестяще. Пропеллеры на рукавах летчиков мешаются тут с красными галстуками и значками пионеров. Тут - школа, и Пушкин, птички, танки смотрят с детских рисунков на стенах. Пионеры встречают избирателей, они провожают их, когда, ослепленные юпитерами кинохроники, те не знают, куда двинуться. Здесь голосует семья Чкалова, здесь голосует Байдуков; профессор живописи Юон и буфетчица театра Мейерхольда Соколова, столяр Мартынов и учительница Ранге один за другим подходят к столикам. Ранге взволнована. Ее зовут Мария-Тереза, а в списках она значится: Марья Семеновна. Это вызвало недоумение. Ее усадили в кресло, успокоили, выяснили все в пять минут...

- Все в порядке, Мария-Тереза Семеновна, - говорит летчик, вручая ей паспорт.

...Уже светает. По улицам гремят оркестры, восседающие на грузовиках, розовое небо отсвечивает в стеклах новых домов, флаги полощутся в нем, толпы народа спешат по тротуарам, по мостовым, процессии детворы движутся с лентами лозунгов под задорный треск барабанов...

Вот, наконец, и Карачарово. Самый дальний участок - 131-й.

Это - особый участок. Он расположен в центре Калининского городка, возле завода "Фрезер". Тут все избиратели - с одного предприятия. По аллее елочек, воткнутых в снег, под арками, украшенными хвоей, сквозь толпы шумящей и поющей молодежи мы пробираемся к новой с иголочки школе. Празднично она шумит, принимая гостей. Здесь все - друзья. Избирательная комиссия во главе с орденоносцем-председателем - лучшие люди завода - стахановцы; инженеры, отличники встречают избирателей рукопожатиями и приветствиями.

- Плановики пришли!

- Здорово, шлифовка!

- Здоров, Николай Константинович!

Рабочие приходят с семьями. Старые кадровики - в валенках, в новых пиджаках, в свитерах, многие с орденами - торжественны и радостны. Они оглядывают все убранство хозяйским глазом, обмениваются тихими замечаниями.

Исаевы пришли вчетвером: сам Андрей Тимофеевич, слесарь 6-го разряда, жена его Людмила Борисовна, бабушка Пелагея Андреевна и маленький Исаев, который будет выбирать лет через девять. Пелагея Андреевна всю жизнь прожила в деревне, в жестокой нищете, и на выборах она впервые.

- Ну, а в государственную думу вы не выбирали, Пелагея Андреевна?

- В какую это, думу, милый?

- А их целых четыре было до революции.

Она машет рукой:

- Что ты, родной, не слыхали мы про такую думу. И сколько деревень кругом ни было, никто никогда не слыхал.

- А про Верховный Совет знаете?

- Она теперь все знает, - говорит молодой Исаев с гордостью.

К столу подходит взволнованная женщина.

- Меня еще не открепили?

- Ваша фамилия?

- Наскидова Нина Петровна. Я должна была уехать в Тбилиси...

- Нет, вы числитесь.

- Слава богу! А то уж я совсем было уехала, да задержалась. Боялась, что не придется выбирать.

Другая женщина. Шаль, Шуока, нерусское лицо.

- Шомиедина Сабира - говорит она.

- Пожалуйста, товарищ Шомиедина. Вы порядок голосования знаете?

Она мотает головой, смущенно улыбается, говорит что-то, чего никто не понимает.

- Татарка, - заключают рядом.

- Кто же у нас по-татарски-то говорит? - затрудняется член избиркома.

Сразу возле вырастают пионеры. Будто они только этого и ждали.

- Сейчас приведем! - кричат они. - Розка знает!

Девочка-татарка прибегает, радостная, что может помочь. Они быстро сговариваются, и Сабира скрывается в кабинке.

- Вот письмо получил вчера, - говорит Тарасов.

"Москва 109. Улица Фрезер, 3, квартира 13. А.С. Тарасову.

Милый папа! И мама. Завтра 12 декабря. Идите выбирать В.М. Молотова и Н.А. Булганина. Это наши лучшие люди. Мила".

И обратный адрес: Школа № 439.

Народ все прибывает. Нетороплива выходят из школы проголосовавшие. Древнюю старушку осторожно усаживают в автомобиль. Кряхтя, она валится на сиденье.

- Что ж вы, бабушка, -- говорит ей шутя кто-то, - себя не жалеете? Сидели бы дома. Ведь и так людей полным-полно.

Старушка смотрит молодыми глазами и, отдышавшись, говорит строго:

- И-и, батюшка! Рубль без копейки - неполный рубль.

Бор. АГАПОВ

Власть была в их руках. Они заботились только о себе, об охране своей собственности, о своем благополучии, накапливали капиталы, а народ нищал. Не было у него родины, нечего ему было защищать . Потому-то и били Русь-матушку все, кому вздумается, били, как сказал товарищ Сталин, за отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, промышленную и сельскохозяйственную.

20 лет прошло с ТОО времени, как под руководством партии Ленина – Сталина рабочий класс и трудящиеся крестьяне свергли эту, будь она проклята, власть паразитов. Уничтожили раз и навсегда. И теперь нет такой силы, которая смогла бы бить нашу великую, всесильную страну.

Советский Союз – могучая индустриальная держава. Каждая фабрика – наша, каждый завод, каждый совхоз – наши. Богатства колхозов – общественная собственность крестьян. Все земли, леса принадлежат всему народу. И потому СССР – государство рабочих и крестьян – неприступная крепость социализма.

Советская страна стала неузнаваема и в хозяйственном, и в культурном отношении. Наша обувная фабрика «Парижская коммуна» тоже сильно изменилась.

До революции здесь был маленький частный заводишко. В годы войны он выпускал боеприпасы для уничтожения людей. Работало день и ночь несколько сот человек, задыхаясь от невыносимых условий работы. Не было ни столовой, ни клуба, ни школы. Никто не заботился о жизни и культуре рабочих. Зато раздувался, наполняясь, карман заводчика. Такой завод рабочий не мог считать своим. Зачем ему было улучшать производство, да еще защищать эту каторжную тюрьму? Производство на заводе было не налажено, работа шла кое-как, плохо жили и рабочие, мало зарабатывали.

Но вот в 1922 году этот заводишко большевики начали переделывать в социалистическую фабрику обуви. Тогда на фабрике работало всего около 300 человек и выпускалось не больше тысячи пар обуви в сутки.

Но из года в год фабрика расширяется, увеличивает свою продукцию, сейчас и следов не осталось от бывшего капиталистического предприятия. Огромные, красивые, новой техникой оборудованные цехи. При фабрике – столовая, клуб, читальня, амбулатория, красные уголки, детские ясли. Теперь за сутки «Парижская коммуна» выпускает 30 тысяч пар обуви.

На нашей фабрике выросли новые люди. Во много раз улучшилось материальное положение рабочих фабрики, поднялся их культурный уровень. Мы учимся, мы растем изо дня в день.

Я пришел на фабрику из деревни, был малограмотным, не разбирался в политических вопросах. Меня учила, воспитывала коммунистическая партия и советская власть. Я учился у большевиков, у старых рабочих и стал стахановцем.

Теперь я учусь в Промакадемии имени Молотова, буду инженером.

Мог ли об этом раньше думать деревенский парень – пастух?

Сотни рабочих и работниц нашей фабрики учатся, как и я. Вот – работница тов. Федорова. Она выросла и воспиталась на фабрике. Сейчас она – член правительства. Другая работница тов. Тармухина – член Московского совета. Выросли из наших рабочих поэты, художники, изобретатели… На наших заводах их тысячи, десятки тысяч, их скоро будут миллионы.

Великие, невиданные в мире дела совершаются в нашей стране. И объясняется это просто: мы теперь не только рабочие, но и хозяева фабрик и заводов; колхозник не просто крестьянин, но и хозяин своей земли, своего коллективного хозяйства; все мы трудящиеся, - хозяева своей страны. Как же нам не учиться, не работать, не расти! Теперь наша социалистическая родина – и обильная, и могучая, и самая счастливая страна.

Сталинская Конституция еще выше подняла значение каждого из нас как гражданина и хозяина Советского Союза.

Народ у власти! Народ имеет не только самую демократическую в мире конституцию, закрепляющую навсегда завоеванное и добытое под руководством партии Ленина – Сталина, но и самый демократический в мире избирательный закон. Этот закон обеспечит каждому из нас возможность выбрать в Верховный орган страны самых лучших и нужных нам людей.

Скоро предстоят выборы в Верховный Совет СССР по новой Сталинской Конституции.

За кого я буду голосовать?

- Я патриот своей родины, и поэтому буду голосовать прежде всего за тех, кто научил, организовал и помог рабочим и крестьянам уничтожить паразитов – царя, помещиков и капиталистов, кто руководил строительством социализма в нашей стране. Я призываю голосовать за большевиков, под чьим руководством мы построили социализм. Большевистская партия была и будет всегда руководящим ядром нашего государства. Партия Ленина – Сталина обеспечит всему нашему народу дальнейший хозяйственный, культурный и политический рост, дальнейшие успехи в строительстве коммунизма.

Я призываю всех граждан Советского Союза – будьте настоящими хозяевами страны, избирайте в Верховный Совет СССР вдумчиво. Избирайте только таких людей, которые проявили себя стойкими борцами со всеми врагами партии и народа – подлыми предателями, изменниками, шпионами. Избирайте тех, которые на деле показали, что свою жизнь они отдают за единство рядов большевистской партии, за дело народа, за построение коммунистического общества.

С.И.ЯШИН
орденоносец, стахановец ф-ки «Парижская Коммуна»,
студент Промакадемии имени Молотова
1937г.

Источник

Планы первой и второй пятилеток прошли в нашем бытии меньше всего как правительственные предначертания, сообщенные нам для сведения. Во-первых, эти планы были и нашими планами, во-вторых, они были нашей, жизнью. Об этом товарищ Сталин сказал:

«Было бы глупо думать, что производственный план сводится к перечню цифр и заданий. На самом деле производственный план есть живая и практическая деятельность миллионов людей. Реальность нашего производственного плана - это миллионы трудящихся, творящие новую жизнь. Реальность нашей программы - это живые люди, это мы с вами, наша воля к труду, наша готовность работать по-новому, наша решимость выполнить план» .[2]

С пятилетними планами у нас уже привычно связаны не только наши политические (гражданские) стремления и перспективы, но и обыкновенная наша личная жизнь - наши желания, надежды и даже наши лишения и недостатки. Мы помним, что первая пятилетка была временем очень больших напряжений, суровых отказов от многих удовлетворений и организованного терпения. Но мы знали, что тогдашние наши недостатки составляли необходимую деталь величественной логики нашего порыва в будущее, нашей борьбы за новое человечество. И сейчас мы с одинаково благодарной радостью вспоминаем и победы и лишения первой пятилетки. Но мы никогда не были романтиками, аскетами и альтруистами, и поэтому, закончив гигантский подвиг первой пятилетки, мы без кокетства и ложной святости облегченно вздохнули вместе со Сталиным: «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее».[3]

Первый и второй пятилетний планы в настоящее время дороги для нас прежде всего тем, что они выполнены и перевыполнены. Для того, чтобы увидеть это, не нужно обращаться к цифрам и количествам, не нужно ничего вспоминать, достаточно открыть глаза: нас окружают новые ландшафты, новые предметы, новые представления. На нашей земле выросли большие новые города. Для того, чтобы перечислить их имена, нужно не так мало времени; наша земля покрылась прекрасными дорогами, по ним бегают новые изящные автомобили, и на «газик» мы посматриваем уже с некоторым дружеским пренебрежением, хотя и «газик» не старше нашего первого пятилетнего плана. Мы живем на новых улицах, в новых домах, нас обслуживают новые электростанции, по соседству с нами работают новые школы, и отдыхаем мы либо в новом клубе, либо м новом санатории, либо плывем на новом пароходе, по новой реке, которая хотя и протекает через город Москву, но имеет серьезное право называться Волгой.

У нас так много нового, что не каждый способен этому поверить. Японцы, например, не поверили и полезли на нашу границу, доверяя больше своему старому историческому опыту завоевателей. Эта излишняя недоверчивость стоила им дорого, и роль им пришлось играть иную, их «храбрые дивизии» сыграли роль сырья для винегрета, который приготовили из них дальневосточники при помощи совершенно новых приспособлений: новых аэропланов, танков, пушек и пулеметов.

И человек у нас новый, хотя очень часто он сам этого не замечает вследствие своей новой черты - скромности. У нашего человека появилось несколько свежих особенностей, которые не только отсутствовали у него раньше, но, казалось, неспособны были в нем зародиться. Эти новые черты можно представить в таком кратком перечислении:

А. У него окончательно пропала пресловутая склонность к «обособлению». Сейчас он интересуется всем миром, и интерес у него деловой. Он хорошо знает, что замышляет и как себя ведет сенатор Пора или судья в штате Иллинойс. Он всегда помнит список французских министров и каждому определяет цену и делает все это основательно и точно, обнаруживая недюжинные способности предсказателя. Его мировая ориентировка при этом не вытекает из простой любознательности. В каждой стране у него друзья и товарищи, в каждой стране у него недруги, - он умеет радоваться и печалиться в большом человеческом масштабе, он не отказывается отвечать за дела всего мира, ибо эти дела - его дела.

Б. Еще недавно нищий хлебороб, он оказался способнейшим техником. Целыми миллионами он стал к сложнейшим станкам и агрегатам, к штурвалам машин, к ретортам и колбам лабораторий. Он не только умеет прекрасно работать на этих местах, но он умеет одушевить металл и внушить ему новые повороты, нормы, функции. Он сделался техником-хозяином, изобретателем, стахановцем, техником-творцом. И это вовсе не потому, что приезжий иностранец его всему этому терпеливо научил, а только потому, что он свободнее, приезжего иностранца. И новые поколения нашего народа, родившиеся после революции, доказывают это лучше всего: мальчику от роду семь лет, а в его языке из пяти слов одно техническое: радиатор, зажигание, детектор, капот и лонжерон.

В. Удивительно незаметно у него пропали привычки к рабству, как будто этих привычек никогда и не было. Во всяком случае, те, кто на эти привычки рассчитывал, были биты с восхитительной экспрессией. На каждом шагу он показывает таланты хозяина, организатора, руководителя.

Г. Он неожиданно выдвинулся как замечательный читатель. Мы выпускаем столько книг, сколько их не выпустила старая Россия за всю свою историю, а ему все мало. Он расхватывает эти книги в магазине в течение четверти часа и ругается: почему так мало выпускают книг. А прочитает и опять ругается: подавай ему высокохудожественную литературу.

Д. Несмотря на многонациональность и разбросанность на огромной территории, изъясняясь на сотне языков, он удивительно дружно сбился в единый народ, монолитная воля которого - явление почти чудесное, ни в какую эпоху, ни на каком месте история не видела ничего подобного и не могла видеть.

Все это новое уже не план, все это реальнее и шире наших собственных планов, многое из этого нового мы даже и не предвидели. Все это - история, непостижимая быль, живая часть наших биографий, и все это создано нашими усилиями, нашей волей и нашими руками.

По этой причине третий пятилетний, план мы встречаем без удивления и без кликов торжества. Мы прочитываем его положения и цифры и говорим:

- Это правильно. Это нужно. Это действительно. А к этому хорошо бы кое-что прибавить. Бумаги маловато, бумаги нужно больше. Электростанции - правильно, без гигантомании. Дальние перевозки давно надоели. Качественная сталь - да! С первой пятилетки страшно нуждаемся. Автосцепка! Наконец-то взялись за эту штуку по-настоящему!

Наш гражданин рассматривает сейчас тезисы пятилетнего плана, как опытный плановик с десятилетним стажем, он не ахает, не восторгается идеей, ибо идея пятилетнего плана - идея привычная. Он надевает очки, деловито крякает, придирается и предлагает поправки. С этой стороны третий пятилетний, план - замечательные, нормальные советские будни.

Но есть в третьем пятилетнем плане положения, которые останавливают внимание каждого, как новое слово огромного мирового значения. Это слово выходит далеко за границы одного пятилетнего плана, сделавшегося обычной категорией времени и работы. Такие положения пронизывают все содержание доклада товарища Молотова, но их общий смысл концентрируется в такой формуле:

«На основе победоносного выполнения второго пятилетнего плана и достигнутых успехов социализма, СССР вступил в третьем пятилетии в новую полосу развития, в полосу завершения строительства бесклассового социалистического общества и постепенного перехода от социализма к коммунизму, когда решающее значение приобретает дело коммунистического воспитания трудящихся, преодоление пережитков капитализма в сознании людей-строителей коммунизма».[4]

Если внимательно прочитать тезисы доклада товарища В. М. Молотова и временно отрешиться от частных значений цифр и материальных измерителей плана, - остается вполне законченный и логически завершенный цикл политических, нравственных требований к человеку в эпоху перехода человеческого общества к высшей форме общежития, к коммунизму.

Эти требования ни в какой мере не являются собранием умозрительных пожеланий, реализация которых может быть вообще хороша, независимо от какой бы то ни было реальности. Коммунистическое воспитание именно теперь становится неотложной и решающей категорией нашего развития потому, что именно теперь, на стыке второй, и третьей пятилеток, мы фактически начинаем переход к коммунизму. В «Государстве и революции» В. И. Ленин говорит так:

«В сущности, когда ученый профессор, а за ним обыватель, а за ним господа Церетели и Черновы говорят о безрассудных утопиях, о демагогических обещаниях большевиков, о невозможности «введения» социализма, они имеют в виду именно высшую стадию или фазу коммунизма, «вводить» которой никто не только не обещал, но и не помышлял, ибо «ввести» ее вообще нельзя».[5]

Доклад товарища В. М. Молотова не предсказывает и не требует «введения» коммунизма, он констатирует совершенно реальные события: завершение построения социализма и начало постепенного перехода к коммунизму. Еще совсем недавно, на подступах к первой пятилетке, не все думали о том, что через десять лет мы будем в деловых выражениях говорить о коммунизме как о наступающей действительности. Рост нашей страны и организующее влияние новых общественных условий происходили в темпах неожиданно быстрых, хотя товарищ Ленин предвидел эту быстроту:

«Какими этапами, путем каких практических мероприятий пойдет человечество к этой высшей цели, мы не знаем и знать не можем. Но важно выяснить себе, как бесконечно лживо обычное буржуазное представление, будто социализм есть нечто мертвое, застывшее, раз навсегда данное, тогда как на самом деле только с социализма начнется быстрое, настоящее, действительно массовое, при участии большинства населения, а затем всего населения, происходящее, движение вперед во всех областях общественной и личной жизни».[6]

Сейчас мы можем утвердительно сказать: мы уяснили себе, как «бесконечно лживо обычное буржуазное представление», и мы хорошо знаем это «настоящее движение вперед», знаем потому, что совершилось и продолжает совершаться на наших глазах и при нашем участии.

Тем не менее, доклад товарища В. М. Молотова замечательно своевременно предупреждает: «Нельзя, однако, преуменьшать трудностей решения этой гигантской задачи».

Эти слова каждый партийный и каждый непартийный большевик должны запомнить не для того, конечно, чтобы панически удариться в противоположную сторону, преувеличивать трудности, но исключительно для того, чтобы наше участие в строительстве коммунизма совершалось с полной мобилизацией духовных и физических сил, без расчета на самотек и удачу, с великой нравственной ответственностью, не допускающей ни трусости, ни безрассудного удальства.

Преуменьшать, трудности перехода к коммунизму нельзя еще и потому, что дело коммунистического воспитания трудящихся, преодоление пережитков капитализма в сознании людей приобретает сейчас решающее значение.

В этом указании товарища В. М. Молотова заключается программа совершенствования человека на много лет вперед. Но и сейчас, когда сказаны только эти слова, мы уже способны бороться за коммунизм и, прежде всего, способны постигнуть трудности этой борьбы.

Первая трудность, которую нам предстоит преодолеть, это раскрыть содержание понятия «коммунистическое воспитание», открывающее пути к действию и к опытному контролю.

«Социализм есть учет». И вот в этой области, в области человеческого поведения, наш учет налажен несовершенно. У нас нет еще необходимой точности в определении двух важных вещей: какие признаки нужно считать признаками коммунистического поведения и как распознавать эти признаки в общей картине поведения человека. Поэтому иногда мы принимаем за коммунистическое поведение такое, которое подкупает нас некоторыми особенностями, условно принимаемыми как особенности «коммунистические». Наиболее частый случай такой условной «коммунистичности» - это поведение в слове, в речи, в высказывании. Давно известно изречение буржуазной дипломатии, что слова даны человеку для того, чтобы скрывать истину. В последние годы мы имели случай, убедиться в том, что некоторые люди, которые особенно многословно декларировали свою революционность, оказывались тайными врагами революции. Словесное прикрытие, казалось бы, есть настолько общеизвестная и старомодная манера маскировки, что мы должны были бы особенно подозрительно относиться к таким речистым субъектам.

Однако известно и другое: словесная маскировка всегда, во все времена была чрезвычайно коварным и верным средством обмана, всегда позволяла всяким подлецам прикидываться с наибольшей для себя выгодой.

Что же делать? Если само распознавание поведения представляет такую трудную задачу, то как мы можем браться за организацию коммунистического поведения, за коммунистическое воспитание? Позволяя себе употребить сравнение, спросим самих себя: как мы можем браться за производство стаканов, если мы не умеем отличить стакан от рюмки, бутылки, графина, колбы?

Вопрос этот имеет значение, которое трудно переоценить. И если он так тревожно звучит в своем простейшем оформлении, то он становится еще тревожнее, если мы пересмотрим всю массу окружающих его более детальных вопросов. Например, если слово является таким могучим средством не только для выражения истины, но и для прикрытия лжи, не подстерегает ли нас в таком случае опасность противоположная - излишняя боязнь слова, недоверчивость к словесному выражению, уклон в сторону предпочтения бессловесности по пословице: «слово - серебро, а молчание - золото»? Это была бы очень большая опасность, ибо в слове выражается человеческая мысль.

Необходимо вспомнить и еще одну важную «деталь» вопроса: о поведении человека можно судить только по внешним его действиям, «чужая душа - потемки», но внешние действия тоже являются в известной степени условным обозначением истинной сущности данного человека. Не значит ли это, что мы обречены в своей воспитательной работе иметь дело исключительно с символами, иначе говоря, что мы будем воспитывать не коммунистическую личность, а коммунистическую декорацию личности?

С первого взгляда эти вопросы могут показаться излишним мудрствованием, ненужным усложнением простого вопроса. Но история доказывает, что именно в таком плане рушились огромные воспитательные программы прошлого. Вспомним русские духовные семинарии, учреждения, казалось бы, в совершенстве приспособленные к своим воспитательным целям. Они принадлежали всегда закрытой касте, руководились обязательно самыми преданными ее представителями, организованы и оборудованы были прекрасно, но очень часто выпускали богоборцев и революционеров, а в самую касту попов выпускали беспринципных циников, стяжателей и комедиантов, и значительной мере способствовавших падению религиозности в народе. Таков же, в среднем, был и результат иезуитского воспитания, одной из самых сильных педагогических школ прошлого. Конечно, приведенные примеры касаются идеологий, ложных в самой своей сущности, чем ближе становились к такой идеологии воспитанники, тем яснее видели ее истинную сущность. Но нас интересует другая сторона вопроса. Нас интересуют те люди, которые долгие годы были организаторами такого воспитания и не замечали, что оно приводит к противоположным результатам. В таком же печальном положении находились и многие другие педагогические начинания. В частности, монархическое воспитание в царской России; проводимое на протяжении целого столетия в гимназиях и реальных, училищах, точно так же приводило к результатам ничтожным, и организаторы не замечали, что они воспитывали систему условных обозначений, а вовсе не саму сущность личности.

Мы стоим перед вопросами коммунистического воспитания и не имеем права забывать об этой условности воспитательных процессов и их результатов. Сможет ли воспитание совершенно уничтожить эту условность, символичность внешних признаков поведения по отношению к истинному характеру человека, покажет опыт. Но наше положение коренным образом изменяется, благодаря тому важнейшему обстоятельству, что наша классовая идеология (идеология бесклассового общества) и наша педагогическая идеология составляют одно целое, и при этом одно истинное целое, вполне соответствующее интересам народных масс и отдельной личности. Сохраняющаяся условность внешних признаков поведения как элемент, усложняющий наши задачи, тем не менее должна всегда быть в центре нашего внимания, ибо в этом самом месте и совершается приложение вражеских сил.

Все предыдущее изложение имело целью обратить внимание именно на это серьезное обстоятельство. В тезисах доклада В. М. Молотова слова о том, что нельзя преуменьшать трудности задачи, заканчиваются указанием: «Особенно в условиях враждебного капиталистического окружения».

Тот опасный стык, где оканчивается содержание реальной сущности личности и начинается внешняя форма ее проявлений, символизация поведения, всегда будет привлекать внимание наших врагов, будет привлекать внимание в гораздо большей степени, чем сейчас. Мы живем в том периоде, когда только что прошла волна самого ожесточенного нажима врага на нашу жизнь. Этот нажим совершался в форме диверсионных и заговорщицких подготовок на наиболее важных участках нашего фронта: в армии, управлении, в промышленности, в национальном секторе. На этих участках враги везде разгромлены, а мы научились распознавать их и бороться с ними. Возможность проникновения их в эти области в настоящее время значительно уменьшилась, и нет никакого сомнения в том, что они перенесут главные свои усилия в те отделы нашей жизни, где их вредоносное влияние труднее обнаружить, - именно в область широкого народного воспитания. А теперь, когда коммунистическое воспитание становится «решающим условием» наших будущих побед, не может быть сомнения в том, что на этом участке мы с врагами еще будем встречаться.

Эффективность враждебного вмешательства в области народного воспитания может быть очень большой, и здесь ее труднее обнаружить. Вредительство на заводе или в шахте рано или поздно обнаруживается в явлениях материального характера, которые можно всегда точно назвать и квалифицировать. Вредительство в области воспитания может быть скрыто надолго, так как результаты воспитания проявляются очень медленно и всегда в более или менее спорных формах, и, кроме того, мы еще не обладаем точными измерителями качества поведения. А указанная выше общая символичность внешних признаков поведения способна еще более облегчить внедрение чуждых влияний в этой области. Этому же процессу может способствовать еще одно обстоятельство. Для диверсионного вмешательства в область промышленности требуется обязательно наличие сознательного преступного намерения, требуется, следовательно, формальная вербовка пособников и исполнителей. И области же воспитания достаточно, может быть, и мобилизации тех сил, которые суммарно называются у нас «пережитками капитализма». Использование этих пережитков может происходить почти незаметно и безнаказанно, в виде простого пассивного потворствования, без договора, без «вовлечения», без заговорщицких приспособлений, и это можно делать тем легче, чем этих пережитков больше.

[spoiler]

Поэтому не меньше, чем ко всякому иному делу, к делу воспитания относятся предупредительные слова тезисов доклада товарища В. М. Молотова: «поднять большевистскую бдительность во всей работе по строительству коммунизма и всегда помнить указание партии о том, что пока существует внешнее капиталистическое окружение, разведки иностранных государств будут засылать к нам вредителей, диверсантов, шпионов и убийц, чтобы портить, пакостить и ослаблять нашу страну, чтобы мешать росту коммунизма в СССР».

Несомненным представляется, что в порядке предупреждения каких бы то ни было неудач в области коммунистического воспитания, во всяком случае, для более совершенного и качественно яркого успеха широкой воспитательной работы, перед нами стоят две важнейшие задачи.

Первая - огромная, творческая марксистская работа по определению и разрешению всех вопросов теории коммунистического воспитания и коммунистического поведения. Само собой разумеется, что одно перечисление признаков правильного поведения не решает дела. Для нашего общества настоятельно необходима не простая номенклатура нравственных норм, а стройная и практически реализуемая цельная нравственная система, выраженная, с одной стороны, в серьезнейших философских разработках и, с другой стороны, в системе общественных этических традиций. По своей цельности, ясности, убедительности и привлекательности для широких масс, по своему соответствию живым потребностям нашей жизни и нашего развития такая система этики должна оставить далеко за собой решительно все моральные кодексы, когда-либо существовавшие в истории. И эта идейная цельность и чистота коммунистической этики облегчат и ускорят нашу победу над пережитками капитализма. Вторая важнейшая задача именно и состоит в разрушении этих пережитков. В этой области, в области борьбы с пережитками, у нас сделано очень много. То, что сделано, должно быть отнесено к влиянию сил нашей жизни, коммунистической партии, к самому факту нашей революции, к нашей двадцатиоднолетней свободной истории, к опыту наших коллективных усилий и наших коллективных побед, К сожалению, этот богатый и ценный опыт недостаточна проанализирован философской и педагогической мыслью.

Специально над вопросами борьбы с пережитками прошлого мы работали очень мало, еще меньше занимались узнаванием и определением этих пережитков, мало занимались их учетом. До сих пор мы пробавляемся слишком общими утверждениями, имеющими характер домашних справок на тот или иной случай жизни. И у нас есть тенденция: все, что плохо, все, что портит наши отношения, работу, нервы, искажает наш быт, причиняет страдания,- все это огулом считать пережитками капитализма и на этом заканчивать нашу аналитическую работу.

Еще раз приходится отметить, что пути борьбы с подобными пережитками в быту, в общении часто остаются неясными. Мы не знаем, что применить в том или другом случае: решительное подавление, протест, деликатное убеждение или молчаливую игру игнорирования в надежде на наступающее естественное отмирание пережитка, тем более возможное, чем более сильное воздействие на «бациллоносителя» оказывает вся наша жизнь.

Вероятно, в каждом отдельном случае требуется и отдельное решение этого вопроса, но можно все же утверждать, что настоящая, борьба с этими пережитками должна вестись организованно по всему их фронту, с учетом одного важнейшего обстоятельства: все эти

остатки старого вовсе не случайный набор вредных атавизмов. Они образуют систему, в общей своей сложности представляют остаток доживающей, но живучей старой этики. Отдельные детали этой системы не просто соседят, они логически связаны, они поддерживают друг друга, и вредное значение всей системы гораздо больше, чем простой математической суммы отдельных пережитков.

Эта старая этическая система, еще до сих пор направляющая довольно широкие потоки поступков, выросла на религиозной, почве. Сюда я отношу не только этику православного или католика, а и еврея и магометанина, - всю накопленную историей этическую жизнь классового общества. Это самая страшная груда пережитков, потому что это и есть мораль классового общества.

Может казаться, что от этой старой нормы у нас ничего не осталось. На самом же деле остался моральный опыт, вековая традиция поведения. Все это продолжает жить в нашем обществе в качестве сложного и скрытого пережитка, истинная сущность которого не всегда очевидна и иногда кажется даже революционной.

Говоря о системе религиозной морали, нужно разуметь не только официально высказанные ею положения, но и все те исторические формы, которые естественно из этих положений выросли. Поэтому нас совершенно не интересует какая-нибудь ортодоксальная догматика. Для нас одинаково важно и то, что религии формально считают положительным, и то, что относится, так сказать, к искривлениям - к сектантству. Искривления эти есть плоть от плоти всей этической системы, они заложены в самой ее сущности. Для нас важен весь мир этого морального опыта, вся его фактическая инструментовка.

Если обратиться к христианству, то и здесь правила поведения выросли в развитии общества, основанного на эксплуатации, и были, прежде всего, необходимы для более успешного процесса эксплуатации. Именно поэтому христианская мораль внедрялась в сознание трудящихся, в этом сознании она создавала нормы поведения, а самое главное, - в историческом опыте она создавала традиции поведения. Нужно при этом отметить, что эта система этики сделана искусно. Если бы она была построена так же грубо, как мифология или догматика, нам сейчас пришлось бы наблюдать гораздо меньше пережитков.

Христианская религия существует около двух тысяч лет, и за это время не так уж много было людей, которые серьезно могли верить в троичность божества или в непорочное зачатие или в грехопадение прародителей. А если даже и пытались верить, то едва ли сомневались в настоящей сущности служителей культа в условиях эксплуататорского строя. И в литературе и в народном творчестве нет, кажется, ни одного образа, изображающего церковников в виде, вполне адекватном их официальной святости.

В историческом развитии эксплуататорского общества церковная иерархия складывалась как аппарат принуждения и классового порабощения. Недаром в эпоху пугачевского восстания, происходившего как будто в довольно религиозное время, народ расправлялся с попами так же, как с помещиками. В этой своей части все религиозные культы сделаны грубо. Совсем иную историю переживают этические религиозные системы, в частности, христианская. Нет никакого сомнения в том, что эта система родилась гораздо раньше официальной церкви, родилась при этом безусловно в среде подавленных и порабощенных классов, в эпоху плачевного отчаяния. Это была попытка утвердить хотя бы самые малые признаки своего человеческого достоинства.

Потеряв всякие надежды на какой бы то ни было суррогат свободной жизни, люди решились на самоубийственную попытку найти эту свободу в пессимистическом индивидуализме, в полном отказе от борьбы, от сопротивления. Нравственное «совершенство», заключающееся в отказе от счастья, в беспредельной, противоестественной уступчивости, в добровольной отдаче себя в распоряжение первого попавшегося ближнего, было все-таки утверждением личной «моей» силы,- пусть даже эта сила только и проявляется в насилии над собственными страстями.

Эта основная идея обладала чрезвычайно важными особенностями, «счастливо» определившими ее двухтысячелетний успех и живучесть.

Если говорить о классовом лице такой этической системы, то нужно признать ее удивительную универсальность: этический, максимализм, заключающийся в максимуме покорности и непротивления порабощенных - плот от плоти эксплуататорского общества, ничем лучшим заменен быть не мог. Такая этика оказалась очень живучей как привычка, как система нравственных традиций, как закрепленная опытом нравственная логика. И ей обеспечено было длительное существование вплоть... до пролетарской революции, положившей конец классовому обществу.

Несмотря на свое смирение, подчеркиваемое на каждом шагу, старая мораль насквозь индивидуалистична. «Праведнику» нет никакого дела до коллектива, общества, до ближнего. Если его ударить в правую щеку, он подставляет левую, беспокоясь в этом случае только о своем совершенстве, о своей заслуге. Его абсолютно не интересует тот изувер, который колотит по щекам своих «ближних». С таким же усердием «праведник» готов разводить клеветников, ибо прямо рекомендуется: если вас преследуют, «ижденут и рекут всяк зол глагол, на вы лжуще»[7], - вы не только не должны огорчаться или жаловаться, или беспокоиться, напротив, вы должны «радоваться и веселиться», так как ваша личная «премия» - «мзда» от такого несчастья значительно повышается, - «много на небеси».

Разумеется, на практике не много находилось охотников совершать подобные подвиги, и дело совсем не в этом. Существенным здесь является полное безразличие отдельной личности к интересам общества, решение морального вопроса в пределах узкого индивидуального устремления. Этическая норма находится, следовательно, в полном и безраздельном владении личности. Эта личность привыкла не всегда подставлять щеку, правую или левую, но она крепко утвердилась в своем праве на личное совершенствование, а отсюда уже пошли многие тенденции индивидуализма. Они еще живут даже в нашем обществе. Иногда это тенденции личного чванства, одинокой слепой гордости своим «совершенством» без всякой мысли об общественной пользе, иногда это личное кокетство, эстетический припадок нравственного эгоиста, для которого собственная слеза дороже общей радости.

Ревнивая, пропитанная личной нравственной жадностью и самолюбованием, этика индивидуалиста на каждом шагу отталкивает человека от общественных явлений. «Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким и вас будут судить». Это значит - не обращайте внимания на все то, что вокруг вас происходит, не ввязывайтесь в неприятности, руководствуйтесь правилом: «моя хата с краю». Полная непротивления по отношению к другим такая этическая норма не так много требует и от самого субъекта совершенствования. Все совершенствование заключается в пассивности, поэтому одним из главных отличий этики сделалось универсальное положение: ничего ни при каком случае не нужно требовать ни от других, ни от себя. «Грех» - поступок неправильный, противоречащий даже прямым нормам этики, - не такое страшное дело, всегда можно покаяться, пережить новый припадок унижения, и после этого можно жить спокойно и даже рассчитывать на царствие небесное.

Нельзя подсчитать, невозможно охватить взглядом этот двухтысячелетний нравственный опыт человечества, основанный на прямом утверждении: тяни как-нибудь свою лямку, думай только о себе, не связывайся с неприятностями, не требуй ничего ни от других, ни от себя, а нагрешишь, - всегда успеешь покаяться.

Подобная нравственная система была необходима для того, чтобы классовое подавление, всеобщая и ничем не сдерживаемая эксплуатация могли существовать с «чистой совестью» и с наибольшими успехами.

Коммунистическое поведение, коммунистическая нравственность, коммунистическое воспитание должны иметь иные линии развития, совершенно новые нормы и новую терминологию. Линия раздела между «хорошим» и «дурным» должна проходить у нас по абсолютно новым местам. Христианская этика не интересовалась вопросами труда и трудовой честности. «Посмотрите на птиц небесных, они не сеют, не жнут, не собирают в житницы, а живут». У нас труд есть дело чести, дело доблести, геройства. В нашем обществе труд является не только экономической категорией, но и категорией нравственной. То, что считалось нормальным, - нищенство, попрошайничество, беззаботность, у нас должно считаться прямым преступлением.

Логической осью нашего нравственного закона ни в какой мере не может быть обособленный индивид, безразлично относящийся к общественным явлениям. Наш поступок должен измеряться только интересами коллектива и коллективиста. Поэтому даже одноименные добродетели, которые как будто признавали прежде и признаем мы, в сущности, совершенно различные явления. Честность «праведника» и честность коммунистическая принципиально разные вещи.

Честность всегда начиналась со слов «не хочу» - не хочу чужого, не хочу лишнего, не хочу неправильного.

Наша честность всегда должна быть активным требованием к себе и к другим: хочу и требую от себя и от других полного внимания к общим интересам, полного рабочего времени, полной способности отвечать за свое дело, полного развития сил, полного знания, хочу и требую наиболее совершенных, наиболее правильных действий.

Очень многие категории поступков, в старой этике стоявшие вне пределов моральной нормы, у нас делаются моральными категориями. Все то, что усиливает или ослабляет связь между людьми, что, следовательно, объединяет или разрушает коллектив, в нашем обществе не может считаться безразличным по отношению к нравственной норме. В коммунистическом обществе, например, точность, способность приходить вовремя, выражаться определенно, требовать ясно и ясно отвечать будет обязательно проверяться с этической точки зрения, а не только с точки зрения деловой. Да уже и сейчас в тезисах доклада товарища В. М. Молотова деловая точка зрения начинает звучать как нравственная категория: «XVIII съезд ВКП(б) требует от всех партийных, советских, хозяйственных и профсоюзных организаций: а) живой оперативности и деловитости хозяйственного руководства...»

В старом мире деловитость была преимуществом отдельных людей, в меру этого преимущества они поднимались по общественной лестнице, приобретая более совершенные способности эксплуататоров. Поэтому воспитание деловитости было воспитанием личной индивидуальной силы, которой противополагалось обязательно известное бессилие в этой области большинства людей. Деловитость становилась преимуществом меньшинства над большинством. С нашей точки зрения, следовательно, такого рода деловитость была явлением в известной мере безнравственным. В нашем обществе деловитость становится достоинством, которое должно быть у всех граждан, она делается критерием правильного поведения вообще, - деловитость становится, таким образом, явлением нравственного порядка.

Мы не имеем возможности в этой статье сделать просмотр всех направлений человеческого поступка в нашем обществе, для этого требуется, конечно, длительное и специальное исследование. Но мы уже видим, что сами критерии нравственного и безнравственного, правильного и неправильного у нас новые. И коммунистическое воспитание наше отличается от «нравственного» воспитания старого мира не только в перечне нравственных норм, но и в характере самого воспитательного процесса. Так, например, можно указать уже с достаточной уверенностью, что нравственное воспитание коммунистического человека, прежде всего, базируется на воспитании его способностей, на развитии его сил, его созидательного творческого актива. Личность в нашем обществе, совсем не то, что личность в обществе классовом. Те способности, которые в классовом обществе выращивались по секрету для вящего преимущества одного человека перед другим, которые поэтому не делались объектом научного изучения и исследования, у нас должны сделаться предметом самого широкого педагогического внимания. К таким способностям относятся, например, способности ориентировки, композиции, конструкции, вкуса и многие другие.

Только такой человек, человек, воспитанный в коллективистической этике, человек, гармонично связавший свои интересы с интересами общими, способен очень просто и очень легко понять значение знаменитой формулы: от каждого по способностям, каждому по потребностям. Индивидуалист никогда этой формулы понять бы не мог. Для него потребности каждого определяются жадностью каждого.

И вместе с ним кое-кто разводит еще руками и удивляется: как же это возможно. Если каждому дать по потребности, каждый и набросится на общественное добро. К счастью, это не так. Уже в настоящее время в нашей стране очень много людей, которые способны жить по этой формуле и ничего не будут расхватывать и тащить в свои дома. Они уже понимают, что нельзя определить мои потребности, если не думать о потребностях всего общества.

Доклад товарища В. М. Молотова указывает много путей коммунистического воспитания: повышение культуры, поднятие уровня советского гражданина до уровня технической интеллигенции, стахановское движение, дисциплина. Мы уже многое сделали в области коммунистического воспитания, в особенности много сделали в широком воспитательном процессе, гораздо меньше в воспитательном процессе детского возраста. Перед нами стоят большие трудности. Требуется еще теоретический анализ вопросов коммунистического воспитания, требуется еще создать кадры для этого колоссального дела, но фундамент его уже заложен.

Самое важное, что нам предстоит, это накопление традиций коммунистического поведения. Мы иногда злоупотребляем словом «сознательный». Наше поведение должно быть сознательным поведением человека бесклассового общества, но это вовсе не значит, что в вопросах поведения мы всегда должны апеллировать к сознанию. Это было бы слишком убыточной нагрузкой на сознание. Настоящая широкая этическая норма становится действительной только тогда, когда ее «сознательный» период переходит в период общего опыта, традиции, привычки, когда эта норма начинает действовать быстро и точно, поддержанная сложившимся общественным мнением и общественным вкусом. В. И. Ленин говорил об этом в «Государстве и революции»:

«... уклонение от этого всенародного учета и контроля неизбежно сделается таким неимоверно трудным, таким редчайшим исключением, будет сопровождаться, вероятно, таким быстрым и серьезным наказанием..., что необходимость соблюдать несложные, основные правила всякого человеческого общежития очень скоро станет привычкой».[8]
Февраль 1939

1. Статья написана в феврале 1939г., т.е. непосредственно после опубликования тезисов доклада В.М.Молотова на XVIII съезде ВКП(б) «Третий пятилетний план развития народного хозяйства СССР». Впервые опубликована в сб. А.С.Макаренко «педагогические сочинения», изд АПН РСФСР, 1948. Авторская рукопись не озаглавлена; сохранено название, принятое при подготовке к печати упомянутого сборника. Редакция журнала «Прорыв» публикует в сети по сборнику статей А.С.Макаренко «О воспитании молодежи. Сборник избранных педагогических произведений», Всесоюзное учебно-педагогическое издательство Трудрезервиздат, 1951. При электронной публикации сохранены некоторые ссылки издательства.

2. «Речь на Всесоюзном совещании хозяйственников» 23 июня 1931г И.В.Сталин. «Вопросы ленинизма» изд.11-е, 1939, стр.349

3. «Речь на Всесоюзном совещании стахановцев» 17 ноября 1935 г. Там же, стр. 499

4. Здесь и далее цитируются тезисы В.М.Молотова «…пятилетний план народного хозяйства СССР (к докладу на XVIII съезде ВКП(б)», 1939 г

5. В.И.Ленин «Государство и революция» В.И.Ленин, Соч. т.XXV, стр. 441-442 (видимо, ссылка на первое издание собр. соч.- «Прорыв»)

6. В.И.Ленин «Государство и революция», там же, стр.443

7. «гонят вас и клевещут на вас» (церковносл.)

8. В.И.Ленин «Государство и революция» В.И.Ленин «Государство и революция» В.И.Ленин, Соч. т.XXV, стр. 446

Источник

Четвертое, это – то, что в этом лагере, в лагере капитализма, нет единства интересов и спайки, что там царит борьба интересов, распад, борьба между победителями и побежденными, борьба между самими победителями, борьба между всеми империалистическими странами из-за колоний, из-за прибылей, что ввиду всего этого стабилизация в этом лагере не может быть прочной. Между тем как в нашей стране идет здоровая и крепнущая стабилизация, рост нашего хозяйства, рост нашего социалистического строительства, а во всем нашем лагере происходит постепенное, неуклонное сплочение вокруг пролетариата нашей страны всех недовольных элементов и слоев как Запада, так и Востока, сплочение их вокруг Советского Союза.

Там, в лагере капитализма, – разлад и разложение. Здесь, в лагере социализма, – сплоченность и все возрастающее единство интересов против общего врага – против империализма. [c.282]

Вот те основные факты, которые я хотел отметить из области противоречий пятого ряда, – противоречий между миром капитализма и миром Советов.

Я хочу особенно остановиться на том факте, который я назвал тягой революционных и социалистических элементов всего мира к пролетариату нашей страны. Я имею в виду рабочие делегации, приезжающие в нашу страну, делегации, которые тщательно осматривают каждый уголок нашего строительства, чтобы убедиться, что мы способны не только разрушать, но и строить новое. В чем смысл рабочих делегаций, – этого паломничества рабочих в нашу страну, – делегаций, отражающих теперь целую полосу в развитии рабочего движения на Западе? Вы слышали, как руководители Советского государства встречали английскую рабочую делегацию, немецкую рабочую делегацию. Обратили ли вы внимание на то, что наши товарищи, руководители различных областей управления, не только информировали представителей рабочих делегации, но они прямо отчитывались перед ними? Меня здесь в Москве не было тогда, я был в отъезде, но я читал газеты, и я читал, как тов. Дзержинский, руководитель Высшего совета народного хозяйства, не просто информировал немецкую рабочую делегацию, а отчитывался перед ней. Это – новое и особенное в нашей жизни, на что нужно обратить особое внимание. Я читал, как руководители нашей нефтяной промышленности – Косиор в Грозном и Серебровский в Баку – не просто информировали рабочих делегатов, как информируют экскурсантов, а отчитывались перед рабочими делегациями, как перед высшей контрольной властью. Я читал, как все наши высшие учреждения, Совнарком и ЦИК, вплоть до исполкомов [c.283] на местах, готовы были отчитаться перед рабочими делегациями, в лице которых они видели дружеский, братский контроль рабочего класса Запада над нашим строительством, над нашим рабочим государством.

О чем все эти факты говорят? Они говорят о двух вещах. Во-первых, о том, что рабочий класс Европы, по крайней мере революционная часть рабочего класса Европы, считает наше государство своим детищем, что рабочий класс посылает свои делегации в нашу страну не для любопытства, а для того, чтобы посмотреть, как у нас и что делается, ибо они, видимо, считают себя морально ответственными за все, что мы здесь строим. Во-вторых, о том, что революционная часть пролетариата Европы, усыновляя наше государство и рассматривая его как свое детище, берется отстоять его и драться за него в случае необходимости. Назовите мне другое государство, самое что ни на есть демократическое, которое бы решилось отдать себя под братский контроль рабочих делегаций других стран! Вы такого государства не назовете, ибо в мире нет такого государства. Только наше государство, государство рабочих и крестьян, способно пойти на такой шаг. Но, оказывая рабочим делегациям максимум доверия, наша страна тем самым завоевывает максимум доверия со стороны рабочего класса Европы. А это доверие к нам для нас ценнее всех и всяких займов, ибо оно, это доверие рабочих к нашему государству, является основным противоядием против империализма и его интервенционистских махинаций.

Вот в чем основа того изменения во взаимоотношениях между нашим государством и пролетариатом Запада, которое сложилось или складывается на основе [c.284] паломничества рабочих в нашу страну. Вот то новое, которое многие не уловили, но которое является теперь решающим. Ибо если мы будем расцениваться как часть, как детище рабочего класса Европы, если, исходя из этого, рабочий класс Европы берет на себя моральную ответственность, берет на себя задачу защиты нашего государства, скажем, в случае интервенции от капитализма, задачу защиты наших интересов против империализма, то о чем это говорит? О том, что наши силы растут и будут расти не по дням, а по часам. О том, что слабость капитализма будет расти не по дням, а по часам. Ибо без рабочих нельзя воевать теперь. Если рабочие не захотят воевать против нашей Республики, если они считают нашу Республику своим детищем, судьба которого им близка, то война против нашей страны становится невозможной. Вот в чем секрет, вот в чем корень, вот в чем смысл того паломничества в нашу страну, которое мы имели и которое будем еще иметь, и которое мы обязаны всемерно поощрять, как залог солидарности и как залог закрепления уз дружбы между рабочими нашей страны и рабочими стран Запада.

Может быть, не лишне будет в двух словах сказать о количестве тех делегаций, которые посетили нашу страну. Я слышал недавно, что на Московской конференции один товарищ задал вопрос Рыкову: “А не слишком ли дорого нам обходятся эти делегации?”. Товарищи, нельзя говорить такие вещи. Никогда в таком духе о рабочих делегациях, едущих к нам, нельзя говорить. Стыдно так говорить. Ни перед какими расходами, ни перед какими жертвами мы не можем и не должны останавливаться для того, чтобы помочь рабочему классу Запада посылать к нам своих делегатов, [c.285] чтобы помочь им убедиться, что рабочий класс, взявший власть, способен не только разрушить капитализм, но и строить социализм. Они, рабочие Запада, по крайней мере многие из них, все еще уверены, что рабочий класс без буржуазии не может обойтись. Этот предрассудок есть основная болезнь рабочего класса на Западе, прививаемая ему социал-демократами. Ни перед какими жертвами мы не остановимся для того, чтобы дать возможность рабочему классу Запада через своих делегатов убедиться в том, что рабочий класс, взяв власть, способен не только разрушать старое, но и строить социализм. Ни перед какими жертвами мы не остановимся для того, чтобы дать возможность рабочему классу Запада убедиться в том, что наша страна есть то единственное в мире рабочее государство, за которое им на Западе стоит драться и которое стоит защищать против своего капитализма. (Аплодисменты.)

Делегации у нас были троякого рода: делегации интеллигентские, учителя и пр., делегации взрослых рабочих, их было, кажется, если считать грубо, около 10, и делегации рабочей молодежи. Всего прибыло 550 делегатов и экскурсантов в нашу страну. Ожидается еще 16 делегаций, зарегистрированных в ВЦСПС. Это дело мы будем двигать и впредь для того, чтобы укрепить связь рабочего класса нашей страны с рабочим классом Запада и тем самым создать барьер против всех и всяких возможностей интервенции.

Таковы характерные черты тех основных противоречий, которые разъедают капитализм.

Что же вытекает из всех этих противоречий? О чем они говорят? Они говорят о том, что капиталистический мир разъедается целым рядом внутренних противоречий, [c.286] которые делают капитализм немощным, что, с другой стороны, наш мир, мир социализма, все более и более сколачивается, сплачивается, что ввиду этого на этой именно почве и родилось то временное равновесие сил, которое положило конец войне против нас, которое дало начало полосе “мирного сожительства” между государством советским и государствами капиталистическими.

Я должен еще упомянуть о двух фактах, тоже имеющих влияние на то, что вместо периода войны у нас установилась полоса “мирного сожительства”.

Первый факт состоит в том, что в данный момент Америка не желает войны в Европе. Она как бы так говорит Европе: я тебе ссудила миллиарды, ты не рыпайся, если хочешь и впредь получать денежки, если не хочешь, чтобы твоя валюта вверх тормашками полетела, сиди и работай, зарабатывай денежки и выплачивай проценты по долгам. Едва ли нужно доказывать что этот совет Америки, если он даже не является решающим для Европы, во всяком случае не может остаться без влияния.

Второй факт состоит в том, что со времени победы пролетарской революции в нашей стране из мировой системы капитализма выпала целая громадная страна с громадными рынками сбыта, с громадными источниками сырья, и это, конечно, не могло не повлиять на хозяйственное положение Европы. Потерять одну шестую часть мира, потерять рынки и источники сырья нашей страны, это значит для капиталистической Европы сократить свое производство, поколебать его коренным образом. И вот, для того, чтобы положить конец этой отчужденности европейского капитала от нашей страны, от наших рынков и источников сырья, [c.287] оказалось необходимым пойти на некую полосу “мирного сожительства” с нами, чтобы пробраться к нашим рынкам и к источникам сырья, – иначе нет, оказывается, возможности достигнуть какой-нибудь хозяйственной устойчивости в Европе.

6. Внешнее положение СССР

Вот все те факторы, которые определили некое равновесие сил между лагерем социализма и лагерем капитализма во всем мире, которые полосу войны сменили полосой передышки, которые передышку короткую превратили в целый период передышки и которые дали нам возможность повести некое, как говорил Ильич, “сотрудничество” с капиталистическим миром.

Отсюда та полоса “признаний” Советского Союза, которая началась и должна пойти дальше.

Я не буду перечислять, какие страны нас “признали”. Кажется, из крупных не признавших нас стран осталась только одна Америка. Не буду также распространяться о том, что после “признаний” у нас заключены торговые договоры, например, с Германией и Италией. Не буду долго распространяться о том, что наша внешняя торговля значительно выросла, что в этой торговле особенно заинтересована Америка в качестве страны, экспортирующей для нас хлопок, и Англия с Германией в качестве стран, импортирующих наш хлеб и наши сельскохозяйственные продукты. Одно надо сказать, что нынешний год является первым годом, когда мы в сколько-нибудь широком масштабе, после установившейся полосы “совместного сожительства” с капиталистическими государствами, вступаем в [c.288] богатые и широкие связи по торговой линии с капиталистическим миром.

Это не значит, конечно, что мы ликвидировали уже все те, так сказать, недомолвки и все те, как бы сказать, претензии и контрпретензии, которые существовали и еще существуют между нашим государством и государствами Запада. Мы знаем, что от нас требуют выплаты долгов. Этого Европа еще не забыла и, пожалуй, не забудет, во всяком случае не так скоро забудет. Нам говорят, что наша довоенная задолженность Европе равняется 6 миллиардам, военная задолженность оценивается в 7 с лишним миллиардов рублей, всего, таким образом, – 13 миллиардов. Если учесть падение валюты и вычесть из этой суммы долю лимитрофов, то выходит, что мы не менее 7 миллиардов должны западноевропейским государствам. Известно, что наши контрпретензии, в связи с интервенцией Англии, Франции, Америки во время гражданской войны, сводятся к цифре (если принять подсчеты Ларина), кажется, в 50 миллиардов рублей. Так что нам должны впятеро больше, чем мы должны. (Ларин с места: “Мы их получим”.) Тов. Ларин говорит, что мы в свое время получим все это. (Смех.) Но если считать более скупо, как это делает Наркомфин, получается не менее 20 миллиардов. Все-таки мы в выигрыше. (Смех.) Однако, с этим капиталистические страны мириться не хотят, и мы все еще фигурируем в их списках как должники.

Вот на этой почве у нас и получаются закавыки и загвоздки в ходе переговоров с капиталистами. Так было с Англией, так будет, должно быть, и с Францией.

Какова позиция ЦК нашей партии в этом вопросе? [c.289]

Она осталась той же, какой она была при заключении договора с Макдональдом [54].

Мы не можем отменить известного закона нашей страны, изданного в 1918 году, – об аннулировании царских долгов [55]. Мы остаемся на основе этого закона. Мы не можем аннулировать тех декретов, которые были провозглашены и которые узаконили у нас экспроприацию экспроприаторов. На базе этих законов мы стоим и будем стоять в будущем. Но мы не прочь некоторые исключения, в порядке практических переговоров, сделать и для Англии и для Франции по части бывших царских долгов, с тем, чтобы малую толику выплатить и кое-что получить за это. Мы не прочь бывших частных собственников удовлетворить предоставлением им концессий, но опять-таки с тем, чтобы условия концессий были не кабальными. На этой основе нам удалось сговориться с Макдональдом. Подпочвой этих переговоров являлась идея фактического аннулирования военных долгов. Именно поэтому этот договор был сорван. Кем? Несомненно, Америкой. Хотя Америка в переговорах Раковского с Макдональдом не участвовала, хотя Макдональд и Раковский пришли к известному проекту соглашения, хотя этот проект соглашения давал выход и той и другой стороне, и интересы обеих сторон более или менее удовлетворялись этим проектом, тем не менее, так как этот проект исходил из идеи аннулирования военных долгов, а Америка не хотела создавать такого прецедента, ибо она потеряла бы тогда миллиарды, которые имеет за Европой, то она, т.е. Америка, “посоветовала”, и договора не стало.

Тем не менее мы стоим и теперь на почве упомянутого проекта. [c.290]

Из вопросов нашей внешней политики, из вопросов, возникших за отчетный период, вопросов особенно щекотливых и боевых, которые касаются взаимоотношений нашего правительства с правительствами западноевропейских стран, я бы хотел отметить два вопроса: во-первых, вопрос, который не раз выдвигался и будет еще выдвигаться английскими консерваторами, это – вопрос о пропаганде, и, во-вторых, вопрос о Коммунистическом Интернационале.

Нас обвиняют в том, что мы ведем специальную пропаганду как в Европе, так и в колониях и в зависимых странах против империализма. Английские консерваторы утверждают, что русские коммунисты – это те люди, которые призваны разрушить могущество Британской империи. Я хотел бы здесь заявить, что все это – сущие пустяки. Нам не нужно никакой специальной пропаганды ни на Западе, ни на Востоке после того, как сами рабочие делегации приезжают к нам, узнают о наших порядках и разносят весть о наших порядках по всем странам Запада. Никакой другой пропаганды нам не требуется. Это самая лучшая, самая сильная и самая действующая пропаганда за строй Советов против строя капитализма. (Аплодисменты.)

Нам говорят, что мы ведем пропаганду на Востоке. Я утверждаю, что и это – сущие пустяки. Нам не нужно никакой специальной пропаганды на Востоке после того, как мы знаем, что весь наш государственный строй зиждется на базе сожительства и братского сотрудничества народов самых разнообразных национальностей нашей страны. Любой китаец, любой египтянин, любой индус, приехавший в нашу страну и побывший полгода в ней, имеет возможность убедиться, что [c.291] наша страна является единственной страной, которая понимает душу угнетенных народов и которая умеет наладить сотрудничество пролетариев бывшей господствующей национальности с пролетариями бывших угнетенных национальностей. Никакой другой пропаганды, никакой другой агитации на Востоке нам не нужно, кроме того, чтобы делегации, приезжающие из Китая, Индии, Египта, поработав у нас и посмотрев, разнесли весть о наших порядках по всему миру. Это лучшая пропаганда и самая действующая из всех форм, из всех видов пропаганды.

Но есть одна сила, которая может разрушить и обязательно разрушит Британскую империю. Это – английские консерваторы. Это та сила, которая обязательно, неминуемо поведет Британскую империю к гибели. Достаточно вспомнить политику консерваторов, когда они пришли к власти [56]. С чего они начали? Начали с того, что обуздали Египет, усилили нажим на Индию, интервенировали Китай и т.д. Вот политика консерваторов. Кто тут виноват, и кого тут винить, если английские лорды неспособны на другую политику? Разве трудно понять, что, идя по такому пути, консерваторы должны, как дважды два – четыре, привести Британскую империю к неминуемой гибели?

Несколько слов о Коминтерне. На Западе распространяются слухи наймитами империалистов и авторами подложных писем о том, что Коминтерн есть организация заговорщиков и террористов, что коммунисты разъезжают по странам Запада для того, чтобы устраивать заговоры против европейских правителей. Между прочим, софийский взрыв в Болгарии связывается с именем коммунистов. Я должен заявить о том, что [c.292] должно быть известно каждому культурному человеку, если он не круглый невежда и если он не подкуплен, – я должен заявить, что ничего общего коммунисты не имели, не имеют и не могут иметь с теорией и практикой индивидуального террора, ничего общего коммунисты не имели, не имеют и не могут иметь с теорией заговоров против отдельных лиц. Теория и практика Коминтерна состоит в организации массового революционного движения против капитализма. Это верно. Это – задача коммунистов. Только невежды и идиоты могут смешивать заговоры и индивидуальный террор с политикой Коминтерна в массовом революционном движении.

Два слова об Японии. На Западе кое-кто из наших врагов потирает руки: вот, дескать, в Китае началось революционное движение, – конечно, это большевики подкупили китайский народ, – кому же еще подкупать 400-миллионный народ? – а это, дескать, приведет к тому, что “русские” подерутся с японцами. Все это чепуха, товарищи. Силы революционного движения в Китае неимоверны. Они еще не сказались как следует. Они еще скажутся в будущем. Правители Востока и Запада, которые не видят этих сил и не считаются с ними в должной мере, пострадают от этого. Мы, как государство, с этой силой не считаться не можем. Мы считаем, что Китай стоит перед тем же вопросом, перед которым стояла Северная Америка, когда она объединялась в одно государство, перед которым стояла Германия, когда она складывалась в государство и объединялась, перед которым стояла Италия, когда она объединялась и освобождалась от внешних врагов. Здесь правда и справедливость целиком на [c.293] стороне китайской революции. Вот почему мы сочувствуем и будем сочувствовать китайской революции в ее борьбе за освобождение китайского народа от ига империалистов и за объединение Китая в одно государство. Кто с этой силой не считается и не будет считаться тот наверняка проиграет. Я полагаю, что Япония поймет, что с этой растущей силой национального движения в Китае, идущей вперед и сметающей все на своей дороге, она, Япония, должна также считаться. Оттого именно и погибает Чжан Цзо-лин, что он этого не понял. Но он погибает также оттого, что он строил всю свою политику на распрях, на ухудшении отношений между СССР и Японией. Всякий генерал, всякий правитель Манчжурии, который будет строить свою политику на распрях между нами и Японией, на ухудшении отношений между нами и Японией, обязательно погибнет. Только тот из них будет стоять на ногах, который будет строить свою политику на улучшении наших отношений с Японией и сближении нашем с Японией, только такой генерал и такой правитель может прочно сидеть в Манчжурии, ибо у нас нет интересов, ведущих к обострению наших отношений с Японией. Наши интересы идут по линии сближения нашей страны с Японией.

7. Задачи партии

Перехожу к вопросу о задачах нашей партии в связи с внешним положением.

Я думаю, что задачи партии здесь должны быть очерчены, в смысле ее работы, в двух областях: в области международного революционного движения и затем в области внешней политики Советского Союза. [c.294]

Каковы задачи в области международного революционного движения?

Задачи состоят в том, чтобы, во-первых, вести работу по линии укрепления коммунистических партий на Западе, по линии завоевания ими большинства в рабочих массах. Во-вторых – вести работу по линии усиления борьбы рабочих Запада за профсоюзное единство, за укрепление дружбы между пролетариатом нашего Союза и пролетариатом капиталистических стран. Сюда входит и та полоса паломничества, о которой я говорил и значение которой обрисовал выше. В-третьих – вести работу по линии укрепления смычки между пролетариатом нашей страны и освободительным движением угнетенных стран, ибо они – наши союзники в борьбе с империализмом. И в-четвертых – вести работу по линии укрепления социалистических элементов нашей страны, по линии победы этих элементов над элементами капиталистическими, победы, имеющей решающее значение для революционизирования рабочих всех стран. Обычно, товарищи, говоря о задачах нашей партии в области международного революционного движения, ограничиваются тремя первыми задачами и забывают о четвертой задаче – о том, что наша борьба в нашей стране, борьба за победу социалистических элементов в нашей стране над элементами капиталистическими, наша строительная борьба является тоже международной, интернациональной по своему значению, ибо наша страна есть база международной революции, ибо наша страна есть основной рычаг для развертывания международного революционного движения, и если у нас здесь строительство идет должным темпом, это означает, что мы свою работу [c.295] в международном революционном движении по всем остальным руслам делаем так именно, как этого требует от нас партия.

Таковы задачи партии в области международного революционного движения.

Теперь – задачи партии в области внешней политики нашего Союза.

Во-первых – вести работу по линии, борьбы против новых войн, затем по линии сохранения мира и обеспечения так называемых нормальных сношений с капиталистическими странами. Основу политики нашего правительства, политики внешней, составляет идея мира. Борьба за мир, борьба против новых войн, разоблачение всех тех шагов, которые предпринимаются на предмет подготовки новой войны, разоблачение таких шагов, которые прикрывают флагом пацифизма подготовку войны на деле, это – наша задача. Именно поэтому мы не хотим войти в Лигу наций, ибо Лига наций есть организация прикрытия подготовительной работы к войне, ибо, чтобы войти в Лигу наций, надо сделать выбор, как правильно выразился тов. Литвинов, между молотом и наковальней. Ну, а мы не хотим быть ни молотом для слабых народов, ни наковальней для сильных. Мы ни того, ни другого не желаем, мы – за мир, мы – за разоблачение всех тех шагов, которые ведут к войне, какими бы пацифистскими флажками они ни были прикрыты. Будет ли это Лига наций или Локарно, –все равно, нас флагом не надуешь, нас шумом не испугаешь.

Во-вторых – вести работу по линии расширения нашего товарооборота с внешним миром на основе монополии внешней торговли. [c.296]

В-третьих – вести работу по линии сближения с побежденными в империалистической войне странами, с теми странами, которые больше всего обижены и обделены из числа всех капиталистических стран, которые ввиду этого находятся в оппозиции к господствующему союзу великих держав.

В-четвертых – вести работу по линии смычки с зависимыми и колониальными странами.

Таковы задачи, стоящие перед партией в настоящий момент в области международных отношений и международного рабочего движения.