Ян Карский (1914-2000) - довоенный дипломат, во время войны - узник советских лагерей, затем - легендарный курьер, осуществлявший связь между польским подпольем и эмигрантским правительством в Лондоне; в ходе встреч в 1942-м с президентом США Ф.Д.Рузвельтом, членами английского правительства и др. первым передал на Запад достоверную информацию об уничтожении евреев и о концентрационных лагерях на территории Польши. После войны жил в США и преподавал в американских университетах.
Я устал от себя самого и от жизни. Я не готовился к старости, и сейчас мне неловко, что я такой старый и некрасивый. Карский перестал меня интересовать больше двадцати лет назад.
О Лодзи и о матери
Я родился в доме 71 по улице Килинского в 1914 году. Город называли "красной Лодзью". Тогдашний "отец города" Бронислав Земенцкий был личностью легендарной - пилсудчик, социалист, радикал-общественник. Он был близко связан с Пилсудским и говорил, что они доехали вместе до остановки "Независимость", где Пилсудский вышел, а Земенцкий поехал дальше, до остановки "Социальная справедливость", - что бы это ни значило1. В городе о нем говорили, что он все еще сидит в этом трамвае и до своей остановки так и не доехал.
Лозунг социальной справедливости был весьма популярен в гимназии имени маршала Пилсудского, где я учился. Но, прежде чем туда попасть, я получил домашнее образование - по программе моей матери Валентины Козелевской, урожденной Гуравской. Старшие братья и сестры уже жили отдельно, и я был у матери единственным подопечным. Дипломов у нее никаких не было, но было мировоззрение, которое меня невероятно привлекало. Во-первых, она боготворила Пилсудского, которого иначе, как "отцом нации", не называла. Мать была по-своему глубоко религиозна: она считала, что Бог для всех один, только по-разному являет себя разным людям. Поэтому в мире существуют различные религии, церкви, обряды, но Бог - общий. В связи с этим она исповедовала огромную терпимость и горячо уверяла, что Бог требует от нас, чтобы мы были терпимыми по отношению к другим.
Я помню Лодзь такой, как ее показал Вайда в фильме "Земля обетованная". Превосходный фильм. Вайда воссоздал Лодзь действительно такой, какой я ее помню со школьных времен. Этот театр, эти фабриканты, эта роскошь - нередко в дурном вкусе... Ну и сами результаты труда: город практически возник за каких-нибудь 10-15 лет. Пришли тысячи людей - в основном евреи и немцы - и из ничего создали Лодзь.
О себе и о 1939 годе
В гимназии я был, что называется, зубрилой - только учился и учился. Уже тогда я мечтал, что стану дипломатом и буду представлять свою страну. Я нисколько не сомневался, что Польша - одна из крупнейших европейских держав. Когда сейчас я об этом вспоминаю, то прихожу к выводу, что был невероятно глуп. Весь набор польских бредней сидел у меня в голове.
Помню, когда я потом уже служил в МИДе, как возмущались чиновники англичанами и французами: вот идиоты, Гитлер их за нос водит, устраивает парады с танками, а ведь танки-то - картонные! Наша разведка доподлинно знает, что они картонные. Мы, поляки, гениальный народ - мы все знаем. На войну я отправился с "Лейкой" - чтобы фотографировать генералов, когда мы уже будем в Берлине. Какой же я был дурак! За два-три дня я стал нищим: немытый, вонючий, без гроша в кармане. Продал "Лейку", потом хотел продать именную саблю. Пошел в лавку и говорю: "Так, мол, и так, у меня нет денег, а есть хочется. Эта сабля - историческая реликвия, на ней подпись президента. Пожалуйста, купите. Когда кончится война, я вернусь и выкуплю, а если погибну, то ее любой музей с радостью приобретет". Ответ лавочника я до сих пор помню, слово в слово: "Выбросьте эту чертову гадость в канаву. Как бы беды не накликать".
О Миколайчике, Циранкевиче и других
Миколайчик2 был человеком тяжеловесным, толстым, простым, необразованным, но необычайно трудолюбивым и упорным. Приехал во Францию - сразу стал учить французский язык, приехал в Англию - английский. Сикорский3 просидел во Франции 13 лет, а языка так и не выучил. Поляки об этом ничего не знают. Миколайчик был самоучкой, а кроме всего прочего - реалистом: у него не было иллюзий. В отличие от Соснковского4, Андерса5, а также и Сикорского. У них важную роль играл не только анализ политической ситуации, но и личные амбиции. Например, Андерс утверждал, что он наверняка знает, что дело дойдет до войны между США и Россией. Миколайчик этого не утверждал, он был реалистом. Некоторые говорят: "Ах, если бы Сикорский не погиб, то вся послевоенная Польша выглядела бы иначе". Чепуха! Если бы Сикорский не согласился на уступки, на которые пошел Миколайчик, американцы или французы обнаружили бы документы, неопровержимо доказывающие, что Сикорский всю жизнь был фашистом и потому доверять ему нельзя. Говоря объективно, в июле 1944 года для независимой Польши места не было. Красная армия в погоне за немецкой дошла до границ довоенной Польши. Поляки ожидали, что в этот момент Сталин направит польскому правительству меморандум или нечто подобное: "Позвольте мне перейти границу Польши, поскольку это ваша страна". Полная чепуха! Премьер и министр сельского хозяйства в просоветском польском правительстве, в 1947 году был вынужден бежать из страны, после чего жил в США.
Миколайчик был простым мужиком, война застала его, когда он пахал свою малую землицу.
Циранкевич6 был человеком образованным, выдающегося ума. Разница в культурном уровне между ними была огромная. Разумеется, надо провести различие: Циранкевич какого периода своей жизни?
Я знал его еще до Освенцима. У меня нет ни малейшего сомнения, что в то время Циранкевич был умнейшим поляком, с которым мне довелось встречаться и в Лондоне, и в Польше. Умный, блестящий, мудрый, спокойный, умеющий смотреть вперед - крупнейший государственный деятель. Миколайчика я знал очень хорошо. Я ему доверял, он платил мне тем же. Похожее отношение у меня было и к Циранкевичу, но вот карьеры у них сложились, прямо скажем, по-разному.
Миколайчика я считаю мучеником, политическим мучеником "польского дела". Он пожертвовал собой. Если бы он не вернулся в Польшу (а его все в эмиграции за это критиковали), то на страницах истории (советской, английской, американской) было бы написано, что поляки всегда вели себя глупо: соглашение было возможно, но эти упрямые поляки не желали разговаривать с маршалом Сталиным. Вернувшись в Польшу, Миколайчик доказал: мы сделали все, абсолютно все возможное, мы пожертвовали даже своей честью, своей безопасностью. Миколайчику обещали, что он будет премьер-министром, он принял пост вице-премьера, он рисковал тюрьмой, чтобы засвидетельствовать перед историей: мы сделали все, чтобы сохранить хоть какую-то независимость. В этом и заключается величие роли Миколайчика. Тогда, в 1945 году, он действительно был вождем польского общества. Польское общество проиграло войну, и Миколайчик вместе с ним.
О Катыни
В апреле 1943 года я был в Лондоне, когда разразился катынский скандал. Я тогда ежедневно встречался с самыми влиятельными людьми Англии, и все интересовались тем, что делается в Польше. Каждый англичанин, с которым я виделся, говорил: "Знаешь, Карский, может, на этот раз немцы говорят правду, может, это действительно русских рук дело". И сразу после этого каждый из них официально заявлял: "Только вы, поляки, можете быть такими идиотами, чтобы досаждать Сталину. (Тогда ведь еще не было второго фронта.) Красная армия - спасительница человечества, а вы осмеливаетесь критиковать Сталина! Только польская сволота может так поступать!" Так говорили те же самые англичане, которые только что утверждали, что немцы не лгут по поводу Катыни.
О Холокосте
Евреи жили в жутких условиях. У них не было собственного государства, не было регулярных вооруженных сил, не было международного представительства. Они были вынуждены полагаться на третьих лиц, а те были им симпатичны или нет. Карский, надо полагать, был симпатичен, а другие - нет. И если бы официально было объявлено, что военная доктрина будет включать в себя такую цель, как спасение евреев, то Сталин бы взбесился: "Вот гады, все эти черчилли, рузвельты и прочая сволочь! Мы тут сражаемся, миллионы людей бросаем в бой, а эти бездельники даже второго фронта не открывают! И еще нагло заявляют, что защищают евреев, а о русском народе и словечка не пискнут!" Делать что-то в защиту евреев было просто невозможно. Английская и американская разведки прекрасно знали, что происходило с евреями. Наверняка они им сочувствовали, переживали, даже жалели их - но это была всего лишь второстепенная проблема, не имевшая никакого военного значения. Это была война, где гибли миллионы людей и надо было спасать все человечество. А какие-то там евреи? Кому до этого было дело?
О польских границах
До самого конца я верил, что правительство соорудит нам хоть какую-то Польшу. У меня не было ни малейшего сомнения, что Тернополь, Львов, Вильно нужно списать в убытки, и упираться в этом вопросе было бы просто провокацией. И еще одно, о чем поляки не хотят помнить: не было ни одной англо-американской конференции, посвященной западным границам Польши. Англичане и американцы, наоборот, протестовали: нельзя отдавать Польше эти огромные территории на Западе. Границу на Одере-Нейсе мы получили только по милости Сталина. Он не уступал и настаивал: полякам это полагается. Разумеется, у Сталина были свои планы - он хотел поссорить немцев с поляками на вечные времена. Но западные границы нам обеспечил. И Черчилль, и Рузвельт - все протестовали: "Это просто абсурд - давать Польше границу на Нейсе!" Черчилль кричал: "Я не собираюсь кормить этого польского гуся, он подавится этими территориями!" А Сталин повторял: "Полякам это полагается, они страдали, они сражались". Так что благодаря Сталину у нас такие западные границы.
О встрече с Тувимом
Меня отправили с секретной миссией в США. Профессор Станислав Кот, который тогда был министром информации, поручил мне заодно встретиться с Тувимом, который жил под Нью-Йорком. Кот узнал, что Тувим на каком-то публичном собрании выступал в весьма левом духе, а потом опубликовал статью в прокоммунистической газете. А в то время он получал постоянное пособие от лондонского правительства. Кот сказал мне: "Передайте Тувиму, что правительство у него пособия не отберет, что бы он ни сделал. Это большой поэт, у него доброе сердце. Расскажите ему, как страдает польский народ, что вытворяет Россия, какие у нас на родине гонения. Скажите ему, чтобы он немножко сдерживался. Пусть он о нас - об эмиграции, о правительстве - тоже не забывает". Я отправился к Тувиму и передал то, что сказал Кот. А Тувим оскорбился: он, мол, польский поэт, и для него границы не так уж и важны. Бело-красный флаг, или весь красный, или весь белый - это для него не имеет особого значения. А потом написал: "Моя родина - польский язык".
О патетике и поляках
Я уже старый человек и перерос всю эту патриотическую риторику. Пришло время посмотреть на все эти вещи честно. А поляки во многих вопросах лицемерят. Особенно если речь идет об их благородстве, самоотверженности, их вкладе в войну: мол, без поляков союзники бы войну наверняка проиграли. Не надо преувеличивать, take it easy.
О 1989 годе
Впервые в истории Польши случилось то, что произошло в 1989 году, - случилось чудо. Да поляки должны Господа Бога благодарить, обниматься и друг другу в ноги кланяться. Ни один дом не пострадал, ни единого человека не убили - а такой перелом наступил. Один строй сменился другим. А сегодня люди выступают с упреками, что-де не проводят различия между хорошими поляками и плохими. Чепуха какая! Я вот живу в Америке, и с моей точки зрения высшую награду - орден Белого Орла - должны получить и Валенса, и Ярузельский, и Кищак. Все они вместе осуществили перелом без кровопролития. И слава им всем, и хвала - и левым, и правым. Наконец-то, впервые в истории Польши, поляки проявили разум, доказали, что умеют уважать собственную кровь.
Фрагменты передававшегося по польскому общественному телевидению интервью, проведенного М.Файбусевичем
Примечания:
1 Ю.Пилсудский говорил о себе, что из трамвая, идущего до конечной станции "Социализм", он вышел на остановке "Независимость". - Здесь и далее прим. переводчика.
2 Станислав Миколайчик (1901-1966) - деятель крестьянского движения, в 1940-1944 годах вице-премьер, затем премьер-министр эмигрантского правительства в Лондоне, с июня 1945 года - вице-премьер и министр сельского хозяйства в просоветском польском правительстве, в 1947 году был вынужден бежать из страны, после чего жил в США.
3 Владислав Сикорский (1881-1943) - генерал, премьер-министр в 1921-1923 годах, с сентября 1939 года - глава эмигрантского правительства в Лондоне, один из организаторов Польских вооруженных сил на Западе, погиб в авиационной катастрофе близ Гибралтара.
4 Казимеж Сосиковский (1885-1969) - генерал, герой обороны Варшавы в 1920 году, с сентября 1939 года - министр в правительстве Сикорского, после смерти которого назначен Верховным главнокомандующим.
5 Владислав Андерс (1892-1970) - генерал, был интернирован в СССР, после заключения польско-советского договора в 1941 году стал командующим Польской армии в СССР, вывел ее из СССР в 1942 году и прошел всю войну в качестве командующего 2-го Польского корпуса на Западе.
6 Юзеф Циранкевич (1911-1989) - политик, деятель Польской социалистической партии, в 1941-1945 годах - узник гитлеровских лагерей в Освенциме и Маутхаузене, в 1948 году провел в жизнь коммунистическую концепцию объединения социалистов и коммунистов. В 1947-1970 годах - поочередно премьер-министр и вице-премьер ПНР, председатель госсовета, в 1948-1972 годах - член политбюро ЦК ПОРП.
>В 1941-42 гг. Теофил Рубасиньский (Teofil Rubasiński) работал кузнецом в немецком ремонтном поезде №2005 (Bauzug 2005). С января 1942 г. этот ремонтный поезд дислоцировался в Смоленской области вблизи станции Гнёздово.
В настоящее время в Польше Т.Рубасиньсий считается первооткрывателем катынских могил. По его словам, узнав в марте 1942 г. от местных жителей про могилы польских офицеров в Козьих Горах, он вместе с двумя другими поляками из этого же поезда - Зигфридом Муселяком (Zygfryd Musielak) и Яном Ваховяком (Jan Wachowiak) - решил в ближайший выходной день их найти.
Рубасиньский убежден, что польских офицеров в Катыни расстреляли Советы. Но гораздо важнее субъективного личного мнения Т.Рубасиньского его рассказы о том времени. Поскольку он был современником тех событий, очевидцем и непосредственным участником, то в его рассказах присутствует много важных подробностей.
Наиболее интересная информация из его показаний:
1. Про могилы польских офицеров в Козьих Горах «в нескольких сотнях метров» от Гнёздово полякам из «Bauzug 2005» рассказала жена местного почтальона, полька по национальности, в возрасте примерно 60 лет. 2. Женщина-полька назвала цифру в 3.500 захороненных в том месте расстрелянных польских офицеров. 3. При этом она ничего не сказала про то, кто именно их убил. 4. Беседой поляков с местной жительницей заинтересовался немец, вместе с которым они работали. Велел полякам перевести содержание разговора на немецкий язык, после чего поспешил их успокоить, заявив, что рассказ местной польки - это ерунда и что: «Ваши офицеры сидят в немецких офлагах и вернутся домой, когда кончится война». 4. В качестве доказательства своей правоты женщина на следующий день принесла полякам фуражку подпоручика пехоты по фамилии Качмарек (Kaczmarek) из Владимира-Волынского. 5. Эту фуражку поляки отдали начальнику поезда немцу Заунеру, который отнес её в штаб немецких железнодорожных войск на станции Гнёздово. 6. Заунер вернулся из Гнёздово с информацией, что на самом деле это Советы возили оттуда заключенных на расстрел в лес. 7. Часть поляков почему-то ему не поверила и из-за этого между поляками даже начались ссоры. 9. Рубасиньский и Ваховяк в ближайший выходной взяли лопаты и кирку и пошли искать трупы. 10. Территория леса была огорожена, но со стороны Гнёздово им удалось войти.
11. На огороженной территории почти сразу наткнулись на четырехугольную насыпь, оказавшуюся братской могилой. 12. В этой могиле на небольшой глубине лежали трупы, но не польские, а в каких-то других мундирах. Рубасиньский и его спутники почему-то пришли к выводу, что там были захоронены румыны, латыши и эстонцы. 13. Вышли из леса обратно и встретили Парфена Киселева, который за сигарету показал им "польскую" могилу, находившуюся на огороженной территории примерно в 800 метрах от "румыно-латышско-эстонской". 14. Показанная Киселевым "польская" могила была больше по площади и тоже возвышалась над окружающей местностью. 15. Земля на "польской" могиле ещё не до конца оттаяла - пришлось воспользоваться киркой. 16. Трупы и здесь лежали вблизи поверхности - буквально через пару ударов киркой наткнулись на тела польского майора и капитана. 17. Рубасиньского удивило, что мундиры и знаки различия на трупах польских офицеров были "в очень хорошем состоянии".
Я имею возможность сообщить Министерству обстоятельные данные о том, какой немецкий полк произвел убийство польских офицеров в Катынском лесу. Это не был разведывательный полк (Hecresnachrichten) 537. Затем могу сообщить, когда произошло массовое убийство и по чьему приказу.
Кроме того, могу сообщить, как немецкие войска (не SS) по приказу офицеров производили массовые убийства польского гражданского населения еще в 1939 году. Также данные об убийствах польских и советских солдат, производимых немецкими войсками. Если польское Военное Министерство заинтересовано этими сведениями, прошу сообщить мне.
С большим уважением
Вильгельм Шнейдер
Перевели: С.Пронин (подпись)
А.Иванцов (подпись)
3-мг. Все в досье.
25.IХ.52 г.
Архив внешней политики Российской Федерации. Фонд 07, опись 30а, папка 20, дело 13, л. 23. Подлинник.
Перевод с польского.
Копия.
П Р О Т О К О Л
допроса свидетеля Вильгельма-Гауля Шнейдер.
5 июня 1947 г. в городе Бамберг по ул.Якобсберг, №22, Германии, в американской зоне оккупации Германии, ко мне, капитану Б.Ахту, явился немецкий гражданин Вильгельм Гауль Шнейдер и в присутствии прокурора д-ра Савицкого дал следующие показания:
Признаю, что пред"явленное мне в копии письмо от 2 апреля 1947 года, адресованное "Военному Министерству Польши - Варшава", относительно сообщения о преступлении, совершеном в Катыни, написал я.
I.
Я, сын Доминика и Анны, урожденной Вавжинек, родившийся 10 января 1894 г. в Роздзене Катовицкого уезда Верхней Силезии, вероисповедания римско-католического, по профессии журналист, предупрежден об ответственности за дачу ложных показаний и из"являю готовность дать под присягой настоящие показания.
II.
До прихода Гитлера к власти, т.е, до 30.I.1933 г., я работал в качестве журналиста в периодических изданиях "Wielt am Montag", "Montag Morgen" и "Wieltbuhne", выходивших в Берлине.
Позднее, из-за принадлежности к социалистической партии (SPD) я не был включен в список правомочных журналистов. Очутившись в таком положении, я поступил на обувную фабрику "Batta" "Ottmuth" K.Krapitz в немецкой Верхней Силезии в качестве референта по печати. Там я работал по 2 августа 1940 г., т.е. до момента призыва в немецкую армию, во флот, в Wilhelmshafen. Спустя несколько недель, а именно 9 сентября 1940 г. я был арестован гестапо (SD) из Ополя. Меня арестовали в г. Hook van Holland в Голландии и доставили в Ополе. Причиной моего ареста послужила моя деятельность совместно с верхне-силезскими поляками против режима и войска. После 3-месячного пребывания в тюрьме в Ополе, где меня подвергали пыткам с целью получения признаний, я был переведен в Берлин в Wehrmachtsuntersuchungsgefangisse, Tegel, Seidelstrasse 39, которая была тюрьмой Reichskriegsgericht. В этой тюрьме я находился около 2 лет, т.е. до 4 сентября 1942 г., когда я был приговорен IУ Senat'ом Reichskriegsgericht к расстрелу. К концу сентября 1942 г. ночью, накануне казни - точной даты не помню - в тюрьме я принял яд, чтобы покончить с собой. Несмотря на принятие большой дозы яда, попытка самоубийства не удалась и я в течение 14 дней боролся со смертью. Через 14 дней я пришел в сознание За это время мой защитник адвокат д-р Bragger, проживающий в Берлине, подал прошение о моем помиловании. Прошение было рассмотрено положительно и смертная казнь была заменена пожизненным заключением. После этого меня перевели в Вальдгейм в Саксонии, где я находился до 7 мая 1945 г., т.е. до вступления советских войск. В поисках семьи, также вывезенной гестапо, я приехал в г.Бамберг, где в настоящее время проживаю и работаю в качестве журналиста социалистической печати. Помещаю статьи под своей фамилией, особенно интересуюсь проблемами профсоюзов и общественными вопросами. Являюсь членом общества жертв гитлеризма . Моя жена, которая также была арестована гестапо в Ополе, в настоящее время является домашней хозяйкой, а мои три дочери работают в различных американских учреждениях. Две из них помолвлены с американцами и выезжают в США.
Являясь выходцем из Силезии, я владею польским языком и поэтому выразил согласие, чтобы показания на допросе, который ведется на немецком языке, были переведены и записаны на польском языке с тем, чтобы я имел полную возможность прочитать и проверить, соответствует ли протокол на польском языке показаниям, данным на немецком языке.
III.
Во время пребывания в следственной тюрьме Tegel, а именно зимой 1941-1942 г.г, я находился в одной камере с немецким унтерофицером, фамилию которого не помню, выходцем из Цербст, земли Ангальт, сыном железнодорожника. Он мне рассказал, что во время войны он служил в полку "Regiment Grossdeutschland", позднее преобразованном в дивизию. Этот унтер-офицер был обвинен в подрыве боевого духа народа, или пораженчестве и приговорен к смерти. Между прочим, он рассказал мне, что этот полк использовался в карательных целях. Он, например, сказал, что этот полк в 1939 г. в Польше провел ряд массовых убийств и репрессий. Он рассказывал мне также, что поздней осенью 1941 г., точнее в октябре этого года, его полк совершил массовое убийство более десяти тысяч польских офицеров в лесу, который, как он указал, находится под Катынью. Офицеры были доставлены в поездах из лагерей для военнопленных, из каких — я не знаю, ибо он упоминал лишь, что их доставляли из тыла. Это убийство происходило в течение нескольких дней, после чего солдаты этого полка закопали трупы. Он говорил, что возможно когда-нибудь человечество узнает об этом преступлении. После совершения преступления полк был куда-то переведен, так как он не входил в состав армии. Когда я спросил о причинах убийства, он рассказал мне, что хотели устранить польский руководящий состав, чтобы он не угрожал тылам немецкой армии.
В одиночных камерах из-за переполнения тюрем находилось тогда по два заключенных. Поэтому и я находился с ним в одной камере. Больше по этому вопросу я ничего не знаю.
IV.
Прилагаю конверт с адресом адвоката, который меня защищал и добился помилования. По моему делу к смертной казни были приговорены следующие лица: 1.Гуго Томашевский из Катовиц, польский офицер, 2.Пауль Джимала из Бытома и Вессель, имя которого не помню. Во время заседения Международного Трибунала я слышал о Катынском деле и написал письмо в Трибунал, из"являя готовность быть свидетелем. Однако, никакого ответа я не получил. Борясь всю жизнь с гитлеризмом, я считал своей обязанностью сообщить о вышеуказанном Военному Министерству в Польше. Возможно, что исследование в этом направлении позволит выяснить дело.
Свидетелю заявлено, что если он вспомнит еще какие-то подробности, он может поставить в известность делегата Польской Республики при Трибунале в Нюрнберге, телефон № 61384, или гранд-отель Нюрнберг.
Показания я прочитал и понял. Они соответствуют моим показаниям, данным на немецком языке, в подтверждение чего расписываюсь.
/ - / Вильгельм Шнейдер / - / Бернард Ахт
капитан
Соответствие копии с оригиналом подтверждаю.
Секретарь Вице-министра [подпись неразборчива]
Перевели: С.Пронин (подпись)
А.Иванцов (подпись)
24 IХ.52 г.
3-мг Все в досье. 25.IX.52 г.
Архив внешней политики Российской Федерации. Фонд 07, опись 30а, папка 20, дело 13, л.л. 24-29. Подлинник.
8. Правду о Катыни не дал обнародовать А.Н. Яковлев
Нашлись новые свидетельства непричастности НКВД к расстрелу поляков
Уже неоднократно ставился вопрос: не слишком ли торопится руководство России со своими покаяниями перед поляками за Катынь? А точнее говоря, безусловным признанием «нацистско-польской» (без всякого желания обидеть поляков; просто хронологически выходит именно так: в 1943 году с заявлением выступают нацисты, а поляки затем его подхватывают и развивают) версии трагедии в Катыни.
Согласно этой версии, как известно, по сталинскому приказу НКВД весной 1940 года расстрелял в окрестностях смоленской Катыни 21 тыс. польских офицеров, причем (очевидно, для особого коварства) из немецких «вальтеров». Своих доморощенных «врагов народа» НКВД расстреливал из наганов: мол, и так сойдет. Причем руки польских офицеров были почему-то связаны немецким шпагатом, в СССР не производившимся. Очевидно, лично Берия по блату выделил для поляков шпагат из наркомовских фондов. Все же иностранцы, не своя родная контра недобитая…
Такие нестыковки и поляки, и прочие западные авторы почти стопроцентно принявшие «нацистско-польскую» версию, и наши отечественные либералы объясняют очень невнятно. Типа, коварные Сталин и Берия уже в марте 1940 года знали, что будет война, и немцы уйдут далеко за Смоленск. И только осенью 1943 года их со скрипом понемногу попрут обратно.
Как может видеть читатель, вопросов, в любом случае, возникает немало, и оснований принимать безусловную вину за те давние расстрелы, которые еще непонятно кто совершил, руководству России совсем не стоило.
Не так давно КМ.RU уже [http://news.km.ru/putina_predosteregli_ot_pokayani печатал обращение] Виктора Илюхина к Владимиру Путину и Дмитрию Медведеву, в котором Илюхин достаточно убедительно доказывал сомнительность «нацистско-польской» версии катынских событий. Более того, занимая высокую должность старшего помощника Генерального прокурора СССР, он был свидетелем того, как в 1989-90 гг. на скорую руку собирались «материалы», на основе которых Михаил Горбачев впервые извинялся перед поляками за Катынь.
Сейчас нашлись и новые свидетельства непричастности советских руководителей и органов госбезопасности к данной трагедии. Как сообщает сайт Движения за возрождение общественной науки, известный российский военный историк, доктор исторических наук А.Н. Колесник передал в редакцию «Правды о Катыни» посвященные Катынскому делу выдержки из стенограмм его личных бесед с бывшим членом Политбюро ЦК ВКП(б) Лазарем Моисеевичем Кагановичем.
Всего за период с 1985 по 1991 гг. у А.Н. Колесника состоялись 6 бесед с Кагановичем на различные исторические темы. К сожалению, опубликовать стенограммы этих бесед без значительных купюр и редактирования не представляется возможным. В первую очередь – по цензурным соображениям, «поскольку прямая речь Л.М. Кагановича изобилует ненормативной лексикой, характеризующей его отношение к руководству гитлеровской Германии, правящим кругам буржуазной Польши и лидерам горбачевской перестройки, в частности, персонально к А.Н. Яковлеву».
Зато даты бесед и их содержание, без сомнения, являются документальным материалом: ведь Каганович оставался под наблюдением КГБ, все даты разговоров и их содержание неукоснительно записывалось. Более того, фотографировались (с указанием времени) все, вступающие с ним в контакт.
Беседа о «катынском деле», в которой Каганович впервые сообщил информацию о точном количестве граждан бывшей Польши, действительно расстрелянных на территории СССР за период с ноября 1939-го по июль 1941 гг., состоялась 6 ноября 1985 года в Москве на его квартире по адресу Фрунзенская набережная, д. 50 и длилась 2 часа 40 минут – с 18:40 до 21:20. При беседе присутствовала дочь Лазаря Михайловича Майя Лазаревна, которая стенографировала всё сказанное.
Впрочем, как выяснилось, стенографировала не она одна. Позднее Колеснику позвонил оперативный сотрудник КГБ капитан Рязанов, тайно проводивший запись беседы, и в категорической форме обязал историка не разглашать сообщенную ему информацию
Итак, тогда Каганович сообщил Колеснику, что весной 1940 года руководством СССР было принято вынужденное, «очень трудное и тяжело давшееся», но, по словам Л.М. Кагановича, «абсолютно необходимое в той сложной политической обстановке решение» о расстреле 3196 преступников из числа граждан бывшей Польши. Согласно свидетельству Кагановича, приговорены к расстрелу были в основном польские военные преступники, причастные к массовому уничтожению в 1920-21 гг. пленных советских красноармейцев, и сотрудники польских карательных органов, «замазанные» преступлениями против СССР и польского рабочего движения в 1920-30-е годы. Кроме них, были также расстреляны уголовники из числа польских военнопленных, совершившие на территории СССР тяжкие общеуголовные преступления уже после своего интернирования в сентябре-октябре 1939 года, – групповые изнасилования, разбойные нападения, убийства и т. д.
Любопытно, что в 1986 году в телефонном разговоре с Колесником количество расстрелянных в 1939-41 гг. в Советском Союзе польских граждан в «около 3000 человек» оценил и бывший председатель Совета народных комиссаров СССР Вячеслав Молотов. Кроме того, точную цифру «3196» расстрелянных польских граждан в личной беседе с Колесником уверенно подтвердил также бывший нарком по строительству СССР С.З. Гинзбург.
Содержанием бесед Колесника с Кагановичем очень настойчиво интересовался член Политбюро ЦК КПСС А.Н. Яковлев, проявляя при этом сильное беспокойство относительно возможного ввода свидетельства Кагановича о «катынском деле» в научный оборот. В конце 1989 года, накануне своего выступления на II Съезде народных депутатов, Яковлев через Колесника передал Кагановичу перечень вопросов по «катынскому делу» с предложением записать его ответы на них на магнитофон. Однако Каганович пришел к выводу, что Яковлев, получив записи с его ответами на вопросы, произведет манипуляции с записями и исказит их смысл, и отказался отвечать по магнитофону. Он выразил готовность, несмотря на преклонный возраст, лично выступить перед делегатами съезда, на что уже не могло пойти руководство съезда.
Особую нервозность у Яковлева и его окружения вызывала перспектива обнародования точной цифры расстрелянных в 1939-41 гг. польских граждан (3196 человек) и истинных причин их расстрела. Яковлев предложил Колеснику «забыть» о данных Кагановича взамен на приличную должность (по выбору). После ряда подобных предложений и последующих отказов в 1993 году Колесника уволили из Института военной истории. Как видим, история эта выглядит вполне правдоподобно.
Можно вспомнить еще своими глазами читанные в начале 90-х годов публикации протокола допроса отставного генерала КГБ Токарева. В 1940 году он был начальником УНКВД по Калининской области, где якобы в поселке Медном спрятал 6000 трупов расстрелянных поляков. По ходу чтения складывалось впечатление, что престарелому генералу заранее дали «установку», в чем ему признаваться, но… то ли он решил довести ситуацию до полного абсурда, то ли откровенно издевался над молодым следователем из Главной военной прокуратуры.
История звучала примерно так: весной 1940 года в Калинин (нынешнюю Тверь) приехал сам начальник комендантской службы НКВД, отвечающей за исполнение смертных приговоров, генерал Василий Блохин, и с ним – несколько подручных и чемодан с иностранными пистолетами. Московские гости сразу отодвинули калининских чекистов от своей работы, да и, фактически, выперли из помещения родного управления. Обрядившись в фартуки и краги, они днем и ночью выводили поляков из камер, сверяли личности и расстреливали. Пальба шла круглосуточно, а пороховые газы заволокли весь квартал, прилегающий к зданию управления. Но московские чекисты только выбрасывали перегревшиеся пистолеты, без перерывов на сон и пищу. И продолжали свою кровавую работу – по 200 человек в сутки, заверял Токарев. Так они за месяц 6000 перестреляли. При этом, правда, и сами с ума посходили (действительно, есть от чего!), и тоже все вместе с Блохиным застрелились.
Подобный бред, конечно, в перестройку можно было и напечатать, но более-менее тщательное разбирательство камня на камне не оставляет от описанного «ужастика». Даже осмотр плана здания бывшего Калининского УНКВД демонстрирует невозможность проведения в его стенах столь масштабного мероприятия. И про окутанный пороховыми газами квартал никто в Твери не помнит (свидетелей, видимо, тоже расстреляли). Не говоря уж о том, что генерал Василий Блохин находился на своем посту вплоть до марта 1953 года. И даже после этого не застрелился, а умер почетным пенсионером (правда, после расстрела Берии его лишили генеральского звания).
Похоже, на подобных «ужастиках» и строится вся та «правда о Катыни», в которой скоропалительно покаялось перед поляками руководство нашей страны.
Если вкратце, то ситуация вырисовывается такая: голод до 1917 года, как на Украине, в целом по стране, так и в мире был обычным явлением. В Российской Империи (в состав которой входила Украина) до 1917 года голод, уносящий миллионы жизней, случался со средней периодичностью – раз в 4 года. Оно и понятно: более 90% населения находилось на лопате (т.е. производительность труда была низкая), а все доходы от тяжелого крестьянского труда хапали себе помещики, чтобы было на что по заграницам кутить. А народ голодал. Уровень производства был ниже плинтуса: ни орошения, ни защиты от суховеев, ни тракторов, ни комбайнов...
В 1932 г. на Украине был неурожай (из-за засухи), поэтому зерновых собрали меньше, чем обычно. Меньше, но вполне достаточно для жизни (для жизни нужно было 20 пудов на душу, а собрали 22,5). Зная о неурожае, кулаки (это мелкие частные собственники на селе, сельские микро-буржуи, дерЬмократы, иначе говоря) решили поживиться (взвинтив цены на рынке) и для этого отказались от продажи хлеба (зерна пшеницы) государству по фиксированной цене. Пофиг им было, что тогда строился железнодорожный вокзал в Киеве, ДнепроГЭС, и вообще тысячи суперсовременных предприятий (шла индустриализация), – а строителям нужно что-то кушать. Пофиг им было, что стране нужна наука и техника, – как для модернизации жизни, так и для обороноспособности (перспективы скорой войны в 1941 г. они не видели и видеть не желали, они вообще ничего не желали видеть дальше своего носа, своей сиюминутной выгоды). Им всё было пофиг, кроме собственной наживы. Тогда государство начало изымать у кулаков излишки зерна принудительно. Те в ответ (чтобы зерно не досталось никому) начали его прятать и уничтожать (сжигать, топить и т.д.). Так и довели до голода. Ситуацию тех лет – вредительство, саботаж и терроризм кулачья и других дерЬмократов – хорошо описал в своём романе «Тихий Дон» М.Шололов (получил Нобелевскую премию по литературе).
На всё это ещё наложилось, очевидно, влияние заграницы, а именно – заграничных дерЬмократов. Как известно, Троцкого субсидировали США (например, самый богатый человек в США еврей Яков Шифф) – они думали, что Троцкий возглавит СССР и отдаст все богатства страны им на расхищение. И действительно, Троцкий почти этого достиг: занимал второй пост в стране. Однако Сталин его раскусил и – выслал из страны. Но люди, связанные с Троцким в стране остались. Они применяли в т.ч. тактику вредительства: по форме – рьяно исполняли приказы руководства, а по сути – вредили, т.е. исполняли приказы так, что получался обратный эффект. Тот же Раковский, руководитель Украины, во время следствия сам об этом рассказал. Как в поговорке: заставь дурака богу молиться – он и лоб расшибёт. Только у этих, в отличие от дураков, эффект достигался преднамеренно. Антисталинская оппозиция на самом деле расшибала лбы, – но только не себе, а другим (убийство Котовского или Кирова, например, – их рук дело). Так вот, эти вредители (например, Косиор, которого уже при дерЬмократах, а именно при Ющенко, через суд признали виновным в провоцировании голода на Украине – чем ещё раз фактически подтвердили правоту Сталина, который Косиора расстрелял) преднамеренно «перестарались» в изъятии зерна, что и привело к голоду.
Насколько я знаю, и заграничные буржуи-дерЬмократы всячески этому способствовали. Троцкий слал своим людям в СССР указания из заграницы (о саботаже и диверсиях), США настаивали на оплате контрактов (поставка техники и технологии) именно зерном, а не золотом. В 30-х годах мировая буржуазия всеми силами способствовала голоду в СССР – с целью дискредитировать своего идеологического противника. Впрочем, Запад всегда так поступал. Когда еще в 1921 – 1921 гг. голод охватил Поволжье, западные буржуи только довольно потирали руки. Лига Наций подло отказалась оказывать какую-либо помощь голодающим. Вот что говорил после посещения России лауреат Нобелевской премии норвежец Нансен на сессии Лиги 30 сентября 1921 г:
«Положение таково: в Канаде нынче такой хороший урожай, что она могла бы выделить зерна втрое больше, чем необходимо для предотвращения страшного голода в России. В США пшеница гниёт у фермеров, которые не могут найти покупателей для излишков зерна. В Аргентине скопилось такое количество кукурузы, что её некуда девать и ею уже начинают топить паровозы. Во всех портах Европы и Америки простаивают целые флотилии судов. Мы не знаем, чем их загрузить. А между тем рядом с нами на Востоке голодают миллионы людей. Наше мероприятие можно осуществить не иначе, как с поддержкой Лиги. Пусть Лига Наций придёт нам на помощь, и давайте не будем лицемерить. Будем смотреть фактам в лицо, примем их такими, каковы они на самом деле. Правда ли, что в настоящий момент правительства никак не могут выделить 5 миллионов фунтов? Они не могут сообща набрать эту сумму, а ведь она составляет лишь половину того, во что обходится постройка одного боевого корабля! Пища лежит в Америке, но некому её взять. Неужели Европа может сидеть спокойно, ничего не предпринимая для того, чтобы доставить сюда пищу, которая нужна для спасения людей по сю сторону океана? Я не верю этому. Я убежден, что народы Европы заставят свои правительства принять должное решение».
Фактически, Нансен, который знал о ситуации не из газет, а был на месте лично, и лично же, на месте, исследовал этот вопрос, прямо обвинил правительства западных стран в провоцировании голода в СССР. Обличил их в прямом участии в провоцировании саботажей, диверсий (подрыв мостов и т.д.), идеологических диверсиях (призывы сжигать хлеб и т.д.). Та же картина и при «голодоморе» на Украине в 1932-1933г. Поганое рыло заграничных буржуев-дерЬмократов торчит и тут.
Когда об истинном состоянии дел узнал Сталин, он принял правильные и безотлагательные меры: были организованы поставки зерна на Украину из других регионов страны (из России), организация пунктов питания, детских учреждений и т.д. – и голод был быстро ликвидирован.
Кто виноват в «голодоморе»? ДерЬмократы. Как местные (куркули и вредители), так и заграничные (америкосы и прочие «радетели»).
Теперь сравним голод на Украине в 1932-1933 гг. с ситуацией в самих США в тот же период.
Многие (те, у которых дерЬмократия в голове) думают, что США в 1932-1933 гг. никакого голодомора не было, – там, типа, как и всегда, был «расцвет демократии» и текли молочные реки в кисельных берегах. Типа, будь у нас тогда «демократия», голода бы не было. Чушь. Был бы, и значительно хуже. Потому, что в США в 1932-1933гг. был самый настоящий голодомор, причём значительно хуже, чем на Украине.
Чем именно хуже?
– Тем, что длился он не 2-3 месяца, как на Украине, а более 10 лет, а именно: с 1929 по 1941г. Как-то ющенковское СБУ пыталось выдать фотографии измождённых людей, которые были сфотографированы в 1937 г. в США за «ещё одно доказательство «голодомора» 1932-1933 гг. на Украине». Зам. главы ющенковского СБУ (зам. Наливайченко) Кислинский так вошёл в раж, фальсифицирую документы по «голодомору», что сфальсифицировал себе диплом о высшем образовании! Был скандал.
– «Голодомор» в США в 1929-1941 гг. был хуже голода на Украине 1932-1933 гг. ещё и тем, что на Украине голод имел место только в сельской местности (в городах никакого голода не было) и только в отдельных районах страны (т.е. не во всех регионах). А в США голодомор был везде: и в сельской местности, и в городах, и во всех без исключения регионах страны.
– «Голодомор» в США в 1929-1941 гг. был хуже голода на Украине 1932-1933 гг. ещё и по количеству жертв. На Украине при Ющенко в список жертв «голодомора» включали всех подряд: и утонувших, и погибших от удара молнии, выдумывали целые сёла «жертв», которых на самом деле в реальности никогда не существовало и т.д. Но, даже после всех этих фальсификаций количество жертв до миллиона дотянуть так и не удалось. Потери же в США от их капиталистического голодомора 1929-1941 гг. (который они называют «Великой депрессией») специалистами оцениваются в 8 миллионов человек, что значительно больше, чем 1 миллион.
– «Голодомор» в США в 1929-1941 гг. был хуже голода на Украине 1932-1933 гг. ещё и потому, что в это самое время люди ехали из США на Украину тысячами. По моим данным, не менее 6 000 человек тогда переехало из США на Украину!
Так что в США 1929-1941 гг. был самый настоящий голодомор, причём значительно хуже, чем на Украине в 1932-1933 гг.
А как же Западная Европа? Тут в начале 30-х годов ситуация была еще хуже, чем в США. Почему? Потому, что США разжирели на Первой мировой войне, а Европа, наоборот, войной была разорена. Гитлер пришёл к власти в Германии именно потому, что ситуация в Европе тогда была ни в дугу. Люди тогда ехали в СССР не только из США, но и из Европы (и Японии, кстати, тоже).
Предки Ирины Хакамады приехали при Сталине в СССР из Японии (сравнение жизни в СССР тех лет и Японии показано в фильме японского режиссёра Хироюки Танаки «Краболов» [Kanikosen]). Или, к примеру, родители известного композитора Ильи Резника, – они тоже переехали из Европы (из Дании) в СССР при Сталине, до войны. Итальянский дворянин, гениальный авиаконструктор Роберт Бартини приехал в СССР в 1920-х годах из Италии, но в Италию из СССР возвращаться назад не пожелал ни в 1932-м, ни в каком другом году. Ещё один гениальный итальянский авиаконструктор, генерал Умберто Нобиле приехал из Италии в СССР в 1932 году.
Миграция людей из Европы при Сталине, в годы первых пятилеток, была настолько массовым явлением, что даже вошла, как говорится, в классику жанра, а именно в роман И.Ильфа и Е.Петрова «Золотой телёнок». Цитирую: «Матушка-заступница, милиция-троеручица! – воскликнул Остап, переводя дыхание. – Что за банальный, опротивевший всем бюрократизм! В нашем Черноморском отделении тоже есть свои слабые стороны, всякие там неполадки в пробирной палатке, но такого, как в «Геркулесе»... Верно, Шура?...
На диване с утра сидел выписанный из Германии за большие деньги немецкий специалист, инженер Генрих Мария Заузе. Он был в обыкновенном европейском костюме, и только украинская рубашечка, расшитая запорожским узором, указывала на то, что инженер пробыл в России недели три и уже успел посетить магазин кустарных изделий».
Одним словом, при Сталине люди из Европы ехали в СССР. Причём люди первой величины.
Западная Украина.
Напоминаю, что Западная Украина тогда была колонией Европы. Как известно, в колониях ситуация всегда хуже, чем в метрополиях. Отсталость и забитость бывшей колонии Европы там ощущается до сих пор. Первые концентрационные лагеря в Европе (Терезин и Талергоф) были организованы австрияками для западноукраинцев именно там, в Западной Украине. Если совсем коротко: на Западной Украине ничего, кроме сплошного голодомора и концентрационных лагерей до прихода Советской власти в 1939 г., не было. Именно поэтому люди оттуда бежали во все стороны: и в Канаду, и в Аргентину, и в Австралию, и в другие страны. Т.е. ситуация в СССР (в т.ч. на Украине) в 1932-1933 гг. была значительно лучше той, которая тогда была в США, Европе, Западной Украине и т.д.
ВЫВОД: преимущество Советской власти налицо, т.к. голод в СССР – это из ряда вон выходящее событие, которое было быстро преодолено, а виновники наказаны (кулаки – переселены, вредители из числа руководства – преданы суду). А голод в капиталистических странах, как одно из следствий кризисов – это закономерность, неизбежность, которую в США, например, в 1929-1941 гг. не могли преодолеть и за 10 лет, а виновники там не только не были наказаны, но ещё за время голодомора значительно увеличили свои капиталы и, соответственно, власть. Выдающийся американский писатель Т.Драйзер (коммунист, между прочим), в своей книге «Финансист», наглядно описал технику обогащения буржуев-миллионеров именно во время голодомора (кризиса).
За годы капитализма (это более 20 лет) производство практически ВСЕХ сельскохозяйственных продуктов на Украине (и в других странах, впавших в капитализм) существенно сократилось. Сегодня украинцы потребляют, например, молочных продуктов на 90% (!) меньше, чем в УССР.
В настоящее время мировая система капитализма привела к тому, что ежегодно в мире умирает от голода 2,6 миллиона одних только детей, не говоря о взрослых. Миллионы детей умирают из-за капитализма (чаще – в колониальных странах). А в кризисы, которые при капитализме закономерны и неизбежны, голод начинает косить людей и в метрополиях.
Капитализм и голодомор – синонимы. Или так: капитализм – это всемирный голодомор. Или так: капитализм = голодомор.
Главы из книги “Секретные протоколы или кто подделал пакт Молотова-Риббентропа”
Стоит подробнее остановиться на методологии исследования фальшивок, потому как этим делом занимаются очень немногие, а те, кто должен делать это по долгу службы, прежде всего архивисты, историки и журналисты, часто занимаются всего прямо противоположным – фабрикуют, обосновывают и пропагандируют ложь. Даже если прямых улик фальсификатор не оставляет, совокупность косвенных улик порой достигает критической массы. Всякий фальшивый документ, как бы безупречно он ни был выполнен, имеет «маячки», сигнализирующие о подлоге.
Например, представьте себе, что историки предъявили найденный в каком-нибудь секретном архиве сенсационный документ – договор между Лениным и кайзером Вильгельмом II, где первый обязуется совершить революцию и заключить сепаратный мир с Германией, а второй обещает профинансировать указанные мероприятия. Все выполнено просто безупречно, но текст отпечатан на машинке Lexicon 80 фирмы Olivetti. В данном случае это прямое доказательство подлога, потому что Lexicon 80 была создана известным дизайнером Ниццоли только в 1948 г. Если же текст отпечатан на американской машинке Sholes & Glidden Type Writer выпуска 1874 г., то теоретически такое было возможно, но только теоретически, ибо первые модели печатных машинок, не имеющие переключения регистров, к ХХ веку давно вышли из употребления. И объяснить такой факт можно лишь тем, что фальсификаторы использовали для изготовления подделки первый попавшийся под руку старый аппарат, упуская из виду, что в 1917 г. он уже был музейным раритетом. Вопросов не возникнет лишь в случае, если пресловутый договор отпечатан на немецкой машинке Erika Naumann или современной ей модели.
Можно найти «маячки», сигнализирующие о подложности документа, даже не видя листа с машинописью. Например, в «записке Смирнова-Подцероба» странная запись: «Письмо тов. Ст. Гитлеру от 21.VIII. 1939 г. (подлинник). Что же здесь странного? Обозначение месяца латинскими цифрами нехарактерно для советского делопроизводства того времени, тем более, что в том же акте месяц всегда пишется по-русски. Нехарактерным употребление латиницы было потому, что пишущие машинки отличаются от современных компьютеров отсутствием возможности переключения языковой раскладки клавиатуры посредством нажатия клавиш Alt+Shift. Поэтому если в русский документ требовалось вписать что-то латиницей, то использовались две пишущие машинки – с русским и латинским шрифтом.
Да, существовали и многоклавиатурные пишущие машинки, фактически представляющие собой две или более печатающих машинок, поставленных рядом и соединенных так, что каретка способна переезжать с одной машинки на другую. Но из-за громоздкости они использовались крайне редко. Так с какой стати в выполненном машинописью «акте Смирнова-Подцероба» присутствует несколько латинских символов»? Вероятно, набор этого текста осуществлялся впервые для публикации в газете «Известия» от 28 декабря 1989 г. с рукописи, а коль автор употребил латиницу, то и наборщик добросовестно воспроизвел ее, благо он пользовался фотонаборным аппаратом, позволяющим легко это сделать.
Другой вариант: редакция сдала в набор, как и полагается, машинописные тексты, но латинская цифра VIII была условно обозначена суррогатным образом – У111, либо просто вписана от руки, что практиковалось наиболее часто. Но зачем мидовским чиновникам нужно было создавать себе такие проблемы, когда они вполне могли просто написать по-русски слово «август»? Этот нюанс можно считать косвенным свидетельством подлога. Косвенные улики имеют значение лишь в том случае, если их достаточно много. Если современное право позволяет осудить человека за убийство на основании совокупности косвенных улик, то и мы можем признать исторический источник фальшивым, когда косвенные свидетельства подлога достигают определенного количества в том случае, когда прямые и неоспоримые доказательства подлинности оного отсутствуют.
Лингвистические «маячки» (косвенные улики против фальсификаторов) достаточно явно проявляются, когда мы имеем дело с переводом с одного языка на другой – документ часто несет в себе особенности, характерные для языка оригинала. Например, в 1989 г. в пятом номере журнала «Новая и новейшая история» был опубликован такой документ:
Приложение
ТЕКСТ ПРОЕКТА СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКОГО ПАКТА, ПЕРЕДАННОГО
В. М. МОЛОТОВЫМ ШУЛЕНБУРГУ 19 АВГУСТА 1939 г.
Проект
Правительство СССР и Правительство Германии
Руководимые желанием укрепления дела миру между народами и исходя из основных положений договора о нейтралитете, заключенного между СССР и Германией в апреле 1926 года, пришли к следующему соглашению:
Статья 1
Обе Договаривающиеся Стороны обязуются взаимно воздерживаться от какого бы то ни было насилия и агрессивного действия друг против друга или нападения одна на другую, как отдельно, так и совместно с другими державами.
Статья 2
В случае, если одна из Договаривающихся Сторон окажется объектом насилия или нападения со стороны третьей державы, другая Договаривающаяся Сторона не будет поддерживать ни в какой форме подобных действий такой державы.
Статья 3
В случае возникновения споров или конфликтов между Договаривающимися Сторонами по тем или иным вопросам, обе Стороны обязуются разрешить эти споры и конфликты исключительно мирным путем в порядке взаимной консультации или путем создания в необходимых случаях соответствующих согласительных комиссий.
Статья 4
Настоящий договор заключается сроком на пять лет с тем, что поскольку одна из Договаривающихся Сторон не денонсирует его за год до истечения срока, срок действия договора будет считаться автоматически продленным на следующие пять лет.
Статья 5
Настоящий Договор подлежит ратифицированию в возможно короткий срок, после чего Договор вступает в силу.
ПОСТСКРИПТУМ
Настоящий пакт действителен лишь при одновременном подписании особого протокола по пунктам заинтересованности Договаривающихся Сторон в области внешней политики. Протокол составляет органическую часть пакта.
Для того, чтобы читатель не сомневался, что здесь приведен подлинный документ, текст снабжен солидной ссылкой: АВП СССР, ф. 0745, оп. 14, п. 32, д. 3, лл. 52-53. Но элементарный лингвистический анализ сразу заставляет заподозрить подлог. Смысл фальсификации, как нетрудно догадаться в том, что здесь присутствует более чем странный «постскриптум», где упоминается некий особый протокол. Но вместо слов «составляет органическую часть пакта» по-русски правильно будет написать «неотъемлемую часть». Такая режущая глаз корявость может возникнуть разве что при художественном переводе с английского, где словосочетание integral part переводится в зависимости от контекста как «неотъемлемая часть» (юриспруденция, экономика) или как «составная, органическая часть» (медицина, биология). Переводчик просто не учел этот нюанс. Но самый большой изъян этой фальшивки в том, что предполагаемое соглашение именуется то «настоящий пакт», то «настоящий Договор».
Кстати, не лишне будет вспомнить, что Риббентроп в своих мемуарах утверждает, будто русские не пытались заранее составить проект договора о ненападении, и в дело пошел вариант, набросанный им совместно с Гауссом уже в самолете. Если Риббентроп говорит правду, значит рассматриваемый проект договора – позднейшая фальсификация. Если рассматриваемый нами документ подлинный – значит сфабрикованными являются мемуары Риббентропа. Но всего вероятнее третий вариант: и то и другое – ложь.
Не будем придираться к тому, что слово «договор» с заглавной буквы принято писать в английской грамматике, но не в русской (если это не имя собственное). Не станем долго задерживать наше внимание на том, что в официальном документообороте слово «постскриптум», тем более в текстах договоров(!) НИКОГДА не употребляется, и то, что здесь так названо, на самом деле является примечанием. Главное заключается в том, что советская дипломатия разделяла понятия «пакт» и «договор», и одно и то же соглашение никогда не называлось пактом и договором одновременно.
Пактом советско-германский договор был назван 18 сентября 1939 года в германо-советском коммюнике о польских событиях, поскольку в результате разгрома Польши августовский договор приобретал большую значимость. Однако в дипломатической переписке он продолжал именоваться исключительно договором. В печати же термин «пакт» иногда фигурирует, но исключительно в редакционных комментариях. Например, в газете «Известия» за 24 августа 1939 г. в редакционном сообщении, предваряющем публикацию текста Договора о ненападении используется слово «пакт», а в газете «Правда» в том же самом случае соглашение называется исключительно договором.
Поскольку замирению с Японией после серии локальных вооруженных столкновений Советский Союз придавал исключительно большое значение, то и соглашение, подписанное между двумя странами 13 апреля 1941 г. официально именовалось Пактом о нейтралитете.
Все желающие могут провести увлекательный эксперимент - собрать все официально опубликованные документы, касающиеся "секретных протоколов" Молотова-Риббентропа (а их всего не более полусотни) и проанализировать, насколько они стыкуются между собой. Например, до сих пор нет ясности с картами, на которых якобы были зафиксированы предварительные договоренности по разделу Польши и Литвы. Если верить "историкам", карта была, и на ней расписался Сталин с Риббентропом. Журнал "Новая и новейшая история" (№1, 1993 г.) публикует документ под грифом "Сов. Секретно" - "Опись № 1. документы, относящиеся к советско-германским переговорам в период 1939-1941 гг.". Составлена опись якобы заведующим VI сектором Общего отдела ЦK КПСС Л. Мошковым 10 июля 1987 г. и перечислены в ней те самые "подлинники" документов, которые обнаружат Яковлев с Волкогоновым в "особой папке" из сейфа Горбачева. Под номером "9" в этой описи значится "Две карты польской территории с подписями И.В. Сталина и Риббентропа". Странно, почему Мошков не указывает, к какому документу прилагаются эти карты, и что на них обозначено, кроме подписей Сталина и Риббентропа, но это не самая большая странность в деле о "секретных протоколах". Гораздо интереснее другой вопрос: как можно было осуществлять раздел Литвы, руководствуясь картой "польской территории"? О том, что помимо Польши на карте была обозначена литовская территория, не сообщает ни Мошков, ни Безыменский в своей книге "Гитлер и Сталин перед схваткой", хотя последний упоминает даже такую несущественную подробность, что карты находились в "закрытом пакете №35", о чем умалчивают публикаторы из "Новой и новейшей истории".
Может быть существовала какая-то иная карта? Да, существовала. В восьмом номере журнала "Международная жизнь" в 1989 г. публиковался НЕсекретный дополнительный протокол между СССР и Германией (подписан 4 октября 1939 г. Молотовым и Шуленбургом), описывающий новую линию советско-германской границы. Опубликован этот протокол был в "Ведомостях Верховного Совета СССР" (№10 (73) от 29 марта 1940 г.), откуда его и перепечатал журнал "Международная жизнь". В примечаниях к протоколу указывается следующее: "...ПРИМЕЧАНИЕ 2: Участки границы, определенные условными линиями, будут уточнены при демаркации границы. ПРИМЕЧАНИЕ 3: Линия границы, установленная настоящим протоколом, нанесена черным цветом на прилагаемую русскую карту масштаба 1: 100.000".
Как видим, Сталин с Риббентропом подписать эту карту 28 сентября 1939 г. никак не могли, потому что ее подписали 4 октября Молотов и Шуленбург. И при дележе Литвы ее невозможно было использовать, потому что ни в протоколе, ни, соответственно, на карте, литовская территория не упоминается. А как же быть с той знаменитой картой, на которой осталась размашистая подпись Сталина? О ней в официальных анналах нет ни единого упоминания. В архиве же находятся совершенно другие карты от 4 октября 1939 г., которые никогда не публиковались. Поэтому легко создается впечатление, будто в "особой папке" хранятся те самые карты с подписью Сталина, которые широко разпропагнадированы фальсификаторами. Вот такой нехитрый трюк. Стоит обратить внимание и на то, что 4 октября в Москве Молотов и Шуленбург сверяли границу по русской карте, что отражено в протоколе, а карты с якобы сталинским автографом (все четыре найденных мною вариантов) выполнены латинским шрифтом.
В итоге мы имеем полную нестыковку между всеми упомянутыми документами (усугубленную тем, что в некоторых официальных сборниках содержится примечание, будто некая карта была приложена к секретному протоколу от 23 августа 1939 г.), но так и не выяснили вопрос: по какой же карте делили "секретным протоколом" Литву в сентябре 1939 г, и какой картой руководствовались, утрясая территориальные вопросы в "секретном протоколе" от 10 января 1941 г.? Что характерно: НЕсекретные договоры, дополнительные протоколы и приложенные к ним карты прекрасно согласуются между собой, как например весь комплекс документов, касающийся демаркации советско-германской границы 1939-1941 гг. Но когда речь заходит о "секретных протоколах" и сопутствующих документах, то появляется совершенно неразрешимая путаница.
Вообще, учеными называть современных «историков» нельзя ни при каких обстоятельствах. Потому что наука, не обладающая математическим аппаратом – это шарлатанство. Зачем «историку» знание абстрактных законов численных соотношений? Объясню на элементарном примере. Я, усомнившись, в существовании «секретных протоколов» могу математически доказать, что они являются фальшивкой. Возьмем весь фонд архивных дипломатических документов, имеющих отношение к Германии и России, скажем, за последние 100 лет. Изучив их, мы придем к выводу, что 5% всех документов имеют сомнительные места. Где-то число неверно проставлено, где-то фамилия написана с ошибкой, пусть даже в каком-то случае министр расписался не на своем родном языке (допустим, что с перепоя). А где-то на межгосударственный договор забыли поставить печать или не оприходовали его в канцелярии по всем канонам бюрократического искусства. Скрепя сердце, я даже готов допустить, что при улаживании пограничного спора была использована неправильная карта. Но в любом случае 95% всего документального фонда будет оформлено безупречно.
Кстати, для выявления доли документов с ошибками и неточностями не обязательно изучать под лупой сотни тонн бумаг. Достаточно методом случайной выборки проанализировать тысячу документов, а полученный результат считать неизменным для всей массы архивного материала. Этот прием называется интерполяцией.
Теперь вычленяем из всего фонда источников корпус документов, связанных с «секретными протоколами». И вот тут окажется, что ошибки, неточности, нарушение практики оформления бумаг и путаница присутствуют более, чем в 5% случаев. Следовательно, в этом деле не все чисто. Если количество «досадных недоразумений» превышает 25%, то мы можем уверенно говорить, что фальсификаторы приложили руку к искажению истины. Математики назвали бы такой прием методом корреляционного анализа (обработка статистических данных, заключающаяся в изучении коэффициентов (корреляции) между переменными). За точность терминологии не ручаюсь, поскольку у меня в школе по математике выше тройки никогда не было, но суть, надеюсь, ясна.
Вам любопытно, какой процент всех документов, касающихся «секретных протоколов» содержит признаки недостоверности? Я сам подивился, но результат действительно впечатляющий – 100%. И это при том, что я работал не в самих архивах, а исследовал документы по открытым источникам. Если хоть где-то употребляются слова «сфера интересов», «сфера влияния», «секретный протокол» или подобные ключевые слова – значит, мы неминуемо наткнемся на какой-нибудь «маячок» – фальшивые архивные реквизиты, нарушение правил делопроизводства, применение непрофессиональной терминологии, грамматические ошибки, рудименты перевода с английского, путаница с географией, датами, и т.д.
Кстати, о датах. Хронология – основа исторической науки. Всякий ученый от истории должен виртуозно владеть методами хронологического анализа. Попробуем применить их к корпусу источников по «секретным протоколам» Молотова-Риббентропа. Первое, с чем мы столкнемся – это громадное количество событий, установить время которых невозможно. Вот навскидку:
- когда проводилась яковлевская пресс-конференция по случаю обнаружения «оригиналов» протоколов;
- когда Безыменский ездил со своей миссией в Бонн;
- когда Подцероб со Смирновым составили акт приема-передачи пакета документов, включающих «секретные протоколы»;
- когда западные союзники захватили микрофильмы фон Леша;
- когда (и сколько раз) Вульфсон ездил в Германию на поиски «секретных протоколов».
- когда проводились заседания депутатской комиссии по политической и правовой оценке советско-германского договора о ненападении от 1939 года;
- когда членами комиссии Яковлева был утвержден проект Постановления Съезда;
- когда Яковлев получил от Ковалева «служебную записку Смирнова-Подцероба»;
- когда проводились многочисленные экспертизы документов, на которые ссылался Яковлев в своем докладе Съезду народных депутатов;
- когда были рассекречены «секретные протоколы» в РФ;
- когда были осуществлены публикации текстов протоколов Молотова-Риббентропа в журналах «Вопросы истории» и «Новая и новейшая история»;
- когда Риббентроп звонил из кабинета Сталина Гитлеру, согласовывая раздел «сфер интересов»;
- когда проходили конференции гестапо-НКВД.
Многие события в принципе не могут быть датированы, и потому их нельзя считать достоверными и даже вероятными. К их числу относится, например, беседа бывшего молотовского переводчика Павлова с писателем-фантастом Карповым, или показ по ТВ интервью Херварта, данное Вульфсону.
Но давайте оперировать лишь точно датированными событиями и документами. Например, расположим в одной колонке сведения о запротоколированных беседах Молотова с Риббентропом, где они касались условий секретных договоренностей, а в колонке напротив поместим тексты отчетов Шуленбурга Риббентропу об этих встречах. По идее они должны совпасть по смыслу очень точно. На деле же мы видим в них множество явных нестыковок (см. главу «Сувалки»). Но даже если фальсификаторы идеально согласовали одни фальшивые документы с другими, мы добавляем в нашу хронологическую таблицу третью колонку, где отражены реальные события того времени. И вся концепция «сговора» Молотова-Риббентропа рассыпается (подробности см. в главах «Гальдер», «Граница»). Калибруется наша хронологическая шкала по третьей колонке (реальные события), и если документы плохо соотносятся с реальностью, значит, есть повод заподозрить позднейший подлог.
Хронологические «маячки» наиболее ярко светят, когда мы имеем дело с подложными мемуарами. Ведь их составители пользуются не своей памятью, а подгоняют описываемые события под «общеизвестную» версию хронологии. И если в этой «общеизвестной» версии появится ошибка, то все псевдо-мемуаристы ошибутся одинаково. Либо наоборот, каждый ошибется по-разному, но в одном и том же месте. Примером тому может служить сюжет о том, кто и когда звонил Гитлеру из кабинета Сталина (см. главы «Гаусс», «Риббентроп», «Павлов, «Херварт»).
Статистический анализ ошибок – очень эффективный прием ученого, желающего разоблачить подлог. Дело в том, что в реальной жизни человек стремится к минимизации ошибок. Сама жизнь заставляет свои ошибки исправлять, потому что он сталкивается с их очень неприятными последствиями. А в корпусе фальшивых документов ошибки лишь накапливаются. Происходит это потому, что фальсификаторы отражают в своих поделках не реальность, а свои представления о ней, которые зачастую неверны. Например, неизвестные нам умельцы, сляпав карту «распила Польши» с автографами авторов сделки, отразили более позднее состояние государственных границ, нежели оно было в реальности образца 1939 г.
На базе этой неверной карты возник «секретный протокол» о разделе Литвы», где слишком уж грубая путаница с Сувалками потянула за собой целый шлейф фальсификаций. В итоге одна ошибка не только кочует из одного подложного источника в другой, но и провоцирует появление новых ошибок при попытке устранить ее с помощью очередной фальшивки. Скажем, виртуальный конфликт вокруг «кусочка Литвы» был улажен с помощью виртуальной сделки купли-продажи. Все бы ничего, да только номинирована сделка в несуществующей валюте – золотых долларах. Ладно, хоть не в платиновых пиастрах.
Иногда два или три фальшивых источника могут относительно точно стыковаться друг с другом, если их фабриковали одни и те же люди, либо очередной подлог совершался на базе предыдущего. Но и в этом случае фальсификация выявляется путем перекрестного анализа всех доступных источников. Возьмем хрестоматийный уже пример с «кусочком Литовской территории». Если у Гаусса Риббентропа и Хильгера этот «кусочек» не имеет никакой географической привязки, и потому противоречия не возникает, то у депутатов Верховного Совета Литовской СССР речь идет о «треугольнике Сувалки», а у Семиряги Сувалки передаются Германии вместе со всей территорией Литвы 23 августа, а не 28 сентября 1939 г., как у всех прочих (см. главу «Сувалки»). Несогласованные попытки географически локализовать «кусочек Литвы» приводят к противоречиям. Отсюда делаем вывод, что документальная база под этими попытками локализации отсутствует, а имеет место лишь различная интерпретация высказываний Гаусса и Риббентропа. Я могу еще долго избивать банду фальсификаторов истории, находя все новые и новые противоречия в состряпанных ими «секретных протоколах» Молотова-Риббентропа и сопутствующих фальшивках, но не буду лишать любознательного читателя удовольствия сделать это самостоятельно. Разоблачение исторических фальшивок – увлекательнейшее дело!
Речь Сталина, которой не было // Отечественная история №1, 2004 г.
Часть 1
Эта история началась 65 лет назад, поздней осенью 1939 г. Именно с этого времени и по сей день по публицистическим эссе и историческим работам в разных странах блуждает некий текст "речи Сталина", будто произнесенной им на якобы состоявшемся 19 августа 1939 г. сверхсекретном заседании Политбюро ЦК ВКП(б). В ней раскрывались потаенные мотивы решения Сталина заключить с Гитлером пакт о ненападении и его возможные последствия, связанные с этим надежды руководства СССР на использование предстоявшей войны между Германией и западными державами для революционизирования Европейского континента. Не прошли мимо этой речи некоторые крупные политики того времени и прежде всего сам Сталин. При этом У. Черчилль упомянул о ней в мемуарах буквально одной достаточно расплывчатой фразой, без каких-либо комментариев [1], а бывший премьер-министр Франции Э. Даладье, коснувшись ее содержания, заявил, что хотя и не может "удостоверить подлинность документа, содержащего текст «речи Сталина», но верит в его подлинность" [2]. Однако некоторые современные публицисты и историки лишены даже тени каких-либо сомнений, рассматривая эту "речь Сталина" в качестве ключевого документа по истории Второй мировой войны. "Любая попытка установить точную дату начала Второй мировой войны и время вступления СССР в нее неизбежно приводит нас к дате 19 августа 1939 года" [3].
"19 августа 1939 г. на внезапно созванном заседании Политбюро ЦК... в программной речи Сталин провозгласил, что теперь наступил момент поднести фитиль военного пожара также к пороховой бочке Европы" [4]. Как полагает американский историк Р. Раак, "эта ранее не публиковавшаяся речь является, несомненно, наиболее важным документом, извлеченным из советских архивов со времени их открытия..." [5]. Он, как утверждает российский историк В.Л. Дорошенко, "должен быть принят в качестве одного из основополагающих документов по истории Второй мировой войны" [6]. Именно так он и предстает в недавно вышедшей в Германии первой биографии Сталина, написанной профессором Гейдельбергского университета Х.-Д. Леве. Немецкий историк приводит обширные цитаты из этой "речи Сталина" с целью "раскрытия" намерений советского вождя, якобы рассматривавшего заключение пакта с Гитлером как необходимое условие для последующего революционизирования всего Европейского континента в ходе Второй мировой войны [7].
Однако текст этой "речи Сталина", известный по крайней мере западным историкам со времени своей первой публикации, т.е. с конца ноября 1939 г. и до конца 1980-х гг., не только никогда не рассматривался в качестве ключевого документа советской внешней политики или тем более Второй мировой войны [8], но не был даже помещен в изданных на Западе сборниках документов о советской внешней политике [9]. Нет его и в опубликованном Гарвардским университетом 14-м томе собрания сочинений Сталина [10]. И это несмотря на то, что все эти издания увидели свет в период "холодной войны", когда откровения советского диктатора могли стать бесценной находкой как для советологов, так и для политиков".
Пытаясь ответить на этот и ряд других вопросов, связанных с "речью Сталина" 19 августа 1939 г., я прослеживаю основные этапы истории этого "документа": в статье приводятся результаты, опубликованные его первым исследователем немецким историком Э. Йеккелем еще в 1958 г. [12], подробно рассматриваются обстоятельства нового всплеска интереса к "речи Сталина" в историографии с середины 1990-х гг. и вплоть до самого последнего времени в связи с одной находкой в бывшем Особом архиве в Москве. Здесь также анализируется на основе ранее неизвестных документов из российских архивов содержание этого текста и мотивы как его появления, так и реанимирования.
I
28 ноября 1939 г. информационное агентство Гавас распространило следующее сообщение [13]. : "Агентство Гавас получило из Москвы (через Женеву) от источника, который оно рассматривает как достойный абсолютного доверия, следующие сведения о заседании Политбюро, проведенного по инициативе Сталина 19 августа в 10 часов вечера, вскоре после которого СССР подписал известное политическое соглашение с рейхом: вечером 19 августа члены Политбюро были срочно созваны на секретное заседание, на котором присутствовали также видные лидеры Коминтерна, но только те, кто входил в русскую секцию [14]. Никто из зарубежных коммунистов, даже Димитров - генеральный секретарь Коминтерна, не был приглашен на это заседание [15], цель которого, не обозначенная в повестке дня, состояла в том, чтобы заслушать доклад Сталина". Далее следовала запись его основных положений *: * Места, где располагались появлявшиеся впоследствии дополнения в первоначально опубликованный текст, отмечены цифрами, обозначающими год, а в фигурных скобках - порядковый номер, указывающий на последовательность приведенных ниже дополнений. "Мир или война [16].
Этот вопрос вступил в критическую фазу. Его решение целиком и полностью зависит от позиции, которую займет Советский Союз [17].
Мы совершенно убеждены, что, если мы заключим договор о союзе с Францией и Великобританией, Германия будет вынуждена отказаться от Польши и искать modus vivendi [18]. с западными державами [19]. Таким образом, войны удастся избежать [20], и тогда последующее развитие событий примет опасный для нас характер.
С другой стороны, если мы примем известное вам [21]. предложение Германии о заключении с ней пакта о ненападении, она, несомненно, нападет на Польшу, и тогда вступление Англии и Франции в эту войну станет неизбежным. (1941 {1} ).
При таких обстоятельствах у нас будут хорошие шансы остаться в стороне от конфликта, и мы сможем, находясь в выгодном положении, выжидать, когда наступит наша очередь. Именно этого требуют наши интересы. (1941 {2} ), (1942 {1}).
Итак, наш выбор ясен: мы должны принять немецкое предложение, а английской и французской делегациям ответить вежливым отказом и отправить их домой [22].
Нетрудно предвидеть выгоду, которую мы извлечем, действуя подобным образом. Для нас очевидно, что Польша будет разгромлена прежде, чем Англия и Франция смогут прийти ей на помощь. В этом случае Германия передаст нам часть Польши вплоть до подступов Варшавы, включая украинскую Галицию.
Германия предоставит нам полную свободу действий в трех прибалтийских странах. Она не будет препятствовать возвращению России Бессарабии [23]. Она будет готова уступить нам в качестве зоны влияния Румынию [24], Болгарию [25]. и Венгрию [26].
Остается открытым вопрос о Югославии, решение которого зависит от позиции, которую займет Италия. Если Италия останется на стороне Германии [27], тогда последняя потребует, чтобы Югославия входила в зону ее влияния [28], ведь именно через Югославию она получит доступ к Адриатическому морю. Но если Италия не пойдет вместе с Германией, то тогда она за счет Италии получит выход к Адриатическому морю, и в этом случае Югославия перейдет в нашу сферу влияния [29].
Все это в том случае, если Германия выйдет победительницей из войны. Однако мы должны предвидеть последствия как поражения, так и победы Германии. Рассмотрим вариант, связанный с поражением Германии. (1941 {3} ). У Англии и Франции будет достаточно сил, чтобы оккупировать Берлин и уничтожить Германию, которой мы вряд ли сможем оказать эффективную помощь [30].
Поэтому наша цель заключается в том, чтобы Германия как можно дольше смогла вести войну, чтобы уставшие и крайне изнуренные Англия и Франция были не в состоянии разгромить Германию.
Отсюда наша позиция: оставаясь нейтральными, мы помогаем Германии экономически, обеспечивая ее сырьем и продовольствием; однако, само собой разумеется, что наша помощь [31]. не должна переходить определенных границ, чтобы не нанести ущерба нашей экономике и не ослабить мощь нашей армии.
В то же время мы должны вести активную коммунистическую пропаганду, особенно в странах англо-французского блока и, прежде всего, во Франции. Мы должны быть готовы к тому, что в этой стране наша (так в тексте. - С.С.) партия во время войны будет вынуждена прекратить легальную деятельность и перейти к нелегальной. Мы знаем, что подобная деятельность требует больших средств, но мы должны без колебаний пойти на эти жертвы. (1942 {2}). Если эта подготовительная работа будет тщательно проведена, тогда безопасность Германии будет обеспечена, и она сможет способствовать советизации Франции. (1941 {4}). Рассмотрим теперь вторую гипотезу, связанную с победой Германии.
Некоторые считают, что такая возможность представляла бы для нас наибольшую опасность. В этом утверждении есть доля правды, но было бы ошибкой полагать, что эта опасность настолько близка и велика, как некоторые себе это воображают.
Если Германия победит, она выйдет из войны слишком истощенной, чтобы воевать с нами в ближайшие десять лет [32]. Ее основной заботой будет наблюдение за побежденными Англией и Францией, чтобы воспрепятствовать их подъему.
С другой стороны, Германия-победительница будет обладать огромными колониями; их эксплуатация и приспособление к немецким порядкам также займут Германию в течение нескольких десятилетий. Очевидно, что Германия будет слишком занята другим, чтобы повернуть против нас. (1941 {5}), (1942 {3}).
Товарищи, сказал в заключение Сталин, я изложил вам свои соображения. Повторяю, что в ваших (так в тексте. - С.С.) интересах, чтобы война разразилась между рейхом [33]. и англо-французским блоком. Для нас очень важно, чтобы эта война длилась как можно дольше, чтобы обе стороны истощили свои силы. Именно по этим причинам мы должны принять предложенный Германией пакт и способствовать тому, чтобы война, если таковая будет объявлена, продлилась как можно дольше. В то же время мы должны усилить экономическую [34] работу в воюющих государствах, чтобы быть хорошо подготовленными к тому моменту, когда война завершится".
"Доклад Сталина, выслушанный с благоговейным вниманием, не вызвал никакой дискуссии. Было задано только два малозначительных вопроса, на которые Сталин ответил. Его предложение о согласии на заключение пакта о ненападении с рейхом было принято единогласно. Затем Политбюро приняло решение поручить председателю Коминтерна Мануильскому [35]. совместно с секретарем Димитровым под личным руководством Сталина разработать надлежащие инструкции для коммунистической партии за рубежом".
Распространенный агентством Гавас текст был опубликован 28 ноября во французской прессе [36]. Несмотря на то, что в Германии он не публиковался, Берлин не остался безучастен к этой "сенсации". 29 ноября МИД направил посольству в Москве текст сообщения Гавас [37]. с просьбой информировать о реакции на него в официальных кругах СССР, а также обратить внимание Наркоминдела на желательность соответствующего отклика в советской прессе [38]. Однако, еще не будучи полученным в посольстве [39], вопрос был фактически снят: советская реакция на сообщение Гавас последовала уже 30 ноября [40]. и на самом высоком уровне - в форме ответа Сталина на вопрос редактора газеты "Правда" [41]. "О лживом сообщении агентства Гавас
Редактор «Правды» обратился к т. Сталину с вопросом: как относится т. Сталин к сообщению агентства Гавас о «речи Сталина», якобы произнесенной им «в Политбюро 19 августа», где проводилась якобы мысль о том, что «война должна продолжаться как можно дольше, чтобы истощить воюющие стороны». Тов. Сталин прислал следующий ответ:
«Это сообщение агентства Гавас, как и многие другие его сообщения [42], представляет вранье. Я, конечно, не могу знать, в каком именно кафешантане сфабриковано это вранье. Но как бы ни врали господа из агентства Гавас, они не могут отрицать того, что:
а) не Германия напала на Францию и Англию, а Франция и Англия напали на Германию, взяв на себя ответственность за нынешнюю войну;
б) после открытия военных действий Германия обратилась к Франции и Англии с мирными предложениями, а Советский Союз открыто поддержал мирные предложения Германии, ибо он считал и продолжает считать, что скорейшее окончание войны коренным образом облегчило бы положение всех стран и народов;
в) правящие круги Англии и Франции грубо отклонили как мирные предложения Германии, так и попытки Советского Союза добиться скорейшего окончания войны. Таковы факты. Что могут противопоставить этим фактам кафешантанные политики из агентства Гавас?»" Опубликованный текст, причем не только ответа, но и вопроса, несомненно составленный лично Сталиным [43], несет на себе отпечаток большого раздражения его автора. Чем это объяснить? Почему Сталин пошел на столь очевидное и, самое главное, публичное передергивание еще свежих фактов, заострив и на этот раз авторизовав основные положения не просто прогерманской, а фактически пронацистской статьи "Мир или война?" [44]. Есть серьезные основания полагать, что у Сталина было как минимум два веских повода для подобного недипломатичного заявления, которые ни по существу, ни по форме не имели ничего или очень мало общего со стремлением убедить мировую общественность в отсутствии замыслов, содержащихся в приписываемом ему агентством Гавас выступлении. Сталин мог опасаться, что опубликованный текст способен нанести серьезный ущерб советско-германским отношениям и особенно реализации достигнутых в августе-сентябре 1939 г. договоренностей о разделе Восточной Европы. Не случайно комментарий Сталина был опубликован безотлагательно именно 30 ноября: в этот день СССР начал войну с Финляндией, в ходе которой Сталин был особенно заинтересован в максимально благожелательной позиции Берлина.
Ответ Сталина был выдержан в весьма типичной для его стиля полемики форме, а именно - "инкриминировать врагу свои собственные преступления, свою собственную тактику" [45]. Правда, в данном случае он обвинял западные державы в том, что совершила нацистская Германия, не забывая при этом и о необходимости выдать индульгенцию самому себе. Однако Сталин зря волновался, реакция Берлина была совершенно спокойной. Там были вполне удовлетворены опубликованным ответом Сталина, поместив его в немецких газетах под крупными заголовками [46]. При этом в Берлине явно не придавали серьезного значения этому событию [47], так как были заняты подготовкой западной кампании и начавшейся советско-финской войной. И. Геббельс, как правило, фиксировавший в то время в дневнике все выгодные для Германии высказывания советских лидеров и центральной советской прессы, на этот раз обошел слова Сталина полным молчанием [48].
II
Более полутора лет никто не вспоминал о "речи Сталина". Однако 22 июня 1941 г. все изменилось, и уже 12 июля 1941 г. бывший женевский корреспондент Гавас Анри Рюффен публикует статью в газете "Journal de Geneve" под заголовком "Два документа" [49]. Одним из них был текст "речи Сталина" 19 августа 1939 г. Из публикации Рюффена следовало, что именно он 27 ноября 1939 г. передал агентству Гавас полученный им из не афишируемого источника ("secret professionnel") текст "речи Сталина". Причем, представленный им в 1941 г. вариант был дополнен несколькими новыми фразами. 1. "В результате [войны] Западная Европа подвергнется глубокому разрушению".
2. "Диктатура коммунистической партии возможна лишь в результате большой войны..."
3. "В случае поражения Германии, - сказал он, - неизбежно последует ее советизация и создание коммунистического правительства".
4. "Но для этого необходимо, чтобы война продолжалась как можно дольше, и именно в этом направлении должны быть задействованы все наши средства".
5. "Если мы окажемся достаточно ловкими, чтобы извлечь выгоду из развития событий, мы сможем прийти на помощь коммунистической Франции и превратить ее в нашего союзника, равно как и все народы, попавшие под опеку Германии". Дополнения, сделанные Рюффеном, носили как антисоветский, так и пронацистский характер, недвусмысленно намекая на спасительную миссию Германии как "защитницы" европейской цивилизации. И на этот раз нацистская пресса без промедления откликнулась на публикацию Рюффена, которая органично вписалась в начатую Геббельсом "крупную пропагандистскую кампанию против большевизма" под лозунгом: "Пелена спала: Москва без маски" [50]. В последующие дни в Германии появились статьи под крупными заголовками: "Война в Европе должна подготовить почву для мировой революции. Сенсационные французские документы о двойной игре Сталина" [51]. "Эта война должна длиться как можно дольше. Сенсационные разоблачения о подлой двойной игре Москвы" [52].
Следующая версия текста "речи Сталина" появилась в книге французского профессора А. де Ла Праделя "Щупальца марксизма. Возникновение, тактика и действия советской дипломатии 1920-1940" [53], изданной на контролировавшейся режимом Виши территории. В одной из ее глав "Признания Сталина" были помещены уже в основном известные "Документы Рюффена" с предисловием журналиста. Вместе с тем в версии 1942 г. содержалось несколько новых дополнений к уже известным вариантам. 1. "Опыт последних двадцати лет ясно доказывает, что в мирное время в Европе не может быть коммунистического движения достаточно сильного, чтобы взять власть. Такое движение и, следовательно, сама (диктатура коммунистической партии возможны лишь в результате большой войны. - См. дополнение 1941 {2} )".
2. "Мы знаем, что эта деятельность требует больших средств, но мы должны пойти на эти жертвы без колебаний и поручить французским товарищам поставить в числе первоочередных задач подкуп полиции" (дополнение выделено курсивом).
3. "Но нужно быть готовым и к другому: в побежденной Франции неизбежно произойдет коммунистическая революция. Если мы будем достаточно ловкими, чтобы извлечь выгоду из этого обстоятельства, мы сможем прийти на помощь коммунистической Франции и превратить ее в нашего союзника. Нашими союзниками станут также все те народы, которые оказались под опекой (См. дополнение 1941 {5} ) Германии-победительницы, и перед нами, таким образом, откроется широкое поле деятельности". Содержание дополнений 1942 г. свидетельствует о все большем смещении акцентов в "речи Сталина" на взаимодействие СССР и французских коммунистов в советизации Франции и остальной Европы. И это не случайно. Неизвестно, в каком именно месяце 1942 г. увидела свет книга де Ла Праделя, но в любом случае его книга в целом и публикация "речи Сталина" с дополнениями Рюффена - это реакция на изменения на фронтах Второй мировой войны и активизацию движения Сопротивления во Франции, в котором значительную роль играли коммунисты [54], т.е. реакция на проблемы, вызывавшие озабоченность Вишистского режима.
В предисловии Рюффена приводились и некоторые подробности того, как он оказался обладателем информации, распространенной агентством Гавас. На протяжении трех недель, т.е. с начала ноября 1939 г., среди журналистов и политиков курсировали слухи о совершенно секретном заседании Политбюро ЦК ВКП(б), принявшем исключительно важное решение, касающееся войны. Эти слухи обретали различную форму, наполняясь деталями, например, о том, в какой мере от Сталина зависит будущее Европы, но при этом все оставалось только на уровне слухов. Рюффен предпринял попытки получить более точную информацию, но они оказались безрезультатными. И вдруг представилась возможность войти в контакт с высокопоставленным лицом, чья информированность не вызывала сомнений. Это лицо и предоставило все необходимые сведения, которые Рюффен записал как можно точнее [55].
Прошло еще 2 года, и в издававшемся в Виши журнале "La Revue universelle" Рюффен публикует статью "План Сталина (ноябрь 1939 г.)" [56], где вновь приводится "речь Сталина", но на этот раз в варианте почти идентичном тому, что был опубликован в книге де Ла Праделя. Однако при этом сама история появления "речи Сталина" выглядела иначе, чем в этой книге. Согласно этой версии, ничего не подозревавший Рюффен находился 27 ноября 1939 г. в женевском бюро агентства Гавас, когда неожиданно появился посетитель, доверивший ему документ. После тщательного анализа, не оставившего никаких сомнений в подлинности документа, Рюффен в тот же вечер передал его в Париж [57].
На этой публикации Рюффена 1944 г. завершается "военная история" "речи Сталина". Йеккель проследил все этапы трансформации ее текста и даже вступил с Рюффеном в переписку во второй половине 1950-х гг. Рюффен подтвердил, что именно он был посредником в передаче текста "речи Сталина" агентству Гавас. Однако уже на второе письмо, в котором содержались конкретные вопросы, касающиеся расхождений между двумя опубликованными лично Рюффеном текстами и вариантом, помещенным в книге де Ла Праделя, он не ответил [58]. И, по-видимому, не случайно. Йеккель установил, что Рюффен придерживался ярко выраженных антикоммунистических взглядов, отразившихся в написанной им еще в середине 1920-х гг. книге "Грядет ли опять война?" [59] и получивших дальнейшее развитие в более поздних статьях периода войны [60]. Это во многом объясняет, почему именно Рюффен оказался причастен к публикации "речи Сталина" и ее вариантов. Трудно сказать, был ли Рюффен автором или соавтором приписываемого Сталину текста, но определенно он мог знать немало о его происхождении. Поэтому ему было что скрывать даже во второй половине 1950-х гг.
На основании тщательного исследования Йеккель пришел к выводу, что "документ" вызывает серьезные сомнения, как с точки зрения его происхождения, так и по содержанию, местами совершенно немыслимому. "Всего этого было бы достаточно, чтобы так называемую речь Сталина исключить из использования в научной литературе, если и не как доказуемо фальшивую, то, во всяком случае, как в высшей степени сомнительную" [61]. При этом "речь" не содержала никакой новой информации (за исключением явно абсурдных положений), которая не была бы известна в ноябре 1939 г. любому наблюдателю. Поэтому, резюмировал Йеккель, эта "речь" могла бы вполне представлять собой "фиктивно-пророческий" набросок "специалиста по большевизму" [62]. Появление столь содержательной статьи не могло не повлиять на отношение к этому "документу" западных [63].историков, в подавляющем большинстве принявших аргументацию Йеккеля.
Судьба "речи Сталина" 19 августа 1939 г. на этом не закончилась - время от времени ее вспоминали и даже цитировали преимущественно праворадикальные авторы на Западе, хотя и не акцентировали на ней внимания [64]. Так наверное и остались бы в историографии текст "речи Сталина", распространенный агентством Гавас в конце ноября 1939 г., и почти таинственная история его различных публикаций неким полузабытым эпизодом политической интриги, но наступили другие времена.
III
В ходе начавшейся в СССР во второй половине 1980-х гг. перестройки постепенно появились возможности для научного исследования советской внешней политики на базе ранее совершенно недоступных архивных документов. Этот процесс идет сложно, порой болезненно, с неизбежными рецидивами, связанными со стремлением определенной группы российских историков при помощи селективного подбора архивных документов оправдать действия Сталина, якобы руководствовавшегося исключительно национально-государственными интересами. С другой стороны, некоторые историки, исходя из бесспорного постулата, что во главе установленного большевиками в СССР тоталитарного режима стоял один из крупнейших преступников XX в., полагают, что нет таких отягчающих фактов и документов, которые нельзя было бы инкриминировать Сталину, а поэтому тщательная проверка и перепроверка каждого очередного факта и документа на предмет их соответствия исторической истине не обязательна, и действуют по принципу: чем больше обвинений, тем лучше. Однако подобный подход, сочетающий в себе агрессивность и не менее очевидный непрофессионализм, чреват серьезными издержками: каждое приписываемое Сталину деяние, не находящее подтверждения, неизбежно вызывает цепную реакцию псевдоопровержений, ставя под сомнение уже доказанные факты и вооружая вновь активизировавшихся неосталинистов новыми аргументами по реабилитации преступного режима и его вождя [65].
Все сказанное имеет самое непосредственное отношение и к истории с "речью Сталина" 19 августа 1939 г. Реанимации интереса к ней предшествовали некоторые события на околоисторическом фронте. В 1985 г. в Англии появилась статья перешедшего на Запад офицера ГРУ, скрывшегося под псевдонимом В. Суворов. Автор обосновывал тезис о намерении Сталина летом 1941 г. напасть на Германию [66]. Опубликованная в журнале британского Института оборонных исследований, она скорее всего привлекла бы внимание лишь специалистов, как еще одна, причем не новая, интерпретация событий 1941 г., если бы не реклама, сделанная взглядам В. Суворова в "Frankfurter Allgemeine Zeitung" [67]. Тем самым фактически было положено начало новому "спору историков" [68], на этот раз по поводу тезиса о "превентивной войне" 1941 г., не законченному и по сей день [69].
Еще до того как центр этой дискуссии в начале 1990-х гг. сместился в Россию, В. Суворов выпустил в 1989 г. первую эпатирующую книгу "Ледокол" [70], которая, будучи наполнена произвольно отобранными фактами и вырванными из контекста цитатами, ставила своей задачей обоснование тезиса о якобы готовящемся Сталиным нападении на Германию в 1941 г. [71]. При всем нагромождении фактов, представленных в "Ледоколе", в книге ощущался явный дефицит "программно-теоретического" обоснования заинтересованности Сталина во Второй мировой войне как возможности реализовать свои экспансионистские замыслы и осуществить советизацию Европы. Поскольку Суворов располагал не сообщением агентства Гавас, а лишь реакцией Сталина на него, то его писательская фантазия концентрируется на заседании Политбюро 19 августа 1939 г., где было "принято бесповоротное решение осуществить... план «освобождения Европы» , означавшее не что иное, как «точную дату начала Второй мировой войны и время вступления СССР в нее»..." [72].
В начале 1994 г. Суворов выпустил книгу "День - М", где развивал тезис о том, что Сталин начал Вторую мировую войну 19 августа 1939 г. [73]. По мнению Суворова, именно в этот день "Сталин принял решения, которые повернули мировую историю" [74]. При этом он обрушивает свой полемический раж на тех, кто принижал значение этого дня в мировой истории, доказывая, что "в этот день никаких решений не принималось, и вообще заседания Политбюро 19 августа 1939 года вовсе не было" [75]. Для доказательства обратного В. Суворов ссылается на статью Д.А. Волкогонова, признавшего, что он сам якобы держал в руках протоколы того самого заседания [76]. В действительности же Волкогонов писал [77]: "В. Суворов настойчиво подчеркивает особое значение даты 19 августа 1939 г., когда, по его мнению, было принято решение о нападении на Германию. Разочарую автора: действительно, 19 августа заседание Политбюро состоялось, но военный вопрос стоял лишь такой: «Об отсрочке призыва в РККА рабочих строительства железной дороги Акмолинск-Карталы (по телеграмме Скворцова)». И все. Никакого упоминания о плане «Гроза» [78]. и т.д."
Из статьи Волкогонова видно, что он "держал в руках" не протокол заседания Политбюро от 19 августа 1939 г., а решение Политбюро от 19 августа 1939 г. [79]. В конце 1930-х гг. количество вопросов, по которым Политбюро принимало решения, постоянно возрастало, но при этом число зафиксированных в протоколах заседаний Политбюро неизменно сокращалось (в 1937 г. - 7 заседаний, в 1938 г. - 5). В 1939 г. Политбюро приняло решения по 2855 вопросам [80], тогда как в течение года было проведено только 2 заседания Политбюро, оформленные именно как его заседания соответствующими протоколами, - 29 января и 17 декабря.
Абсолютное большинство решений готовилось Оргбюро и Секретариатом ЦК и принималось путем опроса членов Политбюро, либо на совещаниях в узком кругу в кабинете Сталина [81]. Именно на встречах руководящей "пятерки" в Кремле или в неофициальной обстановке, в полном или неполном составе принимались важнейшие решения, которые затем могли оформляться, но могли и не оформляться в качестве решений Политбюро. Таким образом, очевидно, что Волкогонов допустил ошибку, отождествив наличие решения Политбюро от 19 августа 1939 г. по одному вопросу [82] с фактом проведения в этот день заседания Политбюро. Конечно, в этот день Сталин принимал самые различные решения (например, о визите рейхсминистра И. Риббентропа в Москву) [83] отдавал письменные и устные указания, встречался в Кремле с узким кругом лиц [84], с ними в основном обсуждал вопросы, связанные с советско-германскими отношениями, мог он продолжать обсуждение этих и других вопросов и вечером на даче. Единственное, чего Сталин не делал 19 августа 1939 г., - не выступал с речью на расширенном заседании Политбюро. Его в тот день просто не было. Исследователям не известны документы, в том числе и из архивного фонда Сталина, или чьи-либо свидетельства, которые могли бы подтвердить информацию агентства Гавас о заседании Политбюро 19 августа 1939 г. [85].
IV
Новый этап в развитии спекуляций вокруг "речи Сталина" начался в середине 1990-х гг. после того, как российский историк Т.С. Бушуева в рецензии на книги В. Суворова, опубликованной в журнале "Новый мир" [86], поделилась результатами своих архивных находок. Вот как она их представляет: "В секретных трофейных фондах Особого архива СССР [87] удалось обнаружить сведения о том, что 19 августа 1939 г., то есть за четыре дня до подписания советско-германского договора о ненападении (пакта Молотова-Риббентропа), Сталин срочно созвал Политбюро и руководство Коминтерна. На этом заседании он выступил с речью, текст которой у нас никогда не публиковался" [88]. Далее Бушуева приводит текст "выступления Сталина" в переводе с французского, в основном уже знакомый по сообщению агентства Гавас и дополнениям к нему, опубликованным в 1941-1944 гг. [89]. Вместе с тем в нем имелись и кое-какие отличия (некоторые пассажи были опущены, другие добавлены) *. * В круглых скобках курсивом приводится уточненный перевод; в квадратных - текст, несущий смысловую нагрузку, который был опущен или изменен в сопоставлении с сообщением агентства Гавас от 28 ноября 1939 г.; места, содержащие опубликованные в последующие годы дополнения в текст, распространенный агентством Гавас, отмечены цифрами в косых скобках; новый текст - выделен полужирным. "Вопрос мира или войны вступает в критическую для нас фазу. [Его решение целиком и полностью зависит от позиции, которую займет Советский Союз.] Если мы заключим договор о взаимопомощи (о союзе) с Францией и Великобританией (Англией), Германия откажется от Польши и станет искать "модус вивенди" с западными державами. Война будет предотвращена, но в дальнейшем события могут принять опасный характер для СССР.
Если мы примем предложение Германии о заключении с ней пакта о ненападении, она, конечно, нападет на Польшу, и вмешательство Франции и Англии в эту войну станет неизбежным. /1941 {1}/. Западная Европа будет подвергнута серьезным волнениям и беспорядкам (серьезным беспорядкам). В этих условиях (При таких обстоятельствах) у нас будет много шансов остаться в стороне от конфликта, и мы сможем надеяться на наше выгодное вступление в войну (мы сможем с выгодой для себя ждать, когда наступит наша очередь вступить в войну). [Именно это отвечает нашим интересам.] /1941 {2} /, /1942 {1} /.
Опыт двадцати последних лет показывает (доказывает), что в мирное время невозможно иметь в Европе коммунистическое движение, сильное до такой степени (достаточно сильное для того), чтобы большевистская партия смогла бы (смогла) захватить власть. Диктатура этой партии становится возможной только в результате большой войны. Мы сделаем свой выбор (Наш выбор сделан), и он ясен. Мы должны принять немецкое предложение и вежливо отослать обратно англо-французскую миссию. [Нетрудно распознать выгоду, которую мы извлечем, действуя подобным образом. Для нас очевидно, что Польша будет разгромлена прежде, чем Англия и Франция в состоянии будут прийти ей на помощь.] Первым преимуществом, которое мы извлечем, будет уничтожение Польши до самых подступов к Варшаве, включая украинскую Галицию.
Германия предоставляет нам полную свободу действий в [трех] Прибалтийских странах и не возражает по поводу возвращения Бессарабии СССР. Она готова уступить нам в качестве зоны влияния Румынию, Болгарию и Венгрию. Остается открытым вопрос, связанный с Югославией (в отношении Югославии) *. * В оригинале отточия нет, а следует текст, опущенный Бушуевой: "решение которого зависит от позиции, которую займет Италия; если Италия останется на стороне Германии, тогда последняя потребует от нее, чтобы Югославия относилась к зоне ее влияния; [и сверх того от Югославии - получения доступа к Адриатическому морю. Но если Италия не пойдет вместе с Германией, тогда Германия обеспечит себе выход к Адриатическому морю за счет Италии. При этом Югославия была бы отнесена к нашей зоне влияния, по крайней мере, в том случае, если Германия выйдет победительницей из войны] это в том случае, если Германия и Италия выйдут победителями из войны". См. также [29]. В то же время (Однако) мы должны предвидеть последствия (возможности), которые будут вытекать как из поражения, так и из победы (появятся как в результате поражения, так и в результате победы) Германии. /1941 {3}/. В случае ее поражения неизбежно произойдет советизация Германии и будет создано коммунистическое правительство. Мы не должны забывать, что советизированная Германия окажется перед большой опасностью, если эта советизация явится последствием (следствием) поражения Германии в скоротечной войне. Англия и Франция будут еще достаточно сильны, чтобы захватить (занять) Берлин и уничтожить советскую Германию А мы не будем в состоянии (а мы из-за нехватки времени будем не в состоянии) прийти на помощь нашим большевистским товарищам (товарищам-большевикам) в Германии.
Таким образом, наша задача (цель) заключается в том, чтобы Германия смогла вести (вела) войну как можно дольше, с целью (с тем), чтобы уставшие и до такой степени изнуренные (уставшие до крайности) Англия и Франция были бы не в состоянии разгромить советизированную Германию. Придерживаясь позиции нейтралитета и ожидая своего часа, СССР будет оказывать помощь нынешней Германии, снабжая ее сырьем и продовольственными товарами. Но, само собой разумеется, наша помощь не должна превышать определенных размеров для того, чтобы не подрывать нашу экономику и не ослаблять мощь нашей армии.
В то же самое время мы должны вести активную коммунистическую пропаганду, особенно в англо-французском блоке и преимущественно во Франции. Мы должны быть готовы к тому, что в этой стране в военное время [наша] партия будет вынуждена отказаться от легальной деятельности и уйти в подполье. /1942 {2} /. Мы знаем, что эта работа потребует многих (много) [средств] жертв, но [мы должны без колебаний принять на себя эти жертвы] наши французские товарищи не будут сомневаться (будут непоколебимы). Их задачами в первую очередь будут разложение и деморализация армии и полиции. Если эта подготовительная работа будет выполнена в надлежащей форме, безопасность советской Германии будет обеспечена, а это будет (и Германия сможет даже) способствовать советизации Франции. /1941{4} /. Для реализации этих планов необходимо, чтобы война продлилась как можно дольше, и именно в эту сторону (на это) должны быть направлены все силы (средства), которыми мы располагаем в Западной Европе и на Балканах.
Речь Сталина, которой не было // Отечественная история №1, 2004 г.
Часть 2
Рассмотрим теперь второе предположение, т.е. победу Германии. Некоторые придерживаются мнения, что эта возможность представляет для нас серьезную (самую большую) опасность. Доля правды в этом утверждении есть, но было бы ошибкой думать, что эта опасность будет так близка и так велика, как некоторые ее представляют. Если Германия одержит победу, она выйдет из войны слишком истощенной, чтобы начать вооруженный конфликт с СССР по крайней мере в течение десяти лет. Ее основной заботой будет наблюдение за побежденными Англией и Францией с целью помешать их восстановлению. С другой стороны, победоносная Германия будет располагать огромными территориями, и в течение многих десятилетий она будет занята "их эксплуатацией" и установлением там германских порядков (их эксплуатацией и приспособлением к немецким порядкам). Очевидно, что Германия будет очень (слишком) занята в другом месте, чтобы повернуться против нас. /1941 {5}/, /1942 {3}/. Есть и еще одна вещь, которая послужит нашей безопасности. В побежденной Франции ФКП (коммунистическая партия) всегда будет очень сильной. Коммунистическая революция неизбежно произойдет, и мы сможем использовать это обстоятельство для того, чтобы прийти на помощь Франции (коммунистической Франции) и сделать ее нашим союзником. Позже все народы, попавшие под "защиту" победоносной Германии, также станут нашими союзниками. У нас будет широкое поле деятельности для развития мировой революции.
Товарищи! В интересах СССР - Родины трудящихся, чтобы война разразилась между Рейхом и капиталистическим англо-французским блоком. Нужно сделать все (и это является решающим для нас), чтобы эта война длилась как можно дольше в целях изнурения двух (обеих) сторон. Именно по этой причине (По этим причинам) мы должны согласиться на заключение пакта, предложенного Германией, и работать над тем, чтобы эта война, объявленная однажды (если она будет объявлена), продлилась максимальное количество времени. Надо будет усилить пропагандистскую работу в воюющих странах для того, чтобы быть готовыми к тому времени, когда война закончится..." [90].
Бушуева завершает публикацию "документа" выводом: "Приведенный текст речи Сталина воспроизводится на основе ее французской копии, сделанной, вероятно, кем-то из Коминтерна, присутствовавшим на Политбюро [91]. Конечно, необходимо сравнить этот вариант с подлинником. Однако сделать это невозможно, так как он в архиве за семью печатями [92] и в ближайшее время вряд ли станут обнародовать факсимиле этого безусловно исторического документа, столь откровенно обнажившего агрессивность политики СССР. Эта речь Сталина легла в основу позиции советской стороны при подписании ею секретных протоколов с фашистской Германией о разделе Европы " [93].
Заметим, что Бушуева представила не исследование с анализом и критикой источника, а всего лишь рецензию-панегирик на книги писателя Суворова "Ледокол" и "День - М", в которой пыталась подкрепить один из его центральных тезисов - "Точный день, когда Сталин начал Вторую мировую войну, это 19 августа 1939 г." [94]. С этой целью она и включила в рецензию обнаруженный в бывшем Особом архиве один из вариантов текста "речи Сталина" 19 августа 1939 г., опустив при публикации для придания ей большей достоверности некоторые сомнительные места из найденного материала.
В чем же отличие опубликованного Бушуевой текста "речи Сталина" от уже рассмотренных нами вариантов? Как видно из проведенных сопоставлений, документ из бывшего Особого архива в Москве содержит с некоторыми сокращениями и дополнениями все основные положения текста "речи Сталина", опубликованной с 1939 по 1944 гг. Поэтому можно предположить, что речь идет о различных вариантах одного и того же текста, подвергавшегося редактированию под влиянием политической конъюнктуры во Франции, обусловленной в свою очередь развитием международной обстановки. Каковы основания для подобного рода предположения?
Этот документ [95]. находился в фонде 2-го бюро Генштаба французской армии, в деле, содержащем материалы за период с 1918 по 1940 г. о различных аспектах деятельности ФКП, ее связях с компартией Германии, а также о полицейских мерах по борьбе с коммунистическим движением. Текст "речи Сталина" предварял официальный бланк Государственного секретариата по военным делам правительства Виши, на котором было зафиксировано рукописное распоряжение: "Документ из надежного источника о коммунизме. Использовать, принимая во внимание указания, которые должны быть даны офицерам М.А. [96]. Директивы представить нам" [97].
Что дает нам эта резолюция? Во-первых, соотнесение документа с местом и временем его активного использования службой разведки и контрразведки при правительстве Виши. Во-вторых, хотя сама резолюция не датирована, но на следующей странице, где после преамбулы начинается текст "речи Сталина", вверху от руки проставлена дата: 23-12-40 [98]. Учитывая содержание текста "речи Сталина", особенно в сравнении с версиями, увидевшими свет позднее, можно сделать вывод, что как публикации Рюффена 1941 г. и 1944 г., так и текст "речи Сталина", помещенный в книге де Ла Праделя, были так или иначе инициированы и в соответствии с меняющейся обстановкой модифицированы секретной службой Петена [99].
Тексту "речи Сталина" была предпослана преамбула, опущенная Бушуевой при публикации: "Почему СССР подписал договор с рейхом? Этим вопросом задаются еще многие французские коммунисты. Здесь изложены мотивы, по которым правительство СССР 19 августа вынуждено было подписать известные политические и экономические соглашения с рейхом. 19 августа в 10 часов вечера Сталин созвал Политбюро и виднейших лидеров Коминтерна. Сталин заявил: ...".
Данная преамбула содержит существенные отличия от текста, распространенного агентством Гавас 28 ноября 1939 г. С одной стороны, здесь нет ни слова о самом агентстве [100] и надежности источника, от которого был получен текст; не упоминаются также некоторые детали, связанные с "заседанием Политбюро 19 августа": степень секретности, обусловившую присутствие на нем деятелей Коминтерна, входивших только в его "русскую секцию"; срочность созыва заседания и т.п. С другой стороны, преамбула более определенно указывает на конкретного адресата документа - французских коммунистов. Эта адресность уже присутствовала в первоначальном варианте "речи Сталина", но на ней еще не акцентировалось столь значительное внимание.
Заключительная часть документа из бывшего Особого архива [101] по сравнению с концовкой, опубликованной в конце ноября 1939 г. (см. выше), несколько видоизменена и выглядит следующим образом: "Предложение было принято единогласно. Затем Политбюро приняло решение: поручить председателю Коминтерна Мануильскому совместно с товарищем Димитровым разработать инструкции для зарубежных компартий [102]. Товарищи, верьте товарищу Сталину, вождю мировой революции. Будьте уверены, большевистско-социалистическая революция восторжествует, несмотря на все препятствия. Работайте смело под его руководством. Да здравствует Коммунистический Интернационал..."
Последний абзац документа, по-видимому, должен был передать атмосферу происходившего, якобы "типичную" для заседаний Политбюро. Скорее всего он был заимствован из стенограммы XVIII съезда ВКП(б) или торжественного собрания, посвященного какой-либо революционной годовщине.
Текст "речи Сталина" в "Новом мире", "упрятанный" в рецензию, вряд ли привлек бы большое внимание, особенно западных историков, но спустя всего лишь несколько месяцев о нем в специальном докладе говорил Дорошенко на научном семинаре в Новосибирске [103], в котором выдвигалась версия происхождения этого текста, не уступающая "нефантастическим" произведениям писателя Суворова. По утверждению Дорошенко, он "был сделан, вероятнее всего, по распоряжению Сталина с лакунами государственных секретов и передан по его же распоряжению как для исполнения руководству ФКП, так и агентству Гавас для разгрома ФКП французским правительством, что вполне в духе Сталина". Неизбежно возникает вопрос: зачем это нужно было Сталину? Дорошенко предлагает на него следующий ответ: "С помощью публикации этого текста достигалась задача дезорганизации самого крупного сухопутного врага гитлеровской Германии - Франции, а именно путем компрометации компартии Франции. И эта цель была достигнута - французская компартия в тот период была запрещена как пособник врага..." [104].
Эти рассуждения представляют собой очевидный нонсенс, даже если абстрагироваться от "интерпретации" замыслов Сталина. Французское правительство начало проводить политику ограничения деятельности ФКП сразу же после одобрения ею советско-германского пакта. 26 августа были запрещены центральные газеты компартии - "Юманите" и "Се суар", а спустя ровно месяц, 26 сентября, было принято решение о запрещении ФКП и связанных с ней организаций без какой-либо юридической мотивировки. Согласно изданному декрету, запрещалась "всякая деятельность, прямо или косвенно имеющая целью распространение лозунгов, исходящих или зависящих от Третьего Коммунистического Интернационала или от организаций, фактически контролируемых этим Третьим Интернационалом" [105]. И все это произошло за 2 месяца до распространения агентством Гавас текста "речи Сталина".
Дорошенко стремится также подвести некую теоретическую базу под политические и стратегические "ошибки Сталина", которые "отразились в данном тексте и, более того, сформировали сам текст в соответствии с тогдашними взглядами Сталина" [106]. Он представляет их в виде агрессивности сталинской политики и его стремления к революционизированию Европы, говорит о политической недальновидности Сталина (вместо того чтобы, помогая западным державам, затянуть войну, он делает все наоборот). Рассуждая о "десятилетиях" мирной жизни для СССР, Сталин сосредоточил слишком крупные силы на границе с Германией, что не позволило Гитлеру демобилизовать вермахт после завершения западной кампании "перед лицом, вероятно, не столько продолжающейся войны с Англией, сколько перед лицом Красной Армии" [107]. Так, "речь Сталина" в построениях Дорошенко [108]. непосредственно смыкается с тезисом о "превентивной войне" Германии против СССР в 1941 г., выступая в качестве его программно-теоретического обоснования.
Источниковедческо-археографический анализ предполагает в качестве conditio sine qua non критику источника с использованием всего находящегося в распоряжении науки материала [109], а не обрывочных сведений, способных скорее запутать, чем прояснить вопрос. Критика источника исключает априорное суждение о нем, требуя не только строго документированных выводов, но и обоснованных предположений; она допускает полемические суждения при условии их аргументированности и корректности. К сожалению, этим требованиям "анализ" Дорошенко не удовлетворяет.
Публицистический доклад Дорошенко, опубликованный в малотиражном сборнике в Новосибирске, не мог иметь большого резонанса, но в том же году он был перепечатан в сборнике РГГУ в Москве [110]. Во вступительной статье Ю.Н. Афанасьева подчеркивалось, что "из конкретных событий предвоенных лет в первую очередь следует обратить внимание на текст речи Сталина на заседании Политбюро 19 августа 1939 г., содержание которой не оставляет сомнений относительно агрессивных намерений советского руководства и прямого его участия в развязывании Второй мировой войны". Приведя из нее пространные цитаты, Афанасьев резюмирует: "Достоверность речи подтверждается не только источниковедческим анализом, но и, что особенно важно, многими важнейшими фактами и событиями предвоенных лет, а также всем послевоенным мироустройством" [111]. Факты, правда, не приводятся, аргументация тем более, но это и не так важно. Главное - как "речь Сталина", так и ее "источниковедческий анализ", сделанный Дорошенко, получили "добро" на столь авторитетном, правда, не столько научном, сколько на овеянном прежней оппозиционностью уровне [112].
Конечно, не "анализ" Дорошенко, а реклама, которую он и те, кто поддержал его, сделали "речи Сталина", вызвала определенный резонанс на Западе.
В консервативной "Die Welt" появилась статья под броским заголовком "Сталинская стратегия войны и мира", где подробно излагалось содержание "речи Сталина", якобы "найденной теперь в секретных советских архивах, которая по-новому освещает историю Второй мировой войны" [113].
Через полтора месяца та же "Die Welt" публикует ответ на эту публикацию израильского историка Г. Городецкого под еще более хлестким заголовком "Секретная речь Сталина парижского происхождения" [114]. Трудно представить более неудачный вариант "опровержения" "речи Сталина", чем это получилось у Городецкого. Утверждая, что "французская секретная служба сфальсифицировала выступление, чтобы способствовать принятию решительных мер против Советского Союза", он не привел ни одного сколько-нибудь серьезного доказательства в пользу этой версии. Неизвестно откуда появилась и дата фальсификации - 23 декабря 1939 г.(?), не выдерживающая никакой критики, поскольку изложение "речи Сталина" было распространено агентством Гавас еще 28 ноября 1939 г. Статья Городецкого изобиловала фактическими неточностями и очевидной ангажированностью, выразившейся в стремлении представить Сталина в роли последовательного поборника политики коллективной безопасности, чем не замедлили воспользоваться его оппоненты, оценившие публикацию Бушуевой как важное научное открытие [115].
Появились и попытки использовать такие "открытия" в целях, далеких от исторической науки. Бывший председатель ультраправой Национал-демократической партии Германии А. фон Тадден, обрушившись на западную историографию, которая в основном не разделяет тезис о "превентивной войне" Германии против СССР [116], решил противопоставить ей российскую. Он заявил: "В то время как речь Сталина 19 августа 1939 г. была охарактеризована "западной историографией" как дешевая антикоммунистическая фальшивка и отброшена, российские историки, напротив, с помощью средств, которые находились в их распоряжении, постарались прояснить ситуацию". По его мнению, новосибирские историки "положили начало обширному исследованию всей предыстории Второй мировой войны" [117].
Фон Тадден приводит наиболее "яркие" места из статьи Дорошенко, которые должны убедить читателя, что главный виновник Второй мировой войны был вовсе не Гитлер, а Сталин. В книге "Ловушка Сталина" он делает следующий вывод: "Если в 1995 г. появляется речь Сталина, в которой тот 19 августа 1939 г. характеризует разразившуюся спустя четырнадцать дней войну как отвечающую интересам Советского Союза и поэтому желательную, тогда рушится также [первая] опора единоличной ответственности Германии за войну. Второй опорой является утверждение о коварном и преступном нападении на ничего не подозревающий и миролюбивый сталинский Советский Союз. Если теперь, - прогнозировал фон Тадден, - российскими историками будет подтверждено соответствующими документами, что германское нападение 22 июня 1941 г. только на несколько недель опередило нападение Красной Армии, тогда рухнет вторая опора" [118].
Для некоторых западных историков и публицистов "речь Сталина" стала своего рода "рычагом", используя который они предпринимают попытки подвергнуть пересмотру всю предысторию Второй мировой войны.
Так, в книге В. Штрауса "«Операция "Барбаросса» и спор российских историков" одна из глав названа "Вторая мировая война началась 19 августа 1939 г." [119]. Представляя российских сторонников подлинности текста "речи Сталина" (новосибирских историков В.Л. Дорошенко, И.В. Павлову) в качестве "ревизионистов", Штраус не анализирует опубликованные ими доклады, а использует их только для подтверждения своих взглядов на предысторию Второй мировой войны, главным виновником возникновения которой, ее поджигателем он, как и Дорошенко, считает Сталина [120]. Рассматривая российскую публикацию "речи Сталина" как имеющую "всемирно историческое значение" [121], Штраус считает ее "новым фундаментальным достижением российского ревизионизма" [122], знаменующим "поворотный пункт в области фундаментальных исследований" всей Второй мировой войны [123].
Штраус полагает, что "своим впечатляющим успехом российские ревизионисты обязаны также немецким историкам, например И. Хоффману. Его ревизионистские тезисы подробно представлены историком Павловой" [124]. В книге Хоффмана "Война Сталина на уничтожение 1941-1945 гг." затрагивается вопрос об "эпохальной речи Сталина", подлинность которой у автора не вызывает сомнений не только потому, что она была "обстоятельно проанализирована и прокомментирована" в ходе конференции в Новосибирске, а прежде всего из-за болезненной реакции Сталина на распространение текста этой речи агентством Гавас [125].
Хоффман считает - и не без оснований - австрийского философа Э. Топича своим единомышленником [126], вместе с которым, а также с писателем В. Суворовым, они в 1980-е гг. якобы совершили "научный прорыв" [127] в раскрытии агрессивных замыслов Сталина. Но в оценке "речи Сталина" их взгляды несколько разошлись. Хотя Топич и утверждает, что содержащиеся в ней взгляды Сталина находят подтверждение в других документах, но тем не менее приходит к выводу, что текст "речи Сталина", распространенный агентством Гавас, "является спорным и не обладает собственной доказательностью" [128].
Напротив, для австрийского историка X. Магенхаймера, исследовавшего советскую внешнюю политику того времени, все свелось только к повторению известных аргументов апологетов текста "речи Сталина" [129]. В последних работах он вновь возвращается к этому вопросу, особо подчеркивая, что "российские историки никоим образом не сомневаются" в аутентичности "этого ключевого документа", в котором "с сегодняшней точки зрения Сталин дает довольно обоснованную оценку положения" [130].
В западной историографии имеет место и некая амбивалентность оценок этой "речи Сталина", выразившаяся, в частности, в признании за данным "документом" своего рода "полуофициального" статуса: с одной стороны, констатация затруднительности "установления его аутентичности" и допущение, что "документ был частично подделан и возможно даже составлен задним числом", а с другой - отсутствие сомнений "в точности французского сообщения", отражавшего "в убедительных выражениях стратегию Сталина в период после заключения пакта", частично совпадавшую "с записями в дневнике Димитрова от 7 сентября". Последнее даже дало основание профессору С. Понсу (Институт Грамши) для предположения, что "текст «речи» Сталина был другим вариантом этих записей" [131].
В западной историографии фактически не было серьезной реакции на всплеск спекуляций 1990-х гг. вокруг "речи Сталина", за исключением, пожалуй, лишь статей профессора Бохумского университета Б. Бонвеча. Вступив в полемику с В. Суворовым сразу же после появления "Ледокола", Бонвеч не прошел мимо вопроса и о месте 19 августа 1939 г. в оценке внешней политики СССР, подтвердив вывод Йеккеля, аргументы которого он назвал "очень убедительными", что текст якобы произнесенной хозяином Кремля речи не может рассматриваться "как доказательство намерений Сталина" [132]. Спустя почти 10 лет Бонвеч более подробно остановился на этот сюжете, учитывая резонанс, вызванный находкой в московском архиве. По его мнению, "комментарий", сопровождающий публикацию Бушуевой в "Новой мире", статья Дорошенко, а также неоднократная перепечатка текста "речи Сталина" есть не что иное, как "бесцеремонное использование вероятнее всего фальшивого документа для подтверждения тезиса о преднамеренном провоцировании Сталиным мировой войны в целях создания возможности Советскому Союзу выступить на европейской арене в качестве «третьего радующегося» и экспортировать социалистическую систему".
Подобного рода методы работы вызвали у Бонвеча нескрываемое сожаление еще и потому, что российские историки, как он полагает, в наше время должны знать о Сталине, процедуре принятия решений на Политбюро и т.п. значительно больше по сравнению с тем, что мог знать Йеккель, публикуя в конце 1950-х гг. результаты своего исследования. Свою оценку ситуации в российской историографии Бонвеч резюмирует так: "Реакция на длившееся десятилетиями преднамеренное преуменьшение опасности советской политики не должна приводить к некритичному обращению с источниками, которые создают впечатление о доказательстве противоположного", тем более что доступны другие документы, проливающие свет на советскую внешнюю политику, подлинность которых у исследователей не вызывает сомнений [133].
В российской историографии не было дискуссий вокруг "речи Сталина" 19 августа 1939 г., хоть каким-то образом сопоставимых с тем, что имело место по поводу его выступления перед выпускниками военных академий 5 мая 1941 г., не говоря уже о накале страстей в ходе российского "спора историков" о намерениях и планах Сталина весной 1941 г. Тем не менее "речь Сталина" оказалась востребована. Некоторые историки не только безоговорочно взяли на вооружение ее текст, как не вызывающий никаких сомнений, но и выдвинули вполне в духе того времени ("кругом враги") версии его происхождения, якобы связанные с "предательством в Кремле" [134]. и с активностью британской резидентуры в Москве, организовавшей совместно с французской разведкой передачу полученной информации в агентство Гавас [135].
Текст "речи Сталина", опубликованный Бушуевой, очень импонировал ряду радикально настроенных историков ("настоящей сенсацией" назвал его Д.Г. Наджафов [136]), подкрепляя их собственную трактовку советской внешней политики как направленной на революционизирование Европейского континента. Поэтому они цитируют из "речи" некоторые, особенно "лакомые" кусочки, не утруждая себя даже анализом текста [137]. Одни историки занимают осторожную позицию в отношении этого "выступления Сталина", однако и они считают возможным его цитировать [138]. Другие более откровенны, хотя их точка зрения не отличается логикой: поскольку документы, "освещающие настроения в Кремле накануне заключения пакта о ненападении с Германией", все еще недоступны для исследователей, полагает М.И. Мельтюхов, "тем большее значение приобретает публикация Бушуевой французской записи речи Сталина перед членами Политбюро 19 августа 1939 г.", чье "содержание корреспондирует с другими недавно рассекреченными советскими документами этого периода" и это "позволяет использовать эту публикацию" [139].
Ряд историков апеллирует и к конкретному документу, якобы полностью подтверждающему аутентичность текста "речи Сталина" [140], - к записи в дневнике Г. Димитрова о встрече со Сталиным 7 сентября 1939 г. [141]. Однако при этом упускают из виду или игнорируют все то, что предшествовало приглашению Сталиным Димитрова для беседы.
Конечно, не все российские историки взяли на вооружение эту "речь Сталина" от 19 августа 1939 г. для раскрытия его глобальных внешнеполитических замыслов. Некоторые позволили себе усомниться в подлинности этого текста, резонно считая, как это сделал В.А. Невежин, что источник, на основании которого была сделана в России публикация этой речи, "требует критического анализа" [142]. Подобные сомнения не остались не замеченными, вызвав даже возмущение со стороны одного из самых активных апологетов "речи Сталина" Павловой [143]. При этом она, несмотря на все ею же приводимые "неопровержимые" доказательства подлинности [144]. "речи Сталина", признает, что все-таки с обнаруженным в бывшем Особом архиве документом не все ясно ("с этим текстом связаны серьезные научно-теоретические трудности и загадки, которые необходимо разрешить"). Правда, резюмирует Павлова, "в разрешении этой проблемы до сих пор больше политических трудностей, что свидетельствует о нравственной незрелости ситуации" [145].
Рискну предположить, что ситуация "нравственно" уже созрела, а политические трудности пока еще не наступили, и поэтому стоит подвести черту под многолетними спекуляциями вокруг "речи Сталина" 19 августа 1939 г., представив основные результаты предпринятого исследования.
V
Приоритетной задачей послемюнхенской политики Сталина стало достижение соглашения с нацистской Германией, что обусловливалось как продолжаемой западными державами политикой "умиротворения" и все большего дистанцирования от советского тоталитарного режима, так и обозначившейся общностью внешнеполитических интересов СССР и Германии, которую Сталин из-за ограниченности выбора вариантов поведения на международной арене "разглядел" раньше, чем Гитлер. Конкретные шаги в этом направлении были предприняты Москвой еще осенью 1938 г. [146]. Но путь к этому соглашению был не простым, причем многое не зависело ни от намерений Сталина, ни даже Гитлера, определяясь сложением различных факторов международного развития.
Сталин стремился обеспечить национально-государственные интересы СССР, представление о которых создалось у него из набора весьма противоречивых компонентов, таких как его коммунистические взгляды и эклектические воззрения на национально-государственную традицию России, унаследованную Советским Союзом, схематическое видение будущего мирового устройства и стремление обеспечить СССР соответствующее положение в новой системе координат [147]. При этом на передний план он выдвигал геополитическую составляющую этих интересов, видя в расширении границ страны, т.е. в экспансии, лучшее средство для обеспечения ее безопасности. Был ли Сталин заинтересован в войне? Несомненно, но... не во всякой. По его замыслу, приведшему к соглашению с Третьим рейхом, а не с западными державами, одна из первоочередных задач Кремля заключалась в том, чтобы, используя участие европейских держав в военном конфликте, аннексировать, "прибрать к рукам" [148] страны, отнесенные по договоренности с Берлином к "сфере интересов" СССР, и при этом по возможности остаться вне большой войны.
Все связанное с внешней политикой всегда было окутано в СССР большой тайной. В силу жесткого контроля, осуществляемого лично Сталиным, даже каждый член Политбюро должен был знать только то, что непосредственно относилось к сфере его компетенции [149]. По продолжительности посещений кремлевского кабинета Сталина на протяжении месяца, предшествовавшего заключению советско-германского договора о ненападении, можно судить о мере вовлеченности членов руководящей "пятерки" в большую "игру" на международной арене. Молотов (более 62 час.), Ворошилов (60 час.), Каганович (более 25 час.), Микоян (более 23 час.), а также не входившие в "пятерку" - член ПБ Жданов (около 16 час.) и кандидат в члены ПБ Л.П. Берия (17 час.) [150]. Все они в зависимости от возглавляемого ими ведомства или курируемого направления принимали участие в обсуждении вопросов, связанных с реализацией внешнеполитического курса, и были в основном посвящены в замыслы Сталина, касающиеся сближения с Германией [151]. У него не возникало необходимости разъяснять им то, что неоднократно обсуждалось в предшествовавшие недели, а тем более вводить в заблуждение, называя решенными те проблемы, которые только должны были стать предметом переговоров с Риббентропом.
Исследователи крайне мало знают, как проходили заседания Политбюро, не говоря уже о встречах ведущей "пятерки". Как правило, в Кремль вызывались для доклада или справки, обсуждения конкретных вопросов или получения указаний только те лица, номенклатурное положение и уровень компетенции которых позволяли высшему руководству получить необходимую информацию, обсудить вопрос и принять решение, а также обеспечить его выполнение. И отношения Сталина с руководством Коминтерна в конце 1930-х гг. не были исключением, ограничиваясь встречами с Димитровым и Мануильским [152]. Совместные заседания Политбюро с участием видных деятелей Коминтерна никогда не проводились. Выступал Сталин на расширенных заседаниях Политбюро крайне редко, в случаях, когда возникала необходимость ознакомить приглашенных с конкретными директивными указаниями, которые следовало затем довести до сведения нижестоящих исполнителей или даже всей страны [153].
Руководство Коминтерна не было посвящено в планы Сталина, направленные на сближение с Берлином. Ничего не было ему известно и об изменениях, произошедших во внешнеполитическом курсе СССР в результате подписания советско-германского договора о ненападении. Об этом убедительно свидетельствуют следующие факты. 20 августа, т.е. на следующий день после якобы имевшего место выступления Сталина на заседании Политбюро, состоялось заседание Секретариата ИККИ, на котором присутствовали многие видные деятели Коминтерна и руководители ряда компартий. Они обсуждали вопрос о положении и задачах Объединенной соцпартии Каталонии и ее отношения с компартией Испании [154].
Прошло еще 2 дня и вновь собрался на заседание Секретариат ИККИ. В ходе заседания было рассмотрено два вопроса: 1. Об антисоветской кампании по поводу переговоров между СССР и Германией; 2. О приезде делегации КП и комсомола Англии. Среди принятых Секретариатом установок по организации компартиями наступления "против буржуазной и социал-демократической печати" на первом месте значилась: "Эвентуальное заключение пакта о ненападении между СССР и Германией не исключает возможности и необходимости соглашения между Англией, Францией и СССР для совместного отпора агрессорам". Обращалось также внимание на необходимость "указать партиям о необходимости продолжать с еще большей энергией борьбу против агрессоров, в особенности против германского фашизма" [155]. Характер рассмотренных вопросов позволяет предположить, что участники заседания (К. Готвальд, Г. Димитров, О. Куусинен, Д. Мануильский, А. Марти, В. Флорин) не имели информации о "речи Сталина". Инструкции, разработанные Секретариатом ИККИ 22 августа, свидетельствовали о полном отсутствии у руководства Коминтерна представлений относительно истинного содержания предстоявших советско-германских договоренностей.
27 августа Димитров и Мануильский направили Сталину письмо, в котором шла речь о позиции, занятой компартиями по отношению к советско-германскому пакту о ненападении. В нем руководители Коминтерна просили также совета по вопросу об отношении ФКП к мероприятиям французского правительства по организации обороны страны. "Мы думаем, (выделено мной. - С.С.) - говорилось в письме, - что компартия должна и впредь стоять на позиции сопротивления агрессии фашистской Германии. Она должна поддерживать мероприятия по укреплению обороноспособности Франции, но в то же время обусловить свою поддержку этих мероприятий требованием сохранения для партии возможности открыто излагать свои взгляды и развивать свою деятельность" [156]. Очевидно, что Димитров и Мануильский по-прежнему оставались в полном неведении относительно "речи Сталина" и заключавшихся в ней "установках", иначе невозможно объяснить ни их письмо Сталину, ни его содержание.
Ответа на это обращение к Сталину не последовало. Поэтому в условиях начавшейся Второй мировой войны руководство Коминтерна продолжало действовать в духе традиционных установок, не имея ясного представления о произошедших кардинальных переменах во внешнеполитическом курсе Кремля после 23 августа [157]. Это становится ясно из решения, принятого на заседании Секретариата ИККИ 2 сентября: "Поручить комиссии в составе тт. Димитрова, Куусинена, Мануильского выработать директиву Компартиям, на основе состоявшегося обмена мнениями" [158].
В распоряжении исследователей имеется часть проекта тезисов, написанных Мануильским [159], работа над которыми продолжалась вплоть до 5 сентября [160]. В них, в частности, отмечалось: "Победа германского фашизма в войне несет наибольшую опасность для международного рабочего движения. Поэтому долг коммунистов всех стран и в первую очередь коммунистов Германии содействовать поражению германского фашизма". Далее Мануильский намечал конкретные задачи для коммунистов различных стран, в том числе уже захваченных нацистской Германией, лозунгом которых должна была стать борьба за национальное освобождение. Что касается Польши, то для нее наиболее актуальным считалось требование свержения "нынешнего правительства, приведшего страну к катастрофе, создания правительства рабочих и крестьян, могущего возглавить народную борьбу за национальную независимость" [161].
Речь Сталина, которой не было // Отечественная история №1, 2004 г.
Часть 3
В то же время Димитров, будучи искушенным политиком, явно почувствовал, что произошло нечто, не укладывавшееся в привычные представления об отношении советского руководства к начавшейся войне [162]. Беседуя 4 сентября со Ждановым, он вновь вернулся к вопросам, поднятым в письме к Сталину от 27 августа и оставшимся без ответа. Жданов не был готов либо не был уполномочен давать какие-либо разъяснения на этот счет и попросил Димитрова прислать ему копию этого письма. Направляя ее на следующий день, Димитров писал, что при подготовке документа о принципиальной линии и тактических позициях компартий в условиях разразившейся империалистической войны в Европе "мы встречаем исключительные трудности и для их преодоления, как и для принятия правильного решения, мы нуждаемся больше, чем когда бы то ни было, в непосредственной помощи и совете товарища Сталина" [163]. Мог ли Димитров писать нечто подобное, если бы руководство Коминтерна что-либо знало о "речи Сталина", не говоря уже о присутствии кого-либо из его видных функционеров на заседании Политбюро 19 августа? Вопрос, разумеется, риторический.
Такова была предыстория встречи Сталина с Димитровым 7 сентября, которую совершенно обходят вниманием приверженцы подлинности "речи Сталина". Впрочем, о Коминтерне все-таки вспоминают именно в связи с этой беседой. На нее ссылаются некоторые историки, утверждающие, что "содержание записи Г. Димитрова вполне соответствует тому, о чем Сталин говорил 19 августа 1939 г." [164]. При этом акцентируется внимание на следующих словах Сталина: "Мы не прочь, чтобы они (капиталистические державы. - С.С.) подрались хорошенько и ослабили друг друга".
Хотя эти слова и корреспондируются с тональностью текста "речи Сталина", они никак не могут служить доказательством его подлинности, представляя общее место, "секрет полишинеля" стратегии СССР на международной арене, о чем нередко писала западная некоммунистическая пресса [165]. К тому же эта действительно стержневая для Сталина мысль выражена не навязчиво, с использованием почти "домашней" лексики, но при этом налицо явная заинтересованность Сталина в крупном и затяжном военном конфликте между враждующими сторонами, результатом которого должно стать их взаимное ослабление. Однако Сталин не говорит о том, что "нужно сделать все, ...чтобы эта война длилась как можно дольше" ("речь Сталина"), хотя и наверняка думает об этом [166]. Говорит же он Димитрову и присутствующим на встрече нечто совсем иное: "Эта война ничего не даст рабочим, трудящимся, кроме страданий и лишений", а потому необходимо "выступить решительно против войны и ее виновников". Сталин, вводя в курс дела руководство Коминтерна, не фантазирует, рисуя радужные картины будущего мироустройства: "Безопасность советской Германии будет обеспечена, и Германия сможет даже способствовать советизации Франции" ("речь Сталина"), а говорит только по существу, т.е. о том, о чем уже достигнута договоренность с Риббентропом, да и то в сослагательном наклонении: "Что плохого было бы, если (выделено мной. - С.С.) в результате разгрома Польши мы распространили социалистич.[ескую]систему на новые территории и население".
Ознакомившись с программной статьей Димитрова, которая фактически заменила тезисы ИККИ "Война и задачи коммунистов", и внеся в нее ряд исправлений, Сталин счел необходимым вновь встретиться с ним 25 октября [167], чтобы еще раз разъяснить задачи, стоящие перед Коминтерном. Лейтмотивом его высказываний стало стремление всячески приглушить революционную борьбу в капиталистических странах, как совершенно несвоевременную: "Ставить сейчас вопрос о мире на основе уничтожения капитала (выделено мной. - С.С.) - значит помогать Чемберлену, поджигателям войны, значит изолировать себя от масс!" Поэтому, подчеркивал Сталин, "необходимо выдвигать лозунги, которые соответствуют современному моменту войны", "необходимо постепенно приобщать массы к революционным лозунгам" и не копировать опыт большевиков периода Первой мировой войны, которые "переоценили ситуацию" [168].
Все эти высказывания (указания) Сталина, нашедшие отражение не только в дневнике Димитрова, но и во многих документах Секретариата ИККИ, создают реальное представление о том, что Сталин говорил или мог говорить, когда речь шла о позиции СССР и задачах Коминтерна в связи с начавшейся Второй мировой войной, а также о том, в какой мере руководство Коминтерна, рассматриваемого в Кремле в качестве одного из инструментов советской внешней политики, было информировано о произошедших изменениях во внешнеполитическом курсе СССР после 23 августа 1939 г. Это вовсе не означало, что Сталин при этом думал именно то, что говорил, но он и говорил "не для того, чтобы высказать то, что он думает и как он думает" [169]. Это означало лишь то, что в тот конкретный момент он считал необходимым, чтобы прозвучали именно эти слова, сразу же превратившись в генеральную линию советского руководства, воплощенную в директивы, лозунги, статьи, публичные выступления и т.п.
Таким образом, находящиеся в распоряжении исследователей документы Коминтерна указывают на то, что только в ходе состоявшейся 7 сентября встречи Сталина с Димитровым и Мануильским руководство ИККИ было сориентировано относительно изменившегося подхода Кремля к начавшейся войне. Обозначив свою недвусмысленную заинтересованность во взаимном ослаблении находящихся в состоянии войны сторон, Сталин одновременно сформулировал конкретные лозунги для зарубежных компартий, носившие антивоенный и антикапиталистический характер.
Обратимся теперь к "французскому следу" текста "речи Сталина".
Анализ всех известных ее вариантов дает основания для вывода о существовании одного основного или первоначального текста, распространенного 28 ноября 1939 г. агентством Гавас, а затем опубликованного в "Revue de Droit International de Sciences Diplomatiques et Politiques", и его доработанного варианта, оказавшегося не позднее 23 декабря 1940 г. в распоряжении службы разведки и контрразведки при правительстве Виши, т.е. того варианта "речи Сталина", который впоследствии был обнаружен в Москве [170].
Ссылка в сопроводительной бумаге к нему на указания по использованию текста "речи Сталина" офицерами спецслужбы дает основания для предположения, что обе статьи Рюффена, а также публикация этого текста в книге де Ла Праделя увидели свет не без участия этой спецслужбы. Подтверждением этому служит и тот факт, что все дополнения к тексту "речи Сталина", опубликованные в 1941-1944 гг., касались не геополитических амбиций Кремля, а исключительно революционизирования Европы, в основном Франции, и задач компартии в этой связи. В поверхностно доработанном варианте "речи Сталина" были устранены некоторые бросающиеся в глаза нелепости и критика политики западных держав по отношению к Польше. Последнее свидетельствует о том, что доработка текста происходила после поражения Франции, когда общественность страны, большая часть которой была оккупирована, болезненно реагировало на напоминание о трагических последствиях внешнеполитических просчетов своего правительства.
Первоначальный вариант "речи Сталина" готовился в условиях форс-мажора во внутриполитической жизни Франции, вызванного внешними факторами, в том числе советско-германским партнерством. После доклада Молотова 31 октября [171] полпред СССР во Франции Я.З. Суриц так характеризовал позицию официального Парижа по отношению к Москве: "Непосредственным результатом выступления т. Молотова было распоряжение, отданное цензуре, не стеснять печать в отношении СССР. ...Что касается общей оценки нашей внешней политики, - резюмировал он, - то по-прежнему наблюдаются три основные варианта: 1) она рассчитана на развязывание мировой революции; 2) эта политика русская и национальная, воскрешающая линию, проводившуюся царским империализмом... и 3) сочетание того и другого" [172].
Несмотря на роспуск компартии, деятельность депутатов-коммунистов, официально объединившихся в "рабоче-крестьянскую группу" и тем самым еще какое-то время сохранявших свои мандаты, а соответственно и некоторые возможности для пропаганды установок Москвы в пользу прекращения войны [173], вызывала озабоченность правительства Франции. Другой советский дипломат отмечал в этой связи: "В правительственных кругах очень обозлены текстом обращения Коминтерна в связи с 22 годовщиной Октябрьской революции и статьей тов. Димитрова, помещенной в последнем номере «Рэвю Энтернасиональ» [174]. Эти лозунги в мирное время, в прошлые годы имели будто бы другой смысл. Теперь же, в условиях войны, они показывают, что Москва будет якобы продолжать вмешательство во внутренние дела Франции [175]. Этот факт особенно тревожит руководителей правительства и военные круги ввиду того, что нынешняя внутренняя политика французского правительства и без того вызывает недовольство в массах. Этим и объясняется, - приходил к выводу дипломат, - что печати был дан сигнал поднять кампанию против лозунгов Коминтерна, которая, конечно, проходит под антисоветским флагом" [176].
Приведенные оценки, при всей их субъективности, высвечивают заинтересованность французских властных структур в разоблачительном материале, демонстрирующем долгосрочную ставку Москвы на компартию как свое орудие по советизации страны, изображающем внешнюю политику Кремля не только как соучастника раздела Восточной Европы, но и как очень коварного партнера Третьего рейха, делающего ставку на взаимное ослабление Германии и западных держав ради революционизирования Европы и установления полного контроля над ней; вбивающего клин между Москвой и Берлином, позволяющего заронить у последнего сомнения по поводу надежности "дружбы, скрепленной кровью". Раскручивание в ходе широкой антисоветской кампании в печати запущенного через агентство Гавас "документа из надежного источника" должно было способствовать решению поставленных задач [177]. Через 2 дня после его появления, 30 ноября, СССР напал на Финляндию, что предсказывалось наблюдателями, демонстрируя перед всем миром свою экспансионистскую политику.
Анализ содержания "речи Сталина" позволяет высказать также некоторые предположения относительно ее автора и методов его работы. Его личность вряд ли ныне поддается установлению, да это, впрочем, и не так важно. Его связь с французскими секретными службами, о чем стали писать историки только на основании того, что текст "речи Сталина" был обнаружен в архивном фонде 2-го бюро Генштаба Франции [178], исключать нельзя, но имеющаяся аргументация пока недостаточна.
Скорее всего этот, по определению Иеккеля, "специалист по большевизму" был информирован о внешней и внутренней политике СССР не из "первых рук", а преимущественно из французской прессы. Об этом не в последнюю очередь свидетельствуют типичные для журналистики "ляпы" в "речи Сталина", в том числе и пренебрежение к деталям. Содержащиеся в тексте пассажи о "масштабах советско-германских договоренностей" характеризуют автора как дилетанта в вопросах международных отношений. Имели место также как филиация общей "идеи", так и почти текстуальные заимствования из опубликованных статей, правда, иногда с заменой Германии на Францию в качестве проигравшей стороны [179]. При этом автор явно переборщил, уделив слишком большое внимание вопросам будущего революционизирования Европы и роли ФКП в этом процессе. Между тем эти проблемы едва ли занимали сколько-нибудь заметное место в тогдашних замыслах Сталина, о чем свидетельствовали его указания Димитрову в ходе бесед 7 сентября и 25 октября. Очевидно, что и с информацией о деятельности Коминтерна у автора "речи Сталина" дело также обстояло неважно. Он не был в курсе механизма отношений между советским руководством и верхушкой Коминтерна (Димитров, Мануильский), исключавшего в 1939 г. отсутствие кого-либо из них на заседании в Кремле, где могла идти речь о задачах зарубежных компартий [180]. Поэтому линия "Кремль- Коминтерн" в "речи Сталина", как и весь текст в целом, оказались явно не на уровне поставленных заказчиком задач, что во многом предопределило его фактическое забвение, пока не наступили другие времена.
* * *
Резюмируя все сказанное, можно с уверенностью утверждать, что 19 августа 1939 г. Сталин не произносил речи ни в приписываемой ему агентством Гавас форме, ни в ее "доработанном" варианте, обнаруженном в бывшем Особом архиве в Москве.
Отсутствие какого-либо установочного выступления Сталина в преддверии заключения советско-германского договора о ненападении подтверждается большим количеством как архивных, так и опубликованных документов, прежде всего связанных с деятельностью руководства Коминтерна, которое вплоть до 7 сентября 1939 г. не имело указаний относительно трактовки кардинальных изменений во внешней политике СССР. Подлинность распространенного агентством Гавас текста "речи Сталина", как и ее версий, не может быть подтверждена тем фактом, что упоминавшиеся там события произошли или неизбежно должны были произойти. Текст "речи" был опубликован спустя три с лишним месяца после якобы имевшего места выступления Сталина, когда о вероятных последствиях советско-германских договоренностей писала вся европейская пресса, особенно французская. Обсуждение сталинских планов по революционизированию Европы и извлечению "дивидендов" из начавшейся Второй мировой войны также не представляли собой ничего нового, будучи общим местом в немалом числе тогдашних публикаций. Исследователям неизвестны какие-либо документы или свидетельства, которые хотя бы в малейшей степени подтверждали подлинность приписываемой Сталину речи 19 августа 1939 г., содержащей, помимо всего прочего, большое число неверных и откровенно несуразных положений.
Почему же во второй половине 1990-х гг. некоторые западные и российские историки так рьяно ухватились за обнаруженную в московском архиве "речь Сталина", даже не утруждая себя ее серьезным анализом?
Что, собственно, пытаются они доказать, приписывая этому тексту значение "одного из основополагающих документов по истории Второй мировой войны"?
Может быть, как это прозвучало в некоторых работах, все дело в необходимости пересмотра общей концепции истории Второй мировой войны, положив в основу утверждения об экспансионизме советской внешней политики и ее ответственности за возникновение этой войны?
Попытки схожего характера предпринимались праворадикальной историографией на Западе неоднократно с единственной целью - снять ответственность за развязывание Второй мировой войны с нацистской Германии, возложив ее на Польшу, Великобританию, СССР и даже США. При этом ставились под сомнение одни документы, подлинность которых не вызывала сомнений у большинства исследователей, и абсолютизировались другие, несопоставимые с ними по своему значению, да к тому же весьма произвольно цитировавшиеся. Все эти ревизионистские попытки оказались тщетными. Они ни разу не поставили под сомнение общую концепцию истории Второй мировой войны, не только нашедшую подтверждение в огромном количестве документов самого разного уровня, но, самое главное, отразившую цепь реально произошедших взаимосвязанных событий, составляющих общую картину Второй мировой войны.
Сопричастность советского руководства к возникновению Второй мировой войны, как, впрочем, и западных держав, о чем, кстати, в последнее время историография почти "запамятовала", откровенный экспансионизм внешней политики Кремля в 1939-1941 гг., который вовлек СССР во Вторую мировую войну задолго до 22 июня 1941 г. и поставил его на грань столкновения с западными державами, подтверждаются многочисленными фактами и документами [181]. Однако все это отнюдь не ставит под сомнение общую концепцию истории Второй мировой войны, как и ответственность ее главного виновника - Гитлера и нацистского режима.
Прорыв в сторону демократизации и открытости, произошедший в России в первой половине 1990-х гг., если и не нарушил, то в какой-то мере поколебал относительное спокойствие в мировой исторической науке. Большое количество сборников документов, изданных в России в последние годы, а также целый ряд заслуживающих внимания исследований, в том числе и по проблемам внешней политики СССР, не говоря уже о самой возможности работы с доступными архивными документами, - все это обусловило заметное повышение интереса к советской истории на Западе. Не осталась незамеченной и значительная поляризация позиций и оценок внутри российской историографии о характере внутренней политики тоталитарного режима, его внешней политике накануне и в начале Второй мировой войны, а также роли Сталина. Однако, если противостояние сторонников и противников оправдания действий тоталитарного и посттоталитарного режима в СССР и признания лишь отдельных его ошибок, просчетов во внутренней и внешней политике достаточно очевидны, то размежевание среди тех историков, кто считает необходимым не заниматься косметическим "ремонтом" или "подновлением" старых исторических схем, а заново изучать историю советского государства на основе всех доступных науке фактов и документов, не всегда бросается в глаза.
Характерное для некоторой части историков стремление во что бы то ни стало и как можно скорее заявить о "завоевании" новых позиций, подменяя при этом кропотливую работу по выявлению, анализу документов и формулированию выводов, сделанных на их основании, публицистичностью и хлесткостью подачи материала, отнюдь не способствовало повышению уровня исторических исследований, ставя под сомнение профессионализм их авторов. Именно непрофессионализм и стал той питательной средой, которая объединила западных и российских адептов подлинности "речи Сталина", охочих до пересмотра генезиса и общей концепции Второй мировой войны, хотя и по разным причинам.
Архивные и опубликованные в России, других странах документы, работы зарубежных и российских историков, посвященные внешней политике и международным отношениям во второй половине 1930-х гг., не говоря уже о реально произошедших исторических событиях, создают широкие возможности для всестороннего научного исследования роли СССР и его руководства в возникновении Второй мировой войны. При этом нет необходимости использовать сомнительные источники, а тем более делать "сенсацию" на фальшивках, к коим, как показывает приведенный анализ, принадлежит и "речь Сталина", якобы произнесенная на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) 19 августа 1939 г.
Директивы марта-апреля 1941 г. о проведении учебных сборов в 1941 г.
Тема "Больших Учебных Сборов" 1941 года хорошо иллюстрирует тезис "Полуправда хуже лжи".
Информация о проведении весной-летом 1941-го года в Советском Союзе учебных сборов военнообязанных запаса упоминалась на страницах мемуаров и исследовательских работ советского периода - однако практически всегда в разрезе "в связи с нарастанием угрозы фашистской агрессии советское военное и политическое руководство предпринимало меры по повышению боеготовности войск":
"Наряду с выдвижением войск из внутренних округов в приграничные в мае — июне 1941 года проводятся и другие мероприятия, направленные на повышение боеготовности Советских Вооруженных Сил... Согласно мобилизационному плану, утвержденному в феврале 1941 года, в конце мая — начале июня проводится призыв 793,5 тыс. военнообязанных запаса, что позволило укомплектовать до полного штата военного времени 21 дивизию приграничных округов, а также значительно пополнить другие соединения, части артиллерии, войск ПВО и укрепленных районов" - Захаров "Генеральный штаб в предвоенные годы" — М.:Воениздат, 1989.
"В связи с возраставшей угрозой агрессии со стороны фашистской Германии Наркомат обороны и Генеральный штаб не только вносили коррективы в разработанные оперативный и мобилизационный планы для отражения неизбежного нападения на нашу страну, но по указаниям ЦК партии и правительства проводили в жизнь целый ряд очень важных мероприятий из этих планов, направленных на усиление обороноспособности наших западных границ... В мае — начале июня 1941 года на учебные сборы было призвано из запаса около 800 тыс. человек, и все они были направлены на пополнение войск приграничных западных военных округов и их укрепленных районов. Центральный Комитет партии и Советское правительство проводили ряд и других серьезнейших мероприятий в целях дальнейшего повышения боевой готовности и боеспособности вооруженных сил..." - Василевский "Дело всей жизни" — М.:Политиздат, 1978.
"В связи с обострением обстановки ЦК Коммунистической партии и Советское правительство с конца апреля 1941 г. в срочном порядке принимают меры к повышению боевой готовности Красной Армии. В мае — июне Наркомат обороны в соответствии с планом мобилизации, утвержденным Совнаркомом еще в феврале 1941 г., осуществил ряд мобилизационных мероприятий... С конца мая начался призыв 793 тыс. советских граждан из запаса для прохождения учебных сборов" - "Великая Отечественная война Советского Союза 1941-1945: Краткая история" — М.:Воениздат, 1984.
"В связи с обострением общей обстановки Коммунистическая партия и Советское правительство с конца апреля 1941 г. в срочном порядке приняли меры к повышению боевой готовности Советской Армии и Военно-Морского Флота. Скрытно от противника были проведены крупные мобилизационные мероприятия. В мае-начале июня было призвано из запаса около 800 тыс. военнообязанных. Это позволило повысить укомплектованность личным составом почти 100 стрелковых дивизий, ряда укрепрайонов, частей ВВС и других войск" - "История второй мировой войны 1939–1945 гг. Том 3. Начало войны. Подготовка агрессии против СССР" — М.:Воениздат, 1974, с.439-440.
Перечисленные цитаты отчетливо увязывают сборы военнообязанных с реакцией на "нарастание угрозы фашистской агрессии", с одной стороны, и с мобилизационными мероприятиями - с другой. На этом единообразном фоне диссонансом выглядит упоминание учебных сборов в мемуарах Жукова: "В середине марта 1941 года С. К. Тимошенко и я просили разрешения И. В. Сталина призвать приписной состав запаса для стрелковых дивизий, чтобы иметь возможность переподготовить его в духе современных требований. Сначала наша просьба была отклонена. Нам было сказано, что призыв приписного состава запаса в таких размерах может дать повод немцам спровоцировать войну. Однако в конце марта было решено призвать пятьсот тысяч солдат и сержантов и направить их в приграничные военные округа для доукомплектования, с тем чтобы довести численность стрелковых дивизий хотя бы до 8 тысяч человек. Чтобы не возвращаться к этому вопросу, скажу, что несколькими днями позже было разрешено призвать еще 300 тысяч приписного состава для укомплектования специалистами укрепрайонов и других родов и видов вооруженных сил, артиллерии резерва Главного командования, инженерных войск, войск связи, противовоздушной обороны и службы тыла военно-воздушных сил. Итак, накануне войны Красная Армия получила дополнительно около 800 тысяч человек. Сборы планировалось провести в мае-октябре 1941 года" - Жуков "Воспоминания и размышления. В 2 т" — М.:Олма-Пресс, 2002.
Венцом развития линии ответных мер на нарастание угрозы фашистской агрессии стало освещение вопроса учебных сборов 1941-го года в сборнике "1941 год - уроки и выводы": "В середине мая заместитель начальника оперативного управления генерал-майор А. М. Василевский совместно с заместителем начальника Генерального штаба генерал-лейтенантом Н. Ф. Ватутиным разработали записку, в которой указывалось, что германские войска могут упредить советские в стратегическом развертывании, и, чтобы не дать таких преимуществ противнику, предлагалось провести скрытную мобилизацию под видом «больших учебных сборов», получить из народного хозяйства недостающее по штату количество лошадей и автотранспорта и продвинуть войска к границе... В апреле — мае 1941 г. Наркомат обороны и Генеральный штаб приняли решение по представленной записке и начали проводить с согласия правительства скрытное отмобилизование военнообязанных запаса под прикрытием «больших учебных сборов». Ставилась задача усилить войсковые части и соединения в 14 военных округах. Всего на «учебные сборы» до объявления войны было призвано свыше 802 тыс. человек, что составляло 24% приписного личного состава по мобплану МП-41. Эти мероприятия позволили усилить половину всех стрелковых дивизий (99 из 198), предназначенных в основном для действий на Западе. При этом состав стрелковых дивизий приграничных округов при штатной численности 14483 человека был доведен: 21 дивизии — до 14 тыс. человек, 72 дивизий — до 12 тыс. человек и 6 стрелковых дивизий — до 11 тыс. человек. Одновременно пополнились части и соединения других родов войск и видов Вооруженных Сил..." - "1941 год — уроки и выводы" — М.:Воениздат, 1992.
Волна ревизионизма, захлестнувшая историю Великой Отечественной войны в лихие девяностые™, придала вопросу учебных сборов 1941-го года новое звучание: теперь перечисленные цитаты использовались для доказательства тайной мобилизации Красной Армии на предмет нанесения по Германии внезапного неспровоцированного удара. Мышеловка, взведенная еще в шестидесятые, с похоронным звоном захлопнулась: "коммунисты" оказались "пойманы на слове", а источником "разоблачений" послужили "открытые советские публикации".
Однако следует признать, что и "традиционалисты", и ревизионисты дискутируют без привлечения документов об учебных сборах 1941-го; ознакомление же с ними рисует совершенно иную картину.
Впервые повод задуматься о состоятельности версии об учебных сборах 1941-го года как "мобилизационном мероприятии" дала публикация выписки из протокола решения Политбюро ЦК ВКП(б) от 8-го марта 1941 г.:
О проведении учебных сборов военнообязанных запаса в 1941 году и привлечении на сборы из народного хозяйства лошадей и автотранспорта.
Утвердить следующий проект постановления СНК СССР: "Совет Народных Комиссаров Союза ССР постановляет: 1. Разрешить НКО призвать на учебные сборы в 1941 году военнообязанных запаса в количестве 975.870 человек, из них: сроком на 90 дней – 192.869 человек на 60 дней – 25.000 человек на 45 дней – 754.896 человек на 30 дней – 3.105 человек 2. Разрешить НКО привлечь на учебные сборы из народного хозяйства сроком на 45 дней 57.500 лошадей и 1.680 автомашин, с распределением по республикам, краям и областям согласно приложению. 3. Сборы провести: а) в резервных стрелковых дивизиях тремя очередями: первая очередь – с 15 мая по 1 июля вторая очередь – с 10 июля по 25 августа третья очередь – с 5 сентября по 20 октября; б) в стрелковых дивизиях шеститысячного состава в период – с 15 мая по 1 июля; в) в стрелковых дивизиях трехтысячного состава в период – с 15 августа по 1 октября; г) прочие сборы проводить очередями на протяжении всего 1941 года. 4. Освободить от учебных сборов в 1941 году рабочих и инженернотехнических работников: Наркоматов авиационной, судостроительной, химической промышленности, боеприпасов, вооружения и путей сообщения; Харьковских заводов №№ 183 и 75, Ленинградского № 174, Московского № 37, Харьковского и Сталинградского тракторных заводов, подшипниковых заводов ГП31 и ГП32; фюзеляжного цеха Харьковского завода "Серп и Молот" Наркомсредмаша; Кировского завода Наркомтяжмаша; НИИ-20, спеццеха малых серий завода "Электросигнал", заводов №№ 197 и 203 Наркомэлектропрома; Кольчугинского завода им. Орджоникидзе, ленинградских заводов "Красный Выборжец" и им. Ворошилова Наркомцветмета, а также всех трактористов, комбайнеров на период весенней посевной и уборочной кампаний. 5. Обеспечение продовольствием призываемых на учебные сборы военнообязанных произвести из фондов НКО в пределах, отпускаемых на сборы 1941 года, 145.000 годовых продовольственных пайков. 6. Отнести расходы, связанные с довольствием людей и лошадей, привлекаемых на сборы, за счет сметы НКО по содержанию Красной Армии на 1941 год"" - "1941 год" — М.:МФ «Демократия», 1998. Если сопоставить решение Политбюро с выводом, озвученным 20-го марта 1941 г. начальником Разведуправления Генштаба Красной Армии Ф.И.Голиковым в докладе в НКО, СНК и ЦК ВКП(б) ("... наиболее возможным сроком начала действий против СССР являться будет момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира. Слухи и документы, говорящие о неизбежности весною этого года войны против СССР необходимо расценивать, как дезинформацию, исходящую от английской и даже, быть может, германской разведки"), то версия о "мобилизационном" характере учебных сборов 1941-го обретает зримые черты благородного безумия: советское руководство решает проводить мобилизационные мероприятия как ответ на сведения, воспринимаемые как "дезинформация, исходящая от английской и даже, быть может, германской разведки"!
- "Военному совету округа/фронта, учитывая интересы народного хозяйства и местные условия, разрешается, не превышая общего количества людей, привлекаемых на сборы, внести свои изменения в указанные сроки проведения сборов и в количество людей, привлекаемых по каждому соединению и отдельной части".
- "При организации учебных сборов потребовать от командиров частей заблаговременно ставить в известность руководителей промышленных предприятий, колхозных и совхозных хозяйств о предстоящем привлечении на учебные сборы военнообязанных от указанных предприятий и хозяйств".
современных требований", безо всяких околомобилизационных закидонов), привел еще и наиболее близкую к первоначальным планам численность призываемых на сборы ("пятьсот тысяч солдат и сержантов в конце марта" у Жукова, 462433 чел. по директивам).
Памятуя об "амбивалентности картинок", приведу распределение призываемых на сборы по категориям по западным приграничным округам:
Эти сведения вновь неплохо коррелируют с мемуарами Жукова, упоминавшего о разрешении "призвать еще 300 тысяч приписного состава".
Возвращаясь к озвученному в начале постинга тезису о полуправде, которая хуже лжи: как несложно убедиться, учебные сборы 1941-го не имели ни малейшего отношения к мобилизационным мероприятиям, их проведение выглядит следствием, скорее, изменения схемы развертывания Красной Армии, нежели каких-то внешнеполитических событий... но мемуаристы (в большинстве своем) и исследователи (в особенности из военного ведомства) не устояли перед искусом представить советское военное и политическое руководство куда как более прозорливыми и предусмотрительными, нежели те - увы! - на самом деле были. Соответственно, сейчас ревизионисты всех мастей радостно размахивают цитатами мемуаров и исследований: в СССР проводилась скрытая мобилизация! А коль скоро советская разведка не смогла вскрыть немецкие приготовления к войне, значит... да-да, и из-за текста высовываются длинные ослиные уши Владимир Богданыча с его "мобилизация - это война, и другого понимания ее мы не мыслим" и последующим плавным переходом к "войне, которой не было".
В конце прошлого года обогатила свою библиотеку еще одним чудесным изданием Международного фонда "Демократия" - сборником документов "Государственный антисемитизм в СССР от начала до кульминации. 1938-1953". О другом подобном шедевре из этой серии, посвященном нечеловеческим страданиям интеллигенции при советской власти, я уже писала. В редакционном совете, напомню, Яковлев, Сахаров, Гайдар, Радзинский и прочая, так что кошерность издания сомнения не вызывает.
Покупала я эту книгу с надеждой наконец-то узнать, каким же именно жутким гонениям подвергались в СССР бедные евреи, поскольку большинство воспоминаний бывших компатриотов, выкладываемые в том же ЖЖ, сводятся к классическому "не приняли в институт Машеньку - так ей, тупой дуре, и надо, а вот что не приняли Мойшеньку - так это исключительно из-за антисемитизма". Тем более, как указано в предисловии, "при комплектовании корпуса документов составитель преследовал прежде всего цель дать читателю полное, всестороннее и наглядное представление о том, как происходил генезис государственного антисемитизма в сталинском Советском Союзе".
Книга разбита на четыре раздела:
I. Первые проявления госантисемитизма (1938-1941) II. В годы войны (1941-1945) III. Послевоенное "закручивание гаек" (1945-1948) IV. "Черные годы" советского еврейства (1948-1953)
Начну по порядку.
Итак, до 1938 года документальных следов государственного антисемитизма в СССР исследователями не обнаружено. Первой ласточкой послужило письмо замнаркомпроса Н.К.Крупской И.В.Сталину, которое, по мнению составителя, повествует "о росте шовинистических настроений среди школьников". Приведу его полностью:
7 марта 1938 года
Дорогой Иосиф Виссарионович, по обыкновению, пишу Вам о волнующем меня вопросе. Мы вводим обязательное обучение обучение русскому языку во всем СССР. Это хорошо. Это поможет углублению дружбы народов. Но меня беспокоит, как мы это обучение будем проводить. Мне сдается иногда, что начинает показывать немного рожки великодержавный шовинизм. Например, я считаю вредным введение преподавания письма и чтения на первом году обучения не только на материнском, но и на русском языке, считаю вредным введение единого букваря для всех народностей, букваря, переведенного с русского. Считаю очень важной правильную постановку подготовки преподавателей русского языка. Если у Вас выберется свободная минута и будет охота, посмотрите 1) мой отзыв на букварь для испанских ребят, 2) мою записку о преподавании русского языка и копию статьи одной моей приятельницы - учительницы вечерне-воскресной школы Володарского района. Среди ребят появилось ругательное слово "жид", малышка говорит: "Дедушка, я не хочу быть латышкой". Правда, пока это отдельные случаи, но все же нужна известная осторожность
С коммунистическим приветом, Н.Крупская
(Известия ЦК КПСС.1989 № 3. С.179)
Чем это письмо показательно, так тем, что прекрасно демонстрирует, как именно комплектовался "корпус документов". Ну о каком "росте шовинистических настроений" идет речь, если сама Крупская подчеркивает, что в нем описаны "отдельные случаи"? И почему это письмо свидетельствует именно об антисемитизме, а не, скажем, об антилатышизме? Что же касается ругательного слова "жид" - вот воспоминания Хрущева о посещении им Львова в 1940 году: "Когда мы собрались на митинг во Львовском оперном театре, то пригласили туда и украинцев, и поляков, и евреев, в основном рабочих, хотя пришла и интеллигенция. Выступали там среди других и евреи, и нам странно было слышать, когда они говорили: "Мы жиды и от имени жидов заявляем и прочее..." Потом в кулуарах я спрашивал: "Отчего вы так говорите о евреях? Вы произносите "жиды", ведь это оскорбительно! Мне отвечали "А у нас считается оскорбительным, когда нас называют евреями" ( Мемуары Хрущева .// Вопросы истории. М. 1990, № 7. С. 91).
Вообще в предвоенный период (1938-1941) существование госантисемитизма подтверждено семью документами (включая письмо Крупской, документ 1-1) - вернее, пятью, поскольку в качестве документов 1-5 и 1-6 почему-то приведены протоколы допроса Переца Маркиша, датируемые 1949 годом:
документ 1-2 (РГАСПИ. Ф.17. Оп.114. Д.890. Л.68-70. Подлинник)- справка от 27.11.1938 о засоренности аппарата Наркомздрава СССР (упор сделан на троцкизм засоряющих, из шести не внушающих политического доверия три еврея и три русских)
документ 1-3 (РГАСПИ. Ф.17. Оп.114. Д.890. Л.67. Копия) - решение Секретариата ЦК от 11.12.1938 о применении мер по кадровой очистке Наркомздрава ("принять меры")
документ 1-4 (РГАСПИ. Ф.17. Оп.125. Д.75. Л.19-26. Подлинник) - письмо директора ГОСЕТа (Государственного еврейского театра) Белиловского Жданову от 14.03.1941 с жалобой на выживание Михоэлсом из театра режиссера И.М.Кролля (еврея же), который в своих постановках шел вразрез с видением Михоэлса, не подчеркивая трагедии еврейского народа, и на чьи спектакли народ ходил охотнее, чем на михоэлсовские.
документ 1-7 (РГАСПИ. Ф.17. Оп.117. Д.279. Л.95-102. Подлинник) - докладная записка Управления пропаганды и агитации ЦК Жданову от 11.05.1941 о работе института мирового хозяйства и мировой политики АН СССР. Вот этот документ уже интереснее. Цитирую:
В Институте лишь незначительная часть должностей, как правило, второстепенных, замещены русскими людьми. Из 68 старших научных сотрудников русских только 20 человек, из 16 референтов - 5, из 13 аспирантов - 4 человека. Из 15 руководящих работников (дирекция, заведующие секторами) [...] только 2 человека русских.
То есть с одной стороны - да, действительно, рожки великодержавного шовинизма торчат. Но опять шовинизма, а не антисемитизма, поскольку к нерусскими относились не только сами-знаете-кто, но и венгры (академик Варга сам был венгром и соотечественников, как понимаете, пригревал). И далее приводятся сведения о том, что представляет из себя ряд руководящих работников:
Леонов Исаак Соломонович - ученый секретарь института. Ученой степени не имеет. Член ВКП(б) с 1919 года. [...] В институте работает с 1936 года. Научных трудов не имеет.
Геллер Лев Наумович - руководитель сектора по изучению рабочего движения. Доктор экономических наук. Член ВКП(б) с 1904 года. [...] В институте работает с 1930 года. За 10 лет работы в институте не дал ни одной серьезной работы.
Лемин Иосиф Михайлович - руководитель сектора международных отношений. Кандидат экономических наук. Член ВКП(б) с 1925 года. [...] Работая в институте с 1933 года, не дал ни одной серьезной научной работы.
Мендельсон Лев Абрамович - руководитель промышленного сектора. Доктор экономических наук. Член ВКП(б) с 1918 года. [...] За последние 4 года работает с группой научных сотрудников над историей промышленных кризисов. Израсходовал на тему свыше 300 тысяч рублей, а работы и по настоящее время не закончил.
Мельман Софья Моисеевна - руководитель колониального сектора. Член ВКП(б) с 1919 года. [...] Научных трудов не имеет.
Варьяш Ирма Альбертовна - руководитель конъюктурного сектора. Кандидат экономических наук. Член ВКП(б) с 1928 года. До вступления в ВКП(б) состояла в Венгерской компартии [...] Научных трудов не имеет.
Фогараши Бела Самуилович - руководитель немецкого сектора. Доктор экономических наук. Член ВКП(б) с 1930 года. [...] В институте работает с 1933 г. Серьезных научных трудов не написал. Защищенная им в институте докторская диссертация к печати оказалась непригодной.
После такой информации о рожках великодержавного шовинизма, да и о антисемитизме говорить как-то неудобно. Тем более, записка эта никаких последствий не имела.
На этом свидетельства госантисемитизма 1938-1941 года заканчиваются. Следующий раздел касается военного времени, но о нем я напишу отдельно.
Я уверен, что в 1990-е гг. произошел крах исторической науки на постсоветском пространстве.
Причины:
1)Радикальный отказ от методологии и достижений советской историографии вплоть до откровенной боязни профессиональных историков хоть в чем-то положиться на труды нескольких поколений своих предшественников или случайно согласиться с ними в выводах.
Я сейчас знакомлюсь с диссертациями последнего десятилетия по своей теме. Сплошь и рядом недавние студенты лихо отказывают значительной части советких историков, а особенно историкам, опубликововавшим свои труды до 1956 г., в научности.
Типичная цитата: «... научное творчество отечественных исследователей долгое время являлось во многом лишь иллюстрированием идеологических догм «Истории ВКП(б)», что проявлялось в историографии вплоть до середины 80-х гг.»
2)Исключение из программ идеологии и методологии марксизма, хотя бы в степени ознакомления, достаточной для понимания логики действий коммунистов — вершителей судеб страны на протяжении почти 70 лет ее истории, а также одной из ведущих сил мировой политики в XX веке.
3)Прививание студентам-историкам с первого курса пренебрежения к трудам советских историков, особенно ученых сталинского периода, пренебрежения к открытым источникам советской эпохи, по-моему мнению, одной из самых искренних исторических эпох в человеческой истории.
4)Массовое уничтожение книг и периодики советского периода, прежде всего сталинского периода, в библиотеках.
5)Массированное использование антисоветских мифов в учебных программах.
6)Неоправданный с объективной научной точки зрения перекос в использовании исторических источников в пользу субъективных, а также признание вполне научным и примлемым методику выборки лишь негативных исторических источников советского периода.
7)Сказывается негативный современный опыт взаимодействия или наблюдения за полностью оторванной от граждан Властью, которая без лицемерия и лжи, кажется не может прожить и дня.
Эти причины привели к тому, что молодые современные историки в отношении сталинской эпохи:
-оказываются беспомощными в понимании ее идеологической подоплеки;
-боятся, что их выводы хотя бы частично совпадут с известными выводами этой эпохи;
-лежащим на поверхности причинам предпочитают любые конспирологические;
-так или иначе сводят свои выводу к морализаторству, в лучшем случае занимая позицию «Чума наоба ваши дома»;
-уходят от выявления глубинных и решающих социальных процессов в пользу преувеличения влияния маргинальных или эпизодических явлений, в пользу исследования исторической «мелочевки»;
-Главное: не в силах предложить полноценную общую концепцию истории сталинского СССР, они так или иначе скатываются к концепции буржуазного ревизионизма, стараясь лишь избежать откровенных ляпов и крайностей пропаганды в масс-медиа.
Так что даже самый честный современный профессиональный молодой историк зачастую оказывается совершенно беспомощным в определении главных причин, мотивов, целей и движущих сил периода сталинизма. Это читателю следует постоянно помнить.
1. Председатель – Владимир Ильич Ульянов (Ленин)(26.10.1917 - 21.01.1924) - метис, дед - обрусевший немец 2. Наркомат внутренних дел: Алексей Иванович Рыков (26.10. - 4.11.1917) - великоросс 3. Наркомат земледелия Владимир Павлович Милютин (26.10 - 4.11.1917) - великоросс 4. Наркомат труда Александр Гаврилович Шляпников (26.10.1917 - 8.10.1918) - великоросс 5. Комитет по военно-морским делам (26.10. - 8.11.1917) Владимир Александрович Антонов-Овсеенко - малорос Павел Ефимович Дыбенко - малоросс Николай Васильевич Крыленко - великоросс 6. Наркомат торговли и промышленности Виктор Павлович Ногин (26.10. - 4.11.1917) - великоросс 7. Наркомат просвещения Анатолий Васильевич Луначарский (фам. по наст. отцу - Антонов)(26.10.1917 - 12.09.1929) - великоросс 8. Наркомат финансов Иван Иванович Скворцов-Степанов (26.10.1917 - 20.01.1918) - великоросс 9. Наркомат иностранных дел: Лев Давидович Троцкий (Бронштейн)(26.10.1917 - 8.04.1918) - еврей 10. Наркомат юстиции Георгий Ипполитович Ломов-Оппоков (26.10 - 9.12.1917) - великоросс 11. Наркомат продовольствия Иван Адольфович Теодорович (26.10 - 4.11.1917) - поляк 12. Нарком почт и телеграфов Николай Павлович Глебов (Авилов)(26.10 - 9.12.1917) - великоросс 13. Наркомат по делам национальностей (Наркомнац) РСФСР (1917-1923) Иосиф Виссарионович Джугашвили (Сталин) - осетин 14. Наркомат по железнодорожным делам (26.10.1917 - 24.02.1918) Марк Тимофеевич Елизаров (8.11.1917 - 7.01.1918) - русский 15. Наркомат государственного призрения (8.11.1917 - 20.03.1918) Александра Михайловна Коллонтай (30.10.1917 - 17.03.1918) - малоросска 16. Высший совет народного хозяйства (ВСНХ) Валериан Валерианович Осинский (Оболенский)(1.12.1917 - 22.03.1918) - великоросс
ВЫСШИЕ ОРГАНЫ ПАРТИЙНОЙ И ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ (1917-1924 гг.)
1. Генеральные секретари ЦК РСДРП(б)-РКП(б) Владимир Ильич Ленин (Ульянов)(1912 - 1922) - - метис, дед - обрусевший немец Иосиф Виссарионович Сталин (Джугашвили)(3.04.1922 - 5.03.1953) - осетин (по отцу, по матери - грузин)
2. Председатели Всероссийского ЦИК (ВЦИК) и ЦИК СССР
Лев Борисович Каменев (26.10 - 8.11.1917) - еврей Яков Михайлович Свердлов (8.11.1917 - 16.03.1919) - еврей Михаил Иванович Калинин (30.03.1919 - 17.01.1938) - великоросс
3. Секретари ВЦИК и ЦИК СССР
Варлам Александрович Аванесов (28.10.1917 - 8.07.1918) - армянин Авель Сафронович Енукидзе (8.07.1918 - 3.03.1935) - грузин
ВЫСШИЕ ОРГАНЫ ГОСУПРАВЛЕНИЯ (1917-1924 гг.)
I. СОСТАВ СОВНАРКОМА
1. Председатель – Владимир Ильич Ульянов (Ленин)(26.10.1917 - 21.01.1924) - - метис, дед - обрусевший немец
2. Наркомат внутренних дел:
Алексей Иванович Рыков (26.10. - 4.11.1917) - великоросс Григорий Иванович Петровский (17.11.1917 - 25.03.1919) - малоросс Феликс Эдмундович Дзержинский (30.03.1919 - 6.07.1923) - поляк Александр Георгиевич Белобородов (7.07.1923 - 13.01.1928) - великоросс
3. Наркомат земледелия
Владимир Павлович Милютин (26.10 - 4.11.1917) - великоросс Александр Григорьевич Шлихтер (13.11. - 24.11.1917) - обрусевший немец (отец: 1/2 немец, 1/2 казак; мать родом из украинских дворян) Андрей Лукич Колегаев (25.11.1917 - 16.03.1918) - великоросс Семен Пафнутьевич Середа (3.04.1918 - 10.02.1921) - малоросс Валериан Валерианович Оболенский (Осинский)(вр. 24.03.1921 - 18.01.1922) - великоросс Василий Григорьевич Яковенко (18.01.1922 - 7.07.1923) - великоросс Александр Петрович Смирнов (7.07.1923 - 19.12.1928) - великоросс
4. Наркомат труда
Александр Гаврилович Шляпников (26.10.1917 - 8.10.1918) - великоросс Василий Владимирович Шмидт (8.10.1918 - 29.11.1928) - обрусевший немец
5. а) Комитет по военно-морским делам
(26.10. - 8.11.1917),
Совет военных комиссаров (8.11. - 26.11.1917):
Владимир Александрович Антонов-Овсеенко - малоросс Павел Ефимович Дыбенко - малоросс Николай Васильевич Крыленко - великоросс
б) Наркомат по военным и морским делам (26.11.1917 - 20.06.1934)
Николай Ильич Подвойский (27.11.1917 - 14.03.1918) - малоросс Лев Давидович Троцкий (Бронштейн)(14.03.1918 - 26.01.1925) - еврей
в) Наркомат по морским делам (22.02 - 17.12. 1918)
Павел Ефимович Дыбенко (22.02. - 15.03.1918) - малоросс Лев Давидович Троцкий (Бронштейн)(6.04. - 17.12.1918) - еврей
6. а)Наркомат торговли и промышленности
Виктор Павлович Ногин (26.10. - 4.11.1917) - великоросс Александр Гаврилович Шляпников (и.о. 4.11.1917 - 26.03.1918) - великоросс Василий Михайлович Смирнов (и.о. 2 - 22.04.1918) - великоросс Мечислав Генрикович Бронский (и.о. 22.04. - 9.05.1918) - поляк Леонид Борисович Красин (14.05.1918 - 12.06.1920) - великоросс
12.06.1920 преобразован в Наркомат внешней торговли
б) Наркомат внешней торговли (1920 - 91)
Леонид Борисович Красин (12.06.1920 - 18.11.1925) - великоросс
в) Комиссия по внутренней торговле при СТО (24.12.1922 - 9.05.1924), Наркомат внутренней торговли СССР (9.05.1924 - 18.11.1925)
Андрей Матвеевич Лежава (24.12.1922 - 9.05.1924)(9.05. - 17.12.1924) - грузин Арон Львович Шейнман (17.12.1924 - 18.11.1925) - еврей
Иван Иванович Скворцов-Степанов (26.10.1917 - 20.01.1918)- великоросс Вячеслав Рудольфович Менжинский (20.01. - 28.03.1918) - поляк Исидор Эммануилович Гуковский (2.04. - 16.08.1918) - еврей (?) Николай Николаевич Крестинский (16.08.1918 - 10.10.1922) - малоросс Григорий Яковлевич Сокольников (Бриллиант) (10.10.1922 - 16.01.1926) - еврей
9. Наркомат иностранных дел:
Лев Давидович Троцкий (Бронштейн) (26.10.1917 - 8.04.1918) - еврей Георгий Васильевич Чичерин (9.04.1918 - 25.07.1930) - великоросс (мать из рода немецких дворян)
10. Наркомат юстиции
Георгий Ипполитович Ломов-Оппоков (26.10 - 9.12.1917) - великоросс Исаак Захарович Штейнберг (9.12.1917 - 16.03.1918) - еврей Петр Иванович Стучка(18.03. - 22.08.1918) - обрусевший латыш Дмитрий Иванович Курский (22.08.1918 - 18.02.1928) - великоросс
11. Наркомат продовольствия
Иван Адольфович Теодорович (26.10 - 4.11.1917) - поляк Александр Григорьевич Шлихтер (18.12.1917 - 24.02.1918) - обрусевший немец Александр Дмитриевич Цюрупа (25.02.1918 - 12.12.1921) - малоросс Николай Павлович Брюханов (12.12.1921 - 9.05.1924) - великоросс
13. Наркомат по делам национальностей (Наркомнац) РСФСР (1917 - 23).
Иосиф Виссарионович Джугашвили (Сталин) - грузин
14. а) Наркомат по железнодорожным делам (26.10.1917 - 24.02.1918)
Марк Тимофеевич Елизаров (8.11.1917 - 7.01.1918) - русский
б) Наркомат путей сообщения (24.02.1918 - 15.03.1946)
Алексей Гаврилович Рогов (24.02. - 9.05.1918) - великоросс Петр Алексеевич Кобозев (9.05. - 24.06.1918) - великоросс Владимир Иванович Невский (Кривобоков) (25.07.1918 - 15.03.1919) - великоросс Леонид Борисович Красин (30.03.1919 - 20.03.1920) - великоросс Лев Давидович Троцкий (Бронштейн)(и.о. 20.03. - 10.12.1920) - еврей Александр Иванович Емшанов (10.12.1920 - 14.04.1921) - великоросс Феликс Эдмундович Дзержинский (14.04.1921 - 2.02.1924) - поляк Ян Эрнестович Рудзутак (2.02.1924 - 11.06.1930) - латыш
15. а) Наркомат государственного призрения
(8.11.1917 - 20.03.1918) Александра Михайловна Коллонтай (30.10.1917 - 17.03.1918) - малоросска (по отцу, по матери - финка)
б) Наркомат социального обеспечения (1918 - 1991)
Александр Николаевич Винокуров (20.03.1918 - 30.06.1921) - великоросс Николай Александрович Милютин (и.о. 14.04.1921 - 29.12.1924) - великоросс Василий Григорьевич Яковенко (29.12.1924 - 2.10.1926) - великоросс
16. Наркомат государственных имуществ РСФСР
Владимир Александрович Карелин 9.12.1917 - 16.03.1918) - великоросс Петр Петрович Малиновский (и.о. 18.03. - 7.04.1918) - русский
17. Наркомат местного самоуправления РСФСР
Владимир Ефимович Трутовский (19.12.1917 - 12.06.1918) - русский
18. а) Наркомат государственного контроля РСФСР
Карл Иванович Ландер (9.05.1918 - 25.03.1919) - ? (прибалтийский немец или еврей) Иосиф Виссарионович Сталин (Джугашвили)(30.03.1919 - 7.02.1920) - осетин
б) Наркомат рабоче-крестьянской инспекции (Рабкрин) РСФСР
(7.02.1920 - 34) С 6.07.1923 объединение с Центр. контрольн. комиссией ВКП (б) в аппарат ЦКК-РКИ.
Иосиф Виссарионович Сталин (Джугашвили) (24.02.1920 - 25.04.1922) - осетин Александр Дмитриевич Цюрупа (25.04.1922 - 6.07.1923) - малоросс Валериан Владимирович Куйбышев (6.07.1923 - 5.11.1926) - великоросс
19. Наркомат здравоохранения
Александр Николаевич Винокуров (пред. Совета врачебных коллегий 21.01. - 27.06.1918) - великоросс Николай Алекандрович Семашко (11.07.1918 - 25.01.1930) - великоросс
IV. а)Центральный Комитет, избранный IX-м съездом РКП(б) 5.4.1920, члены
1. Андреев Андрей Андреевич - великоросс 2. Артём (Сергеев Фёдор Андреевич) - великоросс 3. Бухарин Николай Иванович - великоросс 4. Дзержинский Феликс Эдмундович - поляк 5. Зиновьев Григорий Евсеевич (Радомысльский Овсей-Герш Аронович) - еврей 6. Калинин Михаил Иванович - великоросс 7. Каменев (Розенфельд) Лев Борисович - еврей 8. Крестинский Николай Николаевич - малоросс 9. Ленин (Ульянов) Владимир Ильич - - метис, дед - обрусевший немец 10. Преображенский Евгений Алексеевич - великоросс 11. Радек (Собельсон) Карл Бернгардович - еврей 12. Раковский Христиан Георгиевич (Станчев Кръстю) - болгарин 13. Рудзутак Ян Эрнестович - латыш 14. Рыков Алексей Иванович - великоросс 15. Серебряков Леонид Петрович - великоросс 16. Смирнов Иван Никитич - великоросс 17. Сталин (Джугашвили) Иосиф Виссарионович - осетин 18. Томский (Ефремов) Михаил Павлович - великоросс 19. Троцкий (Бронштейн) Лев Давидович - еврей
б) Центральный Комитет, избранный IX-м съездом РКП(б) 5.4.1920, кандидаты в члены
1. Белобородов Александр Георгиевич - великоросс 2. Гусев Сергей Иванович (Драбкин Яков Давидович) - еврей 3. Залуцкий Пётр Антонович - русский 4. Милютин Владимир Павлович - великоросс 5. Молотов (Скрябин) Вячеслав Михайлович - великоросс 6. Муранов Матвей Константинович - малоросс 7. Ногин Виктор Павлович - великоросс 8. Петровский Григорий Иванович - великоросс 9. Пятницкий Иосиф Аронович (Таршис Иосиф Ориолович) - еврей 10. Смилга Ивар Тенисович - латыш 11. Стучка Пётр Иванович - обрусевший латыш 12. Ярославский Емельян Михайлович (Губельман Миней Израилевич) - еврей
Итог: русские - 18 (58%), евреи - 7 (23%)
V. а) Центральный Комитет, избранный X-м съездом РКП(б) 16.3.1921, члены
1. Артём (Сергеев Фёдор Андреевич) - великоросс 2. Бухарин Николай Иванович - великоросс 3. Ворошилов Климент Ефремович - великоросс 4. Дзержинский Феликс Эдмундович - поляк 5. Зиновьев Григорий Евсеевич (Радомысльский Овсей-Герш Аронович) - еврей 6. Калинин Михаил Иванович - великоросс 7. Каменев (Розенфельд) Лев Борисович - еврей 8. Комаров Николай Павлович (Собинов Фёдор Евгеньевич) - великоросс 9. Кутузов Иван Иванович - великоросс 10. Ленин (Ульянов) Владимир Ильич - метис, дед - обрусевший немец 11. Михайлов Василий Михайлович - великоросс 12. Молотов (Скрябин) Вячеслав Михайлович - великоросс 13. Орджоникидзе Георгий Константинович - грузин 14. Петровский Григорий Иванович - великоросс 15. Радек (Собельсон) Карл Бернгардович - еврей 16. Раковский Христиан Георгиевич (Станчев Кръстю) - болгарин 17. Рудзутак Ян Эрнестович - латыш 18. Рыков Алексей Иванович - великоросс 19. Сталин (Джугашвили) Иосиф Виссарионович - осетин 20. Томский (Ефремов) Михаил Павлович - великоросс 21. Троцкий (Бронштейн) Лев Давидович - еврей 22. Тунтул И. Я. - татарин 23. Фрунзе Михаил Васильевич - молдаванин (по отцу, по матери - русский) 24. Шляпников Александр Гаврилович - великоросс 25. Ярославский Емельян Михайлович (Губельман Миней Израилевич) - еврей
б) Центральный Комитет, избранный X-м съездом РКП(б) 16.3.1921, кандидаты в члены
1. Гусев Сергей Иванович (Драбкин Яков Давидович) - еврей 2. Залуцкий Пётр Антонович - великоросс 3. Зеленский Исаак Абрамович - еврей 4. Киров (Костриков) Сергей Миронович - великоросс 5. Киселёв Алексей Семёнович - великоросс 6. Куйбышев Валериан Владимирович - великоросс 7. Милютин Владимир Павлович - великоросс 8. Осинский Н. (Оболенский Валериан Валерианович) - великоросс 9. Пятаков Георгий (Юрий) Леонидович - великоросс 10. Сафаров (Вольдин) Георгий Иванович - ? 11. Смирнов Иван Никитич - великоросс 12. Сулимов Даниил Егорович - великоросс 13. Угланов Николай Александрович - великоросс 14. Чубарь Влас Яковлевич - малоросс 15. Шмидт Василий Владимирович - обрусевший немец
Итог: русские - 24 (60%), евреи - 7 (18%)
VI. а)Центральный Комитет, избранный XI-м съездом РКП(б) 2.4.1922, члены
1. Андреев Андрей Андреевич - великоросс 2. Бухарин Николай Иванович - великоросс 3. Ворошилов Климент Ефремович - великоросс 4. Дзержинский Феликс Эдмундович - поляк 5. Зеленский Исаак Абрамович - еврей 6. Зиновьев Григорий Евсеевич (Радомысльский Овсей-Герш Аронович) - еврей 7. Калинин Михаил Иванович - великоросс 8. Каменев (Розенфельд) Лев Борисович - еврей 9. Коротков Иван Иванович - великоросс 10. Куйбышев Валериан Владимирович - великоросс 11. Ленин (Ульянов) Владимир Ильич - - метис, обрусевший немец 12. Молотов (Скрябин) Вячеслав Михайлович - великоросс 13. Орджоникидзе Георгий Константинович - грузин 14. Петровский Григорий Иванович - великоросс 15. Радек (Собельсон) Карл Бернгардович - еврей 16. Раковский Христиан Георгиевич (Станчев Кръстю) - болгарин 17. Рудзутак Ян Эрнестович - латыш 18. Рыков Алексей Иванович - великоросс 19. Сапронов Тимофей Владимирович - великоросс 20. Смирнов Александр Петрович - великоросс 21. Сокольников Григорий Яковлевич (Бриллиант Гирш Янкелевич) - еврей 22. Сталин (Джугашвили) Иосиф Виссарионович - осетин 23. Томский (Ефремов) Михаил Павлович - великоросс 24. Троцкий (Бронштейн) Лев Давидович - еврей 25. Фрунзе Михаил Васильевич - молдаванин 26. Чубарь Влас Яковлевич - малоросс 27. Ярославский Емельян Михайлович (Губельман Миней Израилевич) - еврей
б)Центральный Комитет, избранный XI-м съездом РКП(б) 2.4.1922, кандидаты в члены
1. Бадаев Алексей Егорович - великоросс 2. Бубнов Андрей Сергеевич - великоросс 3. Гусев Сергей Иванович (Драбкин Яков Давидович) - еврей 4. Киров (Костриков) Сергей Миронович - великоросс 5. Киселёв Алексей Семёнович - великоросс 6. Комаров Николай Павлович (Собинов Фёдор Евгеньевич) - великоросс 7. Кривов Тимофей Степанович - великоросс 8. Лебедь Дмитрий Захарович - малоросс 9. Лепсе Иван Иванович - латыш 10. Лобов Семён Семёнович - великоросс 11. Мануильский Дмитрий Захарович - малоросс 12. Микоян Анастас Иванович - армянин 13. Михайлов Василий Михайлович - великоросс 14. Пятаков Георгий (Юрий) Леонидович - великоросс 15. Рахимбаев Абдулло Рахимбаевич - узбек 16. Сафаров (Вольдин) Георгий Иванович - ? 17. Смилга Ивар Тенисович - латыш 18. Сулимов Даниил Егорович - великоросс 19. Шмидт Василий Владимирович - немец
Итог:русские - 26 (56%), евреи - 8 (17%)
VII. а) Центральный Комитет, избранный XIII-м съездом РКП(б) 31.5.1924, члены
1. Андреев Андрей Андреевич - великоросс 2. Антипов Николай Кириллович - великоросс 3. Бубнов Андрей Сергеевич - великоросс 4. Бухарин Николай Иванович - великоросс 5. Ворошилов Климент Ефремович - великоросс 6. Дзержинский Феликс Эдмундович - поляк 7. Догадов Александр Иванович - великоросс 8. Евдокимов Григорий Еремеевич - великоросс 9. Залуцкий Пётр Антонович - великоросс 10. Зеленский Исаак Абрамович - еврей 11. Зиновьев Григорий Евсеевич (Радомысльский Овсей-Герш Аронович) - еврей 12. Каганович Лазарь Моисеевич - еврей 13. Калинин Михаил Иванович - великоросс 14. Каменев (Розенфельд) Лев Борисович - еврей 15. Квиринг Эммануил Ионович - немец 16. Киров (Костриков) Сергей Миронович - великоросс 17. Колотилов Николай Николаевич - великоросс 18. Комаров Николай Павлович (Собинов Фёдор Евгеньевич) - великоросс 19. Косиор Станислав Викентьевич - поляк 20. Красин Леонид Борисович - великоросс 21. Кржижановский Глеб Максимилианович - великоросс (отец из обрусевших поляков, мать - немка) 22. Кубяк Николай Афанасьевич - великоросс 23. Куклин Александр Сергеевич - великоросс 24. Лашевич Михаил Михайлович - еврей 25. Лепсе Иван Иванович - латыш 26. Лобов Семён Семёнович - великоросс 27. Мануильский Дмитрий Захарович - малоросс 28. Медведев Алексей Васильевич - великоросс 29. Микоян Анастас Иванович - армянин 30. Михайлов Василий Михайлович - великоросс 31. Молотов (Скрябин) Вячеслав Михайлович - великоросс 32. Николаева Клавдия Ивановна - великоросска 33. Орджоникидзе Георгий Константинович - грузин 34. Петровский Григорий Иванович - великоросс 35. Пятаков Георгий (Юрий) Леонидович - великоросс 36. Раковский Христиан Георгиевич (Станчев Кръстю) - болгарин 37. Рудзутак Ян Эрнестович - латыш 38. Румянцев Иван Петрович - великоросс 39. Рухимович Моисей Львович - еврей 40. Рыков Алексей Иванович - великоросс 41. Смирнов Александр Петрович - великоросс 42. Сокольников Григорий Яковлевич (Бриллиант Гирш Янкелевич) - еврей 43. Сталин (Джугашвили) Иосиф Виссарионович - осетин 44. Сулимов Даниил Егорович - великоросс 45. Томский (Ефремов) Михаил Павлович - великоросс 46. Троцкий (Бронштейн) Лев Давидович - еврей 47. Угланов Николай Александрович - великоросс 48. Уханов Константин Васильевич - великоросс 49. Фрунзе Михаил Васильевич - молдаванин 50. Харитонов Моисей Маркович - еврей 51. Цюрупа Александр Дмитриевич - малоросс 52. Чубарь Влас Яковлевич - малоросс 53. Шварц Исаак Израилевич - еврей
б) Центральный Комитет, избранный XIII-м съездом РКП(б) 31.5.1924, кандидаты в члены
1. Артюхина Александра Васильевна - великоросс 2. Бадаев Алексей Егорович - великоросс 3. Варейкис Иосиф Михайлович - литовец 4. Шейнфинкель Мирон Константинович - еврей 5. Гей Константин Вениаминович - великоросс 6. Глебов-Авилов (Авилов) Николай Павлович - великоросс 7. Голощёкин Филипп (Шая) Исаевич - еврей 8. Зорин (Гомбарг) Сергей Семёнович - еврей 9. Иванов Андрей Васильевич - великоросс 10. Иванов В. И. - великоросс 11. Кабаков Иван Дмитриевич - великоросс 12. Киркиж Куприян Осипович - белорус 13. Коростелёв Георгий Алексеевич - великоросс 14. Криницкий Александр Иванович - великоросс 15. Марков А. Т. - великоросс 16. Морозов Иван Титович - великоросс 17. Москвин Иван Михайлович - великоросс 18. Мясников (Мясникян) Александр Фёдорович - армянин 19. Нариманов Нариман Кербалай Наджаф оглы - азербайджанец 20. Орахелашвили Мамия (Иван) Дмитриевич - грузин 21. Рахимбаев Абдулло Рахимбаевич - узбек 22. Румянцев Константин Андреевич - великоросс 23. Рындин Кузьма Васильевич - великоросс 24. Сафаров (Вольдин) Георгий Иванович - ? 25. Скрипник Николай Алексеевич - малоросс 26. Смилга Ивар Тенисович - латыш 27. Стриевский Константин Константинович - белорус 28. Сырцов Сергей Иванович - великоросс 29. Толоконцев Александр Фёдорович - великоросс 30. Урываев Михаил Егорович (Георгиевич) - русский 31. Цейтлин В. Н. - еврей 32. Чаплин Николай Павлович - великоросс 33. Чудов Михаил Семёнович - великоросс 34. Шмидт Василий Владимирович - немец
Итог: русские - 54 (62%), евреи - 14 (16%)
VIII. а) Центральный Комитет, избранный XIV-м съездом ВКП(б) 31.12.1925, члены
1. Андреев Андрей Андреевич - великоросс 2. Антипов Николай Кириллович - великоросс 3. Артюхина Александра Васильевна - великоросс 4. Бадаев Алексей Егорович - великоросс 5. Бауман Карл Янович - латыш 6. Бубнов Андрей Сергеевич - великоросс 7. Бухарин Николай Иванович - великоросс 8. Ворошилов Климент Ефремович - великоросс 9. Дзержинский Феликс Эдмундович - поляк 10. Догадов Александр Иванович - великоросс 11. Евдокимов Григорий Еремеевич - великоросс 12. Жуков Иван Павлович - великоросс 13. Зеленский Исаак Абрамович - еврей 14. Зиновьев Григорий Евсеевич (Радомысльский Овсей-Герш Аронович) - еврей 15. Кабаков Иван Дмитриевич - великоросс 16. Каганович Лазарь Моисеевич - еврей 17. Калинин Михаил Иванович - великоросс 18. Каменев (Розенфельд) Лев Борисович - еврей 19. Квиринг Эммануил Ионович - немец 20. Киркиж Куприян Осипович - белорус 21. Киров (Костриков) Сергей Миронович - великоросс 22. Колотилов Николай Николаевич - великоросс 23. Комаров Николай Павлович (Собинов Фёдор Евгеньевич) - великоросс 24. Косиор Станислав Викентьевич - поляк 25. Котов Василий Афанасьевич - великоросс 2 6. Красин Леонид Борисович - великоросс 27. Кржижановский Глеб Максимилианович - великоросс 28. Кубяк Николай Афанасьевич -великоросс 29. Куликов Егор Фёдорович - великоросс 30. Лепсе Иван Иванович - латыш 31. Лобов Семён Семёнович - великоросс 32. Мануильский Дмитрий Захарович - малоросс 33. Медведев Алексей Васильевич - великоросс 34. Микоян Анастас Иванович - армянин 35. Михайлов Василий Михайлович - великоросс 36. Молотов (Скрябин) Вячеслав Михайлович - великоросс 37. Орджоникидзе Георгий Константинович - грузин 38. Петровский Григорий Иванович - великоросс 39. Пятаков Георгий (Юрий) Леонидович - великоросс 40. Радченко Андрей Фёдорович - малоросс 41. Раковский Христиан Георгиевич (Станчев Кръстьо) - болгарин 42. Рудзутак Ян Эрнестович - латыш 43. Румянцев Иван Петрович - великоросс 44. Рухимович Моисей Львович - еврей 45. Рыков Алексей Иванович - великоросс 46. Смилга Ивар Тенисович - латыш 47. Смирнов Александр Петрович - великоросс 48. Сокольников Григорий Яковлевич (Бриллиант Гирш Янкелевич) - еврей 49. Сталин (Джугашвили) Иосиф Виссарионович - осетин 50. Степанов-Скворцов (Скворцов) Иван Иванович - великоросс 51. Сулимов Даниил Егорович - великоросс 52. Толоконцев Александр Фёдорович - великоросс 53. Томский (Ефремов) Михаил Павлович - великоросс 54. Троцкий (Бронштейн) Лев Давидович - еврей 55. Угланов Николай Александрович - великоросс 56. Уханов Константин Васильевич - великоросс 57. Цюрупа Александр Дмитриевич - малоросс 58. Чичерин Георгий Васильевич - великоросс (мать из немецкого дворянского рода) 59. Чубарь Влас Яковлевич - малоросс 60. Чудов Михаил Семёнович - великоросс 61. Шварц Исаак Израилевич - еврей 62. Шверник Николай Михайлович - великоросс 63. Шмидт Василий Владимирович - немец
б)Центральный Комитет, избранный XIV-м съездом ВКП(б) 31.12.1925, кандидаты в члены
1. Авдеев Иван Ананьевич - великоросс
2. Варейкис Иосиф Михайлович - литовец 3. Гамарник Ян Борисович - еврей 4. Гей Константин Вениаминович - великоросс 5. Голощёкин Филипп Исаевич - еврей 6. Жданов Андрей Андреевич - великоросс 7. Иванов Владимир Иванович - великоросс 8. Икрамов Акмаль Икрамович - узбек 9. Калыгина Анна Степановна - великоросс 10. Каминский Григорий Наумович - еврей 11. Киселёв Алексей Семёнович - великоросс 12. Клименко Иван Евдокимович - малоросс 13. Кодацкий Иван Фёдорович - малоросс (великоросс?) 14. Кондратьев Тарас Кондратьевич - великоросс 15. Косиор Иосиф Викентьевич - поляк 16. Криницкий Александр Иванович - великоросс 17. Лашевич Михаил Михайлович - еврей 18. Ломинадзе Виссарион Виссарионович - грузин 19. Ломов (Оппоков) Георгий Ипполитович - великоросс 20. Лукашин Сергей Лукьянович (Срапионян Саркис) - армянин 21. Любимов Исидор Евстигнеевич - великоросс 22. Марков А. Т. - великоросс 23. Матвеев Дмитрий Игнатьевич - великоросс 24. Мельничанский Григорий Натанович - еврей 25. Москвин Иван Михайлович - великоросс 26. Мусабеков Газанфар Махмуд оглы - азербайджанец 27. Николаева Клавдия Ивановна - великоросска 28. Носов Иван Петрович - великоросс 29. Орахелашвили Мамия (Иван) Дмитриевич - грузин 30. Осинский Н. (Оболенский Валериан Валерианович) - великоросс 31. Постышев Павел Петрович - великоросс 32. Румянцев Константин Андреевич - великоросс 33. Рындин Кузьма Васильевич - великоросс 34. Семёнов Борис Александрович - великоросс 35. Серебровский Александр Павлович - великоросс 36. Скрипник Николай Алексеевич - малоросс 37. Стриевский Константин Константинович - белорус 38. Сырцов Сергей Иванович - великоросс 39. Угаров Фёдор Яковлевич - великоросс 40. Уншлихт Иосиф Станиславович - поляк 41. Урываев Михаил Егорович (Георгиевич) - великоросс 42. Чаплин Николай Павлович - великоросс 43. Эйхе Роберт Индрикович - латыш
Эта история началась 65 лет назад, поздней осенью 1939 г. Именно с этого времени и по сей день по публицистическим эссе и историческим работам в разных странах блуждает некий текст "речи Сталина", будто произнесенной им на якобы состоявшемся 19 августа 1939 г. сверхсекретном заседании Политбюро ЦК ВКП(б). В ней раскрывались потаенные мотивы решения Сталина заключить с Гитлером пакт о ненападении и его возможные последствия, связанные с этим надежды руководства СССР на использование предстоявшей войны между Германией и западными державами для революционизирования Европейского континента. Не прошли мимо этой речи некоторые крупные политики того времени и прежде всего сам Сталин. При этом У. Черчилль упомянул о ней в мемуарах буквально одной достаточно расплывчатой фразой, без каких-либо комментариев [1], а бывший премьер-министр Франции Э. Даладье, коснувшись ее содержания, заявил, что хотя и не может "удостоверить подлинность документа, содержащего текст «речи Сталина», но верит в его подлинность" [2]. Однако некоторые современные публицисты и историки лишены даже тени каких-либо сомнений, рассматривая эту "речь Сталина" в качестве ключевого документа по истории Второй мировой войны. "Любая попытка установить точную дату начала Второй мировой войны и время вступления СССР в нее неизбежно приводит нас к дате 19 августа 1939 года" [3].
"19 августа 1939 г. на внезапно созванном заседании Политбюро ЦК... в программной речи Сталин провозгласил, что теперь наступил момент поднести фитиль военного пожара также к пороховой бочке Европы" [4]. Как полагает американский историк Р. Раак, "эта ранее не публиковавшаяся речь является, несомненно, наиболее важным документом, извлеченным из советских архивов со времени их открытия..." [5]. Он, как утверждает российский историк В.Л. Дорошенко, "должен быть принят в качестве одного из основополагающих документов по истории Второй мировой войны" [6]. Именно так он и предстает в недавно вышедшей в Германии первой биографии Сталина, написанной профессором Гейдельбергского университета Х.-Д. Леве. Немецкий историк приводит обширные цитаты из этой "речи Сталина" с целью "раскрытия" намерений советского вождя, якобы рассматривавшего заключение пакта с Гитлером как необходимое условие для последующего революционизирования всего Европейского континента в ходе Второй мировой войны [7].
Однако текст этой "речи Сталина", известный по крайней мере западным историкам со времени своей первой публикации, т.е. с конца ноября 1939 г. и до конца 1980-х гг., не только никогда не рассматривался в качестве ключевого документа советской внешней политики или тем более Второй мировой войны [8], но не был даже помещен в изданных на Западе сборниках документов о советской внешней политике [9]. Нет его и в опубликованном Гарвардским университетом 14-м томе собрания сочинений Сталина [10]. И это несмотря на то, что все эти издания увидели свет в период "холодной войны", когда откровения советского диктатора могли стать бесценной находкой как для советологов, так и для политиков".
Пытаясь ответить на этот и ряд других вопросов, связанных с "речью Сталина" 19 августа 1939 г., я прослеживаю основные этапы истории этого "документа": в статье приводятся результаты, опубликованные его первым исследователем немецким историком Э. Йеккелем еще в 1958 г. [12], подробно рассматриваются обстоятельства нового всплеска интереса к "речи Сталина" в историографии с середины 1990-х гг. и вплоть до самого последнего времени в связи с одной находкой в бывшем Особом архиве в Москве. Здесь также анализируется на основе ранее неизвестных документов из российских архивов содержание этого текста и мотивы как его появления, так и реанимирования.
I
28 ноября 1939 г. информационное агентство Гавас распространило следующее сообщение [13]. : "Агентство Гавас получило из Москвы (через Женеву) от источника, который оно рассматривает как достойный абсолютного доверия, следующие сведения о заседании Политбюро, проведенного по инициативе Сталина 19 августа в 10 часов вечера, вскоре после которого СССР подписал известное политическое соглашение с рейхом: вечером 19 августа члены Политбюро были срочно созваны на секретное заседание, на котором присутствовали также видные лидеры Коминтерна, но только те, кто входил в русскую секцию [14]. Никто из зарубежных коммунистов, даже Димитров - генеральный секретарь Коминтерна, не был приглашен на это заседание [15], цель которого, не обозначенная в повестке дня, состояла в том, чтобы заслушать доклад Сталина". Далее следовала запись его основных положений *: * Места, где располагались появлявшиеся впоследствии дополнения в первоначально опубликованный текст, отмечены цифрами, обозначающими год, а в фигурных скобках - порядковый номер, указывающий на последовательность приведенных ниже дополнений.
"Мир или война [16].
Этот вопрос вступил в критическую фазу. Его решение целиком и полностью зависит от позиции, которую займет Советский Союз [17].
Мы совершенно убеждены, что, если мы заключим договор о союзе с Францией и Великобританией, Германия будет вынуждена отказаться от Польши и искать modus vivendi [18]. с западными державами [19]. Таким образом, войны удастся избежать [20], и тогда последующее развитие событий примет опасный для нас характер.
С другой стороны, если мы примем известное вам [21]. предложение Германии о заключении с ней пакта о ненападении, она, несомненно, нападет на Польшу, и тогда вступление Англии и Франции в эту войну станет неизбежным. (1941 {1} ).
При таких обстоятельствах у нас будут хорошие шансы остаться в стороне от конфликта, и мы сможем, находясь в выгодном положении, выжидать, когда наступит наша очередь. Именно этого требуют наши интересы. (1941 {2} ), (1942 {1}).
Итак, наш выбор ясен: мы должны принять немецкое предложение, а английской и французской делегациям ответить вежливым отказом и отправить их домой [22].
Нетрудно предвидеть выгоду, которую мы извлечем, действуя подобным образом. Для нас очевидно, что Польша будет разгромлена прежде, чем Англия и Франция смогут прийти ей на помощь. В этом случае Германия передаст нам часть Польши вплоть до подступов Варшавы, включая украинскую Галицию.
Германия предоставит нам полную свободу действий в трех прибалтийских странах. Она не будет препятствовать возвращению России Бессарабии [23]. Она будет готова уступить нам в качестве зоны влияния Румынию [24], Болгарию [25]. и Венгрию [26].
Остается открытым вопрос о Югославии, решение которого зависит от позиции, которую займет Италия. Если Италия останется на стороне Германии [27], тогда последняя потребует, чтобы Югославия входила в зону ее влияния [28], ведь именно через Югославию она получит доступ к Адриатическому морю. Но если Италия не пойдет вместе с Германией, то тогда она за счет Италии получит выход к Адриатическому морю, и в этом случае Югославия перейдет в нашу сферу влияния [29].
Все это в том случае, если Германия выйдет победительницей из войны. Однако мы должны предвидеть последствия как поражения, так и победы Германии. Рассмотрим вариант, связанный с поражением Германии. (1941 {3} ). У Англии и Франции будет достаточно сил, чтобы оккупировать Берлин и уничтожить Германию, которой мы вряд ли сможем оказать эффективную помощь [30].
Поэтому наша цель заключается в том, чтобы Германия как можно дольше смогла вести войну, чтобы уставшие и крайне изнуренные Англия и Франция были не в состоянии разгромить Германию.
Отсюда наша позиция: оставаясь нейтральными, мы помогаем Германии экономически, обеспечивая ее сырьем и продовольствием; однако, само собой разумеется, что наша помощь [31]. не должна переходить определенных границ, чтобы не нанести ущерба нашей экономике и не ослабить мощь нашей армии.
В то же время мы должны вести активную коммунистическую пропаганду, особенно в странах англо-французского блока и, прежде всего, во Франции. Мы должны быть готовы к тому, что в этой стране наша (так в тексте. - С.С.) партия во время войны будет вынуждена прекратить легальную деятельность и перейти к нелегальной. Мы знаем, что подобная деятельность требует больших средств, но мы должны без колебаний пойти на эти жертвы. (1942 {2}). Если эта подготовительная работа будет тщательно проведена, тогда безопасность Германии будет обеспечена, и она сможет способствовать советизации Франции. (1941 {4}). Рассмотрим теперь вторую гипотезу, связанную с победой Германии.
Некоторые считают, что такая возможность представляла бы для нас наибольшую опасность. В этом утверждении есть доля правды, но было бы ошибкой полагать, что эта опасность настолько близка и велика, как некоторые себе это воображают.
Если Германия победит, она выйдет из войны слишком истощенной, чтобы воевать с нами в ближайшие десять лет [32]. Ее основной заботой будет наблюдение за побежденными Англией и Францией, чтобы воспрепятствовать их подъему.
С другой стороны, Германия-победительница будет обладать огромными колониями; их эксплуатация и приспособление к немецким порядкам также займут Германию в течение нескольких десятилетий. Очевидно, что Германия будет слишком занята другим, чтобы повернуть против нас. (1941 {5}), (1942 {3}).
Товарищи, сказал в заключение Сталин, я изложил вам свои соображения. Повторяю, что в ваших (так в тексте. - С.С.) интересах, чтобы война разразилась между рейхом [33]. и англо-французским блоком. Для нас очень важно, чтобы эта война длилась как можно дольше, чтобы обе стороны истощили свои силы. Именно по этим причинам мы должны принять предложенный Германией пакт и способствовать тому, чтобы война, если таковая будет объявлена, продлилась как можно дольше. В то же время мы должны усилить экономическую [34] работу в воюющих государствах, чтобы быть хорошо подготовленными к тому моменту, когда война завершится".
"Доклад Сталина, выслушанный с благоговейным вниманием, не вызвал никакой дискуссии. Было задано только два малозначительных вопроса, на которые Сталин ответил. Его предложение о согласии на заключение пакта о ненападении с рейхом было принято единогласно. Затем Политбюро приняло решение поручить председателю Коминтерна Мануильскому [35]. совместно с секретарем Димитровым под личным руководством Сталина разработать надлежащие инструкции для коммунистической партии за рубежом".
Распространенный агентством Гавас текст был опубликован 28 ноября во французской прессе [36]. Несмотря на то, что в Германии он не публиковался, Берлин не остался безучастен к этой "сенсации". 29 ноября МИД направил посольству в Москве текст сообщения Гавас [37]. с просьбой информировать о реакции на него в официальных кругах СССР, а также обратить внимание Наркоминдела на желательность соответствующего отклика в советской прессе [38]. Однако, еще не будучи полученным в посольстве [39], вопрос был фактически снят: советская реакция на сообщение Гавас последовала уже 30 ноября [40]. и на самом высоком уровне - в форме ответа Сталина на вопрос редактора газеты "Правда" [41]. "О лживом сообщении агентства Гавас
Редактор «Правды» обратился к т. Сталину с вопросом: как относится т. Сталин к сообщению агентства Гавас о «речи Сталина», якобы произнесенной им «в Политбюро 19 августа», где проводилась якобы мысль о том, что «война должна продолжаться как можно дольше, чтобы истощить воюющие стороны». Тов. Сталин прислал следующий ответ:
«Это сообщение агентства Гавас, как и многие другие его сообщения [42], представляет вранье. Я, конечно, не могу знать, в каком именно кафешантане сфабриковано это вранье. Но как бы ни врали господа из агентства Гавас, они не могут отрицать того, что:
а) не Германия напала на Францию и Англию, а Франция и Англия напали на Германию, взяв на себя ответственность за нынешнюю войну;
б) после открытия военных действий Германия обратилась к Франции и Англии с мирными предложениями, а Советский Союз открыто поддержал мирные предложения Германии, ибо он считал и продолжает считать, что скорейшее окончание войны коренным образом облегчило бы положение всех стран и народов;
в) правящие круги Англии и Франции грубо отклонили как мирные предложения Германии, так и попытки Советского Союза добиться скорейшего окончания войны. Таковы факты. Что могут противопоставить этим фактам кафешантанные политики из агентства Гавас?»" Опубликованный текст, причем не только ответа, но и вопроса, несомненно составленный лично Сталиным [43], несет на себе отпечаток большого раздражения его автора. Чем это объяснить? Почему Сталин пошел на столь очевидное и, самое главное, публичное передергивание еще свежих фактов, заострив и на этот раз авторизовав основные положения не просто прогерманской, а фактически пронацистской статьи "Мир или война?" [44]. Есть серьезные основания полагать, что у Сталина было как минимум два веских повода для подобного недипломатичного заявления, которые ни по существу, ни по форме не имели ничего или очень мало общего со стремлением убедить мировую общественность в отсутствии замыслов, содержащихся в приписываемом ему агентством Гавас выступлении. Сталин мог опасаться, что опубликованный текст способен нанести серьезный ущерб советско-германским отношениям и особенно реализации достигнутых в августе-сентябре 1939 г. договоренностей о разделе Восточной Европы. Не случайно комментарий Сталина был опубликован безотлагательно именно 30 ноября: в этот день СССР начал войну с Финляндией, в ходе которой Сталин был особенно заинтересован в максимально благожелательной позиции Берлина.
Ответ Сталина был выдержан в весьма типичной для его стиля полемики форме, а именно - "инкриминировать врагу свои собственные преступления, свою собственную тактику" [45]. Правда, в данном случае он обвинял западные державы в том, что совершила нацистская Германия, не забывая при этом и о необходимости выдать индульгенцию самому себе. Однако Сталин зря волновался, реакция Берлина была совершенно спокойной. Там были вполне удовлетворены опубликованным ответом Сталина, поместив его в немецких газетах под крупными заголовками [46]. При этом в Берлине явно не придавали серьезного значения этому событию [47], так как были заняты подготовкой западной кампании и начавшейся советско-финской войной. И. Геббельс, как правило, фиксировавший в то время в дневнике все выгодные для Германии высказывания советских лидеров и центральной советской прессы, на этот раз обошел слова Сталина полным молчанием [48].
II
Более полутора лет никто не вспоминал о "речи Сталина". Однако 22 июня 1941 г. все изменилось, и уже 12 июля 1941 г. бывший женевский корреспондент Гавас Анри Рюффен публикует статью в газете "Journal de Geneve" под заголовком "Два документа" [49]. Одним из них был текст "речи Сталина" 19 августа 1939 г. Из публикации Рюффена следовало, что именно он 27 ноября 1939 г. передал агентству Гавас полученный им из не афишируемого источника ("secret professionnel") текст "речи Сталина". Причем, представленный им в 1941 г. вариант был дополнен несколькими новыми фразами. 1. "В результате [войны] Западная Европа подвергнется глубокому разрушению".
2. "Диктатура коммунистической партии возможна лишь в результате большой войны..."
3. "В случае поражения Германии, - сказал он, - неизбежно последует ее советизация и создание коммунистического правительства".
4. "Но для этого необходимо, чтобы война продолжалась как можно дольше, и именно в этом направлении должны быть задействованы все наши средства".
5. "Если мы окажемся достаточно ловкими, чтобы извлечь выгоду из развития событий, мы сможем прийти на помощь коммунистической Франции и превратить ее в нашего союзника, равно как и все народы, попавшие под опеку Германии". Дополнения, сделанные Рюффеном, носили как антисоветский, так и пронацистский характер, недвусмысленно намекая на спасительную миссию Германии как "защитницы" европейской цивилизации. И на этот раз нацистская пресса без промедления откликнулась на публикацию Рюффена, которая органично вписалась в начатую Геббельсом "крупную пропагандистскую кампанию против большевизма" под лозунгом: "Пелена спала: Москва без маски" [50]. В последующие дни в Германии появились статьи под крупными заголовками: "Война в Европе должна подготовить почву для мировой революции. Сенсационные французские документы о двойной игре Сталина" [51]. "Эта война должна длиться как можно дольше. Сенсационные разоблачения о подлой двойной игре Москвы" [52].
Следующая версия текста "речи Сталина" появилась в книге французского профессора А. де Ла Праделя "Щупальца марксизма. Возникновение, тактика и действия советской дипломатии 1920-1940" [53], изданной на контролировавшейся режимом Виши территории. В одной из ее глав "Признания Сталина" были помещены уже в основном известные "Документы Рюффена" с предисловием журналиста. Вместе с тем в версии 1942 г. содержалось несколько новых дополнений к уже известным вариантам. 1. "Опыт последних двадцати лет ясно доказывает, что в мирное время в Европе не может быть коммунистического движения достаточно сильного, чтобы взять власть. Такое движение и, следовательно, сама (диктатура коммунистической партии возможны лишь в результате большой войны. - См. дополнение 1941 {2} )".
2. "Мы знаем, что эта деятельность требует больших средств, но мы должны пойти на эти жертвы без колебаний и поручить французским товарищам поставить в числе первоочередных задач подкуп полиции" (дополнение выделено курсивом).
3. "Но нужно быть готовым и к другому: в побежденной Франции неизбежно произойдет коммунистическая революция. Если мы будем достаточно ловкими, чтобы извлечь выгоду из этого обстоятельства, мы сможем прийти на помощь коммунистической Франции и превратить ее в нашего союзника. Нашими союзниками станут также все те народы, которые оказались под опекой (См. дополнение 1941 {5} ) Германии-победительницы, и перед нами, таким образом, откроется широкое поле деятельности". Содержание дополнений 1942 г. свидетельствует о все большем смещении акцентов в "речи Сталина" на взаимодействие СССР и французских коммунистов в советизации Франции и остальной Европы. И это не случайно. Неизвестно, в каком именно месяце 1942 г. увидела свет книга де Ла Праделя, но в любом случае его книга в целом и публикация "речи Сталина" с дополнениями Рюффена - это реакция на изменения на фронтах Второй мировой войны и активизацию движения Сопротивления во Франции, в котором значительную роль играли коммунисты [54], т.е. реакция на проблемы, вызывавшие озабоченность Вишистского режима.
В предисловии Рюффена приводились и некоторые подробности того, как он оказался обладателем информации, распространенной агентством Гавас. На протяжении трех недель, т.е. с начала ноября 1939 г., среди журналистов и политиков курсировали слухи о совершенно секретном заседании Политбюро ЦК ВКП(б), принявшем исключительно важное решение, касающееся войны. Эти слухи обретали различную форму, наполняясь деталями, например, о том, в какой мере от Сталина зависит будущее Европы, но при этом все оставалось только на уровне слухов. Рюффен предпринял попытки получить более точную информацию, но они оказались безрезультатными. И вдруг представилась возможность войти в контакт с высокопоставленным лицом, чья информированность не вызывала сомнений. Это лицо и предоставило все необходимые сведения, которые Рюффен записал как можно точнее [55].
Прошло еще 2 года, и в издававшемся в Виши журнале "La Revue universelle" Рюффен публикует статью "План Сталина (ноябрь 1939 г.)" [56], где вновь приводится "речь Сталина", но на этот раз в варианте почти идентичном тому, что был опубликован в книге де Ла Праделя. Однако при этом сама история появления "речи Сталина" выглядела иначе, чем в этой книге. Согласно этой версии, ничего не подозревавший Рюффен находился 27 ноября 1939 г. в женевском бюро агентства Гавас, когда неожиданно появился посетитель, доверивший ему документ. После тщательного анализа, не оставившего никаких сомнений в подлинности документа, Рюффен в тот же вечер передал его в Париж [57].
На этой публикации Рюффена 1944 г. завершается "военная история" "речи Сталина". Йеккель проследил все этапы трансформации ее текста и даже вступил с Рюффеном в переписку во второй половине 1950-х гг. Рюффен подтвердил, что именно он был посредником в передаче текста "речи Сталина" агентству Гавас. Однако уже на второе письмо, в котором содержались конкретные вопросы, касающиеся расхождений между двумя опубликованными лично Рюффеном текстами и вариантом, помещенным в книге де Ла Праделя, он не ответил [58]. И, по-видимому, не случайно. Йеккель установил, что Рюффен придерживался ярко выраженных антикоммунистических взглядов, отразившихся в написанной им еще в середине 1920-х гг. книге "Грядет ли опять война?" [59] и получивших дальнейшее развитие в более поздних статьях периода войны [60]. Это во многом объясняет, почему именно Рюффен оказался причастен к публикации "речи Сталина" и ее вариантов. Трудно сказать, был ли Рюффен автором или соавтором приписываемого Сталину текста, но определенно он мог знать немало о его происхождении. Поэтому ему было что скрывать даже во второй половине 1950-х гг.
На основании тщательного исследования Йеккель пришел к выводу, что "документ" вызывает серьезные сомнения, как с точки зрения его происхождения, так и по содержанию, местами совершенно немыслимому. "Всего этого было бы достаточно, чтобы так называемую речь Сталина исключить из использования в научной литературе, если и не как доказуемо фальшивую, то, во всяком случае, как в высшей степени сомнительную" [61]. При этом "речь" не содержала никакой новой информации (за исключением явно абсурдных положений), которая не была бы известна в ноябре 1939 г. любому наблюдателю. Поэтому, резюмировал Йеккель, эта "речь" могла бы вполне представлять собой "фиктивно-пророческий" набросок "специалиста по большевизму" [62]. Появление столь содержательной статьи не могло не повлиять на отношение к этому "документу" западных [63].историков, в подавляющем большинстве принявших аргументацию Йеккеля.
Судьба "речи Сталина" 19 августа 1939 г. на этом не закончилась - время от времени ее вспоминали и даже цитировали преимущественно праворадикальные авторы на Западе, хотя и не акцентировали на ней внимания [64]. Так наверное и остались бы в историографии текст "речи Сталина", распространенный агентством Гавас в конце ноября 1939 г., и почти таинственная история его различных публикаций неким полузабытым эпизодом политической интриги, но наступили другие времена.
III
В ходе начавшейся в СССР во второй половине 1980-х гг. перестройки постепенно появились возможности для научного исследования советской внешней политики на базе ранее совершенно недоступных архивных документов. Этот процесс идет сложно, порой болезненно, с неизбежными рецидивами, связанными со стремлением определенной группы российских историков при помощи селективного подбора архивных документов оправдать действия Сталина, якобы руководствовавшегося исключительно национально-государственными интересами. С другой стороны, некоторые историки, исходя из бесспорного постулата, что во главе установленного большевиками в СССР тоталитарного режима стоял один из крупнейших преступников XX в., полагают, что нет таких отягчающих фактов и документов, которые нельзя было бы инкриминировать Сталину, а поэтому тщательная проверка и перепроверка каждого очередного факта и документа на предмет их соответствия исторической истине не обязательна, и действуют по принципу: чем больше обвинений, тем лучше. Однако подобный подход, сочетающий в себе агрессивность и не менее очевидный непрофессионализм, чреват серьезными издержками: каждое приписываемое Сталину деяние, не находящее подтверждения, неизбежно вызывает цепную реакцию псевдоопровержений, ставя под сомнение уже доказанные факты и вооружая вновь активизировавшихся неосталинистов новыми аргументами по реабилитации преступного режима и его вождя [65].
Все сказанное имеет самое непосредственное отношение и к истории с "речью Сталина" 19 августа 1939 г. Реанимации интереса к ней предшествовали некоторые события на околоисторическом фронте. В 1985 г. в Англии появилась статья перешедшего на Запад офицера ГРУ, скрывшегося под псевдонимом В. Суворов. Автор обосновывал тезис о намерении Сталина летом 1941 г. напасть на Германию [66]. Опубликованная в журнале британского Института оборонных исследований, она скорее всего привлекла бы внимание лишь специалистов, как еще одна, причем не новая, интерпретация событий 1941 г., если бы не реклама, сделанная взглядам В. Суворова в "Frankfurter Allgemeine Zeitung" [67]. Тем самым фактически было положено начало новому "спору историков" [68], на этот раз по поводу тезиса о "превентивной войне" 1941 г., не законченному и по сей день [69].
Еще до того как центр этой дискуссии в начале 1990-х гг. сместился в Россию, В. Суворов выпустил в 1989 г. первую эпатирующую книгу "Ледокол" [70], которая, будучи наполнена произвольно отобранными фактами и вырванными из контекста цитатами, ставила своей задачей обоснование тезиса о якобы готовящемся Сталиным нападении на Германию в 1941 г. [71]. При всем нагромождении фактов, представленных в "Ледоколе", в книге ощущался явный дефицит "программно-теоретического" обоснования заинтересованности Сталина во Второй мировой войне как возможности реализовать свои экспансионистские замыслы и осуществить советизацию Европы. Поскольку Суворов располагал не сообщением агентства Гавас, а лишь реакцией Сталина на него, то его писательская фантазия концентрируется на заседании Политбюро 19 августа 1939 г., где было "принято бесповоротное решение осуществить... план «освобождения Европы» , означавшее не что иное, как «точную дату начала Второй мировой войны и время вступления СССР в нее»..." [72].
В начале 1994 г. Суворов выпустил книгу "День - М", где развивал тезис о том, что Сталин начал Вторую мировую войну 19 августа 1939 г. [73]. По мнению Суворова, именно в этот день "Сталин принял решения, которые повернули мировую историю" [74]. При этом он обрушивает свой полемический раж на тех, кто принижал значение этого дня в мировой истории, доказывая, что "в этот день никаких решений не принималось, и вообще заседания Политбюро 19 августа 1939 года вовсе не было" [75]. Для доказательства обратного В. Суворов ссылается на статью Д.А. Волкогонова, признавшего, что он сам якобы держал в руках протоколы того самого заседания [76]. В действительности же Волкогонов писал [77]: "В. Суворов настойчиво подчеркивает особое значение даты 19 августа 1939 г., когда, по его мнению, было принято решение о нападении на Германию. Разочарую автора: действительно, 19 августа заседание Политбюро состоялось, но военный вопрос стоял лишь такой: «Об отсрочке призыва в РККА рабочих строительства железной дороги Акмолинск-Карталы (по телеграмме Скворцова)». И все. Никакого упоминания о плане «Гроза» [78]. и т.д."
Из статьи Волкогонова видно, что он "держал в руках" не протокол заседания Политбюро от 19 августа 1939 г., а решение Политбюро от 19 августа 1939 г. [79]. В конце 1930-х гг. количество вопросов, по которым Политбюро принимало решения, постоянно возрастало, но при этом число зафиксированных в протоколах заседаний Политбюро неизменно сокращалось (в 1937 г. - 7 заседаний, в 1938 г. - 5). В 1939 г. Политбюро приняло решения по 2855 вопросам [80], тогда как в течение года было проведено только 2 заседания Политбюро, оформленные именно как его заседания соответствующими протоколами, - 29 января и 17 декабря.
Абсолютное большинство решений готовилось Оргбюро и Секретариатом ЦК и принималось путем опроса членов Политбюро, либо на совещаниях в узком кругу в кабинете Сталина [81]. Именно на встречах руководящей "пятерки" в Кремле или в неофициальной обстановке, в полном или неполном составе принимались важнейшие решения, которые затем могли оформляться, но могли и не оформляться в качестве решений Политбюро. Таким образом, очевидно, что Волкогонов допустил ошибку, отождествив наличие решения Политбюро от 19 августа 1939 г. по одному вопросу [82] с фактом проведения в этот день заседания Политбюро. Конечно, в этот день Сталин принимал самые различные решения (например, о визите рейхсминистра И. Риббентропа в Москву) [83] отдавал письменные и устные указания, встречался в Кремле с узким кругом лиц [84], с ними в основном обсуждал вопросы, связанные с советско-германскими отношениями, мог он продолжать обсуждение этих и других вопросов и вечером на даче. Единственное, чего Сталин не делал 19 августа 1939 г., - не выступал с речью на расширенном заседании Политбюро. Его в тот день просто не было. Исследователям не известны документы, в том числе и из архивного фонда Сталина, или чьи-либо свидетельства, которые могли бы подтвердить информацию агентства Гавас о заседании Политбюро 19 августа 1939 г. [85].
