В многоликой истории Российского государства портрет казачества, как одной из социальных групп населения страны, всегда привлекал особое внимание. В последние десятилетия этот интерес, несмотря на крутые повороты в истории нашей страны, не только не угас, но и ещё более обострился. Это нашло отражение не только во всевозможных публикациях и исследованиях, но и в попытках на практике возродить это сословие в социальной структуре Российской Федерации. Причём в обществе эти попытки имеют далеко не однозначную оценку. Одни с радостью и взахлёб говорят о возрождении славных традиций прошлого. Другие с грустью и ухмылкой смотрят на то, как вполне взрослые и солидные мужики, очевидно, не нашедшие в жизни для себя более достойного проявления или просто с неутолённым тщеславием, рядятся в ставшую из-за древности уже нелепой форму, обвешиваются незаслуженными старинными крестами и другими царскими наградами, и старательно играют роли давно ушедших исторических персонажей. «Ряженые» - вот самая распространённая, наиболее безобидная и краткая оценка всего этого действа. Именно это обстоятельство и вызвало реплику по этому вопросу автора настоящей статьи.
Действительно, возможно ли в современных условиях России возродить и утвердить в прежнем виде сословие, зародившееся в давно ушедшей вглубь истории феодальной социально-экономической формации? Для анализа этого вопроса из-за крайней ограниченности объёма журнальной статьи воспользуемся лишь наиболее популярным и доступным для широкого читателя справочным материалом.
Так, в энциклопедических справочниках отмечается, что казачество, как одна из социальных групп населения России, представляло собой военное сословие в дореволюционной России XVIII - начала XX вв. Но зародилось оно значительно раньше, ещё в XIV - XVII вв. Рост феодальной эксплуатации и крепостничества в этот период в русском и польско-литовском государствах, усугубившийся на захваченной Польшей Украине национально-религиозным гнетом, привёл к массовому бегству крестьян и посадских людей за пределы этих государств, главным образом на незанятые земли на юге. В результате, со второй половины XV в. за линией сторожевых укреплений на южных и юго-восточных окраинах России и Украины, в основном по рекам Днепр, Дон и Яик (Урал) и их притокам поселяются беглые крестьяне и посадские люди, которые и стали называть себя вольными людьми - казаками. Они не облагались налогом и работали по найму, главным образом на различных промыслах, а также несли военную службу на окраинах страны. Служилые казаки разделялись на городовых (полковых), использовавшихся для защиты городов и сторожевых постов и вольных (станичных) казаков. Они, как социальная группа, были близки к стрельцам, пушкарям и другим категориям русского войска. Позже, в XVIII - XIX вв., большая часть их была переведена в податное сословие и вошла в категорию однодворцев, другие вошли в состав казачьих войск (Сибирского, Оренбургского и др.)
С самого начала постоянная борьба против соседних феодальных государств и полукочевых народов потребовала объединения казачества в военные общины. Общины были независимы друг от друга, но поддерживали между собой и с правительствами близлежащих государств тесные торговые, политические и военные связи. До XVII в. некоторые общины имели политическую независимость, большая их часть пользовалась автономией в области управления, суда, внешних сношений. Например, общины решали вопросы о войне и мире с соседями, вступали в борьбу с ними. Все важнейшие дела обсуждал общий сход казаков (рада, круг), на решения которого рядовая масса оказывала некоторое влияние.
Основу хозяйственной жизни казачества вначале составляли промыслы -охота, рыболовство и бортничество; сравнительно рано появилось скотоводство. Земледелие, как правило, стало распространяться позднее, примерно со второй половины XVII в. В XVI - XVII вв. важными источниками существования казачества были военная добыча и жалование от государства. Казачество быстро освоило огромные пространства плодородных земель Дикого поля и других окраин России и Украины. В XVI - XVII вв. казаки во главе с Ермаком, В.В. Атласовым, СИ. Дежнёвым, В.Д. Поярковым, Е.П. Хабаровым и др. активно участвовали в освоении русскими Сибири и Дальнего Востока. В XVI - первой половине XVII вв. царское правительство не имело достаточных сил, чтобы подчинять своей власти «вольное» казачество, но стремилось использовать его для защиты границ государства, посылая казакам жалование, боеприпасы, хлеб. Это способствовало постепенному превращению казачества в особое привилегированное военное сословие (окончательно утвердившееся в XIX в), положение которого определялось тем, что за службу государству за каждым казачьим войском закреплялась занятая им земля, которую войско передавало в пользование казачьим станицам. Эта феодальная форма землепользования сохранялась вплоть до Октябрьской революции.
В XV - начале XVI вв. возникли общины донских, волжских, днепровских (черкасских), гребенских и яицких казаков. В первой половине XV в. возникает Запорожская Сечь, во второй половине XVI в. - общины терских казаков и служилое сибирское казачество. Польское правительство во второй половине XVI в., пытаясь использовать верхушку украинского казачества в своих интересах, создало категорию реестровых казаков, состоящих на жаловании, а остальных стремилось перевести в податные сословия и закрепостить. Но быстро возраставшее украинское казачество, не смирившись с этим, в конце XVI - первой половине XVII в.в. и особенно в освободительной войне украинского народа 1648-1654 гг. под руководством Богдана Хмельницкого составило ведущую силу народных восстаний на Украине против польского господства. В середине XVII в. на территории восставшей части Украины, отошедшей к России, образовалось Слободское казачество. К началу XX века в России существовало 11 казачьих войск: Донское, Кубанское, Терское, Астраханское, Уральское, Оренбургское, Семиреченское, Сибирское, Забайкальское, Амурское, Уссурийское. Кроме того, было небольшое количество красноярских и иркутских казаков, образовавших в 1917 г. Енисейское казачье войско и Якутский казачий полк Министерства внутренних дел.
Царское правительство, опираясь на зажиточное казачество и старшину, постепенно (особенно с начала XVIII в.) стало ограничивать автономию казачьих областей, стремясь к полному подчинению казачества центральной власти. Поэтому в XVII - XVIII вв. широкие слои казачества упорно отстаивали свою свободу от посягательств со стороны царского правительства. Вольнолюбивое казачество было одной из главных движущих сил крестьянских войн и восстаний этого периода, выдвинув из своей среды таких крупных руководителей антифеодальной борьбы, как Ст. Разин, КА. Булавин и Е.И. Пугачёв. К тому же казачество с самого начала было неоднородным. В процессе социальной дифференциации увеличивалось количество бедных казаков («голытьба», «нетяги» и др.), которые принимали активное участие в крестьянских войнах и восстаниях. Одновременно из среды так называемых «домовитых» выделялась богатая верхушка, которая захватывала руководящее положение в казачьих общинах, образовав группу старшин. К началу XIX в. старшина вошла в состав дворянского сословия России.
В конце XIX - начале XX вв. царизм, опираясь на экономическую зажиточность казачества, его привилегированность как военного сословия и политическую отсталость, широко использовал казачество для несения полицейской службы и подавления национально-освободительного и революционного движения, особенно в период революции 1905 - 1907 гг.
Как уже отмечалось, в основе привлечения казачества к военной службе и выполнению полицейских функций лежала сложившаяся окончательно в XIX в. система землевладения в казачьих областях. Положение 1869 г. закрепляло общинное владение станичными (юртовыми) землями, из которых производилось наделение казаков «паем» в 30 десятин на казака (на практике же наделы составляли в среднем от 9 до 23 десятин, что всё равно было много больше, чем у основной массы крестьян европейской части России). Остальные земли составляли войсковой запас, предназначавшийся главным образом для пополнения станичных участков по мере роста казачьего населения. В 1916 г. казачество располагало 63 млн. десятин на 474 тыс. служилого состава (всё казачье население составляло свыше 4,4 млн. человек). Земли казачьего дворянства в 1848 г. были объявлены потомственной собственностью. Всеми этими мерами царизм стремился законсервировать экономический и общественно-политический уклад казачества, что обусловило сохранение в хозяйстве и быте казачества многих феодальных черт.
Вместе с тем развитие капитализма втягивало казачество в товарно-денежные отношения, подрывая устои его сословной обособленности. Ввиду слабости в казачьих областях помещичьего землевладения капиталистические отношения стали довольно быстро проникать в экономику казачьих станиц, чему способствовал приток пришлого населения (иногородних), особенно после отмены крепостного права. Дон, Кубань и другие регионы становятся районами торгового земледелия, развивается аренда войсковых земель, возникает антагонизм между казачеством и «иногородними». В самом казачестве происходит процесс классового расслоения. Хозяйство зажиточной верхушки приобретает капиталистический характер. Вместе с тем, росло число бедняцких казачьих хозяйств, хотя в целом обеспеченность казаков землёй по прежнему оставалась значительно выше, чем крестьян в европейской России. К началу XX века в некоторых казачьих областях развилась промышленность (Дон, Кубань, Сибирь), разорившиеся казаки вливались в ряды рабочего класса. В то же время царизм, опираясь на зажиточное казачество, поддерживал привилегированное положение казачества, всё шире использовал казачьи войска для полицейских функций.
Тем не менее, в начале XX века в казачьей среде происходило обострение классовой борьбы. В 1906 - 1907 гг. в ряде казачьих частей (2-й Урупский полк, пластунские батальоны и др.) произошли революционные выступления и волнения. Но, вследствие особенностей военно-сословной организации казачества, классовая борьба ещё не приобрела широкого размаха. Большинство казачества оставалось в основном реакционной массой. Однако, быстро развивавшиеся различия в размерах землевладения, в платежах, в условиях средневекового пользования землёй за службу и т.д., а также влияние обнищания и общей революционизации масс в годы Первой мировой войны 1914-1918 гг. привели к тому, что к 1917 г. именно классовый, а не сословный антагонизм стал главным противоречием в казачьих областях. Во время Февральской революции 1917 г. казачьи части перешли на сторону восставшего народа. На Дону, Кубани, Тереке, в Сибири возникли Советы казачьих депутатов. При поддержке Временного правительства был создан Совет Союза казачьих войск, руководство которого поддерживало генерала Л.Г. Корнилова. В марте - мае 1917 г. в казачьих областях были проведены войсковые круги (на Кубани - рада) и созданы контрреволюционные войсковые правительства во главе с атаманами. Однако, казачьи массы не поддержали корниловщину.
В период Октябрьской революции, когда два знаменитых Декрета Советской власти - о мире и о земле - сыграли роль Золотого ключика, открывавшего на просторах России все двери для новой власти, казачья беднота и массы фронтового казачества поддержали новую революцию, что явилось одной из причин быстрого разгрома мятежа Керенского и Краснова. Трудовое казачество участвовало в разгроме контрреволюционных мятежей в казачьих областях и установлении там Советской власти. В марте - мае 1918 г. были образованы Донская, Кубано-Черноморская и Терская советские республики в составе РСФСР.
Развитие социалистической революции в деревне в 1918 г. обострило классовую борьбу и вызвало серьёзные колебания среди казачества. На сторону контрреволюции встали кулацкая прослойка и среднее казачество. Значительная часть казачества оказалась в рядах белогвардейских армий.
Но противоречия между казачеством и помещичье-буржуазной контрреволюцией обусловили переход масс трудового казачества в конце 1919 г. на сторону Советской власти. В рядах Красной Армии сражались казачьи части и соединения под командованием П.В. Бахтурова, М.Ф. Блинова, СМ. Будённого, Б.М. Думенко, Н.Д. Каширина, Ф.К. Миронова и других. Переход казачества на сторону Советской власти был закреплён на 1-м Всероссийском съезде трудовых казаков (февраль-март 1920 г.), на основе решений которого 25 марта 1920 г. был издан декрет об учреждении в казачьих областях местных органов власти, предусмотренных Конституцией РСФСР. В 1920 г. постановлением ВЦИК на казачьи области были распространены все действующие в РСФСР общие законоположения о землеустройстве и землепользовании. Эти акты положили конец существованию казачества как особого военного сословия.
Таким образом, проанализировав эту энциклопедическую справку, можно подвести некоторый итог и, сравнив его с современной ситуацией в этом вопросе, попытаться дать ответ на вопрос: казачество - это реальная перспектива возрождения одного из сословий феодальной эпохи или не более, чем условная игра взрослых дядек в ряженых «казачков».
Итак, во-первых, в период позднего средневековья немалое число крестьян России и Украины ради обретения свободы и избавления от крепостного гнёта и других мерзостей порабощения бежало в неосвоенные и «ничейные» края, о которых речь уже шла в энциклопедической справке, расселяясь и обживаясь там. Сегодня основной мелкобуржуазной массе Российской Федерации, к коим с полным основанием можно отнести всех, кто стремится восстановить свои былые казачьи привилегии, государством гарантированы свободы и права в рамках буржуазного права. В этих условиях говорить о свободе, как одной из составляющей комплекса привилегий казачества уже не приходится.
Во-вторых, ещё одной составляющей образа жизни казачества являлось образование общин, жалование за царскую службу землёй, деньгами и другими привилегиями. Но в современном XXI веке с его урбанизацией, условиями рентабельности сельскохозяйственного производства, непрестижностью сельскохозяйственного труда, а потому и сокращением сельского населения, маловероятно, что найдётся достаточное количество охотников получить в собственность земельный надел с целью его использования в сельскохозяйственном производстве. Тем более, сегодня широко известно, что зона рискованного земледелия в России занимает подавляющую часть национальных сельскохозяйственных угодий. Поэтому без солидной помощи и внимания государства развитие фермерских хозяйств в массовом масштабе в России, а на этой основе и формирование нового сословия невозможно, ибо просто земля без субсидий государства - сплошное разорение. Кроме того, фермерское хозяйство подразумевает окончательное забвение такой важной и традиционной для российского крестьянства и во все века спасительной для него сельской общины. Да, конечно, место общины в современной России может занять какая-то специальная, по-видимому, государственная организация, но в современных условиях это нереально: нет не только какой-либо законодательной основы, но и хоть какой-то мало-мальски продуманной концепции развития сельскохозяйственного производства, нет денег, нет специалистов, нет заинтересованности и стремления кого-то этим заняться, да и много ещё разных «нет».
В-третьих, вопрос о привилегиях как таковых. Дело в том, что в свете последних тенденций в нашей стране этот вопрос отпадает сам по себе. Да, конечно, привилегии в государстве социального неравенства, особенно рабовладельческого, феодального всегда имели тенденцию к образованию сословий. Но, в то же время, капиталистические отношения, кои являются реалиями сегодняшней России, в рамках официальной общественной структуры не оставляют места для прежних сословий. Сословные отношения прочно замещаются отношениями классового характера.
В-четвёртых, что касается вопроса использования вновь возрождённого казачества для выполнения полицейских функций. Вот здесь больше перспектив, однако тоже с серьёзными оговорками. Царизм не случайно стремился всячески втянуть казачество в выполнение полицейских функций. Аристократия прекрасно понимала, что по своей сути, при всех своих привилегиях, казачество оставалось в основной своей массе трудовым крестьянством. И, как трудящимся, им были гораздо более близки интересы всего крестьянства России: то есть классовые интересы оставались более сильными, нежели сословные. Это со всей убедительностью мы видим даже из приведённой энциклопедической справки о периодах крестьянских войн, двух революций и Гражданской войны в России. Поэтому царизм, в строгом соответствии с бандитскими принципами, стремился как можно крепче повязать казачество пролитой ими кровью своих крестьянских и рабочих собратьев.
Сегодняшняя власть в России, несмотря на наличие Внутренних войск, по численности и оснащению превосходящих даже Сухопутные войска Министерства обороны, тоже не прочь была бы найти казачеству применение в системе МВД. Но пока нет денег и нет ещё устоявшейся формы для реализации этой идеи. Вполне возможно, что решение этой проблемы найдёт своё выражение в виде Национальной гвардии по типу североамериканской. Но это уже совсем иная песня.
История гражданской войны в СССР. Т. I. Подготовка великой пролетарской революции. (От начала войны до начала октября 1917 г.) / Под редакцией: М. Горького, В. Молотова, Б. Ворошилова, С. Кирова, А. Жданова, А. Бубнова, Я. Гамарника, И. Сталина. Составители тома: А.Л. Бирман, В. А. Быстрянский, М. Горький, С. М. Диманштейн, Л. Г. Долецкий, Л. Н. Крицман, Н. В. Крыленко, М. И. Кубанин, Д. З. Мануильский, И. И. Минц, В. П. Милютин, О. А, Пятницкий, Ф. Ф. Раскольников, А. И. Стецкий, Б. М. Таль, М. П. Толстуха, А. Ж. Угаров, Р. Н. Эйдеман. — М.: ОГИЗ, 1936. Тираж 500 000.
Война резко отразилась и на положении угнетенных национальностей.
Царская Россия была названа Лениным «тюрьмою народов». Это с исчерпывающей полнотой и яркостью определяло жизнь многочисленных национальностей «державы Российской». [57]
При самодержавии в тяжких условиях находились все трудящиеся, но особенно невыносимым было положение трудящихся нерусских национальностей, или, как их тогда презрительно называли, «инородцев». Экономическая эксплуатация в отношении их усугублялась жесточайшим национальным угнетением. Даже те жалкие права, которыми пользовались трудящиеся-русские, безгранично урезывались для угнетенных национальностей. Политическое бесправие, административный произвол и культурный гнет несло самодержавие порабощенным народностям.
Политика русских царей носит ярко выраженный завоевательный характер.
В XVI — XVII столетиях русский царизм, отражая интересы господствующих классов, предпринимает широкие военные походы на Восток. Он накладывает грабительскую лапу на земли Среднего и Нижнего Поволжья, осуществляет покорение Сибири, достигая Великого океана, вторгается в степные пределы левобережной Украины. С еще большей резкостью проявляются интересы дворян, торгового и зарождающегося промышленного капитала в военных планах Петра I, стремившегося «стать твердой ногой» на берегах Балтийского, Черного и Каспийского морей. При нем были захвачены районы нынешней Эстонии, части Латвии и Финляндии, кавказское побережье Каспия. Екатерина II присоединила к России северное побережье Черного моря, Крым, правобережную Украину, Белоруссию, Литву и Курляндию. Александр I отнял у шведов Финляндию, у турок — Бессарабию и получил после войны с Наполеоном часть Польши с Варшавой. При нем же Россия закрепилась в Грузии и начала многолетнюю войну за порабощение кавказских горцев. Война эта продолжалась и на всем протяжении царствования Николая I. Александр II закончил покорение Кавказа, отнял у Китая Приамурский и Уссурийский края, захватил огромные территории в Средней Азии. Последний из русских царей Николай II, продолжая политику отцов и дедов, пытался вначале осуществить присоединение Манчжурии и Кореи, а затем вступил в мировую войну, преследуя захват Константинополя, Турецкой Армении, Северной Персии и Галиции...
Зловещая тень двуглавого орла реяла на огромном пространстве империи, простираясь от берегов Балтики до вершин Кавказа и от солнечных степей Украины до среднеазиатских песков и сопок Дальнего Востока.
Каждый шаг русского царизма, как и деятельность всех буржуазных правительств Европы, был отмечен огнем, кровью и насилием. Нищета и безысходное горе сопровождали победное шествие капитализма в аулы Кавказа, кишлаки Туркестана и финско-тюркские деревни Поволжья.
Царское правительство не останавливалось в случае сопротивления перед поголовным истреблением и выселением местного населения захваченных областей. Десятки цветущих горских аулов были превращены в развалины и пепел. Дым пожарищ стлался по ущельям. Вырубались леса, сравнивались с землей селения, вытаптывались посевы, расхищалось имущество горцев вплоть до домашнего скарба.
Отнятые у коренного населения земли раздавались русским офицерам, помещикам, кулакам. Тысячи богатейших барских усадеб создавались на расхищенных землях башкир на Волге; огромные роскошные царские и княжеские имения вырастали на Кавказе, в Крыму, в Средней Азии. Проведение этой «земельной реформы» в порабощенных областях сопровождалось насаждением крепостного права. Петр I ввел его в Прибалтийском крае, Екатерина II — на Украине, Николай I старательно укреплял его на Кавказе.
Следом за царским генералом в завоеванные районы шел русский помещик, устремлялись купец и фабрикант. Национальные области наводнялись русскими солдатами, жандармами, чиновниками. Вместе с ними пробирался туда и православный поп, утверждавший крестом право штыка и золота.
Военное насилие и разбой сменялись еще более страшным экономическим угнетением. Присоединенные районы превращались в колонии капитализма, становясь главными поставщиками сырья и топлива для развивающейся промышленности России. Украина дала ей донецкий уголь и криворожскую руду, Кавказ — нефть, Средняя Азия — хлопок и т. д.
На смену старинным крепостям с бастионами и пушками возводились помещичьи усадьбы, кулацкие хутора, капиталистические фабрики. А рядом с ними вырастали тысячи, десятки тысяч «божьих» церквей и государевых кабаков. В царских кабаках спаивали местное население водкой, в церквах кадили ладаном и возносили молитвы за успех колонизаторской политики «белого царя». Многочисленная армия попов усердно трудилась над внедрением в умы «дикарей» основ православия и самодержавия.
Выстроенные церкви обращались в орудия дополнительного грабежа национального населения. Новокрещеных из «инородцев» приучали к православию путем штрафов за непосещение исповеди, за незнание молитв, несоблюдение обрядов и т. д.
Проповедь христианства среди угнетенных национальностей носила самый разнузданный и циничный характер. Методы [61] религиозно-просветительной работы миссионеров среди полудиких народов Сибири часто носили провокационный характер.
Приехав в селение, миссионер начинал свою проповедь «честью», давал небольшие подарки: кресты, иконки, табак и т. п. Если это не помогало, он останавливался длительным постоем у непокорных и принимал против них более «решительные» меры. В конце концов миссионер доводил окружающее население до того, что против него начинали раздаваться угрозы. Тогда виновных хватали, отбирали у них имущество, сажали в тюрьму.
Первыми христианскими просветителями среди сибирских племен были беглые, бродячие монахи, вместе с молитвой и святой водицей занесшие в тундры Сибири водку и сифилис.
Система широкого спаивания туземцев-звероловов применялась и позднее, во времена деятельности «православного миссионерского общества» — огромного предприятия с 200 тысяч основного капитала. От такого «христианского» попечения сибирские племена в последние годы перед войной вымирали со страшной быстротой.
В течение трех с половиной веков тяготел страшнейший церковный гнет и над мусульманскими народами России. Религиозные гонения, закрытие мечетей (один лишь епископ казанский Лука — 1738-1755 гг. — разрушил в Татарии 418 мечетей из 536) сопровождались насильственным отобранием детей мусульман в церковно-приходские школы.
Русское просвещение среди финско-тюркских племен Поволжья началось с учреждения в Казани духовной академии. Кадры православных миссионеров готовились и восточным факультетом Казанского университета.
Одним из ярчайших актов русификаторской политики последнего времени является изданный министром народного просвещения графом И. И. Толстым закон — «Правила 31 марта 1906 года». Указывая на необходимость при помощи «науки» усилить в порабощенных народах «любовь к общему отечеству», закон вводил во всех школах для «инородцев» обязательное обучение русскому языку{67}. Но государственная русская школа добросовестно выполняла эту обязанность и до издания закона Толстого. В Польше еще после восстания 1863 года были закрыты все национальные университеты и гимназии и заменены русскими школами; запрещено было громко разговаривать по-польски в. общественных местах — учреждениях, магазинах, на улицах. Под таким же гнетом находилась Украина. Самое слово «Украина» было признано крамольным и заменено названием «Малороссия». Не допускалось печатание книг и газет на украинском языке, запрещалось преподавание родного языка даже в частных школах и употребление его в публичных выступлениях. Результаты угнетения сказались губительнейшим образом на культуре украинского народа. До присоединения к России Украина в культурном отношении стояла выше Великороссии. К концу прошлого столетия украинские губернии давали поражающий даже для царской России процент неграмотных.
При помощи армии и государственного аппарата — государственной русской школы и православной религии — царское правительство беспощадно осуществляло повсеместную руссификацию. То обстоятельство, что большинство порабощенных народностей представляло культурно-отсталые национальности, только облегчало эту задачу. Но даже в тех случаях, когда русский империализм сталкивался с национальностями, по своему экономическому и культурному уровню стоявшими не ниже, а иногда и выше великороссов (как, например, поляки, финны, эстонцы, латыши, отчасти грузины, армяне, украинцы и др.), это не мешало ему проводить руссификацию с той же свирепостью и непримиримостью. Александр захватывая Финляндию, обещал сохранить в ней сословное самоуправление, которым она пользовалась у Швеции. Но постепенно русское правительство ликвидировало эту автономию, решив сравнять в бесправии Финляндию со всей страной. Польша давно уже была придавлена пятой царского жандарма. Даже куцая реформа, проведенная созданием так называемых органов местного самоуправления (земств и городских дум), на Польшу не распространялась. Не получила Польша и суда присяжных. Многочисленные правовые ограничения были установлены для поляков на государственной службе и в армии.
В особенно бесправном положении находились в царской России евреи. Они были ограничены в праве жительства и свободного передвижения. Исключение составляли только богатые евреи — купцы первой гильдии — и лица с университетским образованием. Классовая политика, которую царское правительство проводило и в национальном вопросе, находила свое отражение в некоторых послаблениях, дававшихся имущим слоям населения. Но все же по сравнению с господствующим русским буржуа и помещиком еврейский или армянский купец чувствовал себя бесправным. Доступ в школу для евреев был ограничен нормой, на государственную службу и железные дороги их совсем не принимали и т. д. Для проживания еврейского населения была отведена так называемая «черта оседлости». Скученные в городах и местечках губерний Польши, Литвы, Белоруссии и части Украины еврейские массы были обречены на беспросветную нищету. [63]
Местное национальное население подвергалось самому бесстыдному обиранию со стороны царских властей. Система взяток, широко распространенная в царской России вообще, принимала невероятные размеры на далеких окраинах. Тучи прожорливых чиновников, как саранча, поедали последние крохи у трудящихся угнетенных национальностей. В Средней Азии в результате русской колонизации налоги на местное население возросли в 3 — 4 раза, а в отдельных случаях увеличивались в 15 раз. Население вымирало. Там, где до прихода русских было 45 селений, насчитывавших 956 дворов, через двадцать лет колонизации осталось только 36 селений, объединявших 817 дворов, из которых 225 пустовали. Об этом рассказывают путешественники, посетившие в конце прошлого столетия районы, населенные узбеками. Они рисуют, очевидно, далеко не полную картину всех ужасов, творившихся в царских колониях: царская цензура не допустила бы этого. Но и они упоминают о беспощадных кровавых расправах с туземцами за малейшую попытку возмущения с их стороны. Целые кишлаки выжигались дотла за какое-нибудь одно тело убитого русского, найденное по соседству.
В приказе русского офицера, усмирявшего в 1910 году восстание в Катта-Кургане, с полной беззастенчивостью сказано, что «одна подошва русского солдата ценнее тысячи голов несчастных сартов» (узбеков){68}.
И такие приказы не оставались «фразой». Об этом говорит беспощадная расправа с населением Андижана.
В 1898 году вспыхнуло восстание среди узбеков тогдашней Ферганской области. Во главе его стоял пользовавшийся огромной популярностью местный религиозный вождь Дукчи Ишан. В ночь с 17 на 18 мая отряд местных жителей, вооруженных ножами, железными булавами и палками, напал на солдатские казармы в Андижане. Выло убито 19 солдат. Царским войскам удалось, однако, быстро подавить восстание. Сотни узбеков, даже не принимавших участия в выступлении, были перебиты. Сравняли с землей все кишлаки, где жили руководители восстания, и на голом месте их выстроили русские селения. Для возмещения убытков, определенных в 130 тысяч рублей, продавалось с молотка имущество не только осужденных, но и их родственников. 18 человек были повешены, 362 — присуждены к каторжным работам от четырех до двадцати лет.
Неудивительно, что народности Средней Азии, как и других колоний, были проникнуты трепетом перед «русским именем». Каждый самый незначительный представитель царской администрации до последнего городового включительно чувствовал себя [64] полным владыкой над подвластными ему «дикарями». Вся система управления была направлена к сохранению и поддержанию необходимых условий для национального угнетения. И власть и церковь советовали русскому населению не считать «некрещеного инородца» за человека.
Русское правительство, предотвращая аграрную революцию,. старалось удовлетворить земельные нужды части своих крестьян за счет угнетенных народов. Колонии отдавались в эксплуатацию и разграбление кулакам-крестьянам и казакам.
Вместе с тем из переселяемых на окраины крестьян и казаков самодержавие создавало опору в борьбе с коренным национальным населением.
Помещичья верхушка, представленная партиями «союза русского народа», «националистами» и другими вместе с военщиной, бюрократией и монархической печатью ( «Земщина», «Русское знамя», «Новое время», «Московские ведомости», харьковский [65] «Южный край», тифлисский «Кавказ», «Киевлянин» и другие газеты) развивали бешеную националистическую кампанию против всех «инородцев», особенно изощренно разжигая антисемитизм, организуя еврейские погромы на Украине, армяно-тюркскую резню в Закавказье и т. д. Правительство со своей стороны поощряло национальную рознь между отдельными народностями. Натравливая их друг на друга, царизм упрочивал свое господство над угнетенными национальностями, предотвращал возможность их объединения, создания единого интернационального фронта угнетенных народов против русского самодержавия.
Политика царизма среди угнетенных национальностей выражалась древним политическим лозунгом Рима: «Разделяя — властвуй».
Все население Российской империи резко разграничивалось на два лагеря: с одной стороны, великороссы, которым всячески внушалось, что они представляют собой привилегированную великодержавную нацию, с другой — зависимые, неполноправные народы.
Один из лидеров партии «Всероссийского национального союза» писал в «Новом времени» — газете, издававшейся Сувориным и отличавшейся даже среди черносотенной прессы особенным изуверством в разжигании национальной розни и утверждении российского великодержавия: «Мы, божией милостью, народ русский, обладатель великой и малой и белой России, принимаем это обладание как исключительную милость божию, которою обязаны дорожить и которую призваны сохранить всемерно. Нам, русским, недаром далось это господство... Ни с того, ни с сего делить добытые царственные права с покоренными народцами — что же тут разумного, скажите на милость? Напротив, это верх политического слабоумия и представляет собой историческое мотовство, совершенно подобное тому, как в купечестве «тятенькины сынки», получив миллион, начинают разбрасывать его лакеям и падшим женщинам. Сама природа выдвинула племя русское среди многих других как наиболее крепкое и даровитое. Сама история доказала неравенство маленьких племен с нами»{69}.
Великодержавно-националистические установки наиболее ярко были отражены в программе черносотенного «союза русского народа». В ней говорилось: «Русской народности, собирательнице земли русской, создавшей великое и могущественное государство, принадлежит [66] первенствующее значение в государственной жизни и в государственном строительстве... Все учреждения государства Российского объединяются в прочном стремлении к неуклонному поддержанию величия России и преимущественных прав русской народности, но на строгих началах законности, дабы множество инородцев, живущих в нашем отечестве, считали за честь и благо принадлежать к составу Российской империи и не тяготились бы своей зависимостью...»{70}
Национальная политика черносотенцев находила полное одобрение у партий октябристов и «националистов». Первым пунктом программы партии «националистов» значилось «упрочение русской государственности на началах самодержавной власти»{71}.
Более умеренные буржуазные партии, как кадеты, которые называли себя партией «народной свободы», и другие, отражавшие интересы капиталистических помещиков и промышленного капитала, особенно легкой индустрии, т. е. групп, которые более других нуждались во внутреннем рынке, стремились достичь своих националистических целей путем некоторых внешних уступок буржуазным элементам угнетенных национальностей. Но, конечно, и эти партии не допускали никаких колебаний в вопросах единства русского государства и дальнейших захватов чужих земель. Лозунг «единой и неделимой России» был общим для всего буржуазного лагеря.
Ленин, говоря о позиции кадетов в национальном вопросе, спрашивал, чем они отличаются от национализма и шовинизма «Нового времени» и К°, и отвечал: «Только белыми перчатками да более дипломатически-осторожными оборотами. Но шовинизм и в белых перчатках и при самых изысканных оборотах речи отвратителен»{72}.
Так называемые социалистические партии, признавая на словах право угнетенных национальностей на самоопределение, на деле также отстаивали неприкосновенную цельность Российского государства. Партия социалистов-революционеров, высказываясь за построение государства на федеративных началах, в то же время никаких прав на государственное отделение нациям не предоставляла, ограничивая разрешение национального вопроса областью культуры и языка.
Существовавшие в пределах России националистические партии — «Польская партия социалистов» среди поляков, «Дашнакцутюн» среди армян, «Бунд» среди евреев и т. п. — давали буржуазное в общем освещение национального вопроса, стоя за разделение организаций рабочего класса по национальностям. Они сводили его к узким проблемам своей национальности, отражая взгляды мелкобуржуазных слоев и извращая интернациональную пролетарскую линию. Одним из таких «решении» национального вопроса был проект «культурно-национальной автономии». Выдвинутый австрийскими социал-демократами, нашедший поддержку у еврейского «Бунда» и встретивший сочувственный отклик в среде меньшевиков, в том числе кавказских, он сводился к подмене большевистского лозунга о самоопределении нации вплоть до отделения мелкобуржуазным националистическим лозунгом организации особых общегосударственных национальных союзов для руководства школьными, культурными и другими делами своей национальности.
Сталин указывал, что «культурно-национальной автономией» «разбивается единое классовое движение на отдельные национальные ручейки... распространяя вредные идеи взаимного недоверия и обособления рабочих различных национальностей»{73}.
В то же время «культурно-национальная автономия» являлась проповедью лозунга межклассового объединения. Так меньшевики и в национальном вопросе дезертировали с классовых интернациональных позиций пролетариата.
Большевики, вырабатывая под руководством Ленина и Сталина свою национальную политику, учитывали огромное значение национального вопроса для пролетарской революции, особенно в условиях России, где нерусские национальности представляли собой большинство населения (56,7 процента), а великороссы — меньшинство (43,3 процента). Партия большевиков прилагала все усилия, чтобы не допустить раскола между русским пролетариатом и рабочими других национальностей.
Ленин и Сталин дали исчерпывающую критику программ буржуазных и мелкобуржуазных партий по национальному вопросу. Большевистская партийная конференция в сентябре 1913 года — так называемое «августовское, или летнее, совещание Центрального комитета» — подтвердила основную установку партии по национальному вопросу — об интернациональном сближении трудящихся, — отметив, что «интересы рабочего класса требуют слияния рабочих всех национальностей данного государства в единых пролетарских организациях — политических, профессиональных, кооперативно-просветительных и т. д. Что касается до права угнетенных царской монархией наций [68] на самоопределение, т. е. на отделение и образование самостоятельного государства, то социал-демократическая партия безусловно должна отстаивать это право... Этого требует... дело свободы самого великорусского населения, которое не способно создать демократическое государство, если не будет вытравлен черносотенный великорусский национализм, поддерживаемый традицией ряда кровавых расправ с национальными движениями и воспитываемый систематически не только царской монархией и всеми реакционными партиями, но и холопствующим перед монархией великорусским буржуазным либерализмом, особенно в эпоху контрреволюции»{74}.
Таковы были ленинско-сталинские установки в национальном вопросе.
До империалистской войны буржуазное национально-освободительное движение не выдвигало прямой задачи отделения своих наций от России.
Война с явно наметившимся поражением русской армии породила сильные сепаратистские стремления в среде буржуазных националистических групп. Центробежные силы стали брать верх. С одной стороны, переполнилась чаша национального терпения, с другой — почувствовалось, что запоры, висящие над «тюрьмою пародов», стали терять свою прочность и что при достаточном напоре можно избавиться от них навсегда.
На национальных окраинах началось направленное против русского царизма брожение. В Средней Азии оно вылилось в 1916 году в крупное восстание, охватившее не только казахов, которых до революции называли киргизами, но почти все народы, населяющие степной край (Казахстан) и Туркестан.
Усилилась деятельность буржуазных сепаратистов в среде поляков, финнов и украинцев, выработавших националистическую программу действий. Оживление национально-освободительного движения наблюдалось и среди литовцев, закавказских национальностей и др. До крайности обострились и общие национальные требования, особенно в связи с тем, что империалистская война была объявлена буржуазией войной якобы в защиту слабых наций.
Стремления к отделению от России нашли отражение в организации заграничных съездов националистов-сепаратистов. Была создана «Лига русских народов», которая обратилась в мае 1916 года с коллективной жалобой к президенту Соединенных штатов Вильсону, характеризуя тяжелое положение национальностей в России. [69]
Сепаратистские стремления, возникшие среди народностей России, серьезно учитывались воюющими сторонами. Каждая из них старалась использовать это движение в своих целях. Вот что писал во время войны видный французский деятель Пьер Шантрель премьеру Клемансо: «Берлин всячески содействует сепаратистским движениям для того, чтобы создать себе на Востоке новых политических и экономических клиентов. У Антанты имеется полное основание действовать параллельно с Германией, чтобы отнять у нее плоды этой работы. Единая и неделимая Россия кончена. Франция должна вмешаться, чтобы перелить ее в федерацию на основе добровольного соглашения договаривающихся частей. Государственные люди Антанты должны понять, что Германии труднее будет справиться с тремя или четырьмя столицами, чем с одним Петербургом»{75}.
Угнетенные национальности служили серьезным резервом пополнения человеческого материала действующих армий. Они были теми забитыми рабами войны, которых сама буржуазия с циничной откровенностью называла «пушечным мясом».
Лицемерное объявление империалистской бойни «священной войной за освобождение слабых наций» необходимо было буржуазии воюющих стран для того, чтобы заручиться поддержкой угнетенных народностей и населения колоний, и для подрыва среди них авторитета враждебной стороны. Германия, например, стремилась вызывать восстания в Ирландии и колониях стран Антанты. Антанта со своей стороны восстанавливала против Германии чехов, поляков и т. д.
Все это на фоне общего обострения империалистских противоречий сильно поднимало волны национально-освободительного движения. Последнее становилось очень серьезным политическим, а местами и революционным фактором.
Один из основных идеологических устоев монархического режима — «единая и неделимая Россия» — к этому времени был уже сильно расшатан всем ходом военных событий, подготовивших и облегчивших успех революции. [70]
Господские дома заводовладельцев Замосковного горного округа в первой половине XIX в. (часть 1)
Дом заводовладельца был центральным элементом жилой структуры любого усадебно-промышленного комплекса. В отличии от других объектов горнозаводского хозяйства, возведение большинства которых осуществлялось в строгом соответствии с утилитарной идеей, отражавшей исключительно функциональное значение зданий в соответствии с требованиями технологического и конструктивного порядка, а так же в связи с необходимостью рациональной организации социальной и производственно-хозяйственной жизнедеятельности населения, в них уже находят реализацию различные архитектурно-художественные задачи [1].
Большинство господских домов сооружались в два, а в некоторых случаях и в три этажа. Возводились они на возвышенности, обычно на берегу пруда, с видом на заводские строения. Среди них встречались как каменные, так и деревянные дома.
Из числа господских домов горнозаводских хозяйств к особо масштабным сооружениям принадлежал дом Баташевых в Гусь-Железном. Его можно с полным основанием отнести к настоящим шедеврам архитектурного зодчества XVIII – XIX вв.
Первое упоминание о господском доме при Гусевском заводе мы находим спустя некоторое время после строительства завода, в описи датированной 1764 годом, обнаруженной в Российском государственном архиве древних актов [2]. На тот момент он представлял собой двухэтажное прямоугольное здание в 27 осей по главному фасаду. Со стороны парадного двора и паркового фасада его украшали портики из шести белокаменных колонн тосканского ордена [3].
Расцвет строительства связан с именем Андрея Родионовича Баташева, к которому Гусевский завод отошел после раздела имения в 1783 году. При нем к основному объему были пристроены два узких, слегка пониженных боковых флигеля. Постепенно разрастаясь и соединяясь с другими зданиями на территории усадьбы, дом превратился в настоящий конгломерат построек, тесно связанным между собой.
Мы располагаем детальной описью Гусевского господского дома датированной 1838 годом.
Итак, господский кирпичный дом на каменном фундаменте с флигелями по обе стороны, был покрыт белым листовым железом на стропилах. В длину имел 60 метров, ширину 16 и вышину 12 метров. Все детали фасадного декора здания выполнены из кирпича и оштукатурены. Средняя часть главного фасада с парадным входом по центру завершается невысоким аттиком. Высокие прямоугольные окна обрамлены простыми рамочными наличниками.
Дом имел два жилых этажа с подвалами на сводах под всем домом и флигелями. В обоих этажах здание разделено капитальной продольной стеной на примерно равные части с анфиладным расположением комнат вдоль главного и паркового фасадов. В центральной части дома устроен вестибюль с трехмаршевой лестницей, ведущей на второй этаж. Западная половина вестибюля (при входе) перекрыта высокими сомкнутыми сводами, опирающимися на 12 массивных столбов и переброшенные между ними арки. Нарядный потолочный карниз украшен фризом из триглифов и розеток.
На втором этаже располагались обширные залы, находящиеся между собой в общем соединении. Гостиные, кабинеты, жилые помещения разной величины и вида, всего 17 комнат. Некоторые из них были вызолочены, но позолота от давности вся истерлась остались только одни признаки, равно и сама внутренняя отделка комнат уничтожилась. В верхнем этаже 52 окна с двойными стеклянными рамами с 75 медными шпингалетами, 33 двери створчатых и одинарных на петлях с 12 медными и 18 железными задвижками, с 30 медными и 2 железными замками. Во всех комнатах 18 голландских печей с железными затворками и вьюшечным прибором, при 4 печах находится чугунные полукруглые камины, полы простые деревянные, некоторые из них крашенные.
В нижнем этаже в обеих половинах 18 разных жилых комнат, 42 окна с двойными стеклянными рамами с 21 парой медных и 15 железных шпингалетов из коих 2 окна с железными решетками. А 4 с железными внутри затворами, 32 двери створчатых и одиноких на петлях с 12 железными и 4 парами медными шпингалетами и 12 медных и 10 железных замками. Во всех комнатах находится 10 голландских печей с железными затворами и вьюшечным прибором, в одной прихожей печь русская на манер очага с чугунной плитой. За этой комнатой кладовая с тремя небольшими разделениями, 2 окна с железными решетками, пол чугунный.
При доме с обеих сторон находится на каменном фундаменте балконы, каждый поддерживается восемью чугунными столбами или колоннами, на балконах по бокам находятся железные фигурные решетки. Под передним балконом подъезд при нем сбоку на каменном фундаменте чугунные периллы. В парадных сенях по обе стороны 2 камина с чугунными досками и между обеих парадных лестниц ведущих в верхний этаж кладовая с железными дверьми и решетками на 3 –х окнах. Как в ней так равно и в парадных сенях 2-х передних лестницах и на задней ведущей в сад приступке площадки и периллы все чугунные и в сих 2-х этажных флигелях, находящихся по обе стороны дома 4 кухни с очагами чугунными котлами и плитами. Сверх этого для жительства гостей находится разных 24 комнаты, в них 60 окон со стеклянными двойными рамами, два из них с железными решетками с 5 медными и 10 железными шпингалетами, 32 двери створчатых и одиноких на петлях с 5 железными и 8 медными шпингалетами и 7 железными замками и 4 двери железных. Внутри флигелей устроены с нижних на верхние этажи 5 лестниц, в одном три, а в другом две. Все пороги чугунные, а прочие деревянные, 4 печи голландских с железными затворками и вьюшечным прибором, 9 русских печей с чугунными досками и принадлежностью и 8 деревянных шкафов с 16 замками [4].
Подобная планировка господского дома была типичной для своего времени. Как правило, на нижнем этаже располагались комнаты для прислуги: прихожая, людская, кухня, кладовые, на втором этаже помещения для господ: гостиная, столовая, спальни. Помещения первого этажа перекрыты сводами, а второго – несущими конструкциями по деревянным балкам. Композиция фасадов построена на контрасте нижнего и верхнего этажей. Подобное устройство было характерно для домов вотчинников в их главных заводских центрах.
Отражением бытовой культуры владельца Гусевской усадьбы являются различные предметы повседневной жизни, сведения о которых сохранились в описании. Свидетельством религиозности заводовладельца являются наличия множества святых образов во всех помещениях дома. Среди них образ с изображением рождества Христова в вызолоченной раме, Богоматери с предвечным младенцем, Петра и Павла в раме, распятие, писанное на стекле, с фольгою мученицы Феклы и другие всего 28 штук. Помимо икон в доме было множество картин, по некоторым из них можно судить о политических взглядах владельца, к примеру, свидетельством приверженности идеям просвещения являются изображения Вольтера в Елисейских полях или портрет Руссо. Часть картин была посвящена античной тематике: Сражения Александра Македонского с царем персидским Дарием, Нагих Нимф, Венеры с Купидоном, Юпитера, Геркулеса. Всего во всем доме было 89 картин [5].
Отдельного внимание заслуживает личная библиотека Андрея Родионовича Баташева. Она состояла из изданий разных старинных книг: романтических сказок, разных ежемесячных изданий русских и латинских лечебников, разных историй, вестников священной истории и жития некоторых угодников, календарей, анекдотов, академических изданий и многих других подобных давнопрошедших времен, также французских и немецких исторических и относящихся до горной механики, горного и заводского дела, сверх них еще имелись разные рукописи и партикулярные переписки. Все эти книги, по описи, с давнего времени находящиеся без всякого присмотру и были изрядно попорчены, а потому, по мнению чиновника занимающегося описью, «не составляла собой той ценности за которую они были приобретены разве кому либо из любителей сей старины еще сберегаются прежнего времени разные чертежи, планы и другие рисунки, Санкт-Петербургские ведомости с 1771 до 1812 года, конторские ведомости о действии завода тех же времен указы и предписания Гусевской Конторы в том числе о приготовлении артиллерийских снарядов и прочее. Все эти бумаги большей частью попорчены мышами изорваны» [6].
Не менее роскошным был господский дом при Выксунском чугуноплавильном заводе. Как по внешнему виду, так и по внутреннему строению и оформлению его можно в определенной мере отнести к сооружениям так называемого дворцового стиля архитектуры [7].
Дом заводчиков Баташевых занимал центральное место во всем комплексе жилых и производственных построек Выксы. Он был главной резиденцией первых владельцев заводов.
Впервые о строительстве господского дома в Выксе упоминается в отчете приказчика Михаила Родионова за 1765 год. В нем речь идет о строительстве дома с 10 покоями для приезда хозяев и житья приказчиков с пристроенными к нему различными домовыми строениями. Судя по всему, первоначально и контора, и дом заводчиков были деревянными.
Братья Баташевы
Пожар, произошедший в Выксе в 1767 году, практически полностью уничтожил недавно возникший на берегу Верхне-Выксунского пруда усадебно-промышленный комплекс. Академик Иван Иванович Лепёхин, посетивший Выксу 25 – 26 июля 1768 года, в своих путевых заметках писал: «…Заводы не задолго до нашего приезду выгорели. И так никакой на них работы больше не производилося…» [8]. Как справедливо отметил нижегородский исследователь деятельности Баташевых А.Г. Киселёв, занимавшийся историей баташевского комплекса, «пожар пошёл много к украшению» молодой Выксе (по аналогии с московскими пожарами) [9]. Именно после уничтожения первоначальных строений огнём от близлежащего завода, перед заводчиками встал вопрос о каменном строительстве. Тем не менее, в записках Петра Палласа, обследовавшего окрестности Выксы по поручению Российской академии наук в августе 1768 года (т.е. немногим позднее посещения И.И. Лепёхина), отмечено то, что после пожара каменной решили сделать только контору, и ничего не сказано про дом Баташевых: «…Ныне трудились там восстановить строение в прошлом году от молнии сгоревшего. Высокая обжигальная печь сделана двойная, а плавильню и конторский дом строят ныне каменной. Ещё есть две ковальные печи, а мехами и молотом действует приведённая вода из речки Выксы…» [10].
Прямых указаний на дату постройки каменного усадебного дома в Выксе нет, однако по традиции принято считать, что дом-дворец Баташовых строился в конце шестидесятых годов восемнадцатого века [11].
Первоначально дом был построен двухэтажным, но, после раздела заводов братьями в 1783 году, Иван Родионович пристроил для себя мезонин в семь комнат, а потом увеличил его и расширил во весь дом. Этот факт зафиксирован в подробном описании Выксы в Экономических примечаниях к Генеральному межеванию приблизительно того же времени: «…При вышеописанном же заводе состоит церковь каменная во имя Рождества Христова с пределом Николая Чудотворца и Иоанна Богослова. Дом господской, каменной, о трёх этажах, крытой железом. Регулярный сад с плодовитыми деревьями, овощи с оного употребляются для домашнего господского обиходу. И зверинец, в коем содержаться олени и дикие козы, и в оном состоит для означенных зверей пруд…»[12]. Граф Е.А. Салиас в своем романе «Владимирские Мономахи», изданном впервые в 1898 году, так же отмечал: «В доме было 40 комнат, во втором этаже — все парадные комнаты: три гостиных, китайская комната и итальянская или портретная. Здесь на главном месте висел портрет Ивана Родионовича, написанный маслом. В стороне от гостиных, окнами в сад были комнаты троюродной внучки барина…На небольшую террасу с маленькой подъемной лестницей в сад в правом крыле были комнаты молодого барина — сына Баташова - Ивана Ивановича с особой террасой и особым подъездом с улицы. В левом крыле передняя часть строения принадлежала маленькой, как ее называли, барышне, внучке Ивана Родионовича - Дарье Ивановне, жившей со своей няней. В задней части крыла, но без сообщения, жили близкие родственники Баташова» [13].
Более детально внешний вид и внутреннее содержание дома наглядно представлены в двух чертежах, опубликованных в сборнике документов и материалов «Металлургическая промышленность России первой половины XIX в.». Первый представляет собой изображение фасада дома, а так же план нижнего этажа. На втором представлены планы бельэтажа и мезонина (см. приложение) [14].
Судя по рассмотренным планам, датированным 1820-1830 гг., господский дом Выксунского завода представлял собой огромное трехэтажное здание, имевшее большое количество комнат самого разного функционального назначения. На нижнем этаже располагались преимущественно комнаты хозяйственного назначения, - кухня, людские, чуланы, кладовые и др. В бельэтаже размещались спальни, гостиные, баня, лакейские. Здесь же были комнаты, образующие своего рода культурно-развлекательный центр дома: бильярдная, галере, оранжерея и др. Причем последняя, как видим, размещалась на втором этаже и была включена в архитектурную композицию дома. Реализация этого довольно смелого для того времени архитектурного замысла технически была очень сложной и требовала больших материальных и трудовых затрат. Для крупных заводских хозяйств Замосковного горного округа оранжереи не были редкостью, однако они располагались либо в отдельных зданиях, либо примыкали непосредственно к дому, но размещать их на втором этаже практически никто из заводовладельцев больше не решался. Во всяком случае, в рамках горнозаводских хозяйств центра России нами таких примеров больше не обнаружено.
На третьем этаже располагалась личная канцелярия Ивана Родионовича. Наличие в господских домах личного кабинета хозяина было достаточно распространенным явлением для первой половины XIX в. Кабинет являлся своеобразным атрибутом владельца, принадлежал к непарадным, «приватным» помещениям. Кроме дивана и стульев, в кабинете находились этажерки и шкафы. Здесь находились вещи, которые характеризовали вкусы и пристрастия хозяина. В подобных кабинетах, как правило, принимали наиболее близких друзей. Его обстановка создавалась в соответствии со вкусом и пристрастием хозяина, несла на себе отпечаток его личности.
Д. Д. Шепелев
После смерти в 1821 году владельца заводов И.Р. Баташова в доме жила семья Д.Д. Шепелева, который после смерти жены Дарьи Ивановны и тестя был опекуном своих малолетних детей, а по существу владельцем Выксунских заводов. При нем Выкса сделалась средоточием веселой и праздной жизни высшего общества нескольких губерний. Господский дом просто утопал в роскоши. На втором этаже было устроено несколько парадных залов, предназначенных для приема гостей, организации праздников, юбилеев и пр. Каждый был оформлен по-разному: итальянский, китайский, турецкий и др. В Петровском зале размещалась картинная галерея с портретами Петра I, Екатерины II, Елизаветы Алексеевны и Александра I, портретами членов семьи Шепелевых, были картины на исторические темы, пейзажи. Среди этих полотен работы иностранных художников, известных русских мастеров (М.И. Скотти, по предположению один из портретов Д.Д. Шепелева - работа К. Брюллова), местных художников (Колынин, Кораблев и др.).
Во дворце отделка многих комнат производилась штофом - шелковой тканью разных тонов и расцветок, а также красивым мрамором и отличались не только богатством, а и изысканным вкусом.
Дорогая, удобная мебель орехового, красного дерева, мягкие кресла и диваны, столики с инкрустацией, роскошные люстры со свечками и лампами, зеркала, паркетный пол - все это создавало комфорт и красоту.
В условиях постоянного праздника особое положение стала занимать огромная столовая (сейчас выставочный зал в музее). Она оживлялась ежедневно три-четыре раза в день, причем за стол садилось всегда несколько десятков человек иногда и до пятидесяти человек - это в будние дни, а в праздничные и больше. Зал был украшен пальмами в кадках, скульптурными портретами великих людей. Обед состоял из множества разнообразных блюд. Весь объем работ по устройству и обслуживанию данных увеселений лежал на плечах дворовых обитателей. Надо было мыть полы и натирать паркет, готовить еду, накрывать на стол и мыть посуду, стирать, шить и гладить белье, одежду, ухаживать за садом, скотным двором и псарней, конюшней и огородом. Работали только на обслуживании Дворца и его хозяев сотни крепостных - дворовых.
Обязательным атрибутом была самая разнообразная посуда: серебряная, позолоченная, фарфоровая, бронзовая, стеклянная. Имелись столовые приборы: ножи, вилки, ложки столовые, десертные, чайные из серебра и многое другое.
Оба вышеописанных господских дома являлись местом постоянного проживания заводовладельцев с семьями и в свою очередь в составе единого усадебно-промышленного комплекса являлись центрами крупных хозяйственных образований, состоящих из нескольких заводов. Главная функция подобных господских домов – общественное предназначение, демонстрация престижа. Дело в том, что предприниматели, зачастую имевшие происхождение не из дворянского сословия, стремились всеми правдами и неправдами достичь дворянского звания. В последствии по положению практически уподоблялись помещикам, воссоздавая в своих владениях дворянскую культурную среду.
Макет Господского дома в Выксе
О современном состоянии усадьбы в Гусь-Железном можно почитать тут: lapa-spelik.livejournal.com/34842.html ________________________________________
1. Арсентьев Н.М., Дубодел А. М. Архитектурно - производственный облик промышленных центров первой половины XIX века (по планам и чертежам Замосковного горного округа) / Н.М. Арсентьев, А. М. Дубодел. // Саранск: история и образ города - провинциал: Материалы III Воронинских научных чтений. Саранск: Тип. «Красный Октябрь», 2005.– С. 201
2. РГАДА, ф. 271, оп 1, д. 1230, л. 11-16
3. Колесникова В. И. Усадьба промышленников Баташевых. Гусь - Железный // Собрание, № 3, 2005, С. 90
13. Салиас Е. А. Владимирские Мономахи / Е. А. Салиас. – Нижний Новгород, 1996, с. 166
14. Металлургическая промышленность России первой половины XIX в.: сборник документов и материалов. – Саранск: Мордовское книжное издательство, 2006. – с. 310 -311
Господские дома заводовладельцев Замосковного горного округа в первой половине XIX в. (часть 2)
На заводах, которые относились к периферийным, т. е. к тем, которые входили в единую структуру горнозаводского имения отдельного заводовладельца, но на которых он постоянно не проживал, господские дома не были столь роскошными как центральные резиденции. Зачастую они просто отдавались для проживания управляющего. Так господский дом Верхнеунженского завода, занимаемый приказчиком, представлял собой следующее. «Дом деревянный на каменном фундаменте, крыт тесом, с двумя крыльцами передним и задним с навесами. Дом длинной 16 метров, шириной 6 и вышиной 4 метра, в нем по бокам 2 комнаты с перегородками, а в середине теплые сени со стеклянными снаружи дверьми на железных петлях с замком, а в мезонине одна комната с итальянским окном. В доме 3 голландских печи со всеми принадлежностями, 6 разных дверей на железных петлях, 14 окон со стеклянными рамами и деревянными ставнями. При доме кухня с сенями, крытая тесом длинной 14 метров, шириной 6 и вышиной 3 метра. В ней печь русская с принадлежностями, 5 окон в стеклянных рамах, дверь на железных петлях. Так же при доме погреб с погребицей с перегородкой внутри» [1].
Нередки случаи, когда на подобных периферийных заводских усадьбах выстраивалось два господских дома, один служил для жизни приказчика, а другой пустовал на случай приезда на завод хозяина. В качестве примера можно привести усадьбу Унженского завода. Дом приказчика был деревянный с мезонином, крытый тесом длинной 18 метров и шириной 10 метров. При нем располагался деревянный флигель, крытый тесом с 6 комнатами. В одной связи располагалась баня, кухня, прачечная, скотная, конюшня с шестью стойлами, экипажный сарай. Второй господский дом, предназначенный на случай приезда хозяина, был деревянный крытый листовым железом, длинной 36 метров, шириной 10 шириной с 12 комнатами. При доме деревянный флигель в 12 квадратных аршин, крытый тесом [2].
На фоне домов крупных дворян заводовладельцев, дома купцов промышленников смотрелись достаточно скромно. Если Баташевы, ведущие свой род из Тульских купцов уже к началу XIX века получили дворянские звания и в своем быту полностью придерживались дворянской бытовой культуры, то большинство заводовладельцев Замосковного горного округа принадлежали к купеческому сословию, и их бытовая культура была традиционной для купечества.
В качестве примера рассмотрим господский дом при Рябкинском чугуноплавильном заводе, располагавшийся в Пензенской губернии в Краснослободском уезде (ныне республика Мордовия). К началу XIX в. завод находился в содержании у дочери Ивана Милякова-Марии, которая управляла им совместно со своим мужем московским купцом 1-й гильдии коммерции советником А. Шапкиным [3].
Господский каменный двухэтажный дом находился в некотором отдалении от промышленной зоны. Имея в длину 20 метров и ширину 8 метров, он сильно выделялся на фоне преобладания деревянных одноэтажных домов мастеровых. Часть нижнего этажа занимала заводская контора, разделенная тремя деревянными перегородками, отапливаемая каменной печью с очагом на чугунных столбах поперечниках и двумя вьюшками. В каждом отделении стоял письменный стол и шкаф, в одной из комнат стоял – внушительных размеров сосновый сундук, окованный листовым железом с нутренным и двумя внешними замками для хранения заводских дел и денег. В нем лежал проект горного положения в двух томах, заводская железная печать и железное клеймо с литерами. В конторе располагался медный рабочий колокол на столбах. Остальную часть первого этажа занимали сени и кладовые помещения. Сени – проходные, с двумя дверями, из сеней на верхний этаж вели две лестницы, одна парадная с искусно выполненными перилами столярной работы, а другая с заднего крыльца круглая дубовая. На втором этаже было десять комнат, отапливаемые четырьмя изразцовыми голландскими печами с железными заслонками и медными отдушниками. Если нижний этаж служил сугубо утилитарным функциям, то верхний был исключительно жилой. На это указывает обилие различной мебели: столы, стулья, кровати, различного рода шкафы, комоды, люстры, в одной из комнат располагалась двуспальная перина с наволокою, все эти предметы являлись отражением повседневной жизни заводовладельца и его семейства [4].
К дому был пристроен деревянный флигель на каменном фундаменте длиной 19 метров, шириной 10 метров с семью комнатами. Отапливался он также с помощью двух кирпичных голландских печей с чугунными заслонками и железными отдушниками. При флигеле было трое сеней с полами и потолками. К флигелю через сени под одну связь была пристроена изба, вновь выстроенная из липового леса, крытая тесом. Рядом располагалась кухня, выстроенная из липового леса, вновь перестроенная длиной и шириной по 6 метров. Для приготовления пищи использовалась кирпичная печь, с очагом и чугунною доскою с тремя камфорками с чугунною фигурною заслонкой. Для хранения продуктов «был устроен специальный погреб и ледник под одну связь» [5].
Дом окружали различные хозяйственные постройки, среди них: три амбара и сарай для хранения различных вещей, баня, конюшня с каретным сараем, несколько жилых домов для конюхов. Позади господского дома располагался сад, разделенный на восемь аллей с дорожками, по сторонам которых были насажены березовые, липовые и рябиновые деревья, крыжовник и смородина, в кустарниках посажены лесные и садовые яблони и вишни. Сад был огорожен с трех сторон на случай пожара плетнем, в длину и ширину примерно по 80 метров [6].
Особенностью купеческих домов было наличие в доме парадной части, в которой обязательна была гостиная, но вообще парадных комнат могло быть несколько, ведь в то время некоторые купцы уже устраивали светские приемы и балы – для пользы дела, разумеется. В первой половине XIX века в большинстве купеческих домов парадные комнаты оформлялись богато, даже роскошно, но не всегда со вкусом. Потолки расписывались: райские птицы, сирены, купидоны. Из мебели обязательными были диваны, диванчики нескольких разновидностей, обитые неяркой тканью – синей, бордовой, коричневой и т. п. В парадных комнатах хозяева старались повесить свои портреты и портреты предков, в стеклянных шкафах радовали глаз красивые и дорогие безделушки.
По сравнению с господским домом Рябкинского завода дом при Виндреевском заводе был немного богаче. В начале XIX века, когда владелицей завода числилась жена купца 1-й гильдии Н. Ф. Очкина – Пелагея, он представлял собой следующее. Дом каменный, двух этажный, крыт тесом, длинной 18, шириной 12 метров, отштукатуренный снаружи и изнутри. К дому пристроена деревянная связь на каменном фундаменте длинной 10, шириной 12 метров. В верхнем этаже 14 комнат в них окон со стеклянными рамами 29, створчатых дверей, навешенных на железные петли 5, при них коробчатых замков железных 7, задвижек дверных три пары. Верхний этаж отапливается тремя голландскими и одной русской печами. В сенях два чулана, в них дверей две навешенных на железные петли. Из сеней для выхода на верхний этаж пристроено крыльцо с лестницей и двумя ретирадами, так же из сеней вела лестница на чердак. К верхнему этажу приделан балкон на двух каменных столбах, с тремя железными связями, на нем балюстрада в деревянных поручнях, пол балкона сделан из соснового леса. В нижнем этаже 12 комнат, в них окон подъемных с рамами и стеклами 27, дверей створчатых на железных петлях семь, при них 4 медных коробчатых замка, дверей однополовинчатых филенчатых 6, простых 4. Нижний этаж отапливали одна голландская, пять русских и одна чугунная печей. К каждому этажу ведет крыльцо, покрытое тесом. Под деревянной пристройкой находятся два подвала [7].
Как мы видим, быт купцов промышленников был гораздо скромнее, чем дворянский, дома их не отличались большим изыском, однако в них было все для комфортного существования. Подобный контраст связан, прежде всего, с наличием предпринимательской этики. Статус дворянина не оставлял выбора в модели бытового поведения, требуя соответствия сословной принадлежности к элите российского общества. Целью жизни становилось достижение уровня так называемого «праздного потребления», которое должно было обеспечить почетное место в обществе. Отсюда неуемная роскошь во всем, что касается внешнего, показного.
Таким образом, дома заводовладельцев выделялись из общей структуры горнозаводских имений наибольшими архитектурно-стилистическими изысками и были особенно роскошными в том случае, если заводовладелец постоянно проживал при своих заводах. В этом качестве они являются отражением той бытовой культуры, которая сложилась в конце XVIII – начале XIX века в среде владельцев металлургических предприятий Замосковного горного округа.
___________________________________________
ЦИАМ, ф. 2199, оп 1, т. 1, д. 273, л. 153 ЦИАМ, ф. 2199, оп. 1, д. 291, л. 157 Арсентьев В. М. Промышленное развитие Мордовии в первой половине XIX в. / В. М. Арсентьев. Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 2001. – С. 180 ЦИАМ, ф. 2199, оп.1 д. 168, л. 534-535 Там же, л. 536-537 Там же, л. 537-538 ЦИАМ, ф. 2199, оп.1, д. 166, л. 138 - 139
