Класс крестьян.

Крестьянство - это один из основных классов феодального способа производства, угнетаемый класс. Основой данного способа производства является сельскохозяйственный труд с элементами кустарного (ремесленного) производства орудий труда. За счет этого крестьянин оказывается "прикрепленным" к земле, собственником которой является аристократ-дворянин (феодал), изымающий на основании собственности ту или иную часть продукта, производимого крестьянином. Социальное превосходство феодала, кроме того, закреплено юридически. Крестьяне не имеют гражданских прав, причем порой настолько, что практически становятся собственностью феодала, как было в России.

В связи с низким уровнем орудий труда и агротехники крестьяне производят сравнительно незначительное количество продукта. Если учесть крайнюю зависимость крестьян как от природных условий, так и от прихотей феодала, для выживания крестьяне образуют крестьянскую общину (мир). В общине происходит равное распределение продукта между всеми членами общины, вне зависимости от труда, вложенного в конкретный период времени каждым членом. С другой стороны, в общине невозможно жить не работая с полной отдачей, жить за счет других, так как, будучи на виду, каждый член общины гласно или негласно контроллируется общиной. Такой уравнительностью компенсируются частные перекосы в производстве продукта, например, неуражай на одном из наделов, нетрудоспособность одного из членов общины.

В России в 1861 году происходит отмена крепостного права, ставшая следствием начавшихся изменений в характере и формах труда крестьян (отхожие промыслы и т.п.) и капитализации помещичьего хозяйства, крестьянский уклад начинает ускоренно разъедаться буржуазным способом производства. Начинается заметное расслоение крестьянства на кулачество (буржуазия), середняков (мелкая буржуазия) и батраков (пролетариат). Разумеется, резких границ между этими группами не существует до Октябрьской революции, постоянно идут процессы социальной миграции внутри крестьянства. Процесс проникновения капитализма на село и расслоения крестьянства тем не менее довольно медленно меняет производственные отношения и устраняет крестьянские классовые черты из масс.

Поэтому к Октябрьской революции большевики получили население с сильнейшей крестьянской классовой остаточностью. Поэтому вопрос об отношении к крестьянству для большевиков был очень важным.

Классовые черты крестьянства и других классов.

Образ жизни крестьян формировал в них определенные черты, самые яркие из которых рассмотрим ниже.

Уравнительность. Эта черта связана с уравнительным распределением внутри общины (см. выше). Крестьяне формируют свой идеал справедливости: "от каждого по способностям - всем поровну". Именно этот принцип народники считают наиболее идеальным, вследствие чего борются против разрушения крестьянской общины капиталистическим отношениями. Как мы помним, в классовом обществе пролетариат формирует свой идеал справедливости: "от каждого по способностям, каждому по труду".

Следует отметить, что в капиталистическом обществе наиболее близким по классовым чертам крестьянству является мелкая буржуазия. Но мелкая буржуазия обладает двойственной классовой природой - и трудящегося, и буржуа. В силу этого она берет для себя только то, что ей в данный момент напрямую выгодно. Поэтому более или менее значительная часть мелкой буржуазии выдвигает требование уравнительного распределения. Однако основным отличием от крестьянства является то, что в общине крестьянин готов и принимать продукт и отдавать его. Мелкая буржуазия же готова только брать продукт, она всегда требует уравнительного распределения за счет более состоятельных слоев, дабы поправить за их счет свое материальное положение, аппелируя тем не менее к справедливости. А вот добровольно делить свой продукт она не будет ни с кем. Разумеется, если только не будет перспективы какой-то выгоды от этого (индивидуализм).

Патриотизм. Крестьянский патриотизм порождается любовью к земле, на которой крестьянин работает, которая является для него единственным источником продукта. Крестьянин любит деревню, где его надел, любит область, где его деревня, любит страну, где его область. Фактически крестьянин безразлично относится к национальной принадлежности, что сближает его с интернациональным пролетариатом. Но пролетариат кроме интернационализма обладает пролетарским патриотизмом. В чем он заключается? Заключается он в том, что у пролетария нет буржуазного отечества. У пролетариата поэтому нет патриотизма до тех пор, пока на карте мира не появляется пролетарское классовое государство. Это государство становится родиной для любого рабочего, и любой рабочий становится патриотом этого государства. И крестьяне, проживающие на территории этого государства, легко принимают этот патриотизм.

Буржуазия и мелкая буржуазия формируют свое понимание патриотизма. Хотя патриотизмом это называть не следует. Например, если буржуазия находит источник дохода в своей стране, то она формирует буржуазный национализм, маскируя его патриотической фразой. Мелкая буржуазия подстраивается под текущую обстановку. Она может быть как националистической, так и космополитической. Космополитизм, в частности, является оправданием для поиска большего заработка за пределами своей страны. Космополитизм в силу этого не является синонимом интернационализма.

Самоорганизация и самодисциплина. В силу характера производства крестьянство обладает указанными чертами. Это определяется значительной зависимостью крестьянского труда от внешних факторов, например от природных условий. Крестьянин всегда сам решает, в какой день работать, в какой отдыхать, когда работать сутками, а когда сидеть дома. В этом он отличается от пролетариата, который дисциплинируется и организуется извне ритмичным характером промышленного производства. Но в этом крестьянство роднится с мелкой буржуазией, которая так же сама организует свое производство и реализацию продукции.

Общинный коллективизм. Об общине сказано выше. Здесь следует лишь отметить следующее. Не смотря на то, что крестьянство легко принимает идеи пролетарского коллективизма, корни их находятся в разных местах: у крестьян в общине, у рабочих - в коллективном характере промышленного производства. В силу этого крестьянский общинный коллективизм глубже проникает в личную жизнь отдельного человека (в деревне все все про всех знают), в то время как общественная жизнь рабочего заканчивается едва он выходит за проходную.
Мелкая же буржуазия характеризуется индивидуализмом.

Накопительство. В связи с тем, что крестьянин является крайне зависимым человеком (его доход зависит от природных условий, от чиновника, от цен на продукцию, от здоровья его и его родных и т.д.), крестьянин стремится сделать запасы "на черный день". Это его так же роднит с мелким буржуа, который зависит от внешних факторов даже в большей мере, так как за мелким буржуа не стоит община. Пролетариат не склонен к накопительству в связи с гарантированной систематической платой за труд.

Чинопочитание. Эта черта связана так же с тем, что доход крестьянина зависит от поведения чиновника (в феодальном обществе на это накладывалось и то, что чиновниками были аристократы). Поэтому крестьянин был склонен расположить к себе чиновника. Это его роднит с мелким буржуа, доход которого так же зависит от прихоти чиновников.

Таким образом, крестьянство, существовавшее на момент Октябрьской революции, как класс сегодня не существует, то есть нет достаточного количества людей, обладающих полным набором крестьянских классовых черт. Поэтому следует отказаться от термина "крестьянство" и характеризовать людей, занятых в сельском хозяйстве, в зависимости от их реальной классовой принадлежности.

Источник

Состояние «класс для себя» означает появление у рабочего класса классового самосознания и элементов классового пролетарского сознания, что объективно связано с практикой классовой борьбы и с организацией пролетариев для этой борьбы, начиная с ее низших форм. Рабочий класс осознает себя особой социальной группой, играющей в обществе определенную и даже весьма важную роль производителя материальных благ. Это самосознание, но еще не классовое политическое - социалистическое - сознание.

Что касается социалистического сознания рабочего класса, то тут следует согласиться с В.И. Лениным в том, что сам рабочий класс стихийно, из экономической борьбы с капиталистами, не в состоянии его выработать. Оно привносится в рабочее движение также извне классовых отношений с буржуазией - из отношений всех классов и социальных слоев друг к другу, правительству и государству. В силу характера труда пролетариата сам он не способен увидеть все эти отношения, поэтому задача выработки классового политического сознания и внесения его в пролетарские массы как напрямую, так и через все классы и слои населения, ложится на коммунистическую партию.

Кроме того, рабочий класс при определенных условиях может находиться в еще одном состояниии - «класс для всех», в том смысле, что будучи у власти он способен обуздать свой классовый эгоизм для решения тактических задач социалистического строительства и многое сделать для развития других слоев, групп и классов общества. Классовый интерес пролетариев - социализм - является выражением объективных потребностей общественного развития. Пролетариат не может освободиться от наемного рабства, не освобождая всего общества от всякого гнета и эксплуатации. Это и делает его единственным до конца последовательным революционным классом.

А теперь собственно к чертам пролетариата.

Рабочий класс, или пролетариат (буду использовать эти термины как синонимы) - один из основных классов капиталистического способа производства, класс наемных работников, угнетаемый в рамках данного способа класс. Особенности капиталистического способа производства описывать не буду: мои регулярные политизированные читатели либо с ними знакомы, либо с легкостью найдут материал. Отмечу лишь, что наиболее полно нижеперечисленными чертами со временем начинает обладать в первую очередь фабрично-заводской пролетариат.

Организованность и дисциплинированность. Характер большинства крупных промышленных предприятий предполагает наличие определенного режима производства, согласования выполняемых функций между подразделениями и отдельными работниками, организации производства вцелом и в частностях. Необходимость поддержания режима работы регламентирует и работу персонала. Отсутствие необходимости самому организовывать свой труд исключают у рабочих черты анархизма. То есть, сам характер промышленного производства дисциплинирует рабочих, учит их быть организованными и таким образом воспитывает в них указанные качества.

В отличие от рабочих, мелкие буржуа и крестьяне в силу характера своего труда: ненормируемого и зависимого от огромного количества факторов - анархичного, обладают такими чертами как самоорганизация и самодисциплина. Они сами решают, когда и что им делать.

Пролетарский коллективизм. Упомянутый характер производства объединяет в процессе производства большое количество людей, одновременно выполняющих производственные функции. Рабочие, таким образом, в процессе работы взаимодействуют друг с другом, налаживают контакты, и т.д. и в конце концов утрачивают индивидуалистические черты, учатся думать не только о себе, но и об окружающих людях. Однако, дальше коллективных рабочих отношений пролетарский коллективизм не заходит. Личная, семейная, интимная жизнь остается индивидуальной, за пределами коллектива (но до тех пор, пока некоторые аспекты этой жизни не касаются жизни общества вцелом).

В этом отличие от коллективизма крестьянско-общинного, который в силу крестьянского бытия проникает глубоко в личную и семейную жизнь каждого члена общины.
Мелкий буржуа обладает индивидуализмом. Это связано с индивидуальным способом организации своего производства, с защитой себя от конкурентов и чиновников. Кроме того, мелкий буржуа часто идет на незначительные правонарушения или просто на поступки, идущие вразрез с общественной моралью для получения большего дохода, что тоже не должно становиться достоянием общественности.

Интернационализм и пролетарский патриотизм. В процессе производства в силу необходимости взаимодействия между собой рабочие вступают в такие отношения, которые вынуждают рассматривать других рабочих как членов коллектива вне зависимости от их национальной или расовой принадлежности. Промышленное производство, кроме того, дисциплинируя рабочих, вынуждает их отказываться от каких-то традиционных этно-национальных обычаев, мешающих выполнению должностных обязанностей. Таким образом рабочие обретают интернационалистские черты.
Интернационализм иногда путают с космополитизмом (или намеренно выдают за таковой). Но это в корне разные вещи. Космополитизм - черта мелкбуржуазного интеллигента, индивидуалиста. Когда этот "гражданин мира" находит себе работу с большей зарплатой, он готов переехать в любую страну и работать на любого работодателя. Обратной стороной космополитизма является национализм. Национализм присущ мелкому буржуа (равно как и крупному), имеющему доход в определенной стране, в определенной местности. Национализм буржуазией часто маскируется под патриотизм - атавистическую черту крестьянства, связанную с тем, что крестьянство живет с аграрного производства на определенном земельном наделе в определенной местности в определенном государстве.
Кроме того, когда пролетариат берет власть и начинает строить свое классовое государство, у него появляется такая черта, как пролетарский патриотизм - стремление защитить и сохранить свою власть и свое государство от внешнего и внутреннего врага.
Подробнее о разных видах патриотизма здесь.

Это основные, самые яркие классовые черты. Есть и менее значимые.

Стремление к равенству. Если крестьяне (и, при определенных обстоятельствах, мелкие буржуа) в той или иной мере стремятся к уравниловке ("от каждого по способностям - всем поровну"), то идеалом равенства для пролетария на период классового общества является принцип: "от каждого по способностям - каждому по труду".

Равнодушие к накопительству. Отсутствие анархии в производстве и стабильность зарплаты воспитывают в рабочих данную черту. В то время как накопительство характерная черта для крестьянина и мелкого буржуа.

Принципиальность и самоотверженность. Данные качества связаны с тем, что эксплуатация пролетариата самая жесткая и циничная, в отличие от эксплуатируемых классов других формаций. Капиталист постоянно пытается снизить зарплату рабочему до физиологического минимума, а при отсутствии сопротивления - и ниже этой черты. Таким образом, пролетариат становится фактически неимущим классом. А неимущему нечего терять, кроме своих цепей (с). Поэтому хитрить, выгадывать, обманывать ради материальных ценностей или спасения своей шкуры у пролетария необходимости нет. В отличие от своего непримиримого врага - буржуазии.

Источник

Если смотреть на историю взаимоотношений коммунистов и Советов не через розовые очки, то можно видеть, что советский аппарат давал массу контрреволюционных проявлений и массового откровенного сотрудничества с контрреволюцией. Например, военком Павлов, когда писал о причинах антоновщины, прямо называл одной из причин коллаборационизм местного советского аппарата. То есть, в самой форме комплектации Советов не содержится ничего принципиально революционного. Принципиально революционными Советы, также как и любую форму власти делает революционность СОЗНАНИЯ ИСТОЧНИКА И НЕПОСРЕДСТВЕННОГО НОСИТЕЛЯ ВЛАСТИ. Источник власти - революционный пролетариат ИСПОЛЬЗОВАЛ на одном из этапов форму Советов и, видоизменив, приспособил к своим конкретным нуждам. Из приведенных Курмеевым цитат хорошо видно, что Ленин считал, что производственный принцип давал ОДНО из преимуществ, а вовсе не основное, сущностным отличием Советской власти от буржуазной республики Ленин считал более слияние ветвей власти, избавление от парламентаризма, сосредоточение всей полноты власти в одних пролетарских руках и ТЕСНУЮ СВЯЗЬ ГОСАППАРАТА С МАССАМИ. А связь с массами можно осуществлять самыми различнвыми способами - через партию, через непартийные политические и неполитические организации, бытовые и экономические комитеты, профсоюзы, прессу и прочее (о чем Ленин и писал в дискуссии о профсоюзах в противовес начетчикам, которые обожествляли отдельные формы такой связи). Определяющей Ленин считал не ФОРМУ, а СОДЕРЖАНИЕ власти. Если бы Курмеев хоть немного интересовался бы диалектикой и историей, то он бы знал, что нельзя дважды войти в одну и ту же воду: Советы в практике революционного движения в той форме, в какой мы их знаем - а именно, по производственному признаку, победоносно осуществились с 1917 года лишь дважды - в России и Китае, обе страны сходны по социальной структуре и соотношению пролетариата к крестьянству. Да и то - и там, и там в чистой форме эти органы встречались далеко не везде. В Гражданскую войну Советы во многих местах были большевиками вообще упразднены, и вся полнота власти была в руках военно-революционных комитетов разной степени чрезвычайности. Органы власти, организованные по тому же принципу в остальных странах потерпели поражение и в дальнейшем не реанимировались. Можно посмотреть, как устанавливалась диктатура пролетариата в остальных странах социализма: ГДР, Чехословакия, Польша, Венгрия, Румыния в 1949 - выборы в буржуазный парламент, Болгария, Югославия, Албания - формирование власти самопровозглашенными комитетами на базе политической/военной победы прокоммунистических формирований. К вопросу, победе на выборах в первой группе стран также предшествовала политическая победа самопровозглашенных коммунистами или возглавляемой ими коалицией правительств и комитетов. Куба - это классический пример революционной хунты, формально конституировавшейся как парламентская республика. Тот непреложный факт, что формально буржуазная избирательная система в ГДР до 1989 года не давала никаких намеков на непрочность диктатуры пролетариата, и данная диктатура успешно функционировала и осуществляла властные полномочия (и осуществляла бы дальше, будь в СЕПГ побольше марксистов), по идее, должен Курмееву ясно и недвусмысленно говорить, что НЕ В ФОРМАХ ДЕЛО и не в вывесках. Дело в степени ОРГАНИЗОВАННОСТИ рабочего класса посредством партии, в СОЗНАТЕЛЬНОСТИ рабочего класса и его "коллективного мозга" - партии. Там, где партия умна, организованна и имеет в рабочей массе авторитет, совершенно неважно, в каких формах она осуществляет власть. А там, где партия глупа и расхлябанна, Советы даже при самых лучших избирательных системах вырождаются в буржуазную говорильню, что показала история СССР. Совершенно закономерно, что Курмеев построил полемику со мной не на на примерах из практики определяющей роли форм комплектации органов власти, а на цитатничестве. Потому что практика перестройки показывает совершенно очевидно, что рабочие в случае скатывания партии в оппортунизм, даже если предоставить избирательные права только рабочим и никому еще, все равно выберут буржуазных кандидатов. И очевидно обратное, что если партия не будет жевать сопли, рабочие могут в самый что ни на есть буржуазный парламент выбрать квалифицированное большинство коммунистов (что тов.Димитров в Болгарии блестяще продемонстрировал). Подстрочный разбор "критики" со стороны Курмеева попросту выставляет его в дурацком свете.

Например, он пишет: "Территориальный же принцип отдалял партию от класса, склонял ее к роли представителя интересов всего народа, делал рабочий класс пассивным созерцателем деятельности партии." То есть, по Курмееву получается, что связь партии с народом имела место исключительно на выборах Советов и посредством советских органов. Вот так нарезали хорошо избирательные округа - есть связь, нарезали по-другому - нет. Мне всегда становится неловко, когда взрослому дяде приходится объяснять прописные политические истины - связь партии с классом осуществляется через партийную пропаганду в одну сторону и представителей класса, вступающих в партию, в другую сторону. Говорить о том, что принцип формирования органов власти склонял партию к выражению интересов всего народа - это все равно что говорить, что партия подчинялась Советам. Кто и как партию мог склонить к выражению чуждых интересов, кроме качественного состава ее членов и руководства? Курмеев в данном абзаце выставляет партию как жалкую марионетку Советов, которая пляшет под ее дудку. Хотя в объективной реальности партия является САМОЙ НЕПОСРЕДСТВЕННОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ФОРМОЙ ОРГАНИЗАЦИИ КЛАССА, и Советами призвана руководить, что она и делала. В 20-30 гг. многие Советы на местах были по своему составу весьма мелкобуржуазны, но это не меняло партийную политику ни на йоту. Были, конечно, партийцы, которые колебались вместе со стихийными настроениями масс, находящим выражение и в выборах в советские органы. Но их весьма быстро чистили вместе с остальными "оппозиционерами". Потому что политика коммунистической партии зависит исключительно от степени сознательности ее членов. Курмеев же с этим решительно несогласен: "Это закономерно привело к антимарксистскому выводу об общенародности государства и перерождению партии в партию «общечеловеческих ценностей»." Вывод об "общенародном государстве" рождается не из избирательных манипуляций, а из НЕПОНИМАНИЯ СУЩНОСТИ ВЛАСТИ. Сталин великолепно понимал, что одно дело - СУЩНОСТЬ власти, а другое - ВЫВЕСКА. Потому он и писал о "народно-демократических" режимах как ОДНОЙ ИЗ ФОРМ диктатуры пролетариата, потому он и не стеснялся подстраивать формы под нужды пролетарской власти. Он как раз был куда большим диалектиком, чем Курмеев, ибо понимал, что множественность форм одного содержания - это непреложный закон любого движения. Если электричество может себя проявить либо в виде молнии, либо в виде электрической лампочки, то почему же диктатуре пролетариата обязательно формироваться по одному формальному признаку? Курмеев уподобляется портному, который вместо снятия точного размера с каждого клиента нашил одинаковых штанов и вытается объяснить клиенту, что это не портной дурак, а "кто-то много ест". Он явно не понимает, что пишет: "Устойчивая организация рабочего класса в господствующий в обществе класс, без его классовой (коммунистической) партии, без его прямого, непосредственного, организованного участия в создании органов своей власти и контроля за их деятельностью, как показал опыт, невозможна." Все правильно, но, спрашивается, где опосредованность в выборе по территориальным округам??? Конкретно - чем рабочий, избираемый по территориальному округу в Советы хуже рабочего, избираемого по производственному? Чем опосредуется рабочий, избранный от территориального округа с преобладанием рабочих? Какое преимущество даст производственный округ Курмееву в настоящее время? Ну вот сейчас, представим - сегодня объявили буржуи, что выборы будут производиться таким образом, что в каждом округе будет крупный завод, и заводы имеют право выдвигать своих кандидатов. Сколько кандидатов проведет ПО РКРП-РПК? Ни одного, включая бравого солдата Курмеева. Кого изберут? В лучшем случае продажных профсоюзных демагогов, да и то не факт - выдвинут того буржуя, кто больше обещает. Или у кого-то есть сомнения в таком раскладе? Надеюсь, нет. А в чем дело? А дело в том, что тов. Курмеев, как и вся организация, НЕ ИМЕЮТ АВТОРИТЕТА в рабочих массах. Так в формах ли дело? Впрочем, фетишизм Курмеева не дает оснований надеяться, что он всерьез задумается над причинами своей неспособности победить даже при отстаиваемых им формах.

Источник

Например, таким течением мысли было т.н. «сменовеховство». В 1921 году в Праге группа буржуазной интеллигенции из белого лагеря, продолжая еще довоенную (для буржуазных интеллигентов - вечную) дискуссию «о судьбах России» выпустила сборник «Смена вех», в котором призывала буржуазию и интеллигенцию сотрудничать с Советской властью. Мотивация людей, которые еще недавно принадлежали к активным антисоветчикам (большей частью это были кадеты) была проста: они во-первых, усмотрели в НЭПе не временное отступление, а полную сдачу позиций большевиков в экономике, а во-вторых, они полагали, что ВКП(б) во внешней и административной политике придерживается империалистических позиций - т.е. отказалась от интернационализма, права наций на самоопределения, восстановила Российскую империю фактически в прежних границах. Иными словами, они по недомыслию приписывали свою программу большевикам, а раз программы их схожи, то большевиков надо поддержать.

В ситуации изоляции молодой Советской республики от внешнего мира, острой нехватки специалистов, подавляющее большинство которых придерживалось буржуазных взглядов и частенько саботировала меры Советской власти безусловно, появление и распространение подобных идей во ВРАЖЕСКОМ лагере было полезно, так как привлекало к сотрудничеству значительное количество необходимых хозяйству специалистов, разлагало идеологически кажущуюся «антибольшевистскую» однородность эмиграции. Но реакция ВКП(б) на это явление была не просто не восторженной, но прямо противоположной - ВКП(б), не отказывая в полезности разложения антисоветского лагеря, повела решительную борьбу с этими идеями, стремясь переломить настроение хотя бы части из КОЛЕБЛЮЩИХСЯ подобным образом интеллигентов в пользу собственно социализма, а с другой - не допустить распространения идей сменовеховства в советской среде (среди мелких буржуа-нэпманов и советских служащих). Со свертыванием НЭПа эти настроения почти сошли на нет, но курилка не умер совсем.

Значительная часть интеллигенции была просоветски настроена отнюдь не благодаря коммунистическим убеждениям, а благодаря самым различным мотивам, не имеющим никакого отношения к коммунизму: одни гордились тем, что живут в «великом государстве», другие не хотели «как при царе иностранцам прислуживать», третьи из-за профессиональных мотивов (например, буржуазная еще в 20-е годы прослойка дореволюционных ученых уже в середине 30-х пела дифирамбы Советской власти за выдающиеся успехи в области науки. Они понимали, что ни в какой иной стране они и их научные идеи не будут окружены таким вниманием, но коммунистических воззрений не имели). Для многих инженерно-технических работников вопрос о том, почему они не эмигрировали, упирался только в одно: лишь в СССР были такие крупные масштабы работ. Предложи им США, например, работу масштабнее - большинство из них, не задумываясь, уехали б. Менталитет царской инженерной прослойки, толкнувший талантливого авиаконструктора Сикорского уехать в Америку за большим долларом, никуда не делся и после революции. Другое дело, что в то время масштабнее строительства не было во всем мире, а если и было, то зарубежные фирмы далеко не каждому предлагали в нем участвовать на первых ролях. Часть интеллигенции по старой народнической привычке шла туда же, куда и излюбленный ей «простой народ». Если народ вполне сознательно строил социализм, то многие интеллигенты считали своим долгом ему помочь, не особо вдаваясь в суть, что же именно они строят. Явление сменовеховства имело множество самых разных оттенков - например, лояльность некоторых советских историков, занимавшихся проблемами истории Киевской Руси, обеспечивалась логикой борьбы с «норманнской теорией», которую часто защищала царская академическая наука и ее белогвардейские наследники. Если бы, наоборот, приближенные к царизму профессора не пытались доказать государствообразующую роль немцев в становлении Киевской Руси, то еще неясно, где были бы те или иные советские ученые. Широко известна история с академиком Павловым, который не уехал только потому, что Советское государство его просто КУПИЛО небывалыми льготами, что и послужило к высказыванию хвалебных од Советской власти, несмотря на откровенно антисоветские убеждения.

Эта идеология ВРЕМЕННЫХ ПОПУТЧИКОВ КОММУНИЗМА временно возродилась в и массовом патриотическом подъеме во время ВОВ. Во время войны ради сохранения идейно-политического единства страны, да и по физической невозможности остановить вал национализма, вызванного нападением фашистов, партия несколько ослабила контроль над прессой и культурой, что дало карт-бланш для тех советских интеллигентов, кто не понимал сущности советской политики и фактически придерживался тех же сменовеховских идей в несколько «советизированном» виде, то есть дошедших до признания социалистического строя ради национально-государственного величия. Такими интеллигентами были, например, И.Эренбург и В.Леонов, пропаганда национального превосходства русских встречается даже в хрестоматийном рассказе «Мы-люди русские!» очень лояльного к ВКП(б) и безупречного в остальном писателя А.Толстого. Конечно, в чем-то сказалось и разочарование в том лубочном интернационализме, который, к сожалению, часто находил прибежище в советском агитпропе, рассказывая советским людям сказки о том, как немецкие рабочие поют Интернационал под советскими бомбами, культивируя миф о том, что «немецкие рабочие не будут воевать против своих братьев», но в целом можно и в довоенных произведениях найти элементы признания не столько социалистического строя, сколько этакого «большевистского государственничества» или «большевистского славянофильства». В критической ситуации войны оказалось, что среди советской интеллигенции полно тех, которые оценили ситуацию однобоко-примитивно, возвопив истошное «Русских бьют!». Эренбурга в выпячивании русского национализма приходилось даже осаживать с публичным разбором. За время войны эта своеобразная стихийная «смена вех» проросла практически во всех частях общества - начиная от бытового восприятия и заканчивая газетой «Известия» и ГлавПУРом.
Эта идеология, хотя и целиком просоветская по форме (но все же примерно настолько же некоммунистическая, как и сменовеховство), подобно любой более примитивной идее, гораздо лучше воспринималась массами, чем собственно коммунистическая идеология, поэтому невысокий уровень теоретической подготовки, на который И.В.Сталин указывал в речи на 19 съезде практически предопределил дальнейшее укоренение и развитие этих идей, которые перетекли в Программу КПСС вместе с остальными ревизионистскими идеями.

К перестройке СССР уже подошел с уже готовой концепцией патриотизма как наивысшей добродетели, идеализацией государства как такового, идеей такой же гегемонии СССР в мире, какой является гегемония обычного империалистического государства. Идеализация государства имела прочную основу в экономической системе распределения благ, которая в условиях отрыва масс от управления государством и медленным разложением планового хозяйства стала тем, что сейчас называют государственном патернализмом. Развитие рыночных отношений в СССР, с одной стороны, затушевывало в сознании советских людей факты действительной экономической помощи странам с ориентацией на построение социализма, представляя их как обыкновенные капиталистические сделки купли-продажи, а с другой - отступление от оперирования натуральными показателями в экономике СССР, распространившееся и на внешнюю торговлю делало возможным международную эксплуатацию отстающих по экономическому развитию стран Советским Союзом. А беспринципная внешняя политика руководства позднего СССР, когда одной рукой оказывалась интернациональная помощь социалистически-ориентированным странам, а другой оказывалась помощь откровенным антикоммунистическим диктатурам, чтобы просто «сохранить советское присутствие в регионе» вводила в массовое сознание стереотип о практической невозможности другой внешней политики, оправдывало империализм. Результатом этих обстоятельств в качестве официальной идеологии, растиражированной в массы, стал «советский империализм», за долгие годы «застоя» закрепившийся в сознании большинства лояльных Советской власти и просоциалистически настроенных советских людей. Надо отдать этим людям должное - они честно и искренне остались верны этой идее, когда все, так или иначе связанное с Советским Союзом, стало подвергаться шельмованию, а сам СССР развалился под ударами рыночной экономики. «Советский империализм» как идейное течение есть прямой наследник сменовеховства 20-х гг. с той только разницей, что если классическое сменовеховство питалось так и не сбывшимися надеждами на капиталистический поворот во внутренней политике и на империалистический поворот во внешней, жило собственными иллюзиями о характере СССР, то «советский империализм» имеет гораздо более прочную базу - он есть отражение реальной политики СССР 60-80 -х гг., абсолютизацией и восхвалением этой политики.

Источник

Именно этой ленинской формулой и никак иначе должны руководствоваться настоящие коммунисты в своей борьбе. Поэтому им пора отказаться от навязываемой буржуазией и ее оппортунистическими подпевалами плюралистической беспринципности и вновь начать принимать решения исходя из принципиальных позиций марксизма. Даже если эти позиции по тем или иным причинам пока не желают признавать или понимать некие массы. Коммунисты просто обязаны это сделать и переломить ситуацию так, чтобы не плестись на поводу обывателя и отсталости, в большинстве своем не только объективно отстающих в развитии, но и пребывающих под прессом оболванивания буржуазной пропаганды, а увлекать и вести за собой, за своей правдой, все более широкие массы. Ведь правда за коммунистами и их принципиальность это не какой-то твердолобый догматизм или упрямство замшелых ретроградов, но верность объективной правде жизни, объективной действительности. Марксизм определил и научно оформил эту правду. Относительно капитализма она утверждает, что, во-первых, экономически капитализм все более становится несостоятельным, ибо, выработав свой положительный ресурс, тормозит производительный прогресс человечества, и, во-вторых, отношения между людьми при капитализме строятся на социально несправедливых и античеловечных основах. Эти утверждения объективно подтверждаются всей современной жизнью. В то же время, сила марксизма не только в том, что он объясняет правду жизни, но, прежде всего, в том, что он выводит конкретные предложения и по установлению этой правды в жизни. Поэтому политика, принципиально построенная на таких исходных положениях, не может быть неправильной. И только принципиальная верность таким положениям способна обеспечить коммунистам проведение правильной политики и приблизить победу, в то время как всякое приспособленчество под настроение или понимание масс лишь отдаляет ее.

Возвращаясь к вопросу о не понимании марксизма современными рабочими массами, необходимо сознавать, что вся масса рабочего класса неоднородна. Она включает в себя и недостаточно развитые или отсталые его слои, которые естественно привносят с собой в класс «реакционные» качества консервативности, косности, забитости. Но бояться этой отсталости, пытаться обойтись без нее, перепрыгнуть через нее есть величайшая и преступная для коммунистов глупость. Роль коммунистов, как пролетарского авангарда, как раз и состоит в обучении, просвещении, воспитании, вовлечении в новую жизнь наиболее отсталых слоев и масс рабочего класса и крестьянства. Именно та роль от которой всегда отказываются все оппортунисты. К тому же, начать строить социализм возможно лишь из того человеческого материала, который оставлен капитализмом. На практике для коммунистов это означает сложную и разнообразную работу пропаганды, агитации, обучения, воспитания. Прежде всего, в направлении воспитания в рабочих массах социалистического сознания. И исключительно на принципиальной марксистской основе. Освещение всех поднимаемых вопросов должно даваться без всяких потачек умышленным или неумышленным искажениям марксизма, ибо здесь не может быть места никакому приспособленчеству.

Что понимать под социалистическим сознанием? Сознание рабочего может быть признано социалистическим если: он признает необходимость и неизбежность переустройства всего уклада жизни, т.к. видит свое собственное освобождение в уничтожении всех бесчеловечных жизненных условий современного общества; он понимает миссию и роль рабочего класса как той решающей силы, которая единственно способна победить капитализм; он осознает себя классом, который ведет политическую борьбу за власть; он выделяет свой класс и понимает, что рабочий класс не рядовой участник освободительного движения трудящихся, а ВОЖДЬ и АВАНГАРД этого движения; он умеет видеть каждый другой общественный класс и приучен откликаться на все и всяческие случаи произвола и угнетения, к каким бы классам и национальностям не относились эти случаи.

Воспитание социалистического сознания у рабочих дело трудное, длительное и кропотливое, зачастую невидимое и неосязаемое. На его пути стоят мощные препятствия. Как субъективные, искусственно возводимые классовым противником, так и объективные, порожденные многовековым угнетением трудового народа - необразованностью, забитостью, задавленностью трудом и бытом, привычками и традициями. Но решать эту задачу надо в первую очередь, ибо только с ее решением может быть создана настоящая, готовая к решительным классовым боям пролетарская армия. И не отчаиваться, не поддаваться унынию, а упорно вести свою работу, преодолевая невежество, косность, лень, отбивая буржуазные атаки и отражая оппортунистические происки. Ее количество рано или поздно перейдет в качество, а жизнь заставит рабочих снова пройти путь от бытового попрошайничества к полноценной политической борьбе, от класса в себе в класс для себя.

Однако воспитание социалистического сознания в рабочих массах есть лишь часть, хотя и самая важная, работы коммунистов. Одновременно с которой они должны вести последовательную политическую работу по сбиванию рабочих в класс и по воспитанию его революционной активности. В противовес трэд-юнионистскому прозябанию в ожидании подачки или реформы от буржуазии, которое только разлагает рабочий класс и сдерживает общий процесс развития его революционности, приучать рабочих ставить решительные цели и воспитывать в них решительность при достижении этих целей. И в этом случае, неоспоримой аксиомой в практической работе для настоящих коммунистов должно быть твердое марксистское убеждение - залогом успешности их борьбы может быть лишь то, что они всегда будут признавать революционно-классовые принципы как единственно возможные для ее победного исхода, всегда будут выделять рабочих, всегда будут подчеркивать их классовую и политическую самостоятельность, всегда будут выдерживать классовую линию всей своей деятельности.

Может ли отступить хоть от одного из приведенных положений коммунист, не перестав быть при том коммунистом. И это независимо от того поймут или не поймут его массы, примут или не примут. Ясно одно, что, не реализовав эти положения, даже говорить о коммунизме не приходится.

Переломить ситуацию, не идти на поводу отсталости и консервативности, а поднимать рабочую массу до уровня сознательности передового класса - вот решающая задача настоящих коммунистов и коммунистических партий сегодня.
МНЕНИЕ ПО ПОВОДУ

Наблюдая за развитием президентской избирательной кампании в России, вновь приходится отмечать досадно широкий диапазон, а, фактически, разнобой, в понимании коммунистами ее смысла, характера и определения, исходя из этого, своего отношения к ней. Большинство склоняется к бойкоту, что имеет под собой определенные основания - кампания, мол, безальтернативна и участие в ней бессмысленно. Но так ли это? Думается, что нет. Ибо исходить здесь надо из общих интересов коммунистического движения. Поэтому странной видится позиция одного из руководителей коммунистического движения России, отклоняющего бойкот по причине слабости и неподготовленности коммунистических сил к нему. Как будто бы при хорошей организованности и соответствующем передовом настроении масс бойкот смог бы удаться. Коммунисты, безусловно, и в этом случае кампанию проиграют. Ибо игра идет по шулерским правилам буржуазии, т.е. беспроигрышно для нее. Речь как раз и должна идти об использовании этой кампании для подготовки и сорганизовывания коммунистических сил, для выведения, как раз на ее примере, отсталых масс на передовые революционные позиции, исходя не из потребности какой-то победы, а из потребности разоблачении фальши и данной «избирательной» кампании, и всего буржуазного «демократизма» в целом.

Что может наиболее эффективно способствовать проведению в жизнь именно этой линии? В данной конкретной ситуации, по видимому, - самое активное участие в «выборах». Но… участие в поддержку кандидата «ПРОТИВ ВСЕХ». Используя это достижение буржуазного «демократизма», развернуть, насколько возможно и в соответствии с имеющимися юридическими нормами, агитацию именно за такого кандидата. Сделать единым кандидатом коммунистов господина «ПРОТИВ ВСЕХ». Каковы доводы в пользу такого предложения. Во-первых, данная позиция более действенна, чем пассивный бойкот. Во-вторых, такого кандидата уже поддерживает немало избирателей, т.е. у них находит отклик эта достаточно активная и доступная форма протеста. Дополненная теми, кто не придет, в силу разных причин, вообще, включая и бойкот отдельных организаций, она сможет продемонстрировать истинное отношение масс к существующему строю и его «демократии». Продемонстрировать не режиму, который и так знает о своей «популярности» в народе, а именно российскому обществу, что гораздо важнее для развития революционного движения. В-третьих, на обосновывании этой позиции можно организовать мощную идеологическую кампанию по разоблачению и режима в частности, и буржуазного строя в целом, воспитывать массы и выводить их на передовые позиции.

Однако существенно важной в настоящих условиях является возможность именно с данной позиции наиболее решительно одернуть наглеющую российскую буржуазию. Не просто пассивным уклонением от выборов, что немедленно будет как-то извращено буржуазной пропагандой и интерпретировано в пользу буржуазии, а прямым и неопровержимым выражением отторжения массами любых ее выдвиженцев. Это исключительно важно сегодня. Провалившаяся во всех своих начинаниях и обещаниях, почувствовавшая опасность расплаты за содеянное и творимое, осознающая собственную неспособность улучшить состояние дел в обществе и поддерживающая свое положение в нем массированной ложью купленных СМИ, но при всем том не желающая уступать свое господство, российская буржуазия объективно становится перед необходимостью фашизации общественных порядков. Сейчас ей еще удается выезжать на очередных обещаниях. Но и здесь ресурс доверия уже исчерпывается, ибо обещания не подтверждаются никакой конкретной для масс людей пользой, а выдаются лишь как авансы под голословные гарантии нынешнего президента, «авторитет» которого, искусно раздуваемый теми же СМИ именно для целей создания видимости надежности гарантий, катастрофически начинает тускнеть. Да и о каких достижениях можно говорить, когда наибольший последний «успех» путинской России, о чем, захлебываясь от заказного восторга, трубили все СМИ - отливка самого большого церковного колокола. Символично, что как раз в день его доставки в Сергиев Посад, американский марсоход сошел на поверхность Марса. Случайное совпадение? Отчасти. Но главное, наглядное отражение нынешнего положения России, опущенной буржуазными преобразованиями до первобытной пещерности.

Надо отметить, что нацеленность на фашизацию не есть каким-то из ряда вон выходящим исключением из правил буржуазной общественной жизни. Будь то российской, украинской, грузинской или американской. Она является всеобщим и непременным правилом жизни буржуазного общества и проистекает из объективной агрессивности собственно капитала, который всегда и при всяких условиях стремится не к достижению взаимопонимания, а исключительно к господству. Вся же так называемая демократичность буржуазного общества не есть его собственное достижение, а является результатом длительной и упорной классовой борьбы, постоянного противоборства класса трудящихся с господствующим классом эксплуататоров. Именно под напором первого идет процесс демократизации общества. Однако, любое ослабление давления класса трудящихся немедленно использует буржуазия, усиливая свое господство, а с ним и через него эксплуатацию масс людей. В случае же опасности грозящей для ее существования, она не только мобилизует все свои силы, в том числе мировые, но и ужесточает диктаторство, включая и самый последний свой «аргумент» - фашизм, без всяких церемоний переступая через все демократии.

Опасность фашизации современной России уже просматривается в буржуазно-диктаторском отлаживании ее государственной машины. В частности, Государственная Дума последнего созыва сегодня представляет собой законченно диктаторский по организации и агрессивно буржуазный по характеру механизм, пусть пока и работающий в режиме - «демократия». К этому надо добавить, что руководит ею бывший министр внутренних дел, а сам Президент является выходцем из спецслужб. Нельзя забывать и об упорной устремленности нынешних властей к переводу армии на так называемую контрактную основу, а, по сути, превращение ее в армию наемников, готовых выполнить любой приказ тех, кто им платит. Чем не государственное заказное киллерство буржуазии. Если подытожить, то очевидными становятся складывающиеся возможности для установления в стране буржуазной диктатуры фашистского типа. По видимому, к тому и ведется, ведь, после всех капиталистически-демократических провалов, выливающихся в беды огромных масс людей, Россия рано или поздно, но непременно, станет перед выбором дальнейшего пути, а он может быть лишь одним - коммунистическим. Вот и готовится российская буржуазия загодя и исподволь к такому повороту, подготавливая «законные» возможности для наведения своего порядка. Так что, когда в недалеком будущем в очередной раз проявятся недееспособность и полная враждебность существующего строя подавляющему большинству населения страны, когда дутое «величие» президента с треском лопнет, а глухой ропот масс людей начнет заменяться активным их противодействием, то режим, безусловно, не только вспомнит о своих возможностях, но и, не колеблясь, воспользуется ими. Хотя бы под предлогом «священной» борьбы с терроризмом.

Воспрепятствовать такому развитию событий способны лишь коммунисты, своей принципиальной и активной позицией, своей правдой и авторитетом в массах трудящегося класса. Сегодня, призывом к голосованию «ПРОТИВ ВСЕХ», коммунисты могут обозначить не только собственное отношение к президентству со всем шутовством его «выборной» кампании, но и подсказать широким массам способ активного выражения собственного мнения о существующих порядках. По-видимому, это наиболее целесообразная форма коммунистического отношения к выборам президентов не только в данной конкретной ситуации путинщины, а и вообще, разве что за каким-то редчайшим исключением в президентских и подобных им «избирательных» кампаниях, исходя из того, что все буржуазные кампании такого типа изначально предполагаются, а затем и превращаются в опереточный фарс, постыдное шулерство и политическое шутовство. Другими в буржуазных условиях они попросту и быть не могут. Очень ярко продемонстрировала это ЛДПР. Чем бы ни руководствовался Жириновский, но его решение о выдвижении собственного охранника (не в насмешку тому лично) оказалось наиболее наглядной, эффектной и эффективной демонстрацией всего шутовства современного российского буржуазного «демократизма». И не это ли же только в последнее время продемонстрировали и «выборы» Матвиенко, и «выборы» Кадырова, и «выборы» Саакашвили.

Тактическую негибкость, граничащую с очередным предательством, проявила КПРФ, выдвинув собственного кандидата в данных условиях. Харитонов Путину не конкурент. Это ясно без всяких объяснений. Однако сам факт его участия не только спасает нынешнюю президентскую кампанию от возможного бойкота значительным количеством избирателей левых взглядов, но, что существеннее, придает ей некий политический вес и не позволяет довести эту кампанию абсурда до полного абсурда.

Так представляется ситуация и отношение к ней из СНГовской глубинки. В то же время, российские коммунисты должны всегда помнить о своей ответственности не только перед российским народом, но и перед мировым коммунистическим движением, которое обоснованно видит в них и свой авангард, и своего вождя.

Владимир Новак


Источник

Может показаться странным ссылаться на эти слова в то время, когда «активизм» кажется вполне работоспособным. Протесты на подъеме, даже развернувшаяся после 11 сентября истеричная террористическая травля не заставила движение замолчать. Демонстранты были достаточно сильны, чтобы протестовать против Мирового Экономического форума с достоинством и дисциплиной, которые поддерживали воодушевление по всему миру. Молодежь, которую полиция избивала, травила газом и затаскивала в участок, противопоставляла свои тела глобальному капиталу, они проявили храбрость и преданность, даже героизм.

Но достаточны ли акции? Мы задаем этот вопрос именно потому, что активизм силен. Обратной стороной этой агитации является разъедающий и агрессивный антиинтеллектуализм. Мы обращаем внимание на эту враждебность к мышлению - не только потому, что у нас у самих маниакальная страсть к интеллектуальной работе, то также потому, что он ограничивает способность движения к изменению.

Наше недовольство исторически специфично. Если бы все были заняты бессмысленными доктринальными спорами, мы бы подписались до определенной степени под некоторым антиинтеллектуализмом. Но это не тот случай.

Реальная цена отсутствия мысли

Как заявляет себя активистский антиинтеллектуализм? Одним из примеров является сведение стратегии к обычной тактике, к внешнему потрясающему эффекту. Возьмем для примера с треском провалившийся в Сан-Франциско протест против Национальной ассоциации работников вещания 4 , акция, которая стоила десятков тысяч долларов организаторам, не имела никакого воздействия на НАБ, и чуть не разорила одну из спонсировавших организаций. Во время посмертной дискуссии этого провала одна из организаторов напомнила аудитории, что «У нас было три тысячи марширующих через Юнион Сквер (торговый район) с протестом против СМИ. Это радует. Этого никогда не случалось прежде». Это ничего-де, что никакого результата этот бесцельный марш не принес. Точка зрения понятна: мы маршировали сами для себя. Мы являемся самоцелью. Активизм делает нас хорошими.

Не размышляющий активизм затушевывает формулировку политических целей. Один из авторов был на конференции, на котором адвокат-«активист» говорил о достоинствах малого бизнеса. Когда было замечено, что энтузиазм относительно малого бизнеса должен быть умерен осознанием того, что малый бизнес имеет тенденцию платить меньше, его труднее организовывать, его преимущества малы и ограниченны, и он более рискован, нежели крупный бизнес, юрист отклонил это как «беспомощность анализа». Когда на другом собрании было высказано, что организация сообщества по типу Алински 5 есть практический и организационный провал, потому что мы должны рассматривать их жесткие ограничения, организатор и руководитель кредитного союза оборвал разговор банальной фразой: «Я просто не хочу это обсуждать».

Антивоенное движение, возможно, наиболее очевидный пример многообещающего политического явления, которое получило большой урон от антиинтеллектуалистского мировоззрения «активизма». Частенько, в то время как активисты говорят об успехе растущего движения за мир - проводится много акций, планируются конференции, новые люди включаются в борьбу - никто не замечает, против какой, собственно войны мы все протестуем. Репрессии у нас в стране? Будущие войны в Сомали и Ираке? Даже в случае Афганистана, стало актуальным сказать что-то скептикам, которые спрашивали: «А какова альтернатива? Я полагаю правительство должно защищать меня от террористов, к тому же Талибан не кажется столь симпатичным.» Но движение оказалось неспособно реагировать на эти вопросы, и протесты сократились.

В общежитиях некоторых колледжей, для контраста, где война рассматривалась,как непростая возможность поговорить о чем-то большем, нежели размахивание флагами, движение имело лучшие результаты. Но везде нежелание думать о том, что значит быть против войны и как война включается в глобальный проект американской империи, также вела к убогости мысли о том, какого рода акции имеют смысл. «Как мы можем стратегически повлиять на ситуацию?» - спрашивала Лара Джираманнус из Антивоенной Коалиции Бостонских Кампусов. «Если мы хотим прекратить гуманитарный кризис в Афганистане - что означает эта цель? Я не думаю, что мы это в достаточной мере обговаривали».

Мы не отстаиваем конформистскую идеологию. Толчок к сопротивлению иерархии и контролю за общественной мыслью - одна из наиболее привлекательных и нужных сторон нового активизма. Рассмотрим кампусовское движение против потогонки, которое включает членов Международной организации социалистов, социал-демократически настроенных либеральных демократов, анархистов и простоватых либералов. Желание участников движения затушевать различия между радикалами и умеренными было сильным, привлекало к себе как политически сознательных студентов, так и любителей подрать глотку с трибуны. Такая эластичность обычно достойна похвал. То, что нас волнует в «активизме» - это идеология, которая накладывает табу на дискуссии относительно идей и точек зрения, и таким образом стоит на пути как у мысли, так и у действия.

Многие активисты соглашаются с этим. Джираманус, которая также вовлечена в Гарвардскую кампанию за прожиточный минимум, говорит, что некоторые в ее группе верят, что борьба за прожиточный минимум есть часть «большей идеи», а некоторые нет. «Но если наш анализ недостаточно широк» - отмечает она, - «мы не сильно отличаемся от групп, которые занимаются благотворительностью». В ее группе рабочей солидарности «люди скажут «я не прогрессивен, меня просто волнует этот вопрос». Не стоит думать о нашей работе в контексте более крупных задач и спрашивать об их мировоззрении. Просто должно быть место встречи для разговора об альтернативных экономических системах». Но она говорит, что эти вопросы не обсуждаются, и люди, которые их обдумывают, боятся выступать с ними на собраниях. «Это выглядит следующим образом: «у нас нет времени на это сейчас, нам надо победить в кампании за прожиточный минимум прямо сейчас»»

Мыслящие люди рассматривают этот строгий гиперпрагматизм как враждебность, и, в конце концов, выходят из организации. Но это не единственная проблема. «Важно дать стимул к осмыслению - говорит Джираманус, - «чтобы хиппи снова не стали яппи». 6 Как она отмечает далее, без анализа того, что в мире неправильно - или без образа лучшего мира, который мы стремимся создать - у людей отсутствует причина оставаться активистами, когда заканчивается данная конкретная кампания. Таким образом «активизм» и политическая недалекость сами себя ведут к поражению. «Активизм» скучен, и его пехотинцы испытывают настоящее истощение. Размышления, в конце концов, мобилизуют, «воодушевленные мыслью - заявляет Джираманус, мы бы несколько более уважали бы сами себя.»

Все больше и больше становится активистов, которые считаю, что идеи важны. «Мы должны развивать новую риторику, которая соединяет и «потогонки», и прожиточный минимум, и право на организацию - с глобальной экономикой» - говорит Джеки Брей из Мичиганского университета, активист борьбы против нелегальной эксплуатации. Лиана Молина из университета Санта-Клары соглашается: «Я считаю, что наша экономическая система определяет все!» Но относительно смутной идеологии студенческого движения у она испытывает смешанные чувства: «Неплохо быть сомневающимся и содержательным», также как и не отпугивать более консервативных или менее политизированных новичков, говорит она. «Но я также считаю, что классовый анализ нужен. Иначе становится непонятно, потому что люди спрашивают: «Так что же вы - за социализм?»»

Проблема в том, что активисты, как Молина, которые задают сложные вопросы, которые выталкиваются на политическую арену, очень часто действуют в пугающей изоляции, без поддержки сообщества единомышленников.

Откуда пришла болезнь?

Стив Данкомб, активист, публицист и профессор Нью-йоркского Университета говорит своим друзьям-активистам: «не задумывайтесь особенно о капитализме вне морального дискурса: большое - это плохо, и ничего не думайте о государстве, кроме того, что государство, в опровержение правых взглядов, есть авторитарный отец».

«Активизм» также неразрывно связан с отрицанием марксизма, что ярко проявилось в дебатах относительно отношения теории и практики, целого и части. К сожалению, большинство этих дебатов было обесценено, чередуясь со скучными и веселыми речами в секретарских бумагах. Отрицание марксизма (но не смерть - трое из авторов считают за честь называться марксистами) привело к путаным идеям о «лучшем» капитализме и к безразличию вообще к тому, как система работает в целом. Это зашоривание особенно яростно в США, где мелкобуржуазный популизм является национальной чертой радикалов, а антиинтеллектуализм практически на инстинктивном уровне включен в культуру. Так как «активизм» подчеркивает практичность, достижимость и реализуемость перед всеми остальными идеями, то теория, связанная с глубоким пониманием структур с точки зрения необходимости изменения их, закономерно отталкиваются.

Отрицание марксизма - это не просто вопрос теоретический - это выливается в слишком практический эффект. Если нет никакого серьезного понимания, как работает капитализм, тогда очень легко обмануться, что моральные обращения к руководителям могут быть эффективны. Можно думать, что привычка центральных банков провоцировать спад в случае, когда безработица становится низкой, есть политика, основанная на обыкновенном недопонимании. Можно думать, что структурные регулировки и империалистические войны являются просто плохим жизненным выбором.

Неразмышляющий прагматизм также вдохновляется зависимостью многих левых от их материальной базы. Роль филантропии в структурировании активизма редко обсуждается, потому что все хотят гранты (включая и нас). Но такое обсуждение должно быть. Их основание, как сфокусированная суть, осуществляет специфические мягко улучшающие бытие схемы. Они не хотят слишком пристально всматриваться в систему, которая дала им кучу денег, которые менее счастливые вынуждены с трудом выбивать.

«Активизм» заражен культурными формами и политическим содержанием некоммерческих организаций. Так как некоммерческие организации являются фактически тем же бизнесом, который продает собственное освещение в прессе руководителям, спонсирующим программы, они оперируют антиинтеллектуальной логикой гиперпрагматизма и краткосрочности в рамках отчетного периода спонсирующей организации. В процессе ведения такого «некоммерческого» бизнеса левые в целом начинают проявлять навязчивое внимание к «возможностям», «потерям», «нахождению в теме». Для многих политических некоммерческих организаций акции - невзирая на их ценность и реальную отдачу, являются продуктом, который в свою очередь обещает доступ к новым грантам.

«Некоммерческая» культура воспитывает целый ряд убийственных для мозга практик. Обсуждения прессы и открытые группы - эффективные методы генерирования и собирания идей и частей организации для более крупной акции. Тем не менее, используемые в политических дискуссиях эти «некоммерческие» средства могут быть разрушительны. Гораздо чаще чем обратное, происходит следующее - все высказали какую-то идею, открытая группа обращается с ней ко всей группе, списки составлены - и ничего не происходит.

Что делать?

Наша точка зрения не в том, что должно быть меньше активизма. Левые - ничто без видимой, подрывной демонстрации силы. Мы аплодируем активизму и воодушевляем себя на активизм. Наши заявления есть нападки на тупость, которая наполняет американскую культуру. Они включают более демократичный подход к мышлению ради того, чтобы в нашей жизни оставалось место для идей и политической работы. Мы не призываем к тому, чтобы в руководстве стояли интеллектуалы. Наоборот, мы бросаем вызов культуре левого «активизма» призывом к активистам самим стать интеллектуалами. Зачем расширенно воспроизводить общественное разделение труда на физический и умственный? Горячие овации Ноаму Хомски на Мировом Социальном Форуме в Порто Аллегре вряд ли были незаслуженны, но идеи не принадлежат памятникам. Они должны быть на улице, на работе, дома, в баре и на баррикадах.

Мы направляем этот призыв - говоря языком «активистов» - потому что текущий момент требует некоторого осмысления. В условиях подавляющего одобрения политики Буша и его бесконечной войны в американском обществе, размахивание плакатом «Остановите бомбардировку!» десятилетней давности так и не создало массового движения. Мягкий морализм также не выиграет битву дня: лозунг «Война - это не ответ» не многим лучше лозунга «Война - это ответ», который можно прочитать на плакате против демонстрантов, вывешенном недавно на Манхэттене.

Движение переживает также очаровывающий подъем риторики, когда активисты отвергают термины типа «антиглобализма», которые отражали - хоть и не очень ясно - против чего они выступают ради лозунгов типа: «Другой мир возможен» - который претендует на то, чтобы вызывать мысль о возможности радикально других экономических отношений. Но как будет выглядеть этот другой мир?

Активисты должны затронуть этот вопрос - и чтобы сделать это, они должны проделать еще большую работу и уяснить, как этот мир работает на самом деле. Обращения интеллектуалов к группам активистов по некоторым аспектам мироустройства часто встречаются с занудно повторяемым вопросом: «Это очень интересно, но как мы можем организовываться вокруг этого? Каковы должны быть лозунги?»

Никто из нас не был ни в Генуе, ни в Порто Аллегро, но по рассказам, там было множество серьезных дискуссий по поводу и этого мира, и лучшего мира. Но американцы не должны ехать туда - в Бразилию или Италию - чтобы поговорить или подумать над этими вопросами. К сожалению, здесь, дома, те, кому доверено обсуждать такие вопросы, есть те самые люди с глупейшими идеями наподобие «Ралли под лозунгом «Лучший мир возможен»» во время недели Мирового экономического форума, ораторы безнадежно орали о мире, в котором все бы выращивалось локально. Это абсурд, если конечно, мы не планируем отменить города, отбросить индустриальную цивилизацию и сократить мировое население на 95%, но мы редко осознаем такие вещи, и еще реже обсуждаем их.

Этот дух, который мы желаем вдохнуть в движение, был высказан несколько лет назад одним латиноамериканским выпускником. Увидев одного из авторов с книгой Аяза Ахмада «В теории», он серьезно воскликнул: «Эта книга как интеллектуальная граната в руке. Hasta la Victoria» Во многих других странах крошечные квартирки активистов уставлены хорошо проработанными работами Бакунина, Маркса и Фанона. Мы хотели бы видеть что-то подобное у нас в стране. И если этого не сделать, судя по европейскому опыту, мы расплатимся сполна, выражаясь прагматическим языком «активистов» - протесты в большинстве европейских городов в основном гораздо менее массовые чем американские, и активисты подвержены гораздо более влиянию мэйнстрима и даже правительственной политики. Если взять длительные сроки, то движение, которое не может думать, не может ничего и сделать.

1 “Action Will Be Taken: left anti-intellectualism and it’s discontents” www.leftbusinessobserver.com/Action.html . Статья первоначально публикована в 2002 году в еженедельнике «Radical Society», органе, издаваемом группой нью-йоркских преподавателей, а затем многократно перепечатана различными зарубежными социалистическими, лево-либеральными изданиями. Авторы - известные публицисты социалистической ориентации.

2 Имеется в виду операция «Буря в пустыне» 1991 года. (здесь и далее прим. пер)

3 Авторы употребляют производное слово от «активизма» - «активизмист». Для русского читателя прямая транскрибация этого слова непроизносима, потому в дальнейшем это течение будет называться «активизм», а его приверженцы - «активистами» в кавычках. (прим пер.)

4 Профсоюз работников телерадиовещания (далее будет использоваться сокращение НАБ)

5 Сообщества Алински - одна из форм неформальных сообществ низового самоуправления в США, создаваемого по типу союзов взаимопомощи. Название получили по имени активиста Сола Алински - леводемократического радикала 60-х гг., идеолога «активизма».

6 Образное выражение, в данном контексте означающее переход от социальной активности к конформизму.
Этот интернациональный вирус активизма
послесловие к статье «Action will be Taken»
Александр Лбов

---

Редакция журнала публикует перевод статьи американских публицистов, активистов социалистического и антивоенного движения по поводу проблемы, которую мы считаем актуальной не только для американских политических движений, но и для российской действительности. Относительно новым для российского читателя будет только употребляемый в статье термин - «активизм», а в основном рассматриваемое явление будет знакомо всем читателям журнала, постольку поскольку наш журнал читают в основном люди интересующиеся марксизмом и левым движением вообще.

Термин «активизм» в американской политической лексике существует давно и обозначает явление, когда политически активные люди принимают участие в акциях с целью выразить свои взгляды или же добиться каких-либо политических изменений. «Активистами» там называют всех, кто способен выразить свое отношение к событиям какими-либо иными действиями, кроме как киданием попкорна в телевизор, совершенно безразлично политическим взглядом или принадлежности к организации. Даже если студент выступает против преподавателя, поставившего ему двойку, но делает это на митинге, то его тоже называют «активистом». Иными словами, «активизм» - это специфическое стихийное политическое явление, основной отличительный признак которого - постоянное участие в каких-то мероприятиях.

Несмотря на то, что в России группа, которую можно сравнить с описанным в статье движением, представлена гораздо боле узко, тем не менее, мы можем рассматривать устойчивые аналогии. Фактически, формирование первых оппозиционных организаций капиталистической реставрации происходила в обстановке подавляющей стихийной активности довольно-таки массовой, но ограниченной и количественно устойчивой группы людей, которые посещали все мероприятия, участвовали во всех инициативах, но основным мотивом такой деятельности были не четкие политические воззрения, а большое желание «что-то делать», чтобы бороться с ненавистным «режимом». Точно так же, как и американские «активисты», российские завсегдатаи митингов «Трудовой России» вовсе не спешили политически определяться, и тем более не особо загружали мозг идеологией - они с радостью шли куда угодно, лишь бы это было «против правительства» и под красным (или каким другим за исключением государственного) флагом.

Заслугой авторов является то, что они выделили несколько существенных черт активизма, которые также интернациональны:
- антиинтеллектуализм
- хвостизм
- мелкобуржуазность
- узость целей и мелочный прагматизм.

В качестве основной причины всех прочих недостатков авторы видят недопонимание соотношения теории и практики, когда первостепенная важность теории (подумал-сделал) заменяется главенством практики без должного осмысления (а что тут думать, прыгать надо). Это непонимание влечет за собой кичливое отношение к теории как к пусторорожней болтовне, отсутствие стратегии, которая немыслима без развитой теории ведет к узости целей и мещанству, отсутствие революционной теории сталкивает движение в мелкобуржуазное русло, организаторы движения в силу интеллектуальной неспособности, скрытой за воинственным антиинтеллектуализмом неспособны вести за собой, а способны только озвучивать то, чего хочет большинство активистов и до чего они сами могут додуматься.

Безусловно, первым вождем и идеологом российского активизма был Анпилов, который постоянно позиционировал себя как большого практика в пику «кабинетным теоретикам». Но в силу стихийности явления, оно не могло сконцентрироваться все в анпиловской организации - оно постепенно распространилось на все протестные организации России, включая и РКРП-РПК. Читая статью американских авторов, мы можем видеть все прелести современного анархо-примитивизма - все те же подсчеты количества демонстрантов, плакатов, восторги речей, и полное непонимание (или лицемерное отрицание) того факта, что все эти «марши протеста» и «митинги против» на самом деле проводятся для собственной отчетности - отчетности перед собственным активом, который нечем занять, то есть, перед собой же. Реальный политический эффект от таких акций не рассматривается, а если к нему обращаются, то судорожно начинают вытаскивать самые мелкие фактики и раздуваться до размеров слона. В основном в победных реляциях современных левых организаций, делаемых для собственной прессы, политический эффект мероприятий попросту выдумывается. Особенно распространена такая отчетность среди молодежных организаций - их актив и физически более вынослив для участия в бесконечных акциях, а образовательный уровень их молодежи и небольшой политический опыт оставляют желать лучшего. Например, большая часть газеты «Бумбараш 2017» (не менее трети) наполняется отчетами о прошедших акциях и мероприятиях - создается вполне справедливое впечатление, что кроме как митинговщиной и расписыванием стен РКСМ(б) больше ничем не занимается, и эта деятельность есть самоцель организации. Про АКМ и НБП уже не стоит и говорить - вся их деятельность вполне официально сводится к одним только акциям и их освещению в СМИ, а лично Удальцов по более раннему примеру Эдички Лимонова давно стал «информационным товаром», который он с успехом продает то буржуазной прессе, то коллегам по либеральному лагерю. Именно с этим «товарным» свойством политики леваков связаны многочисленные отсидки активистов в милиции, и в существенно меньшей мере с реальными репрессиями против коммунистов или оппозиционеров.

Хорошей параллелью с американским активизмом является и присущая российским левым политическая всеядность - современные левые участвуют в акциях во имя чего угодно, но практически нигде не выступают с собственно коммунистической позицией - на акциях в защиту обманутых дольщиков они защищают обманутых дольщиков жилья, а на акциях против уплотнительной застройки они выступают против застройки, совершенно не задумываясь даже о том, что может случиться такое, что интересы обманутых дольшиков и протестующих против точечной застройки рано или поздно пересекутся в пространстве. Не говоря уже о том, что дольщики выступают с вполне капиталистическими требованиями, а точечная застройка не имеет никакого отношения к общественному строю - она может осуществляться какой угодно властью, и даже при коммунизме. На митингах в защиту политузников они выступают совершенно не задумываясь о том, за что выступали эти «узники», кто их посылал на рискованное мероприятие и принесли ли они тем самым пользу движению. Как правило, участники этих акций никогда толком не могут объяснить, что же такого революционного в требованиях протестующих.

Следует сказать также и о такой проявляющейся лишь последнее время черте российского активизма, на которой американские авторы остановились подробно - на спонсировании активизма как источника бессмысленной митинговщины. В последние семь лет в российской политике ярко проявляется спонсирование теми или иными экономическими силами различных политических партий и организаций, и некоторые левые организации не обойдены этой чашей, в России в крупных городах создан небольшой, но постоянно расширяющийся слой профессиональных политических кнехтов, которые опасны не тем, что бродят от одной буржуазной организации в другую, но тем, что в силу отсутствия идеологии, инициируют и проводят одну за другой бессодержательные акции и флэшмобы. Их активность понятна - им надо отчитаться, продать информационный товар работодателю, продаться самим. Но контакты оппозиционных буржуазных течений с левыми происходят, акции эти освещаются в СМИ, левые, сами не имея четких воззрений, начинают в чем-то подражать, имитировать и перенимают эту форму «политической деятельности», тем более что она проста как яйцо.

Отдельной строкой в статье сказано о презрении к марксизму, без которого вообще никакая научная идеология невозможна и о необходимости теоретической работы над его изучением - в назидание американским и российским левым, для которых слово «теоретик» является ругательством.

Статья также интересна для российского читателя и тем, что она развенчивает сложившийся в российской левой среде миф о растущем и набирающем силу мощном левом движении на Западе - в Европе и США, показывает источники его слабости, показывает отсутствие единых и оптимистических взглядов на будущее левого движения в развитых капстранах мира. И тем более она служит предостережением против попыток российских левых тупо копировать зарубежные формы, тем более не самые лучшие как-то бессмысленные драки с милицией, всякие факельные шествия тремя калеками в четыре ряда, нахлобучивание активистам повязок на физиономии и скандирование глуповатых речевок. Это, конечно, смешно смотрится, когда десять человек РКСМ(б)шников топают по улице башмаками в ногу, изображая «мерную поступь батальонов пролетариата», если бы это не было так грустно потому, что никакой другой работы на акции, в сущности, не проводится.

Разумеется, статья не раскрывает всего вопроса - главный для марксиста вопрос об оппортунизме основной массы американских активистов скомкан и потихонечку забыт, потому что авторы непоследовательны в марксизме (о приверженности которому осторожно продекларировали). Они, в конце концов, заняли половинчатую позицию - критикуя с одной стороны активизм, критикуя людей, которые бегут в хвосте у масс, они тем не менее, сами не могут оторваться от активистской среды, они характеризуют основную массу активистов как носителей мелкобуржуазных идей, но тем не менее, полагают реализацию этих идей полезной, сводя все претензии от «неправильных идей» (что проскальзывает в критике) только к тому что «неправильно осуществляется». Это напоминает многочисленные призывы российских «радикальных левых» к КПРФ «полеветь» и «поумнеть», которые мало того, что остаются голыми призывами уже не первый десяток лет, без внятной альтернативы, но и просто не услышаны ни КПРФ-ным активом, ни тем более руководством. По сути дела, они беспокоятся не о формировании пролетарской партии и конечной победе революции, а только о том, чтобы существующее активистское движение не затухало и не вырождалось в совершеннейший идиотизм, а при возможности более эффективно выполняло свою оппортунистическую программу. Однако этот недостаток статьи им можно простить, принимая во внимание то, что они раскрыли нам левое движение США с наиболее уязвимой его стороны - со стороны идеологической. Любопытно заметить, что, судя по тем бурным обсуждениям этого вопроса в левых англоязычных рассылках, которые мне довелось прочитать, противники позиции авторов, как и российские любители бессодержательной «практики», так и не нашлись, чтобы ответить что-нибудь толковое, кроме упреков в том, что «Маркс жил очень давно» и «Паренти берет деньги у Сороса».

Однако, постольку поскольку стихийность всегда будет сопутствовать революции в буржуазных условиях, активизм должен быть полностью преодолен внутри коммунистической партии, путем повышения теоретического уровня партийных активистов, а единственный способ хотя бы частично преодолеть его в массах - это повышать уровень партийной пропаганды, постоянно идеологически обеспечивать все партийные акции выдвижением собственно коммунистической программы по каждому поводу, вести идеологически за собой, а не подстраиваться под стихию. Партия должна стать выше сиюминутных погонь за «протестным электоратом» в любых формах и под любым предлогом - вне зависимости от того, происходит ли это ради выборной кампании или ради «защиты прав» какой-нибудь группы людей. Задача партии - не просто участвовать в каких-то мероприятиях, но приходить на эти мероприятия с продуманной и глубоко обоснованной идеей, которую посредством этих мероприятий мы желаем внедрить в сознание пролетариата. Конечно, наполнение каждой акции коммунистическим содержанием еще не гарантирует, что любители «поделать хоть что-то» исчезнут с политических мероприятий, однако гарантирует нашу деятельность от бессмысленных и бесполезных самодостаточных мероприятий.

Лиза Фазерстоун, Дуг Хенвуд и Кристиан Паренти
Перевод - Александр Лбов

Источник

В связи с этим мне бы хотелось кратко напомнить о марксистском понимании понятий пролетариат и рабочий класс, а также о вопросе стратегии организации классового движения. Может показаться, что все это общеизвестно, что в этом нет ничего нового и что, следовательно, не стоит тратить время на повторение общеизвестных истин. Но, хотя здесь нет ничего нового, было бы неправильно думать, что не стоит тратить время на повторение некоторых известных нам истин, ибо, как учил Сталин, систематическое повторение так называемых «общеизвестных» истин, терпеливое их разъяснение является одним из лучших средств марксистского воспитания.

Не будем углубляться в теоретические тонкости марксизма, но выделим и поясним те принципиальные положения, без которых невозможно даже говорить об освобождении трудового народа от рабства, эксплуатации и угнетения. В Манифесте Коммунистической партии определено, что капитализм, до предела упростив классовые противоречия, расколол общество на два больших враждебных лагеря, на два большие стоящие друг против друга класса - буржуазию и пролетариат. Где буржуазия - класс собственников средств общественного производства, применяющих наемный труд и живущих за счет труда других, т.е. эксплуатирующих чужой труд. Пролетариат - класс производителей, которые, будучи лишены своих собственных средств производства, вынуждены, для того, чтобы жить, продавать свою рабочую силу. Ленин дополнил и конкретизировал определение классов, указав, что классы различаются по своему месту в системе капиталистического производства, по своему отношению (закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по своей роли в организации труда, а, следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают. Отметим, что в отличие от буржуазных трактовок классов, делящих общество по имущественному принципу, марксистская формулировка идет не от материального состояния того или иного члена общества, а от его социального положения.

В то же время, с ходом развития, человеческое общество непрерывно изменяется. В нем возникают новые социально-экономические условия, которые не могут не накладывать свой отпечаток на его структуру, состав и порядок жизни. Так, говоря о пролетариате, уже Ленин отмечал, что он окружен массой чрезвычайно пестрых переходных типов - от пролетария к полупролетарию, от полупролетария к крестьянину и т.д., даже внутри самого пролетариата имеется деление на более или менее развитые слои, землячества, профессиональные и т.п. Сегодня такая пестрота значительно расширилась и углубилась. Это как раз то обстоятельство, спекулируя на котором нынешние буржуазные идеологи и их оппортунистическая подтанцовка, пытаются утверждать о, якобы, растворении или даже исчезновении пролетариата, об устарелости и изжитости вообще марксизма. Естественно, труды классиков несут на себе отпечаток того периода, в течение которого они создавались. Но открытые ими объективные, т.е. отражающие закономерность процессов общественной жизни и совершающиеся независимо от воли людей, законы и сегодня позволяют людям использовать полученные знания в интересах общества. Поэтому буржуазная пропаганда бесстыдно лукавит, ибо замалчивает то обстоятельство, что условия изменялись не в противоречии, а, наоборот, в полном соответствии с разработанной классиками марксизма теорией, что вся история после появления марксизма приносит ему новые подтверждения и новые триумфы. Более того, теория марксизма предвидит и возвещает главные направления грядущих изменений, чем вооружает передовые силы общества для новых свершений во имя прогресса. Исходя из сказанного и опираясь на труды классиков, посмотрим на состояние и социальную роль классов в нынешнем капиталистическом обществе.

Как бы ни плутовала буржуазная пропаганда, но из всего социального многообразия и пестроты нынешнего населения объективно выделяются, с одной стороны - капиталисты, т.е. частные владельцы орудий производства, а с другой - нанимаемые ими работники, т.е. рабочие при этих орудиях производства или промышленные рабочие. Выделяются не внешне, а сущностно, ибо именно и исключительно эти две группы в капиталистическом обществе определяют его характер и порядок жизни. Поясним. Основным условием существования капитализма является накопление богатства в руках частных лиц - капиталистов, образование и увеличение капитала. В то же время условием существования капитала является наемный труд, который, в свою очередь, возможен лишь пока увеличивает капитал. На этом объективном основании марксизм делает тот вывод, что рабочий класс есть собственный продукт капитализма и только он, на фоне всего пролетарского разноцветия, наряду с капиталистом определяет классовый характер капиталистического общества. Отсюда естественно следует другой вывод - что именно рабочий класс является могильщиком капитализма. Объяснение в том, что рабочий класс не может освободиться от рабства, наемного рабства, иначе, чем уничтожив сам капиталистический порядок жизни. Для чего он должен уничтожить собственно способ частного присвоения в целом - разрушить все, что охраняет и обеспечивает частную собственность, взорвать всю возвышающуюся над этим способом надстройку. Обратим внимание - не уничтожить капиталистов физически, чем пугает обывателя буржуазная пропаганда, а уничтожить те условия, которые их порождают, т.е. частную собственность на орудия производства.

Буржуазная пропаганда также твердит, что современный рабочий уже не тот, что был когда-то. Да, конечно. Тем не менее, несмотря на улучшение его материального состояния, вместе с этим улучшением и вслед за этим улучшением, не исчезает бесправность его фактического положения раба. Пусть наемного, пусть добровольного, но безусловного раба. Не исчезает из общества состояние социального неравенства людей и несправедливости в отношениях между ними. Какими бы декларациями не прикрывалось, но рабочие остаются самым низшим, несмотря на свою значимость, слоем капиталистического общества. Фактически, они рабы всего этого общества, поскольку не только работодатель-капиталист присваивает их труд, но и все другие слои буржуазии, которые набрасываются на рабочих после получения ими зарплаты. Отсюда очевидно, что именно рабочий класс является решающим производителем капиталистического общества, а все остальные лишь перераспределяют между собой производимое им. При том львиная доля оседает в карманах буржуазии. Все это объективно делает освободительные стремления рабочего класса обоснованными, справедливыми и законными. Или посмотрим на жизнь рабочего, в которой все жизненные условия современного общества достигли высшей точки бесчеловечности и человек потерял самого себя. Рабочие, по сути, превращены современным производством в придатки машин, в рабочие инструменты. Для них различия пола и возраста теряют всякое общественное значение. В их жизненных условиях нет жизненных условий капитализма - у рабочих нет собственности; современный промышленный труд стирает с них всякий национальный характер; семейные отношения рабочих не имеют ничего общего с буржуазными семейными отношениями; буржуазные законы, мораль, религия для рабочего не более как оковы, за которыми скрываются интересы капиталистов. Как видим, у рабочих в буржуазном обществе нет ничего своего, что надо было бы защищать, и терять им, кроме цепей, нечего. Все это естественно не только вынуждает рабочего к возмущению, но дает сознание, что, лишь уничтожив весь существовавший до сих пор способ присвоения, завоевав общественные производительные силы, он может освободить себя от рабства, достигнуть благополучия и обеспечить достойную человека жизнь. Это делает рабочего до конца последовательным борцом за свободу. Отсюда вывод, что только рабочий пролетариат из всех классов и слоев общества представляет собой действительно революционную силу. С другой стороны, крупная машинная индустрия, равно как и вся организация современного капиталистического общества, создают материальные условия для борьбы рабочих. Капитал их собирает в большие массы, сплачивает, организовывает, дает образование, обучает совместным действиям. Из сказанного очевидно, что самые условия жизни толкают рабочих на борьбу и делают их способными к борьбе. Все прочие пролетарские слои с развитием капитализма различным образом трансформируются, приспосабливаются или уничтожаются. Вся их борьба есть борьба лишь за спасение своего существования, а потому все они консервативны и даже более, реакционны, т.к. стремятся остановить или повернуть назад колесо истории. Поэтому коммунисты обязаны безоговорочно выделять рабочих, прежде всего промышленных, из общей пролетарской массы, обособлять их и выдвигать на передовые позиции. Что не ослабит, а усилит общую борьбу пролетариата за освобождение. Поскольку рабочий класс, как передовой и бескомпромиссный борец за освобождение, будет направлять и подталкивать все демократические и политически оппозиционные элементы на безоговорочный разрыв со всем политическим и социальным строем современного общества. Не надо при этом пугаться относительной малочисленности рабочего класса - в 17-м за немногочисленным рабочим классом, возглавляемым большевиками, пошла огромная крестьянская страна. То есть дело не за количеством, а качеством рабочего класса.

В то же время, при выделении и обособлении рабочего класса, безусловно, нельзя полагать, что один он революционен, а все прочие реакционны. При такой постановке вопроса вся пролетарская масса поделилась бы на реакционное большинство и бессильное меньшинство. Ленин указывал, что исторически побеждает тот класс, который может вести за собой массу населения, что как бы близко не придвинулась партия к власти, но завоевать власть и удержать ее она может лишь заручившись поддержкой масс. То есть, рабочий класс не сможет победить буржуазный строй пока против этого строя не поднимется стоящая между рабочими и буржуазией масса народа - крестьяне, мелкая буржуазия, городская трудящаяся масса, интеллигенция и прочие. И здесь главный вопрос. А есть ли еще у этой массы, у многообразных составляющих ее слоев и групп, революционный потенциал? Тот потенциал, который сблизит ее с рабочим классом и заставит пойти за ним на уничтожение капитализма. Не исчерпаны ли уже революционные возможности, таящиеся в ее недрах, и, если не исчерпаны, то есть ли надежда, основание использовать эти возможности для пролетарской революции? Ведь буржуазная пропаганда всячески насаждает мнение о, якобы, несовместимости и даже противоположности их интересов. Безусловно, пойдет. Эта масса, абсолютное ее большинство, неизбежно будет участвовать в революционной борьбе, поскольку защищает свои будущие интересы, защищает свое материальное благополучие и человеческое достоинство, защищает стабильность и надежность своей жизни. Она так же неизбежно пойдет за рабочим классом, его организованной, сплоченной, последовательно бескомпромиссной силой, поскольку не у кого больше ей искать поддержки и защиты против капиталистического гнета, произвола хозяев и ненавистной всем буржуазной бюрократии. Эта масса находит своего природного союзника в рабочем классе. Ибо, когда она начинает мыслить, то естественно обнаруживает, что единственное средство спасения для нее в союзе с тем единственным классом, который нисколько не заинтересован в ее жалком положении. Более того, повинуясь суровым реалиям классовой борьбы, она признает и добровольно подчиняется диктатуре этого класса. Хотя и привнесет в борьбу свои предрассудки, свои реакционные фантазии, свои слабости и ошибки. Таким образом, борьба рабочих соединяется с борьбой всей прочей пролетарской массы в единый поток, завершающийся революционным взрывом. Поэтому лозунгом коммунистов должна быть не борьба с этой массой, а привлечение ее, всех и всяческих ее слоев и групп, к общей революционной борьбе, убеждение колеблющихся, использование нейтральных, воспитание отставших. Исходить надо из того, что трудящийся, который не эксплуатирует чужого труда, есть товарищ рабочего и с ним можно и должно достигнуть добровольного, искреннего, полного доверия союза.

Другим вопросом, на котором необходимо заострить внимание, является вопрос о Советах. Заострить потому, что сегодня большинство коммунистических организаций недооценивает исключительную важность этого вопроса. Не будем останавливаться на рассмотрении сущностных положений Советов, которые полно и четко даны нашими классиками, но отметим их значимость для всей политической борьбы современных коммунистов.

Во-первых. Ход развития современного общества, безусловно, идет по пути демократизации. И хотя буржуазная пропаганда пытается представлять это некими внутренними позитивными свойствами капитализма, но в основе его лежит непрерывная борьба трудящихся за свои права, свободу, справедливость. Тем не менее, пока эта борьба направляется буржуазией, ведется в русле буржуазного демократизма и заключается лишь в его прихорашивании. Поэтому современные коммунисты должны забрать инициативу у буржуазии и уже в условиях буржуазного общества устремить растущее сознание и демократические стремления трудящихся масс по пути перехода от демократии на почве частной собственности к демократии на базе борьбы за отмену частной собственности, по пути перехода от демократии буржуазной к демократии пролетарской. Марксизм учит, что первым шагом в пролетарской революции является завоевание демократии и установление в обществе господства пролетариата. Другого пути к социализму, кроме как через демократизм, через политическую свободу, нет. Ибо если будет настоящая демократия, то никакому капитализму не удержаться. То есть, в конечном счете, реальная, подлинная демократия равносильна политическому господству трудящихся. Именно поэтому решающей целью коммунистов является полное и последовательное осуществление демократии. Ради достижения и утверждения социализма. И именно поэтому не буржуазия, как пытается представлять ее пропаганда, а как раз пролетариат, является подлинным приверженцем и носителем демократизма. Решение задачи состоит в том, чтобы на деле сделать демократию возможной для всех, а не только для избранных, сделать общество по-новому демократическим - для большинства, для трудящихся, для неимущих. Ведь только тогда демократия будет приноровлена для реализации интересов трудящегося большинства и станет наиболее, в условиях классового общества, полной, развитой, справедливой, обретет свой истинный смысл - как народовластие. Не решив эту задачу, трудовой народ может навсегда остаться игрушкой в руках своих угнетателей. Таковой демократией является демократия Советов, сущностное отличие которой от буржуазной парламентской демократии состоит в том, что она выстраивается не сверху вниз, а снизу вверх, т.е. превращает в постоянную и единственную основу всего государственного аппарата, местного и центрального, снизу доверху массовые организации именно угнетенных капитализмом классов или абсолютного большинства населения. Вследствие чего Советы являются не только формой более высокого типа демократических учреждений, но и, особо выделим, единственной формой, способной обеспечить наиболее безболезненный, фактически мирный, переход к социализму. Отсюда, борьба за Советы позволяет коммунистам, с одной стороны, завладеть политической инициативой, с другой - создать фундамент будущей пролетарской власти.

Во-вторых. Власть трудящихся не может возникнуть как результат мирного развития буржуазного общества и буржуазной демократии, - она может возникнуть лишь в результате слома буржуазной государственной машины и ее замены новой государственной машиной. Поэтому успех революции напрямую зависит от наличности уже готовых организационных форм движения, охватившего миллионы. Таковыми и являются Советы, которые на деле делают всю народную массу активным участником демократического управления государством, управления всей жизнью общества.

В-третьих. Структура Советов обеспечивает объединение распыленных и отсталых слоев трудящегося и эксплуатируемого населения, их организацию и воспитание.

В-четвертых. Только через Советы возможно осуществление классового союза пролетарских масс с рабочим классом и его партией.

В-пятых. Борьба за Советы, своей конкретностью и целеустремленностью, сплачивает, направляет, организует и укрепляет как рабочий класс, так и его партию.

В-шестых. Единственно путем революционного движения масс за Советы, за их превращение из органов мобилизации масс в органы восстания, в органы власти, в аппарат новой пролетарской государственности возможна изоляция всех оппортунистов и прочих соглашателей.

Подытоживая сказанное, вспомним ленинское положение, гласящее, что, если бы народное творчество революционных классов не создало Советов, то пролетарская революция была бы делом безнадежным. Что Советы и Советская власть являются той найденной пролетариатом политической формой, которая единственно способна совершить освобождение трудящихся, осуществить переход к социализму, организовать социалистические преобразования и обеспечить им полную победу. Вот почему сегодня коммунисты должны сосредоточить все свои усилия на борьбе за Советы, как том основном организационном ядре, которое может обеспечить организацию революции и создание нового аппарата пролетарской демократии и государственности. Поэтому «ДАЕШЬ СОВЕТЫ!».

Владимир Новак

Источник

«Они [коммунисты] часто пытаются всех убедить, что борются за интересы рабочих и хороший коллективный договор. Такой акцент на заботе о договоре - попытка скрыть их главные цели. Внимательный взгляд обнаружит, что их основной целью является захват власти…Для этого вышеописанной политики недостаточно. Профсоюз нужно создать. Как еще получить власть, ели не через создание локальных союзов и подбор и контроль над профсоюзными активистами?» 8.

Эмпирически опровергнуть тезис Дженсена невозможно: ведь коммунисты так тщательно скрывают свои истинные цели. С его точки зрения, активист, потративший много лет на профсоюзную деятельность, рисковавший своим здоровьем и даже жизнью, предпочел бы борьбе возможность один раз выступить с речью в поддержку позиции коммунистической партии.
Критика коммунистов

Высказывая свои взгляды, критики коммунизма часто кажутся смешными или озлобленными (vicious) (или то и другое вместе). Хорошо известна озабоченность расистов с Юга возможностью межрасовых связей в коммунистическом движении. Менее известна заинтересованность этой темой социологов с Севера. Исследуя любимую тему южных консерваторов, Глейзер (Glazer) аккуратно пишет: «К чернокожим членам в партии относились даже лучше, чем при равноправии; белые женщины старились изо всех сил показать, насколько в коммунистической партии были сильны намеренья преодолеть социальные барьеры между расами» 9 . Коммунистов изображают моральными монстрами (moral monsters), которые рады, когда узнают о линчевании черных. Вот как об этом пишет Рекорд (Record): «Какое еще более желанного события для [коммунистического] пропагандиста, чем линчевание - законное или нет - в Джорджии?» 10.

Встречается расхожее мнение, что нет ничего страшного в том, что бы распустить организацию, если это поможет избавиться от коммунистов:

«Сейчас профсоюзу [Межнациональному профсоюзу дамских портных - International ladies Garment Workers’ Union] не угрожает коммунистический раскол. Во многом благодаря тому, что у его лидеров был богатый опыт выявления фракционных расколов, и они быстро распознали большевистскую угрозу…И, хотя после этой борьбы профсоюз практически исчез, то что от него осталось было здоровым и прогрессивным.» 11

«Эта [коммунистическая] партия даже во время объединенного фронта пыталась…проникать и даже уничтожать [негритянские организации], что было видно в ситуации рабочими советами Национальной Городской Лиги [N.U.L. - National Urban League].

Лестер Грэнджер (Lester Granger) так писал об этом: “Эти организации [рабочие советы] идеальны для захвата коммунистами. Они захватили совет в Нью-Йорке, нам пришлось его закрыть. Они захватили другой в Пенсильвании, мы тоже его закрыли» 12.

Столберг (Stolberg) и Рекорд объясняют (одобрительным тоном) разрушения антикоммунистами различных организаций только тем, что коммунисты получили в них руководящие посты. А процитированный выше Дженсен осуждает создание профсоюзов коммунистами. Дело даже не в искренности этих исследователей. Есть сомнение, что Рекорд верит в то, что черным рабочим Нью-Йорка будет лучше вообще без советов, чем с советами, возглавляемыми коммунистами. И что Столберг верит в то, что слабый профсоюз в 30 тысяч членов с антикоммунистическим руководством лучше, чем союз в 90 тысяч рабочих, в котором среди руководства есть коммунисты. 13Искренность не должна заменять элементарную логику. Если антикоммунисты не способны критически относиться к антикоммунистической чистке, которая сокращает профсоюз на две трети, они не будут способны относиться критически к любому антикоммунистическому движению. Более внимательный взгляд на споры вокруг коммунизма в CIO обнаружит множество искажений, вызванных некритической поддержкой антикоммунистических профсоюзных активистов.

В своем важном исследовании «The UAW [United Automobile Workers of America - Объединенный профсоюз рабочих автомобильной промышленности] и Уолтер Рейтер» Хоу (Howe) и Видик (Widick) заявляют, что победа Рейтера в UAW связана с подъемом массового демократического «движения против ужасов сталинизма» 14. Чтобы затушевать постоянное использование Рейтером мер, ущемляющих политические права коммунистов в UAW, Хоу и Видик выдумывают случай, который показывает коммунистов еще более недемократичными, чем Рейтер: «Сталинисты пытались препятствовать принятию постановления Рейтера, предлагая не пускать социалистов и коммунистов в UAW, но этот глупый маневр не удался. Это было их грубой ошибкой…Препятствуя принятию Рейтером вероятно еще более антидемократических решений, они просто доказали, что Рейтер был о них правильного мнения» 15.

Антикоммунистическая и антисоциалистическая резолюции, на которые ссылаются Хоу и Видик, на самом деле были подготовлены оппозиционно настроенной по отношению к этим двум движениям группой, а коммунисты на собрании в UAW выступали против обеих резолюций 16.

Так как Рейтер был самым привлекательным и наиболее либеральным в CIO, не трудно понять, почему исследователи-антикоммунисты были на его стороне. Сложней понять постоянную поддержку либеральных антикоммунистов Джозефа Карэна и антикоммунистической компании в Национальном профсоюзе моряков торгового флота [National maritime Union - NMU]. Множество работ рисуют победу Карэна в NMU как победу массового демократического движения, которое вернуло профсоюз своим членам после того, как он был «захвачен» коммунистами 17. На самом деле Карэн имел больше отношение к демократии, когда был настроен прокоммунистически, нежели когда он стал антикоммунистом. Во время компании против коммунистов Карэн убеждал членов NMU, что он будет продолжать уважать права всех членов профсоюза. В своей колонке в профсоюзной газете Карэн писал: «Исключение по политическим мотивам это не намерение и не цель массового комитета [комитет Карэна], несмотря на то, что коммунисты пытаются убедить вас в обратном» 18. Карэн постоянно повторяет: «Я против и всегда буду против любых форм дискриминации, репрессий или «охот на ведьм»» 19.

Только после предварительных результатов выборов, которые говорили о подавляющей победе комитета Карэна, он высказал идею об исключении: «Представители [коммунистической] партии знают, что они на пути…к исключению за их преступления против других членов» 20. Так как рабочие NMU были против исключения по политическим мотивам, Карэн пообещал, что никого не будут судить только за то, что он член коммунистической партии. Должны быть исключены «Только те, кто нарушал устав» или совершил «преступления против других членов» 21.

Но список обвинений против исключенных членов показывает, что принадлежность к коммунистической партии была главным критерием. Вот, например некоторые из этих обвинений:

«- Ложные утверждения, направленные против хьюстонского порта, Судебного Комитета [Trial Committeeи членов профсоюза; дискредитация профсоюза своим поведением; принадлежность к радикальным организациям, цели которых противоречат не только конституционным правам профсоюза, но и демократии, в которую мы все верим.

- Распространение провокационной литературы с целью создания раскола в профсоюзе.

- Антипрофсоюзная деятельность; проникновение в союз и распространение листовок, выпущенных членами коммунистической партии, для того, чтобы сбить с толку и помешать работе членам профсоюза» 22

Неполитические обвинения имели политическую подоплеку. Один моряк был обвинен в том, что не уследил за кораблем и тот уплыл в море. Обычное наказание за такой проступок - штраф в 35 долларов, но так как это был «тот самый Бём [Boehm], член коммунистической партии», комитет рекомендовал исключить его из профсоюза 23. К съезду NMU 1949 года примерное число исключенных моряков составило 500 24, а за последующие годы было исключено в несколько раз больше.

В недавней статье, опубликованной в Nation, описывается судьба последнего оппозиционного лидера в NMU - Джеймса Морисея (James M. Morrissey):

«Его программа предлагала возвращение NMU к демократии и подконтрольности. Его открыто декларируемая летом стратегия состояла в том, что оппозиция должна консолидироваться к четырнадцатому национальному съезду NMU.

14-го сентября за две недели до съезда на Морисея напали три человека со свинцовыми трубами и проломили ему череп, после того как он вышел из штаб-квартиры NMU в Нью-Йорке - офиса Карэна» 25.

Зная последствия победы Карэна, можно перечитать все антикоммунистические обвинения. Первое, что бросается в глаза, это то, что ни в одном из обвинений не приводятся конкретные примеры антидемократических действий коммунистов. На самом деле достаточно быстро становится ясно, что коммунисты были последовательными демократами. Один антикоммунист предположил, что они «так тщательно придерживались буквы демократии, что совершенно не следовали ее духу» 26 . Когда Карэн был в преимущественно коммунистическом руководстве профсоюза, его оппоненты могли публиковать антикоммунистические статьи и статьи против Карэна в профсоюзной газете Pilot [Лоцман или Кормчий]. Тех, кто негативно относился к руководству или коммунистической партии не исключали. Обвинения против коммунистической администрации были довольно банальны: знание парламентских процедур, профсоюзные собрания «на всю ночь», обслуживание на съездах 27. Второе, что можно заметить, это то, что равнодушие антикоммунистов к последующим действиям Карэна резко контрастирует с их негативным отношением к коммунистам.
Социалисты против Коммунистов

Конфликт между социалистическим руководством и массовой оппозицией, в которой коммунисты играют довольно заметную роль, заключается в том, что эта оппозиция получает большинство, но руководство сохраняет власть при помощи различных методов. Например, все кто изучал историю Межнационального профсоюза дамских портных [сокр. ILGWU] знают о том, что - как это сформулировал Шнейдер (Schneider) - «оппозиция, не смотря на то, что на съезде [1925 года] получила большинство голосов, была представлена в основном членами Интернационала» 28.

Шнейдер единственный кто написал об этом ясно. Ласлетт (Laslett) просто сказал, что руководство сохранило власть «в относительно равной борьбе», а Хоу и Козер (Coser) заявили, что руководство победило левых «с незначительным преимуществом - 158 голосов против 110» 29. Эпштейн (Epstein) был ближе всех к правде, написав, что «левые делегаты… от большинства крупных местных отделений» набрали большинство «в основном за счет делегатов из небольших практически не существующих отделений, разбросанных по всей стране» 30. Историки не относились критически к победе администрации. В итоге потеря двух третей членов профсоюза - приемлемая цена за поражение коммунистов.

В споре между социалистами и коммунистами полагается само собой разумеющимся, что социалистическое руководство швейных профсоюзов - это благородные демократы, а их коммунистические оппоненты - беспринципные тоталитаристы. Объясняя свое нежелание баллотироваться на пост члена городского управления Нью-Йорка, Норманн Томас сказал, что «компания следующей осенью не может быть отделена от противоборства внутри рабочего движения» швейных профсоюзов. Томас видел две основные проблемы. Во-первых, большинство рабочих Нью-Йорка поддерживали оппозицию, которую возглавляли коммунисты, а не социалистическую профсоюзную администрацию. Как он сказал: «Это не какие-то случайные коммунистические выскочки, это общегородская тенденция». Во-вторых, Томас не мог некритично поддерживать социалистов. Он считал, что многие из них - «сторонники «жесткой руки», что абсолютно не допустимо, если исходить из социалистических идеалов, которых мы должны придерживаться чтобы победить Тэммани Холл [Tammany Hall - организация Демократической партии в Нью-Йорке]». Томас сделал эти заявления во многом из-за того, что любая «публичная критика будет играть на руку левым» 31.

Взгляды (как их описал Томас) социалистической партии в двадцатых идентичны взглядам либеральных историков рабочего движения пятидесятых. Томас писал: «Единственная вещь, которая может пробудить подавляющее большинство наших товарищей, которая способна разжечь в их глазах забытый огонь борьбы - это ненависть к коммунизму…«Jewish Daily Forward» [нью-йоркская еврейская газета] и значительное число членов партии (поддержат) любого негодяя, любого некомпетентного сотрудника в руководстве ILGWU или профсоюзах меховой отрасли, лишь бы он скандировал правые лозунги»32 .

В любом случае не лидеры швейных профсоюзов, поддерживаемые коммунистами, были преступниками и негодяями. Но социалисты сознательно сотрудничали с преступниками в борьбе против коммунистов.
Заключение

Из того, что написано выше совсем не следует, что коммунисты выше любой критики или что они сами не заключали сомнительных союзов. Из этого следует, что наши понятия о фракционной борьбе внутри профсоюзов CIO сильно искажены. Эти понятия происходят от убеждения (от которого необходимо избавиться), что коммунисты относятся к движению рабочего класса как внешняя сила. Сегодняшняя непопулярность коммунизма среди американских рабочих не должна скрывать тот факт, что коммунистическое движение было основным выражением рабочего радикализма во второй четверти двадцатого века. Как признают даже самые непримиримые враги, многие коммунисты посвятили свои жизни профсоюзам CIO (а некоторые и потеряли свои жизни за них). В то время как высказываются мнение, что эти мужчины и женщины просто те же самые редактора Daily Worker, или - еще более нелепое утверждение - зарубежные агенты. На самом же деле они были среди наиболее активных борцов рабочего класса на протяжении всего периода классовой борьбы. Не стоит их канонизировать, но стоит воспринимать их всерьез как рабочих активистов и как коммунистов.
Октябрь 1974
Примечания

* Опубликовано в Industrial Relations 13 октября 1974 года, с.219-227 Anti-Communism and Labor History, James R. Prickett

1 Max M. Kampelman. The Communist Party vs. the CIO: A Study in Power Politics.(New York: Praeger, 1957), p. 249.

2 . Многие читатели знакомы с подобной риторикой. Пример для тех, кто еще не знаком. Но трех страницах своей статьи «Радикализм в Американском рабочем движении» Тафт употребляет слово «захват» пять раз. В той же статье Тафт утверждает, что коммунисты могут захватить организацию, в которой они уже состоят: «Коммунисты, действуя через Образовательную Лигу, планировали захватить все союзы, а то, на какие профсоюзы будет оказано основное давление, определялось приемом в них сторонников». Philip Taft, The Structure and Government of Labor Unions (Cambridge: Harvard University Press, 1954), pp. 5, 8-9, 10-11.

3 Дэвид Шеннон (David Shannon) писал: «Известный радиоведущий Йоханнес Стил (Johannes Steel)… выступая на съезде I.W.O., придерживался линии партии». Шеннон никогда бы не написал, что кто-то придерживается линии Демократической Партии. Такая риторика используется только в отношении коммунистов. David A. Shannon, the Decline of American Communism: A History of the Communist Party of the United States Since 1945 (New York: Harcourt-Brace, 1959), pp. 115-116.

4 В одном параграфе Тафт использует словосочетание «коммунистическое доминирование» четыре раза. Всего в статье словосочетание «коммунистическое доминирование» появляется двенадцать раз, а «возглавляемый коммунистами» - ни разу. Taft, op. cit., p. 14.

5 . Jack Barbash, The Practice of Unionism (New York: Harper and Brothers, 1956), p. 324.

6 John Hutchinson, «Trade Unionism and the Communists: American and International Experiences» in William Peterson, ed., the Realities of World Communism (Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall, 1963), p.171.

7 Это предложение заслуживает более глубокого анализа: «В 1935 году» - вроде бы ничего необычного, но эта часть имеет, как мы увидим, антикоммунистический подтекст. «Согласно многим свидетельствам» - здесь используется термин «свидетельства» вместо «источники» для того, чтобы ощущение криминальной ситуации. Замете, что свидетели не называются. «Партия направила» - как сказано выше этот фрагмент создает в воображении образ партии как огромной машины, которая использует простых людей. Конечно подразумевается, что у «направленного» не было никакого выбора. «Агента по имени Джефф Кирбе» - если бы Кирбе не был коммунистом, его бы назвали скорее активистом, а не агентом. «Для инфильтрации в торговые и промышленные профсоюзы» - ключевое слово здесь «инфильтрация»: коммунист (неважно откуда он или она) - всегда инфильтрат. На самом деле Кирбе жил в Голливуде с конца двадцатых. Более того, он не планировал протаскивать других коммунистов в союз. Он хотел объяснить тем, кто уже в нем состоял коммунистическую программу. Вернемся к «1935 году» - так как Кирбе находился в Голливуде за долго до этого, Начало предложения вместе с «партия направила» приобретает антикоммунистический смысл.

8 . Vernon H. Jensen, Nonferrous Metals Industry Unionism, 1932-1`954: A Study of Leadership Controversy (Ithaca: new York State School of Industrial and Labor Relations, 1954), pp. 296-297.

9 Nathan Glazer, The Social Basis of American Communism (New York: Harcourt, Brace and World, 1961), p. 171 Глейзер продолжает: «Любое колебание в отношениях с чернокожими членами партии ставило человека под подозрение и могла вести к исключению». Утверждение (опять нет никаких доказательств), что руководство партии заставляло спать белых женщин с черными мужчинами (или любых женщин с любыми мужчинами вообще) настолько же сексистское, насколько и расистское.

10 Wilson Record, the Negro and the Communist Party (New York: Atheneum, 1951, 1971), p. 259.

11 . Benjamin Stolberg, Tailor’s Progress: The Story of a Famous Union and the Men Who Made It (Garden City: Doubleday, Doran and Company, 1944), pp. 108-109.

12 Record, op. cit., pp. 147-148.

13 . Данные по численности профсоюзов см. в American Labor Year Book (New York: Labor Research Department, Rand School of Social Science, 1929), p.115.

14 Irving Howe and B.J. Widick, the UAW and Walter Reuther (New York: Random House, 1949), в разных местах; также см. Irving Howe and Lewis Coser, The American Communist Party: A Critical History (New York: Praeger, 1962), pp. 458-459.

15 Howe and Widick, op. cit., p. 80.

16 Речь против обеих резолюций см. в International Union, United Automobile, Aircraft, and Agricultural Implement Workers of America, Proceedings of the Sixth Convention (1941), pp. 702-703; for the speeches of those in favor of the anti-Socialist amendment, see ibid., pp. 692, 700, 703-704, 706.

17 Работы отстаивающие эту позицию: Joseph Goldberg, The Maritime Story: A Study in Labor-Management Relations (Cambridge: Harvard University Press, 1960); Jack Barbash, The Practice of Unionism (New York: Harper and Brothers, 1956), pp. 361-363; Taft, op. Cit., pp. 198-205; Howe and Coser, op. Cit.,, pp. 378-379, 459-462; Murray Kempton, Part of Our Time: Some Ruins and Monuments of the Thirties (New York: Simon and Schuster, 1955), pp. 86-104; Philip Selznick, The Organizational Weapon: A Study of Bolshevik Strategy and Tactics (Glencoe, Ill.: Free Press, 1960), pp. 184-196.

18 NMU Pilot (New York), January 9, 1948.

19 . Цит. по M. A. Verick, "Rebel Voices in the NMU," New Politics, V (Summer, 1966), 33.

20 . NMU Pilot, July 16, 1948.

21 . Ibid.,, July 30, 1948.

22 National Maritime Union of America, Proceedings of the Seventh Convention (1949), pp. 529, 535, 560. Здесь полный список обвинений против троих членов NMU, а не выдержки.

23 . Ibid., p. 528.

24 . Ibid., pp. 349, 364.

25 . Dorian J. Fliegel, "Curran’s NMU: Headquarters vs. the Men at Sea," The Nation, CCV (January 30, 1967), 144.

26 Howe and Coser, op. cit., p. 383.

27 . Curran’s charges are quoted in Kampelman, op. cit., pp. 83-84.

28 . David M. Schneider, The Worker’s (Communist) Party and the American Trade Unions (Baltimore: Johns Hopkins, 1928), p. 95.

29 John H. M. Laslett, Labor and the Left: A Study of Socialist and Radical Influences in the American Labor Movement, 1881-1924 (New York: Basic Books, 1970), p. 129; Howe and Coser, op. cit., p. 248.

30 Melech Epstein, Jewish Labor in U.S.A., 1914-1952: An Industrial, Political, and Cultural History of the Jewish Labor Movement (New York: Trade Union Sponsoring Committee, 1953), p. 142.

31 . Norman Thomas to Morris Hillquit, June 14, 1927, Morris Hillquit Papers (microform edition), State Historical Society of Wisconsin, 1969.

32 Thomas to Hillquit, December 21, 1926.

Источник

Вторая большая группа людей - это те, которые снимают квартиру из-за перенаселенности прежнего места жилья. Это, в основном, молодежь. Не имея возможности получить квартиру, как ее получили при Советской власти родители, они, подростая, начиная трудовую деятельность, снимают квартиру, улучшая и свои, и родительские жилищные условия. Третья группа - это молодые семьи, которым просто не хватает жилплощади, чтобы создать семью. Если и у мужа, и у жены жилищные условия на пределе, и ни в чью квартиру нельзя больше поселить ни одного человека, то единственное, что здесь можно придумать - это съем жилплощади. Четвертая группа - это фактически те же беженцы, но беженцы особого сорта - пролетарии, которые, не находя работы по месту жительства, едут в другие регионы на заработки, и, не имея жилья, вынуждены снимать если не квартиры, то хотя бы койки, лишь бы не ночевать на улице и не помирать с голоду дома. Положение этих людей, хотя жилищные условия у них зачастую и лучше, чем у живущих в разваливающихся, по причине коммерциализации коммунальной системы, бараках, весьма незавидное. С одной стороны, они вынуждены работать не только на хозяина, который дает им работу, но и на того, кто сдает квартиру. При этом для всех, кто снимает квартиры, крыша над головой далеко не гарантирована, как и все в рыночной экономике - стоит только потерять возможность платить хозяину ренту, как тут же окажешься на улице. Каждый кризис, каждое колебание на рынке рабочей силы, каждая прихоть хозяина (как того, на которого работаешь, так и того, у кого снимаешь) угрожают этим людям превращением в бомжей вместе с семьями. В самом лучшем случае семья сможет в складчину, неимоверными усилиями и ценой лишений и самоограничения скопить на квартиру, чтобы хотя бы избавиться от вечного страха выселения и не кормить паразита-хозяина, но после реформы ЖКХ они потеряют и эту иллюзию - за неуплату будут выселяться и из частных квартир.

Но еще большая часть населения - это те, кто имеет большое желание улучшить свои жилищные условия, но не имеют для этого средств, поэтому вынуждены жить в перенаселенных квартирах, зачастую в антисанитарных условиях, холодных, разваливающихся, лишенных элементарных удобств. Для них вообще никаких способов улучшения жилищных условий при капитализме не существует. Предприниматели всегда будут вздувать цены на жилье, пользуясь тем, что это предмет первой необходимости, поэтому либеральные разговоры о снижении цен на жилье посредством конкуренции (вы вообще видели, чтобы с 91-го года цены на что либо снижались?) можно отнести к разряду ненаучной фантастики.

Но то, что невозможно при капиталистической способе производства, основанном на раздробленном частном производстве и ставящем целью экономической деятельности ориентацию на прибыль, возможно в условиях планового социалистического хозяйства. Производство, если оно будет ориентироваться не на прибыль, а на удовлетворение потребностей населения, как это было в СССР, как это сейчас осуществляется в КНДР, будет наращивать производство жилья до той степени, чтобы удовлетворить полностью имеющуюся потребность. При этом жилье будет, в отличие от вздутых рыночных цен, доступно - потому что потребности в недоступном жилье у народа не существует. А централизованность и плановость ВСЕГО народного хозяйства позволит уменьшить общественные затраты на столь масштабное строительство, которое не по зубам ни одной капиталистической фирме. Такое производство возможно только на базе общественной собственности. Только обществу, которое является само собственником всех квартир, нет смысла ПРОДАВАТЬ квартиры И ПОЛУЧАТЬ ПРИБЫЛЬ СО СВОИХ ЧЛЕНОВ. И это будет кардинальным решением жилищных проблем, а не жалкими буржуазными подачками вроде жилищных сертификатов, по которым никогда не получат квартир или «социального жилья», которое будет строиться в гомеопатических дозах. Чем быстрее и успешнее будет развиваться СОЦИАЛИЗМ, тем быстрее жилищная проблема будет разрешена раз и навсегда.

Но частично жилищная проблема может быть решена уже на первом же этапе революционных изменений. Вообще-то говоря, при капитализме масса людей страдает от нехватки жилья вовсе не потому, что свободного жилья нет. Оно есть, только рабочие не могут его получить. Большое количество НЕЗАСЕЛЕННОГО жилья при остро стоящей жилищной проблеме - это вещь вполне естественная для любой капстраны. Как правило, частные компании строят жилье с целью его продать. Но так как богатых людей, которые могут купить жилье, ничтожное меньшинство, то годами квартиры пустуют до тех пор, пока какая-нибудь богатая семья не купит его, чтобы жить или сдавать. Но буржуазия, купив квартиру, часто не заселяет ее вообще - либо используя ее в качестве помещения свободного капитала, спасая его от инфляции, либо со спекулятивной целью перепродать (целые районы, застроенные многоэтажками, не заселяются, переходя от одного посредника к другому) или же из каких-либо других соображений. Кроме того, буржуазия заселяет гораздо большее количество жилплощади, чем это необходимо человеку. Новые русские, строя себе трех-четырехэтажные дачи, в которых живет лишь одна семья, и то три-четыре месяца в году, проживая единолично в пятикомнатной квартире, крайне нерационально расходуют жилплощадь, так необходимую рабочим. Огромное количество площади, пригодной для жилья, используется под офисы фирм и компаний. Например, почти весь центр Москвы сейчас не заселен чуть ли не до четвертого этажа - в бывших квартирах офисы многочисленных фирм, которые не приносят обществу никакой пользы, выполняя ту же работу, которую при Советской власти выполняли министерства, не занимавшие такого количества коммунальных площадей. В стране имеется большое количество площадей, из-за безработицы и экономической разрухи брошенных жильцами, которые подались куда-то на заработки. И в существующих экономических условиях заселение их невозможно. Никто не будет селиться там, где нет ни работы, ни света, ни тепла. Целые города вымерли - их жители не только не живут в них, но и вынужденно обостряют жилищную проблему в других регионах…

Если рабочие возьмут власть, то вся эта масса ресурсов, поможет если и не решить жилищный вопрос полностью, то, по крайней мере, смягчить его остроту до того времени, пока развернется социалистическое строительство. В зависимости от конкретных форм, которые примет революция, меры по решению квартирного вопроса, видимо, будут иметь отпечаток тех обстоятельств, в которых они будут приниматься, но сущность их будет в следующем:

- все муниципальное жилье и жилье, принадлежащее крупным собственникам, будет национализировано, поступив в распоряжение местных Советов;

- будут установлены единые фиксированные цены на коммунальные услуги и жилье. Так как власть будет принадлежать рабочим, то можно с уверенностью сказать, что они будут необременительными даже для самых бедных. При национализации жилья и установлении фиксированных цен все, кто снимают квартиру у частников или частных фирм, будут уравнены в платежах со всеми остальными, избавившись таким образом от ежемесячной ренты хозяевам;

- все коммунальные службы, разрозненные на сегодняшний момент, будут объединены в единую для всей страны централизованную систему. Это приведет к тому, что обслуживание жилья перестанет быть уделом маломощных экономически, неэффективных и дорогих мелких служб, перекупающих друг у друга ресурсы и услуги;

- национализация избыточного жилья у богатых слоев. Семьям предпринимателей, успевшим накупить квартир «впрок», оставят жилплощадь согласно установленным нормам. Совершенно необязательно иметь по трехкомнатной квартире на каждого члена семьи. А в условиях, когда в стране остро стоит жилищный вопрос, - еще и преступно;

- распределение, полученного национализацией, свободного жилья будет осуществляться не по размеру кошелька (есть деньги - покупай квартиру, нет - живи, где хочешь), а по потребности. Жилье будет бесплатно предоставляться нуждающимся по спискам предприятий или же социальных служб в соответствии с установленными нормами. Коммерческое распределение жилья (то есть сдача государственного жилья по рыночным ценам, которая уже начинает практиковаться в РФ) будет уничтожено;

- будет принят план жилищного строительства, который будет предполагать обеспечение ВСЕХ нуждающихся бесплатным жильем.

Но обобществление жилья и расширение жилищного строительства - это не единственные меры решения жилищного вопроса. Советская власть всем комплексом мероприятий по построению социализма навсегда уничтожит сами причины, по которым люди лишаются квартир. Так как коммунальные платежи будут доступными для каждого трудящегося человека, то никто не будет его выселять за неуплату. Советская власть не позволит никаких националистических гонений, принуждающих людей бросать свои дома. С национализмом Советская власть будет бороться до полного уничтожения последнего. Гарантируя каждому человеку право на достойную жизнь, труд (не на словах, а делом уничтожая безработицу) и достойную оплату труда, Советская власть уничтожит причину «кочевания» рабочих с места на место в поисках пропитания, создав условия для достойной жизни НА ВСЕЙ ТЕРРИТОРИИ СТРАНЫ, а не в прикормленных буржуазией анклавах «процветания».

Конечно, кто-то не согласится с этими мерами - предприниматели, которые спекулируют жильем, покупают себе огромные площади, чтобы устроить у себя в квартире спортзал, которые наживаются на бездомных, сдавая им втридорога жилье, не согласятся с этим компании, продающие энергетические ресурсы и стройматериалы, спекулянты земельными участками, коррумпированные чиновники, распределяющие за взятки квартиры, генералы, возводящие себе дачи и прочая свора наживающихся и нажирающихся на жилищном вопросе. Наверняка все они будут орать о том, что советская власть их выкидывает на улицу, и пугать рабочих, что будут отбирать квартиры у всех, кто их приватизировал. Но что стоят «обиды» этой жалкой кучки эгоистичных и погрязших в паразитизме людей по сравнению с целью каждому человеку предоставить крышу над головой, как одно из главных условий простого человеческого счастья.

Александр Лбов

Источник

Как видим, в марксистском понимании права наций на самоопределение нет ни грамма эдакого «священного трепета» перед Нацией, интересы которой «превыше всего». Нет ничего более чуждого марксизму чем популярные среди определённой части буржуазных философов метафизические представления о нации, как о «живом развивающемся организме», обладающем какими-то своими «интересами», отличными от и превалирующими над интересами людей, нацию эту составляющих. Точно так же чужды марксизму и вошедшие в последнее время в моду теории т.н. «столкновения цивилизаций», идущих-де каждая своим уникальным путём и, главное, каждая к своей уникальной цели, почему и жить они должны отдельно, в жизнь друг друга не вмешиваясь, отныне, и присно, и во веки веков. Нет, коммунисты выступают за право наций на политическое самоопределение лишь постольку, поскольку это идёт на пользу мировой социалистической революции. Точка.
Что такое империализм?

Прежде чем пускаться в рассуждения о том, как нам следует (и следует ли в принципе) бороться с империализмом, необходимо определиться, а что же мы вообще понимаем под этим словом. Вопрос совсем не праздный, поскольку слово это имеет множество различных, хотя и в чём-то родственных значений. Причём родственность эта лишь ухудшает дело, поскольку позволяет политическим демагогам с особой лёгкостью переносить критические (или наоборот — хвалебные) выводы, касающиеся одного значения слова «империализм», на другие, зачастую очень слабо связанные с исходным.
1.

Для начала отметим, что империализм — это всегда завоевание или, по крайней мере, силовое удержание завоёванного. И наиболее древней формой империализма следует, повидимому, считать прямое завоевание территории с целью расселения на ней собственного населения и эксплуатации её ресурсов. Часто (хотя и не всегда) такое завоевание сопровождается геноцидом и/или вытеснением «коренного» населения1. К империализму подобного рода относится, например, завоевание европейцами Америки и последующее захватнические войны, которые велись североамериканскими Соединёнными Штатами. Как же марксизм оценивает данный вид империализма?

Разумеется, диалектически — т.е. в зависимости от конкретных исторических условий. Коммунисты безусловно выступают против угнетения (а тем более — геноцида) на национальной (или любой другой) почве — с моральной точки зрения. Но это не мешает им трезво оценивать историческое значение тех или иных событий с позиций их объективной обусловленности. В частности, вот что писал Энгельс в феврале 1849 года по поводу завоевания США Калифорнии2:

И обвинит ли Бакунин американцев в «захватнической войне», которая, хотя и наносит тяжелейший удар по его теории, базирующейся на «справедливости и гуманизме», велась, тем не менее, целиком и полностью в интересах цивилизации? Или может быть это к худшему, что великолепная Калифорния была отнята у ленивых мексиканцев, которые были не в состоянии хоть как-то использовать её? Что энергичные янки путём быстрой эксплуатации калифорнийских золотых приисков увеличат оборот, за несколько лет создадут густонаселённые пункты с обширной торговлей в наиболее подходящих местах тихоокеанского побережья, построят большие города, откроют пароходное сообщение, протянут железную дорогу из Нью-Йорка в Сан-Франциско, впервые действительно откроют Тихий океан для цивилизации и в третий раз в истории дадут новое направление мировой торговле? «Независимость» кучки испанских калифорнийцев и техасцев может пострадать от этого, кое-где «справедливость» и прочие моральные принципы могут быть нарушены; но какое это имеет значение по сравнению с подобными фактами, имеющими всемирно-историческое значение?

Как видим, в данном случае Энгельс не просто безоговорочно поддерживает американский империализм, но даже не допускает мысли, что человек социалистических убеждений может расценивать Мексиканскую войну как-то иначе, не признавать очевидной прогрессивности по существу революционного пробуждения Калифорнии из лениво-феодальной спячки к лихорадочной капиталистической активности.

Имеет ли место империализм подобного рода в наше время? Имеет, но уже лишь, так сказать, «на задворках цивилизации». Именно к этому типу относятся т.н. «этнические чистки», в которых гибнут сотни тысяч и лишаются крова миллионы людей. Очевидно, что никакой цивилизующей роли этот вид империализма более не несёт и подлежит безусловному осуждению и пресечению со стороны мирового сообщества. В принципе так и происходит, хотя, к сожалению, пресечение всегда изрядно запаздывает: вместо того, чтобы остановить геноцид в зародыше, его организаторов и вдохновителей судят в Гааге лишь после того, как геноцид уже произошёл.
2.

Несколько более поздней формой империализма является захват территории вместе с населением для реализации в том или ином виде эксплуатации этого населения. В наиболее крупных масштабах эта форма империализма существовала во времена расцвета европейского колониализма. (В сочетании, в некоторых колониях, с первой формой.) Что говорит марксизм об этом империализме?

В целом, примерно то же самое. В 1853 году Маркс следующим образом оценивал роль колониальной политики Англии в Индии3:

Англия призвана выполнить в Индии двойную миссию: с одной стороны — разрушительную, а с другой — созидательную, уничтожить старое азиатское общество и подготовить фундамент для западного общества в Азии.

[ . . . ]

Современная промышленность, произрастающая из системы железных дорог, растворит наследственное разделение труда, на котором базируются индийские касты, эти решающие препятствия на пути индийского прогресса и индийского могущества.

Всё то, что английской буржуазии возможно придётся сделать, не принесёт массам ни освобождения, ни материального улучшения их социальных условий, зависящих не только от развития производительных сил, но и от их перехода в руки народа. Но вот что она сделает обязательно, так это заложит материальные предпосылки и для того, и для другого. Делала ли когда-либо буржуазия большее? Способствовала ли она когда-либо прогрессу иначе как погружая отдельных людей и народ в целом в грязь и кровь, в нищету и упадок?

Справедливости ради следует отметить, что, как это нам видится сегодня, Маркс был излишне оптимистичен в своих прогнозах: колониальный империализм исчерпал свою прогрессивную роль несколько раньше, чем предполагалось, но говорит это лишь о том, что любые выводы, а в особенности — прогнозы, сделанные нашими предшественниками, могут и должны корректироваться исходя из новых, доступных нам и ещё не доступных им данных. В то же время основная мысль Маркса о прогрессивной цивилизующей роли колониализма на определённом этапе его развития сомнению не подлежит и всем ходом истории блестяще подтверждается.

Ну а как сегодня обстоят дела с этим видом империализма? Он также продолжает жить и здравствовать и даже, в отличие от первого вида, не на «задворках», хотя и не «авансцене», как когда-то. Сегодня это, скажем так, империализм среднего звена. К его категории относятся такие явления, как попытки Сербии воспрепятствовать национальному самоопределению республик бывшей Югославии4, как война России против Чечни и её непрекращающиеся попытки вернуть контроль над территориями, отпавшими от неё после контрреволюционного переворота 1991 года. Сюда же следует отнести и политику Грузии в отношении Абхазии, Аджарии и Южной Осетии (что, кстати, показывает, что жертва более крупного империалиста вполне может, в свою очередь, сама выступать империалистом более мелкого масштаба), подавление курдов и Ираке и Турции и т.п.

Следует ли нам поддерживать и этот империализм? Ясно, что нет — поскольку в наше время в нем также очевидно отсутствуют какие бы то ни было прогрессивные моменты. Собственно говоря, провозглашение принципа права наций на самоопределение как раз и является признанием того факта, что прогрессивный этап колониального империализма близок к завершению и кое-где он уже начал играть реакционную роль. Возьмём, к примеру, распад Югославии. Это, можно сказать, классический пример реализации права наций на самоопределение. Будучи в составе Югославии, её республики были, фактически, отрезаны от на глазах глобализирующейся мировой экономики, тогда как обретение политической независимости открыло им двери в мир. Вступление Словении в Евросоюз (и ожидаемое принятие в него в недалёком будущем других бывших югославских республик) неопровержимо говорит о том, что результатом их независимости стала не самоизоляция и связанная с ней экономическая стагнация, а экономическая и политическая интеграция в более широкие мировые структуры. Более того, весь ход событий в самой постимпериалистской Сербии даёт основания надеяться, что и она в недалёком будущем последует примеру своих бывших вассалов, наглядно подтверждая этим марксистское положение о том, что лишь с концом угнетения других наций обретает подлинную свободу и сама угнетающая нация.
3.

Далее идёт т.н. ленинское понятие империализма, изложенное в его работе «Империализм как высшая стадия капитализма», написанной, в основном, как полемика с рядом работ Каутского5.

Интересно рассмотреть различия и сходства в их точках зрения. Оба автора полностью согласны в том, что империализм — это зло и не играет более никакой прогрессивной роли, однако они в корне расходятся в вопросе о его природе. Для Каутского современный ему империализм — это не более чем империалистическая политика ведущих промышленных держав. Политика, оправданная (т.е. рациональная — в экономическом и политическом смысле) для одних, неоправданная для других, но в любом случае являющаяся лишь одним из ряда возможных внешнеполитических выборов. В то время как для Ленина империализм — это не предмет политического выбора, а стадия капитализма, т.е. нечто объективное, имманентно присущее капитализму на данном этапе его развития.

Разногласия эти могут показаться чисто академическими, но на самом деле это не совсем так. Оба автора более или менее согласны также и в оценке ведущей внутриэкономической тенденции тогдашнего капитализма — внутриотраслевой монополизации и межотраслевой картелизации производства. Оба эти процесса подрывают саму основу капиталистического развития — свободную торговлю и конкуренцию, что и позволяет говорить о «загнивающем капитализме» в его высшей и последней стадии. Но вот выводы из наличия этой тенденции наши оппоненты делают прямо противоположные и объясняется эта противоположность именно их исходными разногласиями относительно степени объективности империалистической внешней политики.

Ленин, предполагая объективность империализма, делает вывод о неизбежности сращивания монополистического финансового капитала с государством, а в дальнейшем — непримиримой нескончаемой войны между этими государственно-финансовыми монстрами, войны, которая может быть прекращена лишь в результате победы мировой пролетарской революции. Откуда и лозунг: «Превратим войну империалистическую в войну гражданскую». Тогда как Каутский, полагая, что империалистическое военное соревнование — это не более чем один из нескольких возможных внешнеполитических выборов, смотрел дальше и делал вывод о вероятном распространением картелизации с национального, на интернациональный уровень — после того, как истощённые войной противники поймут, что иного выхода у них нет — с образованием в перспективе «священного альянса империалистов» (как называл его сам Каутский, или Северо-Атлантического Альянса — НАТО, как назвали бы его мы). Этот будущий период мирного, свободного от империалистических войн развития капитализма Каутский называл ультраимпериализмом и расчёт на его наступление диктовал уже совершенно другую политику, а именно — переждать войну, как далеко не самый благоприятный период для проведения демократических преобразований, лежащих в основе пролетарской революции, и пропаганды интернационализма в царящей повсеместно атмосфере истеричного патриотизма.

Кто же из двух оппонентов оказался прав? На первый взгляд кажется, что Каутский: действительно, все империалисты объединились в один блок и весьма успешно совместно, а главное — и правда мирно6, эксплуатируют народы третьего мира. Но это — только на первый взгляд. В действительности же неправы оказались оба, причём, как и следовало ожидать, неправота их базируется на общей для них ошибке, на том, в чём они сходились во мнении. Ошибка эта — предположение о неизбежности монополизации производства, которого на практике так и не произошло7. А в результате не произошло и сращивания финансового капитала с государством (за исключением некоторых диктатур фашистских типа, но и последние, в конце концов, потерпели крах). Это, правда, не предотвратило империалистических войн (хотя, повидимому, и сделало их значительно менее кровавыми и разрушительными, чем виделось Ленину), но зато привело к другим, причём гораздо более важным для истории последствиям: опровергло вывод о загнивании капитализма. Найдя достаточно удачный компромисс между уровнем монополизации и свободой торговли, капитализму XX века8 удалось не только сохранить конкурентную основу своего метода развития производительных сил, но и добиться поистине поразительных достижений в науке и технике.

Мировая империалистическая война — вопреки прогнозам Ленина — не привела к мировой революции (хотя и вызвала целый ряд локальных революций, из которых лишь Октябрьской революции в России удалось добиться победы), закончилась, пусть и временным, но миром между империалистическими державами. Однако и дальнейшее укрупнение капитала — уже на международной арене — пошло не совсем так, как это предсказывал Каутский: не как интернациональная картелизация, а скорее как внутриотраслевая международная интеграция. Причём в полную силу процесс этот пошёл уже только после окончания Второй Мировой войны — и не в последнюю очередь благодаря наличию фактора СССР, объединившего в общей борьбе с ним всех ведущих империалистов, что снизило уровень межимпериалистических противоречий если и не до нуля, то до уровня, не препятствующего более быстрой и эффективной интеграции империалистических экономик в единую мировую (минус страны соцлагеря) экономику.

На этом закончился «ленинский» (за неимением лучшего термина) период империализма. Он практически во всех отношениях отличался от собственно ленинской модели, но в то же время достаточно полно соответствовал существенным для нас её внешним характеристикам, а именно: наличию ожесточённой военной конкуренции между несколькими примерно равными по силе империалистическими державами-противниками, во-первых; отсутствию какого бы то ни было цивилизующего, прогрессивного элемента в этой борьбе, во-вторых; а в-третьих — империалистическая внешняя политика (второго, в основном, рода — по нашей классификации) была этой стадии капитализма действительно имманентно присуща, что и оправдывает использование того же самого слова «империализм» для обозначения соответствующего исторического периода.
4.

С концом этого периода, однако, не закончился сам империализм (в том же смысле — как этап исторического развития). Ну или во всяком случае, ему на смену пришло нечто, что мы по-прежнему называем словом «империализм». Этот, скажем так, «постленинский» империализм характеризовался уже военно-промышленным противостоянием не между различными империалистическими державами или их блоками, а между единым блоком всех империалистических держав и Советским Союзом.

В определённом смысле этот этап можно рассматривать как продолжение «ленинского» поскольку, по крайней мере с точки зрения самих империалистов, он выглядел достаточно похоже на простое продолжение империалистического противостояния, но уже с СССР в качестве противника9. Тем не менее по некоторым причинам его всё же следует выделить в отдельный период.
Во-первых, это был асимметричный империализм и его асимметричность породила такое совершенно новое для империализма явление, как идеологическая борьба. (Проигрыш СССР в которой, кстати говоря, и решил исход холодной войны.)
Во-вторых, если характеристика Лениным предыдущего этапа как «загнивающего капитализма» оказалась неверна, то этот этап можно с полной уверенностью назвать этапом умирающего империализма в том смысле, что он характеризовался практически полным распадом колониальной системы и, окончательным уходом империализма второго рода с исторической авансцены.

Рассмотрим оба этих пункта несколько подробнее.

Симметричное противостояние нескольких мало чем отличающихся друг от друга империалистических государств обеспечивалось на идеологическом уровне проповедью патриотизма — т.е. безусловной преданностью «своим», всегда, везде и при любых обстоятельствах. Как говорится, «Deutschland, Deutschland über alles», ради процветания Родины мы готовы на всё — что на практике означало отнюдь не только (и даже не столько) готовность к самопожертвованию ради «своих», сколько готовность к совершению почти любого преступления против «чужих».

Идеология эта, однако, оказалась совершенно неадекватна в эпоху противостояния с социализмом, обладающим по самой своей природе этически значительно более привлекательным идеалом. Необходимо было найти нечто новое. И этим новым стала идеология универсальных (т.е. принципиально наднациональных) прав человека или, как её сегодня принято называть, идеология общечеловеческих ценностей.

При всей буржуазности эта новая идеология явилась огромным шагом вперёд по сравнению с безраздельно господствовавшей до неё идеологией патриотизма, породившей такие уродливые явления нашей истории как итальянский фашизм, германский национал-социализм, недавний геноцид в Югославии и т.п. Более того, универсализм этой идеологии распространяется не только на нации (или любые другие этнико-административные группы), но и на социальные классы, т.е. фактически она декларирует аморальность разделения людей на бедных и богатых. В результате торжество этой идеологии не только в определённой степени даёт нам надежду на невозможность возврата — сейчас, после поражения СССР — к ситуации «ленинского» империализма (и неповторение «краха очередного Интернационала») , но и активно подготавливает почву для широкого распространения действительно универсальной общечеловеческой коммунистической идеологии.

Распад колониальной системы также символизировал собой коренное изменение в системе международных отношений, а именно: окончательный переход от прямого внешнего колониального управления к более прогрессивному — в плане развития производительных сил — внутреннему капиталистическому самоуправлению на основе политического суверенитета. Это изменение в методах империалистической эксплуатации не только способствовало более эффективному развитию бывших колоний, но и устранило главную объективную причину военной межимпериалистической конфронтации прошлого — принадлежность каждой отдельной колонии лишь одной конкретной метрополии: конфликт, который не мог быть разрешён иначе, чем военным путём. Тогда как образовавшаяся к настоящему времени система транснациональных корпораций разрешает возникающие в ней конфликты на основе буржуазно-правовых отношений и, напротив, заинтересована в максимальной кооперации всех империалистических сил. Что даже в большей степени позволяет надеяться на невозврат к военно-конфронтационному империализму, чем новая универсалистская буржуазная идеология.
5.

Переходя к современности, первое, что следует отметить, это обусловленное крушением системы социализма и окончанием холодной войны очередное кардинальное изменение наших представлений об империализме. Прежде всего, окончился, как уже было сказано, военно-конфронтационный период развития человечества, т.е. в «расширенно-ленинском» смысле окончился и сам империализм (как исторический период). Империалистическая война стала невозможна, а вместе с ней — и превращение её в гражданскую, как революционная тактика периода империализма. Это не значит, что мы не вправе сегодня говорить об империализме вообще (или даже о возврате к «ленинскому» империализму и возобновлению угрозы империалистической войны, о чём мы как раз и поговорим в конце статьи), но действительно значит, что, во-первых, империалистическая политика не является более чем-то имманентно присущим историческому моменту, а во-вторых, что современный империализм (как политика) принципиально отличен от обеих его разновидностей, имевших место в прошлом и отошедших в наше время, как мы отметили выше, на второй и третий планы.

Более развитые страны во главе с США по-прежнему совершают активные военные вмешательства во внутренние дела менее развитых стран, что, повидимому, позволяет продолжать называть их политику империалистической, однако цели этой политики сегодня принципиально отличны от таковых эпохи колониализма. Если целью политики колониализма было политическое доминирование, т.е. распространение своего суверенитета на захваченные территории с перспективой навязывания им специфических отраслей экономики в интересах метрополии, то теперешний интернациональный финансовый капитал совершенно индифферентен по отношению к отраслевому распределению между различными странами. В чём он заинтересован, так это в открытости экономики, т.е. в устранении любых преград на пути инвестиций и в унификации соответствующих законодательств.

Это изменение способа международной эксплуатации закономерно привело и к изменению политики империализма, что позволяет нам говорить об империализме третьего рода, целью которого является уже не политическое доминирование, а лишь экономическая открытость. При этом в полном соответствии с концепцией прогрессивности права наций на политическое самоопределение новый империализм нередко разрушает (в том числе и насильственно) связи политического доминирования, характерные для его же предыдущей формы — как это имело место в уже упомянутом нами случае c Югославией. Процесс этот — в текущих исторических условиях — безусловно прогрессивен: динамичнее всего развиваются сегодня10 именно страны с наиболее открытой экономикой. И наоборот — наиболее закрытые в экономическом плане страны развиваются медленнее других или даже не развиваются вовсе, а существуют почти исключительно за счёт экспорта сырья. Более того, такие страны характеризуются, как правило, также и наиболее деспотичными режимами (Саудовская Аравия, Ирак при Саддаме Хуссейне, Иран и т.п.) — феодальными монархиями, диктатурами (и часто тоже со значительными пережитками феодализма или даже родоплеменного строя), теократиями. Империалистическое открытие подобных стран (с применением военной силы или без этого) если и не всегда приводит к установлению в них более или менее полноценной буржуазной демократии, то в любом случае вызывает значительное смягчение режима, ставя страну, по крайней мере, на путь к демократии.

Прогрессивность современного империализма, однако, не исчерпывается одним лишь способствованием развитию капитализма в бывших колониях. Не менее значительный эффект он оказывает и на внутреннюю ситуацию в бывших метрополиях. Начавшийся ещё во времена Ленина экспорт капитала приобрёл сегодня характер уже даже не экспорта, а свободного движения капитала. Собственно, именно необходимость в ликвидации последних препятствий на пути этого движения и является сверхзадачей всей новейшей империалистической политики. Но подобная свобода с неизбежностью порождает тенденцию к выравниванию условий на рынках труда во всех регионах нашей планеты. «Если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе.» Магомет, в данном случае, это капитал, а гора — труд. Не имея возможности импортировать в нужных количествах требуемый ему дешёвый труд из стран третьего мира, капитал закономерно экспортирует себя туда, где этот труд имеется в избытке.

«Наступление на права трудящихся» стало за последние годы рефреном политических новостей в первом мире (и особенно показательны в этом отношении последние события в ведущих странах Евросоюза). Но «наступление» это является ни чем иным как объективным изменением конъюнктуры рынка труда, вызванным как давлением дополнительного (и более дешёвого) предложения за счёт трудовой иммиграции, так и снижением платежеспособного спроса на труд за счёт всё усиливающейся конкуренции со стороны уже использующих более дешёвый труд предприятий в странах третьего мира. Причём попытки некоторых промышленно развитых стран как-то решить эту проблему путём ужесточения иммиграционного законодательства хотя и ослабляют до какой-то степени остроту первого фактора, но одновременно лишь усугубляют второй, дополнительно стимулируя экспорт остатков ещё инвестированного в первом мире капитала.

Назревающий кризис принципиально неразрешим в рамках существующего в мире политического строя, поскольку является проявлением антагонистического противоречия между трудом и капиталом. Мы наблюдаем очередное абсолютное и относительное обнищание трудящихся масс, ведущее к возникновению революционной ситуации. В прошлом веке подобный кризис удалось преодолеть за счёт, во-первых, перераспределения определённой доли колониальных прибылей в пользу рабочего класса, а во-вторых, вовлечения его в две братоубийственные войны. Сегодня же обе эти возможности представляются маловероятными: постепенное стирание границ между первым и третьим мирами не позволяет надеяться на первую, а наднациональный характер современного финансового капитала и обусловленная этим характером твёрдо наметившаяся (и прогрессирующая) военная однополярность мира — на вторую.

Просуммируем основные прогрессивные задачи, выполняемые современной разновидностью империализма. Это:
Ликвидация последних анклавов докапиталистических формаций.
Борьба с религиозным фундаментализмом и повышение уровня секуляризации общества в целом.
Интеграция всей мировой экономики в единое целое.
Стирание грани между первым и третьим мирами.
Вызванная этим окончательная интернационализация труда.
Создание революционной ситуации.

Иными словами, мир уверенно идёт к революции, но на этот раз — уже к действительно мировой, что обеспечивает ей значительно лучшие шансы на успех. При этом главным социально-политическим процессом, подготавливающим для неё почву, главным инструментом социального прогресса сегодня снова, как и сто лет назад, выступает империализм — новый империализм XXI века.

Об отношении коммунистов к патриотизму существует множество неверных и часто диаметрально противоположных мнений. Утверждается, в частности, что провозглашение права наций на самоопределение — это безусловная поддержка патриотизма угнетённых наций. Утверждение это, однако, полностью несостоятельно: как уже было указано выше, марксистское понимание права наций на самоопределение признаёт лишь само это право, но ни в коем случае не пропагандирует (и тем более — не навязывает) его практическую реализацию. Коммунисты угнетающей нации обязаны выступать против «права» на удержание в составе «своего» государства угнетённых наций — т.е. против «своих» «национальных интересов». В то же время коммунисты угнетаемой нации совершенно не обязаны (хотя и могут) быть за национальную независимость — т.е. руководствуются они также всем, чем угодно, но только не патриотическими соображениями.

Другим распространённым заблуждением является мнение, будто бы коммунисты вообще отрицают существование таких вещей, как нации и патриотизм, заменяя их классами и классовой солидарностью. Подобное противопоставление, однако, столь же глупо, как и противопоставление, к примеру, формы и цвета предметов. Утверждается также, что коммунисты, якобы, хотят уничтожить нации, «подстричь всех под одну гребёнку», покончить с уникальностью и низвести всё человеческое многообразие до уровня монотонной серой «массы». Это обвинение уже посерьёзнее и поэтому заслуживает того, чтобы его полнейшая вздорность была надлежащим образом разоблачена.

Прежде всего, следует отметить, что обвинение это не подтверждается конкретными историческими фактами: нигде в мире не предоставлялось таких широких возможностей для развития своей культуры всем, даже самым мелким национальностям, как в СССР. Что, однако, не мешает марксистам видеть нации такими, каковы они есть, без того характерного налёта мистицизма, которым покрывает их буржуазная философия. Национальные различия — явление совершенно естественное, имеющее место в силу того, что различные группы людей долгое время жили и развивали свою культуру обособлено. Но как естественно они образовались, точно так же естественно они со временем и отомрут — по мере того, как люди разных стран и народов всё больше и больше общаются друг с другом, перемешиваются и т.д. В этом естественном процессе нет ни вины, ни заслуги коммунистов.

Было бы ничем не оправданным насилием прямо сегодня «отменить» нации и заставить людей в один день отказаться от веками укоренившихся привычек (или даже предрассудков), однако ничуть не меньшим насилием является и целенаправленная «защита» нации, создание людям искусственных препятствий для межнационального общения и осознания ими своей принадлежности в первую очередь не к «своей» нации, а к человечеству, осознания себя гражданами мира. Но не приведёт ли такая «денационализация» к упадку индивидуальности, обеднению духовной жизни, нивелированию культуры, как пугают нас г-да борцы за «национальную идентичность»? Непонятно, с какой стати: ведь уникальность индивидуума — это его отличия от других, особенности, присущие только ему и никому другому, в то время как «национальная идентичность» — это наоборот, сходства присущие группе индивидуумов. Никто не отрицает того очевидного факта, что подобные сходства, обусловленные общим историческим развитием, действительно имеют место, но не менее очевиден и другой факт: что, во-первых, сходства эти характерны далеко не для всех представителей той или иной нации, а если и характерны, то в разном объёме; во-вторых же, состав и содержание этих сходств хоть и сравнительно медленно, но непрерывно меняется с течением времени. Пытаться «обратить в свою веру» — это безусловно насилие над личностью, но и мешать «обратиться в чужую веру» — точно такое же насилие. В действительности, в процессе развития (национальной) культуры её носители постоянно понемногу «обращаются в чужую веру» — без этого было бы невозможно никакое развитие. А «защита национальной идентичности» — это, фактически, просто стремление остановить развитие, причём в конечном итоге — с чисто политическими целями сохранения status quo в существующей системе власти и эксплуатации.

2.

Так каково же действительное отношение марксизма к патриотизму? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, нам следует рассмотреть соотношение разделения человечества на нации и классы. Классы и правда в известном смысле сродни нациям: постольку, поскольку они — так же как и нации — являются группами людей. И точно так же классовая солидарность — сродни патриотизму, поскольку и то, и другое — преследование единой групповой цели, выражающей (предположительно) общей для всей группы интерес. Но на этих — чисто внешних — характеристиках сходство и заканчивается. Различие же заключается как раз в том, что классы — это действительно объединения людей на основе объективных материальных признаков их общественного бытия, обеспечивающих подлинную общность целей. В то время как нации — это не более чем исторически сложившиеся группы, объединённые не объективной общностью интересов, а субъективной культурной близостью, не более чем привычкой считать «своих» «своими», причём привычкой дурной, целенаправленно прививаемой правящими классами нации классам угнетаемым с одной вполне определённой целью: облегчить себе осуществление этого угнетения.

Из сказанного может возникнуть впечатление (и многие действительно так считают), что мир устроен крайне просто: человечество делится на нации, а нации — на классы. Впечатление это, однако, не совсем верно. В особенности — сегодня, когда оно совсем неверно. Но мы, тем не менее, рассмотрим сначала именно такое деление, поскольку именно оно с достаточно хорошей точностью отражало положение вещей в период возникновения наций в их современном смысле. Подобная упрощённая ситуация имеет место, когда мы рассматриваем группу наций, примерно равных в своём развитии, экономика которых в значительной степени замкнута — т.е. выглядит для внешнего мира именно как единая национальная экономика, а не как множество отдельных корпораций, действующих исключительно в своих собственных интересах, независимо друг от друга и от своего правительства. Именно такой была ситуация в Европе начала прошлого века. И в связи с предельной простотой этой ситуации предельно просто было и марксистское отношение к патриотизму: безусловно отрицательное. Вот, например, что писал на эту тему Ленин в июле 1915 года11:

Кто пишет против «государственной измены», как Буквоед, против «распада России», как Семковский, тот стоит на буржуазной, а не на пролетарской точке зрения. Пролетарий не может ни нанести классового удара своему правительству, ни протянуть (на деле) руку своему брату, пролетарию «чужой», воюющей с «нами» страны, не совершая «государственной измены», не содействуя поражению, не помогая распаду «своей» империалистской «великой» державы.

В ситуации отсутствия интерференции между национальным и классовым делением патриотизм носит только и исключительно реакционный характер, являясь орудием в руках правящих классов, служащим для натравливания пролетариата разных наций друг на друга, отвлечения его от классовой борьбы со своим настоящим врагом. Однако, если взглянуть на проблему шире, на мир в целом и сегодня, а не сто лет назад, то ситуация уже далеко не столь проста. При этом именно нарочито упрощённый подход к классовому анализу, практикуемый некоторыми современными «попами марксистского прихода», используется буржуазными идеологами в качестве основного аргумента в их попытках дискредитации классовой теории в целом. Используется настолько успешно, что уже даже некоторые, считающие себя (и иногда искренне) «красными», товарищи заговорили о всевозможных «цивилизационных подходах», «этногенезе» и прочей метафизической чуши. Тогда как в действительности классы, конечно же, никуда не делись, но в условиях активного взаимодействия между собой отдельных представителей разных наций уже не как представителей наций, а как самостоятельных экономических агентов, «национально-независимая» картина эксплуатации перестаёт быть верной. По мере всё большего и большего взаимопроникновения экономик разных стран друг в друга, усиления их взаимозависимости, всё большее и большее значение приобретает межнациональная эксплуатация. Это, конечно же, отнюдь не значит, что «одна нация эксплуатирует другую нацию» (как то зачастую старается представить «эксплуатируемая» национальная буржуазия): эксплуатация по-прежнему носит классовый характер (а иначе и быть не может), но классы эти — в отличие от «простой модели» — уже могут лежать по разные стороны национальных границ. Более того, с развитием глобализации родственные классы различных наций начинают всё сильнее срастаться между собой, образуя единые наднациональные классы12.

Картина эта, безусловно, не нова и не является достоянием лишь нашего времени. Ещё в глубокой древности одни народы завоёвывали другие и обращали побеждённых в рабство. Классовое разделение в подобных ситуациях нередко полностью совпадало с национальным (этническим), а классовая солидарность — с патриотизмом. Именно из этих древнейших примеров и черпают патриоты всех времён и народов этическое обоснование своих взглядов. Но тут следует ясно отдавать себе отчёт, почему морален подобного рода патриотизм: именно и только потому, что под маской патриотизма тут выступает классовая борьба угнетённых с угнетателями за своё освобождение. Не надо забывать, что поработители — это тоже патриоты, которые точно так же как и те, кого они поработили, «радеют за счастие народное».

Сегодня, однако, подобный «чисто классовый» патриотизм встречается крайне редко, если встречается вообще. Во-первых, даже в самых угнетённых нациях обычно присутствует класс национальной буржуазии, причём, как правило, именно он и возглавляет всё патриотическое движение. В своих, разумеется, интересах, которые достаточно редко лежат в одном русле с интересами угнетённых классов нации. Во-вторых, даже в тех случаях, когда патриотическая борьба имеет вполне отчётливую классовую составляющую, этот классовый интерес вполне может носить и реакционный характер. Например, кубинский патриотизм полностью оправдан как защищающий завоевания революции, но каково оправдание, скажем, австрийского патриотизма, привёдшего во власть партию Хайдера? Его нет. Вне всяких сомнений Хайдер выражает классовые интересы австрийских «бедных»: защищает их от посягательств иммигрантов — т.е. действительно бедных, для которых австрийская «бедность» представляется как недостижимое богатство. Хайдеровский патриотизм, таким образом, направлен не на прогрессивные преобразования общества или их защиту, а исключительно на сохранение привилегированного положения определённых классов — пусть и не самых богатых, но отнюдь и не бедствующих. Фактически, Хайдер защищает «законное право» рядовых австрийцев на косвенное участие в эксплуатации угнетённых третьего мира.

3.

Это приводит нас к необходимости рассмотреть различные виды современного патриотизма. И первое, что следует сказать, это что прогрессивного в действительном смысле слова патриотизма сегодня уже не существует: мир стал для этого слишком взаимозависимым. Упоминавшийся выше кубинский патриотизм является в этом отношении не более чем нереакционным, Куба может служить нам своего рода «знаменем», но точно так же служить им может и Куба поверженная — как в своё время служила «знаменем» расстрелянная Парижская Коммуна. Никакой самостоятельной роли в построении коммунизма ни в мире, ни даже «на отдельно взятой Кубе» она играть не может, что вполне официально признаёт даже само кубинское руководство.

К этой же категории можно отнести и буржуазно-демократический патриотизм Чавеса и ему подобные: мы не можем не приветствовать борьбу беднейших слоёв народа Венесуэлы за хоть какое-то улучшение своей жизни, но при этом не можем и не понимать изначальной тупиковости подобного рода борьбы, не выходящей за рамки буржуазно-демократических преобразований (да ещё и «в отдельно взятой стране»). Все же прочие виды патриотизма сегодня — в большей или меньшей степени реакционны, хотя и по разным причинам. Мы не будем пытаться выстроить здесь развёрнутую классификацию и остановимся лишь на четырёх наиболее общих и наиболее исторически важных типах современного реакционного патриотизма.

Во-первых, это уже отмеченный выше на примере Австрии патриотизм первого мира. К сказанному о нём остаётся лишь добавить, что он не только стремится законсервировать существующее неравноправное положение наций, но и объективно стоит на пути дальнейшего развития производительных сил, препятствуя (к счастью, без большого успеха) полной интеграции в единое целое всех производственных мощностей нашей планеты и окончательному переходу к планированию экономики в мировом масштабе.

Во-вторых, это патриотизм третьего мира (включая сюда и большинство бывших советских республик), направленный, как и предыдущий тип, против процессов глобализации. Интересно, что характерен он далеко не для всех стран третьего мира, но лишь для некоторых из наиболее репрессивных режимов. Объясняется это тем, что, в отличие от патриотизма первого мира, имеющего корни в массовых движениях протеста, этот тип патриотизма насаждается сверху комбинацией религиозной (или квазирелигиозной идеологической) пропаганды и прямого насилия над народом. В этом плане характерен пример Ирака, где весь патриотизм улетучился даже раньше, чем Саддам Хуссейн был формально отстранён от власти. И который не удаётся возродить в сколько-нибудь значимых масштабах несмотря ни на какие попытки самых разных политических отщепенцев — от подпольных баасистов до отколовшихся от компартии Ирака «левых» патриотов. Как и предыдущий вариант антиглобализма, этот патриотизм стоит на пути дальнейшего развития мировых производительных сил. Плюс к тому, свержение последних диктатур (как светских, так и религиозных) также является очевидным прогрессом.

В-третьих, «внутренний» патриотизм третьего мира, т.е. порождающий межнациональную вражду уже внутри самого третьего мира. Лучшим примером подобного патриотизма является бесконечный конфликт между Индией и Пакистаном. Подобные конфликты вряд ли могут существенно повлиять на ход мировой истории, однако их нельзя просто так сбросить со счетов по причине огромных человеческих жертв, к которым они могут потенциально привести, особенно учитывая наличие в руках некоторых из таких патриотов ядерного оружия. Кроме того, так же как и в ситуации вокруг II Интернационала, этот вид патриотизма неизбежно раскалывает международное рабочее движение.

Наконец, в-четвёртых, самый реакционный из всех — российский патриотизм, являющийся, если разобраться, попросту квазисоветским реваншизмом, под угар которого, к сожалению, попало и весьма значительное число российских левых, забывших, похоже, что слова «русский» и «коммунистический» — это отнюдь не синонимы. Россия сегодня бесспорно находится в достаточно тяжёлом положении, ей грозит дальнейший распад и окончательный сход с мировой арены, однако какова же альтернатива, на которую рассчитывают т.н. «лево-патриотические» силы? В самый разгар Первой Мировой войны Ленин неспроста говорил, что в подобной ситуации каждый сознательный рабочий (не говоря уж о коммунистах) обязан стать изменником «национальным интересам», делать всё возможное для поражения своего правительства, способствовать распаду страны: в победившей стране, сильной, независимой, с цветущей экономикой революции не случаются. Революция — это всегда реакция на кризис, паралич экономики, разгул преступности, с которым правительство неспособно ничего поделать поскольку уже фактически не управляет страной. Победа революции невозможна без полной деморализации армии и выхода её (или по крайней мере большей её части) из подчинения как центральному командованию, так и офицерскому корпусу на местах.

Все разговоры о том, что «нам надо любой ценой сохранить Россию чтобы было где делать революцию» — это не более чем фиговый листок на программе русских реваншистов. Сохранённая таким образом Россия может быть только империалистической, причём претендующей на то, чтобы быть «противовесом» НАТО. Т.е. «ценой сохранения» (пусть вероятность подобного исхода и минимальна) является не что-нибудь, а возобновление империалистического противостояния, возврат мира в эпоху «ленинского» империализма и неизбежность Третьей Мировой (термоядерной) войны. Что в планы коммунистов вряд ли входит.

Источник

Сегодняшняя российская армия, как и само российское государство, страдает тяжелейшей социально-политической болезнью, симптомы которой стали серьезно заявлять о себе еще в последнее десятилетие перед развалом СССР. Но тогда все эти симптомы проявлялись довольно приглушённо, хотя и вполне определённо. Прежде всего это стало выражаться в социальном составе ее, так называемого, «переменного состава» - солдатах и сержантах срочной службы. Среди них все меньше и меньше встречалось детей высокопосавленных или просто сколько-нибудь влиятельных людей, а преобладали, в основном, дети «простых работяг». Что касается высших военно-учебных заведений, особенно элитных, максимально приближенных к столице, то это соотношение резко менялось в противоположную сторону. Ну, а что уж касается распределения их выпускников - то это, тем более, тема для особого разговора. Соответственно и реально руководили армией люди, имеющие вполне определенные, как в советское время говорили, морально-политические качества.

Вот в таком «растрёпанном» состоянии армия и вошла в сокрушительные 90-е годы. Тем не менее, тогдашнее, только что захватившее власть в стране, политическое руководство РФ с подозрением смотрело на военных, большинство из которых присягало Советскому Союзу. Многие офицеры того времени ещё оставались верны прежней системе морально-политических ценностей, даже не демонстрируя это публично. Их власти и опасались. Хотя одновременно не вполне доверяли и тем, кто быстро переметнулся на сторону новоявленной российской буржуазии. Именно поэтому, под глухой ропот офицерского корпуса, почти на корню тогда умерла идея заставить кадровых военных дать новую присягу уже буржуазному режиму.

В то же время, российское политическое руководство, с одной стороны, покупало лояльность высших армейских чинов, тем более, что к тому времени это был очень близкий и знакомый большинству из них путь к благополучию. Им давали звания и награды, неуклонно росло число генералов, не пресекались сомнительные финансовые и экономические решения, что быстро привело к масштабной коррумпированности.

С другой стороны - к Вооруженным Силам привлекалось внимание общественности и прессы. Армия со всеми её бедами оказалась под валом критики и нападок. Ее не реформировали под буржуазную гребенку, но и не защищали. Наоборот, риторикой, по большей части демагогичес-кой, о военной реформе российские политики как бы снимали с себя ответственность за беды военных, переводя всю остроту критики на самих людей в погонах. Это была сколь спонтанная, инстинктивная, столь и продуманная форма их самозащиты. Руководство страны хорошо усвоило за эти годы простую истину, на чем постоянно в то время выигрывало: лучшее средство от военного переворота - непопулярная армия. Одновременно оно не гнушалось и методами прямого воздействия на неугодных. Это с особой остротой проявилось, например, в истории с гибелью быстро набиравшего популярность в оппозиционных и армейских кругах генерала Льва Рохлина.

Российская армия сегодня - типичная армия буржуаз-ного государства по сути, хотя процесс ее становления ещё далеко не завершён. Увеличился и все расширяется разрыв в социальном положении солдат, особенно срочной службы, и офицеров. Несоизмеримо, по сравнению с советскими временами, выросли силы МВД. В настоящее время Внутренние войска МВД по численности и технической оснащенности уже превосходят Сухопутные войска Министерства обороны, а штатная численность МВД значительно превышает численность Вооруженных Сил. Такой парадоксальной ситуации нет больше нигде в мире. Нынешние «демократы» могут гордиться: они уже переплюнули свою же идею о «правовом государстве» и оказались в стопроцентном полицейском. Николай I с его жандармским корпусом при III отделении Собственной Его Императорского Величества канцелярии, наверное, не единожды в гробу от зависти перевернулся. И если до сих пор переход офицеров из МО в МВД особенно не афишировался, хотя они туда, как отмечал бывший министр обороны РФ И.Н. Родионов, «побежали рядами и колоннами», то теперь политическим руководством страны армия уже в открытую всё больше разворачивается в сторону пополнения внутригосударственных силовых структур в лице внутренних войск МВД, ОМОНа и других спецподразделений полицейского толка. В полный голос зазвучали на страницах печати мнения некоторых влиятельных лиц и журналистов о необходимости изменений в Военной доктрине РФ и принятия Законов РФ, в которых бы определялись задачи российской армии не только в плане защиты государства от внешней опасности, но и в плане решения внутренних проблем под видом «борьбы с терроризмом».

Естественно, что только безнадежно наивному человеку может быть не понятно, что не в борьбе с неким «терроризмом» дело, тем более, что природа «терроризма» имеет не столько уголовные, сколько социально-политические корни. Армия нужна нынешнему российскому режиму как, во-первых, дополнительная подавляющая сила против возможных выступлений трудящихся из-за всё ухудшающегося социально-экономического положения в стране, а, во-вторых, чтобы по всем омерзительным законам уголовного мира «повязать» ее на кровавых злодеяниях против выступлений своего собственного народа и тем самым усложнить возможный переход на его сторону. Это уже было апробировано на опыте Кантемировской дивизии 4 октября 1993 года, когда десяток негодяев-офицеров за жалкую плату возглавили расстрел из танковых орудий Дома Советов на Краснопресненской набережной в Москве. Теперь вот уже почти 10 лет офицеры и ветераны этой дивизии тщетно пытаются реанимировать доброе имя прославленного в боях Великой Отечественной соединения, загаженное этими отморозками.

Именно в силу этих обстоятельств сегодня все сетования о бедственном положении российской армии и призывы к её укреплению есть не что иное, как та же оппортунистическая суть социал-демократов II Интернационала в момент начала Первой мировой войны. Проголосуйте ещё за военные кредиты и аналогия будет полной. Поэтому безгранично глупо, а для дела борьбы за интересы трудящихся масс даже преступно ратовать за укрепление такой армии. Это равноценно тому, как если бы активисты оппозиции начали агитировать народ подносить кирпичи и месить раствор на строительстве тюрем для политических оппонентов нынешнего режима и одновременно помогать заряжать оружие их тюремщиков.

В то же время, рассчитывать на то, что «обиженная» современная армия РФ сама, когда это нужно будет, поддержит восставший народ, - столь же безответственная глупость. Равные ей по численности и техническому оснащению ВВ МВД, как и части на контрактной основе, спешно формируемые из безработных и полуголодных парней из российской глубинки, и купленное режимом со всеми своими потрохами высшее командование российской армии, задуренность солдатских голов отсутствием правдивой информации и спеш-но насаждаемыми в армии попами с их идиотски-ми проповедями не позволят этого сделать.

Именно поэтому проблема военной работы для любой серьёзной оппозиционной организации исключительно актуальна. Исторический опыт трех русских революций убедительнейшим образом доказывает это. Лишь тогда, когда армейские массы стали активно поддерживать революционные силы, стало возможным не только свалить тысячелетнюю монархию в России практически сравнительно бескровно, но и вскоре осуществить, столь же бескровно, и пролетарскую революцию, давшую в руки самого трудового народа власть в стране. Ведь никогда в истории внутренняя контрреволюция любой страны без иностранной поддержки не осмеливалась поднять руку на революционные завоевания своего народа, которые поддерживаются основной массой армии.

Да, работа эта очень сложна и трудна. Некоторые пессимисты даже утверждают, что в условиях, когда все СМИ, особенно радио и телевидение, в руках правящего режима, сдвинуть с места работу невозможно. Они совершенно не правы. Исторический опыт военно-боевой работы ленинской партии большевиков нам в этом порука. Ведь в начале XX века основная солдатская масса русской армии состояла из вчерашних тёмных, безграмотных, затурканных крестьян с сильной верой в справедливого царя-батюшку, всемогущество и доброту господа Бога. А офицерство - в основном элитная каста, круто замешанная на самодержавно-аристократических традициях и на дух не переносящая «крамольных» настроений.

Сегодня иное положение. Да, в последние годы, как результат социально-экономических процессов, происходя-щих в России, с каждым призывом стало стремительно расти количество совершенно безграмотных призывников, в частях пошло поветрием строить храмы, где на шеи солдат, приводимых туда строем, лохматые попы в длинных рясах вешают крестики, а в казармах вместо былых политинформаций по «видикам» бесконечно гоняют американские боевики. И всё-таки, при всех издержках буржуазного воздействия на умы населения России, ныне и солдат другой, и офицерство иное, нежели в царской России, да и с распространением революционных настроений в армейской среде далеко не всё безнадёжно. Дело в том, что исторический опыт, тем более подтвердивший свою эффективность на практике, необходимо глубоко и обстоятельно изучать, анализировать и, преломив его в соответствии с сегодняшними реалиями, воплощать в практику борьбы. При этом нужна не кустарщина, а глубоко научный подход как в организации этой работы, так и в её осуществлении.

Кроме того, в той работе, которая до сегодняшнего дня пусть и спонтанно, но велась силами патриотической оп-позиции в армии и других силовых структурах, был явный перекос в сторону офицерского состава. Да, это очень важное направление работы, но всё-таки нельзя забывать о солдатах и сержантах. Именно они составляют основ-ную массу вооруженных людей, именно они - тот самый «человек с ружьем», который ставит решающую точку в революционном процессе. Тем более, что доступ к этой массе и на этапе допризывной подготовки, и в процессе службы, и после увольнения в запас не столь уж и сложен. Вся беда лишь в том, что до сих пор эта работа ни в одной из партий, называющих себя коммунистическими, должным образом не развернута и не поставлена. А надо бы, если мы всерьёз хотим победить.

Наиболее полно роль субъективного фактора выража-ется в идейном и организационном воздействии на солдат-ское движение со стороны класса - авангарда революции и возглавляющей его партии. Решение этой задачи началось в годы первой русской революции. Важнейшим условием обеспечения перехода солдат на сторону революционного народа являлось раз-вертывание в войсках широкой политической агитации и пропаганды. При этом усилия большевистской партии наталкивались на бешеное противодействие царского самодержавия, стремившегося репрессиями наглухо закрыть доступ большевикам в казармы, отгородить неприступной стеной армию от народа под прикрытием лицемерного лозунга «армия вне политики». Этой же цели служили жестокая военная дисциплина с ее ярко выраженной классовой направленностью, драконовские законы и военно-полевые суды.

Пропаганду и агитацию в войсках партия рассматривала как одно из главных направлений своей деятельности, неизменно ставя и решая ее на партийных съездах. К ней приковывалось внимание всех большевистских организаций. Уже на II съезде партии признавалось желательным образование особых групп, служащих в войске, социал-демократов, с тем, чтобы «группы эти занимали определенное положение в местных комитетах (как ветви комитетской организации) или в центральной организации (как учреждения, соз-данные непосредственно Центральным Комитетом и непосредственно ему подчинённые)».

В ленинском проекте были определены важнейшие принципиальные моменты, такие, как: 1) необходимость внесения в самых широких масштабах социал-демократических идей в гущу солдат; 2) создание военных организаций партии; 3) их теснейшая связь с общепролетарскими организациями РСДРП в целях обеспечения пролетарского влияния на солдат; 4) максимальная централизация военной деятельности партии.

При подготовке к III съезду партии В. И. Ленин в письме местным организациям снова подчеркивал важность работы в войсках. И доклады с мест показали, что партия все более широким фронтом развертывает борьбу за армию.

На IV (Объединительном) съезде партии большевики во главе с Лениным пришли с развернутой революционной платформой, в которой борьба за войско была поставлена на одно из первых мест. В остром противоборстве с меньшевиками большевики добились признания съездом, что победа народного восстания возможна только при дезорганизации войска и переходе, по крайней мере, части его на сторону народа. По требованию многих местных организаций, выступавших за централиза-цию военной работы партии, меньшевики вынуждены были принять предложение о созыве всероссийской конференции военных организаций РСДРП.

После съезда большевики, преодолевая саботаж мень-шевистского ЦК, подготовили и в ноябре 1906 г. провели совместную конференцию военных и боевых организаций РСДРП. Сам факт созыва конференции свидетельствовал об огромном значении, которое придавали большевики военно-боевой работе партии. Объединение деятельности военных и боевых органи-заций призвано было обеспечить пролетарское влияние на солдатское движение, укрепить союз рабочих и солдат в вооруженной борьбе против самодержавия, поднять ее эффективность на базе этого союза.

Конференция внесла неоценимый вклад в обобщение военно-боевой работы партии, в развитие ее конкретных форм и методов. Был создан центральный руководящий партийный орган - Временное бюро военных и боевых организаций РСДРП. В. И. Ленин дал высокую оценку итогам работы конференции.

На V съезде РСДРП по настоянию большевиков во-прос о работе в армии был обсужден как самостоятельный вопрос повестки дня. Съезд постановил усилить агитационную и организационную работу в армии, поручил ЦК РСДРП обратить серьезное внимание на издание социал-демократической литературы для солдат и матросов, созвать конференцию военных организаций партии, обеспечив на ней возможно большее представительство с мест.

Таким образом, борьба за армию с самого начала вы-двигалась большевиками как одна из важнейших общепартийных задач. На ее решение мобилизовывались усилия всей партии. Это во многом определило ее результаты.

С первых дней революции большевистские организа-ции с исключительной энергией развернули работу в войсках. По неполным данным, к концу 1905 г. ее регулярно вели уже не менее 64 социал-демократических комитетов.

Наиболее действенной и боевой формой агитации яви-лось издание и распространение среди солдат и матросов специальных листовок. Они широко и доходчиво раскры-вали перед солдатами и матросами за что борются рабочие и крестьяне, какую роль в этой борьбе царское самодержавие отводит солдатской массе, где ее настоящее место в революции. В пламенных обращениях к ра-бочим и крестьянам, одетым в серые шинели, большевики указывали: «В вас вбивают строгую дисциплину и стара-ются выбить из вас все человеческое. Вас убеждают, что по приказу вы должны убить родного отца и мать, из вас готовят палачей и зверей. Вас зачастую держат впрого-лодь и без достаточной одежды, а ваше начальство нажи-вается на этом. Нередко вас бьют, и оскорбляют, и унижают, а вы должны покорно сносить все это...

Солдаты, поймите, что царь и чиновники, которые убивают вашими руками народ, а вас делают палачами, что они-то и есть главные враги отечества. Помните: ка-ково народу, таково и вам. Будьте защитниками народа: когда вас пошлют против народа, присоединяйтесь к нему и убивайте врагов».

В глубоком подполье, в условиях жесточайших пресле-дований большевики сумели за годы революции издать сотни тысяч экземпляров таких воззваний.

Огромное идейное воздействие на войска партия оказывала через свою печатъ. В 1905 -1907 гг. большевики издавали более 100 легальных и нелегальных печатных органов. Проблемы борьбы за войско находили в них широкое и разностороннее отражение. Центральные органы большевиков - газеты «Вперед» и «Пролетарий», продолжая славные традиции старой «Искры», неустанно нацеливали партийные организации на усиление большевистского воздействия на солдат, подчеркивали чрезвычайную важность отвоевания вооруженной силы у самодержавия. Большевистские газеты публиковали статьи В. И. Ленина, воззвания к солдатам, широко перепечатывавшиеся на местах в виде листовок, солдатские письма, сообщения о важнейших событиях в армии, практические советы о том, как вести пропаганду и агитацию в войсках, как организационно сплачивать передовую часть армии против самодержавия. Газеты широко знакомили солдатские массы с революционными выступлениями пролетариата и крестьянства, звали их поддержать борьбу своих братьев, объединяться с ними против общих врагов.

Однако развитие и углубление революции требовало поиска новых, еще более действенных форм борьбы за армию. Они получили воплощение в строительстве широкой сети военных большевистских организаций и создании специальной партийной печати для солдат и матросов. В 1905 г. в армии уже действовало 27 большевистских организаций, в 1906 г. - 48, в 1907 г. - 51. Общее число работавших в них солдат и матросов превысило 15 тыс. Военные организации большевиков за годы ре-волюции наладили издание около 30 партийных газет.

Военные организации позволили партии не только усилить и расширить агитацию в войсках, сделать ее более действенной, доходчивой для солдат, многообразной по содержанию и форме, но и, что особенно важно, закрепить идейное влияние большевиков в организационном отношении. Партийные ячейки в войсках стали центрами притяжения всех передовых элементов, их объединяющей силой. Внутри армии была создана густая сеть военных органи-заций, «военок», как их называли солдаты и матросы. Подавляющая часть «военок» образовалась в гарнизонах, размещавших-ся в крупных рабочих центрах или вблизи них - в Петербурге, Кронштадте, Гельсингфорсе, Москве, Риге, Ревеле, Варшаве, Харькове, Киеве, Одессе, Севастополе, Ростове-на-Дону. Тем самым наглядно подтверждалась определяющая роль рабочего класса в политическом просвещении и организационном сплочении демократического большинства армии.

Руководимый партией, рабочий класс настойчиво вне-дрял в солдатские массы политическое сознание, направлял в войска большое количество агитаторов и пропаган-дистов, революционной литературы, обеспечивал военные организации и солдатские газеты кадрами руководителей, материальными средствами, передавал солдатам и матросам свой богатый опыт революционной борьбы. История показала, что сила и организованность солдатского движения были прямо пропорциональны степени влияния со стороны рабочего класса и его партии.

Партия большевиков широко опиралась на рабочих, которые были мобилизованы в армию в связи с русско-японской войной. Из них выдвигались самые опытные кадры пропагандистов и агитаторов, стойкие и последовательные вожди солдатской массы. Уровень революционной активности войск находился в прямой зависимости от удельного веса в них рабочей прослойки. Именно наи-большая насыщенность военного флота пролетарскими элементами определила его особенно активную роль в первой и последующих русских революциях. Самые мощные антиправительственные выступления в 1905 -1907 гг. произошли именно на флоте - восстания на броненосце «Потемкин» (июнь 1905 г.), на боевых кораблях Черноморского флота с участием матросов и солдат Севастопольского гарнизона (ноябрь 1905 г.), на кораблях и в частях Балтийского флота в Свеаборге и Кронштадте (июль 1906 г.), во Владивостоке (октябрь 1907 г.). Военные моряки первыми поднялись на вооруженную борьбу с самодержавием и последними ее закончили.

Опираясь на пролетарские элементы внутри армии, на помощь и поддержку всех сознательных рабочих страны, большевики использовали в борьбе за войско богатый арсенал средств. Наряду с массовым изданием листовок и другой агитационной литературы для солдат в идейной борьбе за армию успешно применялась организация широкой сети подпольных газет. Крупнейшими из них являлись: «Казарма» (Петербург), фактически выполнявшая роль центрального военно-партийного органа, «Солдатская жизнь» (Москва), «Голос солдата» (Рига), «Солдат» (Либава) и др. Они стали в руках партии сильнейшим рычагом революционного воздействия на войско.

Широкий размах приобрела устная агитация. Во мно-гих местах по примеру рабочих массовок практиковались митинги-сходки солдат и матросов. Они устраивались в поле, в лесу, иногда даже в казармах и охранялись от полицейских ищеек самими солдатами. На них собиралось нередко по 50-100 и более человек. Большевистские агитаторы знакомили солдат с героической борьбой рабочего класса, разоблачали попытки царизма использовать войско в качестве палача народной свободы, пособника полиции и черной сотни, звали солдат объединяться с народом против ненавистного самодержавия. В обсуждение втягивалась солдатская масса, из рядов которой постепенно выдвигались умелые агитаторы.

Митинги-сходки солдат и матросов особенно участи-лись осенью 1905 г., когда грозная волна пролетарских выступлений заставила перепуганного самодержца обна-родовать печально знаменитый Манифест от 17 октября. Партия большевиков сразу же воспользовалась неко-торым ослаблением полицейского гнета. В октябре-декабре 1905 г. в армии произошло уже около 100 митингов и демонстраций.

По инициативе большевиков военнослужащие усилен-но привлекались к участию в рабочих митингах и мани-фестациях. Это была исключительно эффективная форма политического воспитания солдат и матросов. Окунаясь в раскаленную атмосферу пролетарского движения, встречаясь лицом к лицу со своими братьями-рабочими, они быстрее проникались сознанием, что борьба пролетариата - это и их дело, что необходимо объединять усилия в общем натиске на самодержавие, перенимать способы революционной организации. И хотя совместные митинги рабочих и солдат из-за ожесточенного противодействия самодержавия не смогли получить полного развития, им принадлежало будущее. Они в огромных масштабах применялись партией в 1917 г. и принесли выдающиеся результаты.

«Малой формой» агитационной работы большевиков являлись нелегальные солдатские и матросские кружки. Это были своего рода курсы по подготовке пропагандистов и агитаторов в войсках. Как правило, немногочисленные по составу, они объединяли наиболее политически развитых солдат и матросов и имели целью подготовку вожаков солдатской массы. Проводились они тайно или в казармах, или на городских конспиративных квартирах. На занятиях разъяснялись политические цели партии большевиков, пути их достижения, классовое назначение армии, необходимость развития революционного движения в войсках, его объединения с борьбой пролетариата.

Широко использовались массовые мобилизации в армию. Среди мобилизуемых было много активных участ-ников революционных выступлений, приносивших с со-бой в казармы нелегальную литературу, дух протеста против существующего строя, стремление к активным политическим действиям. Призванные в армию члены партии получали задания устанавливать связи с партийными организациями по месту службы, вести в своих частях агитационную работу, создавать новые большевистские ячейки.

В период подъема стачечной волны и открытых сражений с самодержавием партия начала применять физическую борьбу за войско. Встречи лицом к лицу демон-странтов, стачечников и повстанцев с карательными войсками во многих случаях вызывали среди солдат колебания, стихийный отказ чинить расправу над голодным и обездоленным народом. Пользуясь благоприятной психологической обстановкой, большевики устраивали летучие митинги, братания с солдатами, помогая им арестовывать и устранять противодействующих этому офицеров и переходить на сторону народа. Только за октябрь-декабрь 1905 г. произошло более 50 случаев выступлений солдат против офицеров и в 40 случаях они отказались от выпол-нения полицейских функций.

В. И. Ленин придавал большое значение физической борьбе за войско и признавал, что большевики еще не сумели использовать имевшиеся у них силы «для такой же активной, смелой, предприимчивой и наступательной борьбы за колеблющееся войско, которую повело и провело правительство». Партия учла этот урок и успешно применяла физическую борьбу за войско в дни Февральской революции.

Идейное воздействие на армию большевики подкреп-ляли и дополняли организацией революционных сил в войсках. Главную роль в выполнении этой задачи играли большевистские «военки». Однако необходимость вовлечения в революционное движение самых широких солдатских масс требовала создания других органов, которые бы объединяли не только большевиков, но и беспартийных. Такими органами явились Советы солдатских депутатов. По примеру и при поддержке рабочих Советов они возникли в Москве, Варшаве, Севастополе, Красноярске, Чите, Владивостоке. Большевики сразу же взяли курс на всемерное сближение солдатских революционных органов с пролетарскими, стремясь организационно закреплять складывавшийся союз рабочих с передовой частью войска.

В. И. Ленин требовал включения в Советы рабочих депутатов представителей от солдат и матросов. Однако численность Советов, возникших в войсках, намного уступала числу Советов рабочих депутатов, что наглядно отра-жало значительное отставание солдатского движения от пролетарского по уровню сознательности и организованности. В ходе трех русских революций эти органы демократического большинства армии вместе с Советами рабочих и крестьян развились в мощную и всеохватывающую систему, которая сыграла определяющую роль в победе Октября.

Наряду с Советами в войсках создавались революци-онные комитеты, инициативные группы и другие выбор-ные органы солдат и матросов. Из 195 выступлений, ко-торые произошли в армии в октябре-декабре 1905 г. 48 сопровождались созданием солдатских организаций. Во многом они еще были не оформлены, но в последующих революциях их развитием стали солдатские комитеты.

Однако в подавляющем большинстве случаев (более 75 процентов) выступления солдатских масс еще не приводили к созданию руководящих органов, что особенно ярко показывает стихийный характер выступлений солдат. Большевики стремились преодолеть изолированность солдатского движения, связать его с борьбой революционных масс. Эти усилия принесли ощутимые плоды. Так, в последние три месяца 1905 г. более 1/4 солдатских выступлений характеризовались установлением связи с рабочими и другими слоями трудящихся. Идея союза пролетариев и одетых в серые шинели тружеников деревни медленно, но верно прокладывала себе дорогу.

Солдатская масса, протестуя против офицерского произвола и невыносимых условий жизни, восприняла от рабочего движения такую форму борьбы, как предъявление требований начальству и забастовки как средство их осуществления. В 1905 -1906 гг. произошло более 170 таких выступлений. Требования носили не только экономический, но и политический характер. Партия большевиков стремилась превратить забастовочное движение солдат в вооруженные выступления. В 1905 -1906 гг. в войсках произошло более 100 таких выступлений. В подготовке и осуществлении многих из них большевики играли самую активную роль. Они вно-сили сознательность и организованность в стихийное сол-датское движение, разрабатывали и осуществляли планы выступлений. Если на первом этапе революции 1905 - 1907 гг. преобладали вооруженные действия стихийного характера, то впоследствии элемент организованности в них значительно возрос. Организованные вооруженные выступления в момент высшего подъема революции составляли от 1/3 до 1/2 их общего числа.

Большевики стремились также обеспечить одновременность выступлений солдат и матросов с выступления-ми пролетариата против самодержавия. И в этом они достигли определенных успехов. На высший подъем революции в октябре-декабре 1905 г. приходится наибольшее число различных, в том числе и вооруженных, анти-правительственных выступлений в войсках.

Однако солдатское движение, будучи в основном кре-стьянским, в момент высшего подъема пролетарской борьбы не смогло полностью раскрыть своих возможностей и потому не оказало надлежащей поддержки пролетарскому натиску на самодержавие. Солдатская масса медленнее и труднее втягивалась в революционное движение. В 1906 г., когда рабочее движение пошло на убыль, в армии еще продолжалось интенсивное революционное брожение. За этот год произошло 166 антиправительственных выступлений солдат и матросов, в том числе 32 вооруженных. В результате между двумя революционными потоками - рабочим и солдатским - произошел определенный разрыв, что ослабило общий фронт борьбы против царизма. Основной причиной этого явилась еще недостаточная прочность союза рабочего класса с революционной массой солдат.

В. И. Ленин постоянно напоминал о необходимости объединения восстаний рабочих и солдат. Получив известия о восстании на броненосце «Потемкин», он направил в Одессу представителя ЦК партии М. И. Васильева-Южина с директивами во что бы то ни стало связать потемкинцев с рабочими массами Одессы, организовать их совместные действия. Однако ленинский посланец опоздал, «Потёмкин» раньше ожидаемого вышел в море.

Осенью 1905 г., когда партия большевиков развернула подготовку к вооруженному восстанию, объединение революционных сил рабочих и солдат стало одной из боевых задач. В ноябре Петербургский Совет по предложению В. И. Ленина призвал солдат организоваться и в решающий момент стать в ряды восставших. Руководимый большевиками Московский Совет рабочих депутатов на-кануне восстания в городе неоднократно обращался к солдатам гарнизона с призывом быть готовыми по сигналу открыто перейти на сторону рабочих. Такую же линию проводили большевики Польши, Прибалтики, Донбасса, Кавказа, Сибири и других районов страны.

В период спада революции партия делала все, чтобы предотвратить несвоевременные, оторванные от рабочего движения выступления солдат и матросов, сохранить накоплявшуюся в войсках революционную энергию к решающему моменту. В июле 1906 г. Петербургский комитет РСДРП, узнав о подготовке вооруженного восстания в Свеаборге и считая его преждевременным, по предложе-нию В. И. Ленина направил туда делегацию видных партийных работников, которой поручалось добиться отсрочки восстания. В случае невозможности предотвратить его делегаты должны были принять самое деятельное участие в руководстве восстанием, с тем чтобы придать ему организованный и наступательный характер.

Партия большевиков последовательно выступала против стихийных, разрозненных действий, которые вели к напрасной трате революционных сил.

Военная деятельность партии в революции проходила в непримиримой идейной борьбе против оппортунизма меньшевиков, с одной стороны, и левацкого авантюризма - с другой. Меньшевики, исходя из своей концепции о буржуазном характере русской революции, усиленно тянули пролетариат и его союзников к идейному подчинению буржуазному либерализму. Они всячески противодействовали объединению вооруженных отрядов рабочего класса и революционной части армии. Признавая на словах необходимость перехода солдат и матросов на сторону народа, они мыслили этот переход как стихийный процесс и дело далекого будущего, а деятельность боль-шевиков в армии клеветнически именовали «заговорщи-чеством» и «экстремизмом».

Хвостизм и оппортунизм меньшевиков дорого обошелся революции. Не одно выступление солдат и матросов было предано их трусливой, половинчатой, соглашательской политикой. Эта политика, как известно, получила за-конченное выражение в печально знаменитом изречении Плеханова «Не надо было браться за оружие». Ленин гневно заклеймил это трусливое назидание кающегося интеллигента, стремящегося поскорее подделаться к временному упадку революции, бросить «революционные иллюзии» и взяться за «реальное» крохоборство.

Ярким показателем противоположного подхода большевиков и меньшевиков к проблемам борьбы за армию служит отношение их к офицерству. Меньшевики всячески обходили оценку буржуазного классового состава офицерства и отрицали необходимость внесения в работу среди войска идеи классовой розни между «нижними чинами» из крестьян и рабочих и кучкой дворянских верхов. Революционную пропаганду среди офицерства они рассматривали как важную задачу, ставя целью превратить их в сознательных сторонников социал-демократиче-ской партии. Выдавая сокровенные замыслы меньшевиков, Плеханов заявлял: «Только участие офицеров в военных организациях положит конец этим бунтам (солдат и матросов - Авт.), представляющим собою непланомерную и непроизводительную затрату сил, нужных для ре-волюции». Меньшевики рассчитывали отдать руководство солдатским движением в руки буржуазно-помещичьего офицерства и тем ослабить это движение.

Большевики, верные классовому подходу к оценке общественных явлений, считали, что в революционном движении офицерство в целом играет реакционную роль. И даже сегодня не следует питать иллюзий по этому поводу. Сегодняшние военные пенсионеры, в большинстве своём настроенные просоветски, и офицеры действующие - уже далеко не одно и то же. Поэтому большевики не случайно отвергали идею создания самостоятельных социал-демократических организаций среди офицерства, в то же время подчеркивая важность привлечения отдельных оппозиционно настроенных офицеров в ряды революционной социал-демократии. Их спе-циальные знания и опыт могли оказать значительную услугу революции в момент вооруженного восстания.

Партия смело и последовательно проводила курс на классовое размежевание в армии, полностью оправдавшее себя в трех революциях. Опыт показал, что только клас-совый подход к различным социальным слоям армии, в том числе и к офицерству, может обеспечить правильную политику пролетарской партии в отношении каждого из этих слоев. Отношение революционных классов к офицерству может изменяться только в той мере, в какой изменяются его социальный состав и отношение к осво-бодительной борьбе трудящихся. Это надо хорошо помнить и в наше время.

В годы первой русской революции вооруженный оплот царского самодержавия был основательно расшатан, а пе-редовая часть армии включилась в борьбу на стороне ре-волюционного народа. За 1905 -1906 гг. в войсках про-изошло свыше 430 антиправительственных выступлений, в том числе более 100 вооруженных. По официальным данным, только в 1906 г. в этих выступлениях участвова-ло более 150 тыс. солдат и матросов при общей численно-сти армии немногим более 1 млн. человек. Если к этому количеству добавить по меньшей мере такое же число участников выступлений за 1905 и 1907 гг., то можно ут-верждать, что в революционное движение было втянуто не менее 300 тыс. солдат и матросов, т. е. почти 1/3 армии. Это был крупный успех пролетариата и его партии на пу-ти к отвоеванию вооруженной силы у господствующих классов.

Размах революционных событий, захвативших армию, косвенно характеризуют данные о репрессиях, которые царизм обрушил на солдат и матросов. По официальным данным, за три года революции было предано военным судам более 127 тыс. военнослужащих.

Военная работа партии выявила прямую зависимость революционного движения в войсках от рабочего, а также от крестьянского движения, определяющую роль пролетарской борьбы и пролетарского руководства в росте массовости, организованности и сознательности солдатских выступлений, необходимость теснейшего объединения этих революционных потоков. Революция доказала, что гарантом успешного решения этих задач является революционная марксистская партия. Только через нее рабочий класс способен осуществлять роль гегемона по отношению к солдатской, в большинстве своем мелкобуржуазной, массе, преодолевать ее колебания, неорганизованность, политическую неопытность, несознательность.

Большинство солдат еще не понимало, что только са-мое энергичное продолжение вооруженной борьбы, нис-провержение правительства и взятие власти является единственной гарантией успеха революции. У пролетарской же прослойки в армии еще «не было уменья взять руководство в свои руки, стать во главе революционной армии и перейти в наступление против правительственной власти».

Уроки революционной деятельности партии большевиков в армии и на флоте сегодня являются драгоценнейшим сокровищем для тех, кто не смирился с временной реставрацией капитализма в нашей стране. Всё дело в том, как мы сумеем распорядиться этим наследием. От этого зависит многое.

Юрий Воронин

Источник

«Я, рабочий, кандидат в депутаты государственной думы, готов бороться:

1. за реальное влияние трудового коллектива на оплату труда и производство

2. за индексацию заработной платы и пенсий на основе учета реальной стоимости потребительской корзины

3. за принятие обязательной нормы численности трудового коллектива для снижения нагрузки на рабочих. Образование реальных рычагов для борьбы не подконтрольных администрации профсоюзов против увольнений

4. за предоставление трудовым коллективам предприятий-банкротов права получить в свое распоряжение контрольный пакет акций с образованием «народного предприятия». Помощь народным предприятиям в обновлении оборудования, совершенствования производства и выходе на внутренний и мировой рынок

5. за развитие организованной борьбы рабочего движения. Поддержка независимых рабочих профсоюзов, таких, как боевой профсоюз «Защита», Конфедерация Труда России и др.

6. за массовое строительство государством и работодателем социального жилья и предоставление его работающим гражданам бесплатно. Капитальный ремонт за счет муниципалитета.

7. за право отзыва кандидатов избирателями, обязательная отчетность выборных органов перед трудящимися.»

И после этого редакция РП тут же, восторженно капая слюной, расписывается в своей вопиющей марксистской некомпетентности:
«Каждый из нашей редакции поддержал бы своим доверием пример настоящего борца, если бы встретил такую позицию кандидата.»

Начнем с того, что с точки зрения марксиста позиция изначально глупая.

1. Что такое «влияние»? Рабочий так или иначе, вне зависимости от того, чем он занимается, своим поведением «влияет» на оплату труда. А на производство он влияет непосредственно, по 8-12 часов каждый рабочий день. Рабочий влияет на оплату труда, когда жрет водку в рабочее время, когда выслуживается перед начальством, когда торгуется относительно тех или иных работ, когда хорошо или плохо выполняет порученные работы. Он влияет на производство, когда прогуливает с похмелья, саботирует и лениво трудится, когда некомпетентно лезет туда, где ему не хватает умений и знаний, когда приспосабливает рационализаторскую примочку к станку, чтобы легче ему было выполнять норму. Безо всяких громких слов и профсоюзов рабочий коллектив «влияет» в любой ситуации. Полагать иначе – значит ничего не знать о производстве. Вопрос лишь в МЕРЕ этого влияния и способах влияния. Но об этом ни слова не говорится. Потому пункт откровенно демагогический и удобный тем, что его можно считать выполненным, совсем ничего не делая. За ним вообще не стоит никакого конкретного содержания.

2. Опять-таки демагогический «учет стоимости потребительской корзины». Ладно бы рабочий – он по социальному положению невежда, но члены компартии должны б знать, что заработная плата – это не плата за «труд», а минимальный размер средств удовлетворения потребностей рабочего, чтобы он за станком не помер от голода. И, разумеется, каждый капиталист, нанимая работника, учитывает реальный размер стоимости потребительской корзины и на базе этого размера делает оценки относительно затрат на рабсилу. Другое дело, что оценки у каждого капиталиста разные в силу раздробленности производства и ситуации на рынке труда. Но тем не менее, фактически, этот «прогрессивный рабочий» пытается статус-кво выдать за нечто новое, чего следует добиться. Это очень удобно – требовать того, что и так уже есть. Другое дело, что стихийно рабочие требуют, чтобы их жизненный уровень индексировался в зависимости от стоимости потребительской корзины напрямую, а не был подвержен рыночным флуктуациям, когда он то уменьшается с инфляцией, то индексируется с задержкой по прихоти хозяина после того, как у него появятся проблемы с нехваткой персонала и он осознает, что ситуация на рынке рабсилы изменилась. Но подобный механизм попросту утопичен, ибо стоимость рабочей силы определяет не только стоимость минимально необходимого потребления, но и соотношение спроса/предложения на рынке труда. И никакое законодательство не способно победить этот экономический закон – бороться с экономическим законом законотворчеством, как показала практика, бессмысленно. «Серые» схемы зарплаты незаконны – и что? Фактически пять из шести предприятий платят «в серую». Плевал предприниматель на такие законы с высокого балкона. Это может на понимать рабочий, но редакция РП глубже средненеразвитого рабочего мыслить и не умеет.

3. Обязательная норма численности трудового коллектива – это попросту древний реакционный бред времен перехода от ремесленного производства к мануфактурам. Разорявшиеся ткачи-ремесленники писали в своих хартиях АБСОЛЮТНО ТО ЖЕ САМОЕ – требование принять билль о запрете мануфактур, с тем, чтобы законсервировать прежнюю производительность труда, а, следовательно, и обеспеченных работой кустарей. В данном случае мы имеем прямую аналогию – требование зафиксировать на одном уровне производственную технологию. Если в результате неких новаций численность требуемого трудового коллектива изменится - то профсоюзы будут активно тормозить прогресс. Требование «реальных рычагов» борьбы против увольнений абсолютно неконкретно и говорит о том, что автор попросту не знает, КАКИЕ они, эти рычаги, но тем не менее, требует их. Это как в ситуации с тем сусликом:
« - Видишь суслика?
- Нет.
- И я нет. А он есть». Точно так же подавляющее большинство «стихийных требований» рабочих – рабочие верят, что есть какие-то механизмы обеспечения им лучших условий жизни при капитализме, но не знают какие. А между тем суслика-то нет!
4. «Народные предприятия » - это чистейшей воды утопия, раскритикованная еще Марксом в «Нищете философии». Попытка Прудона «выкупить» у буржуазии предприятия ничем не хуже попытки «забрать брошенные буржуазией» предприятия. Особенно наивно звучат требования, чтобы буржуазное государство помогало им «стать на ноги». Прудон был более реалистом и не надеялся, что буржуазное государство будет кредитовать его «народные банки». Но российский «прогрессивный рабочий» куда мечтательнее романтичных французов 19 века. Будучи знакомым с работами классиков марксизма подписываться под этим можно разве что в невменяемом состоянии.

5. «Организованную борьбу рабочего движения» этот «прогрессивный рабочий» видит не далее профсоюза. Это, конечно, очень прогрессивно, но… для ситуации ранее 1847 года. После появления «Манифеста коммунистической партии» рабочая борьба считается достаточно организованной только в том случае, если она организована в политическую партию с научной идеологией– то есть, в коммунистическую партию. Это не просто аксиома для любого коммуниста, но и даже с вполне житейской логики ясно, что политическая партия гораздо лучше организует рабочее движение, чем профсоюз, так как высшая форма организации, которую общество имело до сих пор – это государство. Если рабочее движение будет государственно организовано, то есть, возьмет власть, то профсоюзы на этом фоне будут жалким аппендиксом, который можно в любой момент безболезненно вырезать. И решать государственно все проблемы рабочих куда как проще и удобнее, чем препираться с работодателем в профкомах. Но так далеко прогресс в мозгах редакции РП не зашел, и они предполагают осчастливливать рабочих до скончания веков через хитрожопых профсоюзных активистов, которые по продажности могут успешно конкурировать с проститутками.

6. Социальное жилье – единственный более-менее реальный пункт, который можно поддержать хоть из каких-то из тактических соображений. Хотя надо осознавать, что государство и работодатель в условиях рыночной экономики АВТОМАТИЧЕСКИ переложат строительство социального жилья на плечи пролетариата. Иными словами, это требование есть все тот же жилкооператив, когда рабочие своим ДОПОЛНИТЕЛЬНЫМ или ИЗЪЯТЫМ экономическими или насильственными мерами (т.е. через налоги) трудом будут строить себе жилище. Это может быть несколько дешевле рыночной стоимости жилья и объективно выгодней пролетариату, но НЕ БОЛЕЕ. Никакой коммунистической составляющей в этой мере нет. Коммунистическая программа относительно жилья сводится к трем пунктам:
- экспроприация излишнего жилья у буржуазии и распределение по нуждающимся,
- строительство жилья для распределения по потребностям на базе планового хозяйства.
- в конечном счете, отмена частной собственности на жилье в любых формах.
В самых катастрофических случаях социалистическое государство, не в силах наладить централизованное строительство моментально, на переходный период, может способствовать частному строительству в формах выделения участков и фондов для ИЖС или жилкооперативов, но этой мерой коммунисты ни коим образом не надеются решить жилищный вопрос. Это осознание, судя по тому, что пишется в прессе РКРП-РПК, напрочь отсутствует.

7. Отзыв и контроль депутатов - нормальное буржуазно-демократическое требование, которым полны прожекты либералов и консерваторов, анархистов и мелкобуружуазных социалистов, «технократов» и националистов. Каждый, кому не лень, сеет в массах надежды, что если депутата будут отзывать, то он будет принимать хорошие законы. В то время как такое формальное право само по себе ничего не дает, буржуазия находит способы этот отзыв использовать в своих интересах. Без диктатуры пролетариата такая мера – такая же фикция, как и «честные выборы». Партийная диктатура партии рабочего класса дает куда больше реальных возможностей для обеспечения лояльности депутатов интересам рабочих, но этого не понимают не только «прогрессивные рабочие», вокруг которых планирует РКРП-РПК объединять пролетариев. Коммунисты должны не скреплять своей подписью очередную мелкобуржуазную иллюзию, а разоблачать и пропагандировать диктатуру рабочего класса. Но постольку поскольку редакция РП напрочь отказалась от претензий партии на лидерство в рабочих массах, то и эту либеральную ерунду они имели глупость завизировать.

И даже больше – не просто подписались под чужой глупостью, но и подкрепили своей. На вопрос, что «делать» редакция с идиотской откровенностью записных ликвидаторов пишет:
«Так сделать, чтобы к следующим выборам был в их округе такой кандидат. На предприятии своем независимый рабочий профсоюз, с соседями в комитет спасения организоваться, нашей газете – материалами, деньгами и участием лучше помочь»

Все эти призывы напрямую противоречат задачам и целям той действительно коммунистической партии, которая является носительницей научного сознания, а не распространителей под маркой «компартии» кристаллизированного профсоюзного фетишизма «профком профкомычей».

Задачей коммунистической партии является МАКСИМАЛЬНОЕ ИСКЛЮЧЕНИЕ кандидатов с подобной программой, отражающей рабочее невежество и утопизм. Если нам удастся в каждом округе поставить в кандидаты коммуниста, который не будет нести ерунду про «народные предприятия», а расскажет рабочим, как взять власть и организовать производство на основе плановой экономики и уничтожении частной собственности, то это и будет достижением, а протолкнуть в кандидаты Вась с тремя извилинами и маниловщиной в программах, «зато из рабочих» - задача не сложная. Задачей коммунистов является также не наплодить профсоюзов на каждом квадратном километре и каких-то неясных комитетов спасения соседей от похмелья на троих, а организовать везде организации коммунистической рабочей партии, вооруженной научной теорией. А если уж если профсоюзы – то НИ В КОЕМ случае коммунисты не выступают и не выступали за независимые профсоюзы, коммунисты, наоборот, пытались каждый профсоюз сделать ЗАВИСИМЫМ ОТ ПОЛИТИКИ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ. Тот, кто выступает против этого – попросту антикоммунист. Про помогать газете материалами уморило со смеху – газета, которая просит читателей помогать ей материалами, мягко говоря, не может претендовать на роль «коллективного организатора и агитатора». Такой газете надо помогать не деньгами и участием, а мозгами. Правда, редакция про мозги ничего не написала. Наверное, не догадывается о том, что они крайне необходимы для издания газеты.
Это все, что можно узнать из этого номера про политику. Иными словами, во всем номере нет никакого намека про политику коммунистической партии. Если в прежние времена хоть какие-то намеки на политическую линию в РКРП-РПК еще проскальзывали, то теперь РП совсем отказалась даже от политической риторики и претензий на идейное лидерство. Этот дауншифтинг из партии, претендующей на носителя научной идеологии в послушного слугу мизерных профкомчиков весьма показателен для понимания, какую опасность несет оппортунизм любой организации, которая забыла про марксизм. С каждым годом партийцы забывали про него все больше и больше, и теперь совсем забыли, и рады как дети, что теперь они ничем не отличаются от рабочих по умственному развитию.

Это демонстрирует рубрика в газете «Политэкономия для «чайников»».

С потрясающей уверенностью сообщают они читателю новости, что в первобытнообщинном обществе добываемый продукт делили «поровну», а не по потребности, как думали классики марксизма. А источником распада первобытнообщинного строя было отпадение «необходимости общественного труда». Мало того, что они термин «общественный труд» перепутали с трудом коллективным, но и патологически не понимают, что необходимость и рентабельность коллективного труда не отпала, но с развитием отношений частной собственности на базе увеличения количества прибавочного продукта, достаточного для прокорма сторонней рабсилы, эти работы стали выполняться по-другому (например, рабами). История Древнего Египта ничему не научила редакцию. Хорош был бы Пугачев, если бы сообщил фараону такую новость, что отпала необходимость коллективных работы по ирригации долины Нила. Таким образом, тихой сапой из истории распада первобытной общины эти мудрецы исключили эксплуатацию, смоделировав этакий «рай частных собственников» - т.е. совокупность мелких частных хозяйств, слабо связанных общиной и живущих исключительно личным трудом. Эта модель подкрепляется утверждением, что развитие обмена происходило с неким «ростом частной собственности» (что это такое? Механическое увеличение количества объектов владения?). Потому что в реальности развитие обмена шло нога в ногу с увеличением количества прибавочного продукта, который требовал наличия института частной собственности. Если прибавочный продукт не увеличивался, и обмен хирел, даже если хозяйства увеличивали постоянный капитал (например, увеличивали количество строений или площадь запашки при истощении подсечных делянок, но в силу того, что объем прибавочного продукта оставался тем же, никакого расширенного обмена не получалось). Совершеннейшим идиотизмом звучит фраза: «обмен производился главами родовых общин – старейшинами, патриархами; то, что они обменивали, являлось достоянием общины, но постепенно старейшины стали присваивать это себе». Иными словами, во всем виноваты плохие старейшины, которые неэкономическим путем захватывали общинную торговлю. Я не знал, что делать – то ли смеяться тут, то ли плакать. Ибо еще Энгельс потешался над подобными «экономическими робинзонадами». На самом деле имел место обратный процесс – а именно, экономическое расслоение соседской общины и захват более богатой частью общинников власти в общине, формирование на этой базе государства для обеспечения частнособственнических отношений. Он сопровождался ПАДЕНИЕМ РОЛИ ОБЩИН как субъектов обмена и ростом обмена между ЧАСТНЫМИ ЛИЦАМИ. Настолько не владеть вполне общедоступным историческим материалом – это надо самому быть полнейшим чайником. И этот «ликбез» неграмотных другими неграмотными нужно было назвать «Политэкономия ОТ «чайников»». Так как в вопросах политэкономии редакция плавает с грациозностью утюга. Я даже не знаю, в каких таких источниках по первобытнообщинному строю редакция могла почерпнуть столь вопиющие перлы.

С такими знаниями вполне закономерна ликвидаторская позиция газеты – не имея возможности быть авангардом, партия пристраивается в хвост стихийных рабочих протестов. Тот факт, что те люди в руководстве ЦК, которых мы когда-то знали за поборников лидирующей роли партии в рабочем движении, даже не протестуют против подобного ликвидаторства, говорит о том, что из стремительного штопора РКРП-рпк вошла во флаттер (то есть, принципиально неуправляемый процесс разрушения) и даже при всем желании не может остановить вал подчинения партии мелкобуржуазной стихии, которая находит свое выражение в экономизме и профсоюзном фетишизме в ущерб политической борьбе за коммунизм.

Источник